История (Геродот; Мищенко)/1

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
История — Книга первая. Клио
автор Геродот, пер. Фёдор Герасимович Мищенко
Оригинал: древнегреческий, опубл.: V век до н.э.. — Перевод опубл.: 1887—1888. • Геродот. История в 9 кн. : в 2 т. / Пер., предисл. и указатель Ф. Г. Мищенко — Изд. 2-е, испр., доб. в предисл. и снабженное картами. — М., 1888. - Сканы: том 1, том 2

Введение и мифическая старина Лидии (гл. 1—5). История Лидии от Креза: переход власти от гераклидов к мермнадам. (6—13). Царствование Гигеса, Ардисы, Садиатты, Алиатты; отношения их к эллинам; случай с Арионом (14—25). Крез, посещение его Солоном. (26—33). Домашние бедствия Креза; испытания оракулов (34—52). Приготовления к войне с персами; обращение к афинянам и спартанцам и дела сих последних (53—70). Война с персами, падение Сард, порабощение мидян персами; судьба Креза (71—94). Азия до господства персов: владычество ассириян, история мидян; Кир до завоевания Мидии (95—129). Покорение мидян персами; нравы и обычаи персов (130—140). Города ионян и эолян (141—153). Завоевания Кира на материке и островах (154—177). Ассирия с Вавилоном, покорение Вавилона. достопримечательности Ассирии (178—200). Поход на массагетов; гибель Кира; нравы массагетов (201—210).

1. Нижеследующие изыскания Геродот Галикарнасец представляет для того, чтобы от времени не изгладились из нашей памяти деяния людей, а также чтобы не были бесславно забыты огромные и удивления достойные сооружения, исполненные частью эллинами, частью варварами, главным же образом для того, чтобы не забыта была причина, по которой возникла между ними война.

Персидские ученые утверждают, что виновниками распри были финикияне, именно: прибыв от так называемого Ерифрейского моря к нашему и поселившись здесь в той земле, которую занимают и теперь, финикияне немедленно обратились к мореплаванию в далекие страны; с египетскими и ассирийскими товарами они заходили в разные земли, между прочим и в Аргос. Аргос в то время был в нынешней Элладе первенствующим во всех отношениях государством. По прибытии сюда финикияне занялись продажей своих товаров. На пятый или шестой день, когда всё почти было продано, пришла на морской берег в числе других женщин дочь тамошнего царя Инаха но имени Ио, — так называют ее и эллины. Расположившись у кормы, женщины покупали товары, какие наибольше нравились каждой из них. Тогда финикияне, согласившись между собою, кинулись на женщин; большая часть их спаслась бегством, но Ио вместе с несколькими другими была захвачена финикиянами. Бросив женщин на корабль, они отплыли к Египту.

2. Так прибыла в Египет Ио, по рассказам персов; но не так повествуют о том эллины. По словам персидских ученых, это была первая обида. После того, продолжают они, несколько эллинов высадились у финикийского города Тира и похитили здесь царскую дочь Европу; племени эллинов персы не знают; должно быть, это были критяне. Таким образом за нанесенную финикиянами обиду эллины отплатили равною обидою. После этого новую несправедливость совершили эллины: на длинном корабле они прибыли в Эю, что в Колхиде, на реке Фасиде, и там, по исполнении возложенного на них поручения похитили царскую дочь Медею. Царь Колхиды послал было в Элладу глашатая с требованием дочери обратно и удовлетворения за ее похищение; по эллины на это отвечали, что финикияне не заплатили им ничего за похищение аргивянки Ио, а потому и колхидяне не получат от них никакого удовлетворения.

3. В следующем поколении, по рассказам персов, сын Приама Александр, узнав о случившемся, возымел желание похитить для себя женщину из Эллады, будучи вполне убежден в безнаказанности похищения, ибо не понесли же наказания похитители эллины. Похитил он Елену. Эллины прежде всего порешили отправит послов в Азию с требованием возвратить Елену и уплатить пеню за похищение. Но в ответ на эти требования им напомнили о похищении Медеи с укором, что сами они не заплатили никакой пени и на выдачу похищенной женщины не согласились, между тем как от других желали бы получить удовлетворение.

4. До сих нор с обеих сторон были похищения отдельных лиц, а с этого времени эллины становятся тяжко виновными: они вторгаются с войском в Азию прежде, нежели персы вторглись в Европу. Вообще похищение женщин персы считают делом наглецов, месть же за похищенных прилична, по их мнению, глупцам; благоразумным людям вовсе не подобает заботиться о похищенных, ибо женщины не были бы похищаемы, если бы не желали того сами. Вот почему обитатели Азии, говорят персы, и не обращали никакого внимания на похищение их женщин, между тем как эллины из-за одной женщины лакедемонянки собрали огромное войско и, придя в Азию, разрушили царство Приама. С этого-то времени персы всегда считали эллинов своими врагами: почитая Европу с эллинами за отдельную страну, они присваивают себе Азию с живущими в ней народами.

5. Так рассказывают персы, называя разрушение Трои причиною вражды своей к эллинам. Относительно Ио финикияне не согласны с персами. Не силою доставили они ее в Египет, рассказывают финикияне, но в Аргосе она вступила в связь с хозяином корабля, потом заметив свою беременность и не желая открывать ее, из страха перед родителями добровольно отплыла с финикиянами.

Таков рассказ персов и финикиян. Со своей стороны я не стану входить в рассуждение, так ли это было, или иначе, но назову лицо, которое считаю первым обидчиком Эллады, и буду продолжать мое повествование, одинаково обозревая малые и большие города, ибо большие некогда города сделались впоследствии малыми и наоборот: города, значительные в мое время, были прежде малыми. Я знаю, что человеческое счастье не постоянно, а потому и буду упоминать как о больших, так равно и о малых городах.

6. Крез был лидянин по происхождению, сын Алиатты, и владычествовал над народами по сю сторону реки Галиса, протекающего с юга между сириянами и пафлагонянами и изливающегося на севере в так называемый теперь Евксинский Понт. Из всех известных нам варваров Крез первый подчинил своей власти некоторых из эллинов, заставив их платить дань, а с другими вступил в дружбу. Покорил он ионян, эолян и живущих в Азии дорян, а друзей приобрел себе в лакедемонянах. Раньше царствования Креза всё эллины были свободны, ибо предшествовавшее задолго до Креза вторжение киммерияне, которые доходили до Ионии, не было покорением государств, а лишь хищническим набегом.

7. Припадлежа вначале Гераклидам, власть перешла потом в род Креза, к так называемым Мермнадам, следующим образом. Правителем Сард был Кандавла, именуемый эллинами Мирсилом, потомок Алкея, сына Геракла. Агрон, сын Нина, внук Бела, правнук Алкея, был из рода Гераклидов первым царем Сард, а Кандавла, сын Мирса, последним. Владыки, царствовавшие в этой стране раньше Агрона, происходили от Лида, сына Атиса, по имени которого назван целый народ лидийский, прежде называвшийся Меиопами. Они-то и облекли Гераклидов властью, доставшуюся им по изречению оракула. Гераклиды происходили от рабыни Иардана и Геракла, управляли страною в лице двадцати двух поколений на протяжении пятисот пяти лет, в непрерывной преемственности от отца к сыну до Кандавлы, сына Мирсова.

8. Этот Кандавла страстно любил свою жену и воображал поэтому, что владеет красивейшею в свете женщиною. У царя был копьеносец, сын Даскила, Гигес, к которому царь был весьма расположен; ему поверял Кандавла важнейшие дела свои и между прочим превозносил красоту жены. Немного времени спустя, — Кандавле суждено было погибнуть, — царь обратился к Гигесу с такою речью: «мне кажется, Гигес, ты не доверяешь моим словам о красоте жены, ибо слух у человека не так доверчив, как зрение: поэтому постарайся увидеть её обнаженною». В ответ на это Гигес вскрикнул: «неразумные речи слышу я от тебя, владыка! Неужели ты велишь мне посмотреть мою госпожу нагою? Ведь вместе с платьем женщина совлекает с себя и стыд. Давно существуют у людей прекрасные изречения; из них следует черпать уроки; в числе изречений есть следующее: 'всякий смотри свое". Я верю, что жена твоя красивейшая женщина, и пожалуйста не требуй от меня недозволенного».

9. Замечанием этим Гигес надеялся защитить себя от беды, потому что опасался, как бы отсюда не вышло для него какого несчастья. Но Кандавла возразил: «будь смелее, Гигес; не думай, что я предлагаю тебе это ради испытания, не бойся ничего и со стороны жены моей. Всё дело с самого начала я устрою так, что она и не заметит, когда ты будешь смотреть на нее: поставлю тебя в нашей почивальне за открытою дверью; тотчас за мною войдет в спальню к ложу и жена моя. Подле дверей стоит стул; раздеваясь она будет складывать на него свое платье одно за другим, а ты спокойно можешь ее осматривать. Когда она отойдет от стула к постели и обернется к тебе спиною, постарайся проскользнуть в дверь так, чтобы она тебя не заметила».

10. Видя, что уклониться нельзя, Гигес согласился. Когда пришла пора ложиться спать, Кандавла ввел Гигеса в почивальню, а вслед затем вошла и жена. Гигес глядел на нее, когда она, войдя в комнату снимала с себя платье. Когда же царица повернулась к нему спиною и направилась к постели, Гигес украдкой вышел вон. Но при этом жена Кандавлы взглянула на него и поняла, что всё устроено ее мужем; она сильно застыдилась, но не крикнула и не выдала себя, в душе затаив месть Кандавле. Дело в том, что у лидян, как у всех почти варваров, даже мужчина считает для себя большим позором, если его увидят нагим.

11. Итак, ничего тогда не обнаружив, она сохранила спокойствие; но на следующий день немедленно подготовила вернейших слуг своих и велела позвать Гигеса. Он пошел на зов, не подозревая, что жена Кандавлы знает что-нибудь о случившемся: и прежде он являлся каждый раз, когда царица звала его. При появлении Гигеса она обратилась к нему с такою речью: «я даю тебе, Гигес, на выбор одну из двух дорог, лежащих перед тобою. которую из них ты предпочтешь: или, убив Кандавлу, владей мною и всем лидийским царством, или ты умрешь тот час сам, чтобы впредь, в угоду Кандавле, ты не глядел на то, на что тебе не подобало. Поэтому должен погибнуть или он за то, что устроил это, или ты за то, что глядел на меня обнаженную и тем совершил недозволенное». Сначала речи царицы изумляли Гигеса, потом он умолял ее не принуждать его к такому выбору. Но та оставалась непреклонной, и Гигес увидел себя действительно вынужденным или убить своего господина, или умереть самому; он предпочел остаться в живых. «Так как ты заставляешь меня против воли убить моего господина», сказал тогда Гигес царице, «то научи, как нам напасть на него». Согласившись на это, она сказала: «нападение должно быть сделано с того самого места, с которого он показал тебе меня обнаженную, а смерть постигнет его во время сна».

12. Когда замысел был готов, и наступила ночь, Гигес последовал за царицею в почивальню; до этого момента его не отпускали, и ему не било никакого спасения от выбора — или умереть самому, или погубить Кандавлу. Дав в руки меч, царица скрыла Гигеса за тою самою дверью. Когда после этого Кандавла лег спать, Гигес вышел из-за двери, убил царя и таким образом завладел женою его и царством (об этом упомянул в ямбическом триметре и Архилох из Пара, живший в то же время).

13. Получив власть, Гигес упрочил ее за собою при содействии дельфийского прорицалища. Когда по случаю убийства Кандавды лидяне вознегодовали было и восстали с оружием в руках, тогда бунтовщики с Гигесом во главе помирились с остальными лидянами на том, что он будет царствовать над ними, если оракул признает его царем; если же нет, то он передаст царство обратно Гераклидам. Оракул признал Гигеса, и он после этого воцарился. Однако Пифия тогда же возвестила, что Гераклиды будут отмщены на пятом поколении Гигеса. Ни лидяне, ни цари их не обращали никакого внимания на изречение оракула, пока оно не исполнилось.

14. Так Мермнады получили власть, отняв ее у Гераклидов, а по воцарении Гигес послал в Дельфы многочисленные дары: сколько ни есть серебряных даров, большая часть их от него и находится в Дельфах. Кроме серебра, он пожертвовал в большом числе в золотые сосуды; в числе их наиболее достойны упоминания шесть золотых чаш. Весят они триста талантов и помещаются в сокровищнице коринфян; впрочем, говоря по правде, сокровищница эта есть дело не коринфского государства, но Кипсела, сына Еетиопа. Насколько мы знаем, Гигес первый из варваров после Миды, фригийского царя, сына Гордии, послал дары в Дельфы. Мида посвятил оракулу царский трон, сидя на котором он прежде творил суд, — замечательное произведение; трон находится на том самом месте, где и чаши Гигеса. То золото в серебро, которое подарил Гигес, дельфийцы называют по имени жертвователя Гигадою.

15. Сделавшись царем, Гигес тоже совершал военные походы на Милет и Смирну и взял нижний Колофон; впрочем тридцать восемь лет своего царствования он не ознаменовал ничем достославным. Поэтому ничего больше о нем я говорить не буду, упомяну только о сыне его Ардисе, царствовавшем после Гигеса. Ардис покорил Приену и ходил войною на Милет; в его царствование киммерияне, теснимые из своей родины кочевыми скифами, пришли в Азию и овладели Сардами, за исключением акрополя.

16. Ардису, царствовавшему сорок девять лет, наследовал сын его Садиатта и царствовал двенадцать лет, а за Садиаттою следовал сын его Алиатта. Этот последний воевал с Киаксарою, внуком Деиоки. и прогнал киммериян из Азии; он покорил Смирну, заселенную жителями Колофона, и напал на Клазомены. Однако отсюда он возвратился домой не так, как желал, по потерпев жестокое поражение. Другие важнейшие дела его царствования следующие.

17. Он вел войну с Милетом, унаследовав ее от отца. Отправившись с войском против Милета, он разорил город следующим образом: ежегодно в ту пору, когда на полях созревали плоды, он врывался с войском на городские земли; войско шло под звуки свирелей, струнных инструментов, с женскими и мужскими флейтами. Войдя в милетскую область, Алиатта не разрушал домов на тамошней земле, не сожигал их и не ломал в них дверей; дома оставлялись в покое, по каждый раз уничтожал деревья и посевы и затем возвращался назад. Так как море было во власти милетян, то правильная осада города была бы бесполезна; дома же щадил лидийский царь для того, чтобы милетяне, живя в них, имели возможность обсеменять и обрабатывать поля. а он снова своими нападениями опустошал бы обработанные земли.

18. Такого рода войну он вел одиннадцать лет, и за это время милетяне претерпели два жестоких поражения, одно на своей же земле, в Лименее, другое в равнине Меандра. В течение шести лет из одиннадцати лидянами управлял еще Садиатта, сын Ардиса, и в это время совершал походы в милетскую область; Садиатта же и начал ату войну. Остальные пять лет из одиннадцати, следовавшие за теми шестью, вел войну сын Садиатты Алиатта; приняв ее от отца, о чем сказано было выше, он. воевал с неослабною ревностью. Никто из ионян не помогал в этой войне милетянам, за исключением хиосцев, которые платили услугой за такую же услугу: раньше милетяне помогали хиосцам в войне их с ерифреянами.

19. Наконец на двенадцатом году, когда лидяне снова зажгли нивы, случилось следующее: лишь только поле занялось огнем, ветер направил пламя на храм Афины по прозванию Ассееской, и храм сгорел. На это не было сначала обращено никакого внимания, а по возвращении войска в Сарды Алиатта заболел. Так как болезнь его затянулась, то по совету-ли другого, или по собственному решению, он послал в Дельфы спросить божество о причине болезни. Пришедшим в Дельфы пифия сказала, что она не станет говорить им ничего до тех пор, пока они не восстановят храма Афины, сожженного в Ассесе, что подле Милета.

20. Я знаю это со слов дельфийцев. Милетяне впрочем прибавляют, что сын Кипсела Периандр, нежнейший друг тогдашнего милетского тирана Фрасибула, узнав об изречении оракула Алиатте. сообщил через посланца изречение это тирану для того, чтобы тот знал его и сообразно с ним вел бы свои дела.

21. Так рассказывают об этом милетяне. Между тем Алиатта, получив ответ оракула, тотчас послал глашатая в Милет для заключения мира с Фрасибулом и милетянами на такое время, какое потребовалось бы для сооружения храма. Посланец явился в Милет, а Фрасибул, будучи уведомлен заранее обо всем и зная намерения Алиатты, устроил следующее: весь хлеб, какой бил в городе у него самого в у частных лиц, он велел снести не площадь и предупредил милетян, чтобы они по данному им сигналу собирались всё вместе и шумными толпами ходили из дома в дом.

22. Устраивал и говорил так Фрасибул для того, чтобы глашатай из Сард увидел большую кучу хлеба, веселящееся население и известил бы об этом Алиатту. Так действительно и случилось. Когда глашатай увидел всё это, сообщил поручение царя своего Фрасибулу и возвратился обратно в Сарды, перемирие было заключено, как я узнаю, именно по этой, а не по какой-либо другой причине: Алиатта полагал было, что в Милете сильнейшая нужда в хлебе, и что жители его в крайне бедственном положении, а теперь вернувшийся из города глашатай принес вести противоположные и неожиданные. Когда перемирие было заключено на условии взаимной дружбы и союза, и в честь Афины было сооружено в Ассесе два храма вместо одного, Алиатта выздоровел. Так ведена была Алиаттою война с милетянами и с Фрасибулом.

23. Тот Периандр, который открыл Фрасибулу изречение оракула, был сын Кипсела. Он был тираном в Коринфе. По рассказам коринфян, а с ними согласны лесбияне, в жизни Периандра случилось чрезвычайное чудо, именно: на Тенар вынесен был на дельфине Арион мефимнянин, лучший в то время кифаред; он первый, насколько нам известно, составил дифирамб, дал ему имя и исполнил его в Коринфе.

24. Рассказывают, что этот Арион, проводивший большую часть жизни в Коринфе у Периандра, пожелал однажды посетить Италию и Сицилию, и стяжав там большие богатства, собрался отплыть в Коринф. Доверяя больше всего коринфянам, он нанял в Таренте коринфское судно и оттуда отъехал. На открытом море коринфяне вознамерились выбросить Ариона в море в завладеть его имуществом. Узнав об этом, Арион умолял их оставить ему жизнь и предлагал им свои богатства; но перевозчики были непреклонны и предложили ему или умертвить себя с тем, что они погребут его на суше, или кинуться немедленно в воду. В этом крайне трудном положении Арион просил, если уж так им угодно, дозволить ему спеть песню, стоя на корме в полном своем наряде; он обещал по исполнении песни умертвить себя. В ожидании удовольствия от пения лучшего певца перевозчики удалились от кормы корабля на середину его. Арион надел на себя полный наряд свой, взял в руки кифару и, став на досках кормы, исполнил песню высокого тона; по окончании песни оп как был, в полном одеянии бросился в море. Перевозчики поплыли дальше в Коринф, а дельфин, как рассказывают, взял Ариона на себя и вынес на Тенар. Выйдя на берег, он отправился в своем платье в Коринф и там рассказал всё, что с ним случилось. Не доверяя Ариону, Периандр содержал его под стражею, никогда не отпускал, но велел следить также и за корабельщиками. Как только судно прибыло, он позвал перевозчиков и расспрашивал их об Арионе; те отвечали, что он в Италии, здравствует, и что они оставили его благоденствующего в Таренте. Тогда Периандр показал им Ариона в том виде, как он бросился в море. Перевозчики были изумлены и на улики не могли ничего возразить. Так повествуют коринфяне и лесбияне, а на Тенаре находится пожертвованное Арионом медное небольшое изображение, сидящий на дельфине человек.

25. Лидийский царь Алиатта царствовал пятьдесят семь лет и умер по окончании войны с милетянами. За излечение от болезни он, второй из этого дома, пожертвовал в Дельфы большую серебряную чашу и железный спаянный подчашник; среди священных даров в Дельфах это последнее пожертвование заслуживает внимания; подчашник сделан Главком хиосским, единственным изобретателем пайки железа.

26. По смерти Алиатты власть наследовал сын его Крез на тридцать пятом году жизни; жители Ефеса были первые из эллинов, на которых оп пошел войною. Осажденные им ефесцы посвятили свой город Артемиде, в знак чего протянули веревку от ее храма к городской стене; расстояние между старым городом, который тогда был в осаде, и храмом семь стадий. Итак ефесцы первые подверглись нападению Креза; потом и остальные ионяне и эоляне испытали то же, одни за другими, причем каждый раз Крез выставлял новые предлоги, измышляя против одних тяжкие обвинения, против других ничтожные.

27. Когда таким образом Крез покорил всех азиатских эллинов и сделал их своими данниками, он задумал соорудить флот и напасть на жителей островов. Всё уже было готово к сооружению флота, когда по словам одних пришел в Сарды Биант из Приены, по словам других Питтак из Митилены, и известиями об Елладе приостановил постройку судов, именно: на вопрос Креза, нет-ли чего нового, гость отвечал: «островитяне, царь, скупают лошадей в большом числе, намереваясь идти войною на Сарды и на тебя». Полагая, что тот говорит правду, Крез заметил: «если бы боги внушили островитянам мысль идти на сынов лидийских на лошадях!» А гость на это сказал: «кажется, царь, ты сильно желал бы встретить островитян на суше конными, и ты совершенно прав; но разве ты не думаешь, что, прослышав о твоем намерении соорудить против них флота, они более всего пожелают напасть на лидян на море и отмстить им за тех эллинов не суше, которых ты обратил в рабство?» Как говорят, замечание это очень понравилось Крезу; он нашел его остроумным и убедительным и приостановил сооружение флота; с живущими на островах ионянами заключил после этого дружественный союз.

28. С течением времени покорены были Крезом почти всё народы, обитающие по сю сторону реки Галиса, за исключением киликиян и ликиян. (именно: лидяне, фригияне, мисяне, мариандины, халибы, пафлагонцы, фракияне, фины и бифины, кары, ионяне, доряне, эоляне, памфилы).

29. После покорения этих народов (и присоединения их к лидянам) стали приходить из Еллады в цветущие богатством Сарды всякие мудрецы по различным побуждениям; в числе их был и афинянин Солон, который составил афинянам по их поручению законы и потом в течение десяти лет путешествовал под предлогом любознательности, а на самом деле для того, чтобы не быть вынуждену отменить что-либо из составленных им законов. Сделать это без Солона афиняне не могли, потому что обязали себя грозными клятвами пользоваться данными им Солоном законами в течение десяти лет.

30. Итак, отправившись путешествовать ради этого и из любопытства, Солон прибыл в Египет к Амасиду и в Сарды к Крезу. Крезом он был принят радушно в царском дворце. На третий или на четвертый день по прибытии в Сарды, царские слуги по повелению Креза водили Солона по сокровищницам и показывание ему всё богатства, всю роскошь и великолепие царя. После того, как Солон всё это видел и внимательно рассмотрел, Крез сказали. ему: «о твоей мудрости и о твоих путешествиях, любезный афинянин, до нас доходит громкая молва; из жажды к знанию и из любопытства ты посетил многие земли, а потому я желал бы спросить тебя: видел ли ты уже счастливейшего человека?» Крез задал такой вопрос в уверенности, что счастливейший из людей он сам. Ничего этого не подозревая, Солон. чистосердечно отвечал: «афинянина Телла, царь». Изумленный Крез поспешно спросил: «почему же Телла считаешь ты счастливейшим?» Солон отвечал: «во-первых, родное государство Телла было счастливо; он имел прекрасных детей и дожил до той поры. когда у всех их дети родились и благополучно выросли; вовторых, средства к жизни были у него. по нашим понятиям, достаточные, а кончил он дни свои славною смертью, именно: во время сражения афинян с соседями при Елевсине он помог своим обратить врагов в бегство и умер мужественною смертью; афиняне похоронили его на государственный счет на том самом месте, где он пал, и почтили высокими почестями».

31. Когда подробными рассказами о счастливой судьбе Телла Солон еще больше возбудил внимание Креза, сей последний снова спросил его: кого же он считает вторым счастливцем, будучи уверен, что ему принадлежит по крайней мере второе место. «Клеобиса и Битопа», отвечал однако Солон. «Родом они аргивяне, имели достаточные средства к жизни и обладали такой физической силой. что оба вместе вышли победителями из состязания. Рассказывают об этом так: однажды в праздник аргивской Геры матери их настоятельно необходимо было приехать в повозке в храм богини; быки не подоспели во-время с поля, нужно было торопиться, тогда юноши сами наложили на себя ярмо и потащили повозку к храму на протяжении сорока пяти стадий; на повозке сидела мать их. Совершив это в виду праздничного собрания, юноши умерли прекраснейшею смертью, а божество показало на них, что для человека гораздо лучше умереть, нежели жить. Присутствовавшие аргивяне прославляли юношей за силу, а мать за таких детей; сама же мать. восхищенная подвигом сыновей своих и доставшейся ей на долю славой, молилась перед ликом богини о том, чтобы Клеобису и Битону божество даровало наилучшую человеческую участь. После этой молитвы они совершили жертву и участвовали в праздничной трапезе, потом заснули в том самом храме и более не вставали; таков был конец их жизни. Аргивяне сделали статуи юношей и пожертвовали в Дельфы, как изображения достойнейших людей.

32. Таким образом вторыми победителями в счастьи Солон призвал этих юношей. Тогда Крез с досадою вопросил: «неужели же, любезный афинянин, ты ни во что ставишь мое счастье и меня считаешь ниже простых людей?» Солон на это отвечал: «я знаю, Крез, что всякое божество завистливо и любит смуту, а ты спрашиваешь меня о человеческом счастьи. Как много в своей долгой жизни человек вынужден видеть того, чего он не желал бы видеть, и как много он должен испытать! Пределом человеческой жизни я почитаю семьдесят лет; эти семьдесят лет составляют двадцать пять тысяч двести дней, не считая вставочного месяца. Если же каждый второй год увеличить на один месяц для того, чтобы времена года точно совпадали с летосчислением, то на семьдесят лет получится вставочных месяцев тридцать пять, что составит тысячу пятьдесят дней. Из всех этих дней в семидесяти годах, а их двадцать шесть тысяч двести пятьдесят, ни один никогда не приносит с собою того, что другой. Таким образом, Крез, человек весь не более как случайность. Ты конечно очень богат и царствуешь над многими народами; но назвать тебя счастливым я могу не раньше как узнав, что век свой ты кончил счастливо. Ибо человек очень богатый ничуть не счастливее того, который имеет лишь насущный хлеб, если только первому не суждено, имея всё блага, счастливо кончить дни свои. Ибо многие очень богатые люди несчастны, тогда как многие другие с умеренным состоянием счастливы. Очень богатый, по несчастный человек превосходит счастливого, по мало имущего в двух только отношениях, а счастливый превосходит несчастного богача во многом. Тогда как первый имеет возможность удовлетворять своим страстям и перенести большую приключившуюся с ним беду, последний превосходит его в следующем: будучи не в состоянии удовлетворять страстям и переносить несчастья подобно первому, второй огражден от них своим счастьем; он не подвергается испытаниям, свободен от болезней, не впадает в несчастья, имеет детей, благообразен. Если ко всему этому конец жизни его прекрасен, то вот тебе тот, о ком спрашиваешь, человек, достойный назваться счастливым. Всё–таки ранее смерти его воздержись с приговором, не называй его счастливым, по лишь благоденствующим. Совмещение всего в одном лице невозможно подобно тому, как ни одна страна не довлеет себе во всем, но имея одно. нуждается в другом, и та страна наилучше, которая имеет больше всех. Подобно этому нет ни одного человека, довлеющего себе во всем: одно он имеет, в другом нуждается; кто владеет наибольшим числом благ до конца дней и в благополучии кончает жизнь, того, царь, по моему мнению, справедливо назвать счастливым. Во всяком деле следует смотреть на конец: многих людей божество ласкало надеждою счастья и потом ниспровергало их в конец».

33. Речи эти неприятны были Крезу; на Солона он посмотрел с пренебрежением и отпустил его; глупцом казался ему тот, кто не обращает внимания на настоящие блага и советует во всяком деле взирать лишь на конец.

34. По уходе Солона постигло Креза тяжкое возмездие от божества, как кажется, за то, что он почитал себя счастливейшим из всех людей. В первую же ночь во сне явился ему призрак и правдиво предсказал несчастья, грозившие его Сыну. У Креза было два сына; один из них был калека, глухонемой; другой во всем далеко превосходил своих сверстников; назывался он Атис. На этого-то Атиса и указало приведение Крезу, говоря, что он погибнет от раны, нанесенной железным копьем. Проснувшись и поразмыслив, Крез испугался приведения, тотчас женил сына и, хотя прежде Атис обыкновенно становился во главе лидийского войска, Крез не отпускал его больше в военные походы; равным образом велел перенести из зал в дальние покои дротики, копье и всякое иное оружие, чтобы оно со стен не упало на сына.

35. Во врем свадьбы сына в Сарды пришел человек, запятнанный невольным преступлением, с нечистыми еще руками; по происхождению фригиец, он был царского рода; пришел он в дом Креза и согласно тамошним обычаям просил об очищении. Крез очистил его. Обряд очистительный у лидян походит на тот же обряд у эллинов. Совершив обычное очищение, Крез стал расспрашивать гостя, откуда, и кто он: «кто ты, странник, из какой части Фригии пришел к моему очагу? Какого мужчину или какую женщину умертвил ты?» «Царь», отвечал гость, «я сын Гордия, внук Миды; имя мое Адраст, а умертвил я нечаянно родного брата и явился сюда, изгнанный отцом и лишенный всего». Крез на это заметил ему: «ты — сын друзей наших и пришел к друзьям; находясь в нашем доме, ты ни в чем не будешь нуждаться. Несчастье свое переноси терпеливо, и это послужит тебе на благо». Так он жил в доме Креза.

36. В это самое время на Олимпе в Мисии появился свирепый кабан; спускаясь с горы, он опустошал поля мисян. Много раз уже мисяне выходили на зверя, но не причиняли ему никакого вреда, напротив сами от него терпели. Наконец и Крезу пришли посланцы от мисян с просьбою. «В пашей земле, царь», сказали они, «появился огромный кабан, опустошающий наши поля; при всех усилиях мы не можем одолеть его. Теперь просим тебя, пошли к нам своего сына и избранных юношей с собаками, чтобы прогнать дикого зверя из нашей земли». Так просили они Креза, но царь, памятуя сновидение, сказал им: «о сыне моем больше и не вспоминайте; к вам не пошлю я его; он недавно женился и теперь занят супругой. Но я дам вам отборных лидян и всех моих охотничьих собак и прикажу приложить всяческие старания к тому, чтобы вместе с вами прогнать зверя из вашей земли».

37. Таков был ответ Креза, и мисяне остались довольны им. Но сын Креза слышал их просьбу и также пришел сюда. Так как отец отказался отпустить его вместе с мисянами, то юноша обратился к отцу с такою речью: «прежде, отец мой, лучшим и благороднейшим занятием моим било — ходить на войну, охотиться и тем снискивать себе славу. Теперь ты удерживаешь меня от войны и охоты: ни трусость моя, ни малодушие не озабочивают тебя. Какими глазами глядеть мне теперь на людей, когда я иду на площадь или возвращаюсь оттуда? Что станут думать обо мне наши граждане? Каким покажусь я жене моей? Что за мужа иметь во мне, подумает она? Поэтому или отпусти меня на охоту, или докажи мне, что иначе поступать не следует».

38. Крез на это отвечал: «я поступаю так, дитя мое, вовсе не из равнодушия к трусости в тебе или к какому иному недостатку, но потому что явившийся во сне призрак сказал мне, что ты не долговечен, и что умрешь от железного копья. Во внимание к сновидению я ускорил твою свадьбу; удерживаю тебя от предприятий и принимаю всевозможные меры к тому, чтобы при моей жизни сохранить тебя невредимым; ведь ты единственный у меня сын; другого, лишенного слуха от рождения, я не считаю».

39. Юноша на это отвечал: «тебе позволительно, отец, после такого сновидения оберегать меня. Но я осмелюсь сказать тебе, что кое-чего ты не постигаешь и в толковании сновидения заблуждаешься. По твоим же словам, сновидение предсказало мае смерть от железного копья, а разве у кабана есть руки или железное копье, которого следовало бы опасаться? Если бы сновидение сказало тебе, что я умру от зуба или от чего-нибудь другого подобного, тогда ты должен был бы делать то, что делаешь теперь; между тем привидение сказало: от копья. Поэтому отпусти меня: сражаться с людьми нам не предстоит».

40. «Сын, мой», заметил Крез, «этим объяснением сновидения ты отчасти убеждаешь меня; решение свое я изменяю и отпускаю тебя на охоту».

41. После этого Крез позвал к себе Адраста и сказал ему: «когда несчастная доля постигла тебя, Адраст, я не укорял тебя, очистил, приютил в моем доме и доставляю тебе всё нужное. Поэтому ты обязав заплатить мае добром за добро, содеянное для тебя раньше; я прошу тебя, береги моего сына, который отправляется теперь на охоту, как бы по дороге не напали на вас разбойники и не причинили бы ему какой беды. Помимо этого и тебе следует отправиться туда, где ты можешь отличиться: охота — исконное занятие в вашем роде, к тому же ты силен».

42. «При других обстоятельствах», сказал Адраст, «я не пошел бы на такое дело; при моем несчастьи не подобает идти в круг счастливых сверстников, и у меня нет к тому охоты; я воздерживался еще и по многим другим причинам. Но теперь, когда ты настаиваешь, и мне необходимо угодить тебе, я обязан отплатить тебе добром, я готов сделать это, а сын твой, которого ты поручаешь мне, будь уверен, возвратится невредимым, насколько то зависит от его охранителя».

48. После такого ответа Крезу Адраст и Атис вышли в сопровождении отборных юношей и собак. Подойдя к горе Олимпу и после поисков найдя зверя, они обступили его кольцом и метали в него копья. Тогда чужестранец, тот самый, который не задолго перед тем был очищен от убийства и носил имя Адраста, метнул копье, но попал не в кабана, а в сына Креза. Пораженный на смерть копьем, юноша таким образом оправдал предсказание призрака. Между тем кое-кто побежал известить обо всем Креза и, придя в Сарды, рассказал царю об охоте и о смерти сына.

44. При известии о смерти сына Крез пришел в исступление, больше всего жалуясь на то, что убийцею сына оказался тот самый человек, которого он очистил. Тяжко удрученный несчастьем, Крез взывал к Зевсу очистителю в свидетели того, что учинил ему гость, взывал к хранителю очага и дружбы, называя по имени одно и то же божество; хранителя очага призывал он потому, что принял странника, убийцу сына в дом свой и, ничего не предчувствуя, кормил его, хранителя дружбы потому, что отпустил сына вместе с чужеземцем, как со стражем его, а нашел в нем ненавистнейшего врага.

45. Затем явились лидяпе с трупом на руках: позади их шел убийца. Он стал перед трупом, протянул руки в знак покорности, предавая себя Крезу и умоляя убить его подле праха сына; он вспоминал свое прежнее несчастье, прибавляя, что он поверг в несчастье и того, кто его очистил, и что ему нельзя жить больше. Слушая это, Крез сжалился над Адрастом, как ни было велико собственное горе, и сказал: «признавая себя виновным в смерти моего сына, ты, чужеземец, даешь мне полное удовлетворение. Не ты — виновник моего несчастья, будучи лишь невольным исполнителем, но какое-нибудь божество, давно уже предварившее меня о случившемся». Сына Крез похоронил с подобающими почестями, а Адраст, сын Гордия, внук Миды, убийца родного брата и убийца сына очистителя, более всех людей, по его собственному убеждению, преследуемый роком, умертвил себя на могиле юноши после того, как водворилась там тишина.

46. В тяжкой скорби об утраченном сыне Крез два года ничего не предпринимал. Конец его скорби положили сокрушение могущества Астиага, Киаксарова сына, Киром, сыном Камбисы, и усилением персидского царства. Тогда он вознамерился приостановить, насколько возможно, дальнейшее усиление персидского царства, дабы не дать ему усилиться чрезмерно. Остановившись на этой мысли, Крез немедленно послал спросить оракулов эллинских и ливийских; одни посланцы отправились в Дельфы, другие в фокидские Абы, третьи в Додону; иные отправлены были также к Амфиараю и Трофонию, а иные к бранхидам в милетской земле. Таковы были эллинские оракулы, к которым Крез обратился за советом. К Аммову ливийскому он послал других лиц. Целью Креза было испытать правдивость оракулов, и затем, если они окажутся знающими истину, послать к ним вторично и спросить, предпринимать-ли ему поход против персов.

47. Для испытания оракулов Крез приказал отправлявшимся в путь лидянам поступить следующим образом: вести счет дням со времени выхода из Сард и в сотый день обратиться к оракулам с вопросом: что делает в это время лидийский царь Крез, сын Алиатты? Что бы ни сказали оракулы, вопрошающие должны записать ответы и доставить их Крезу. Об ответах остальных оракулов не говорит никто; но как только лидяне вступили в храм дельфийский и спросили божество так, как им было приказано, пифия в шестистопных стихах отвечала следующее: «я знаю количество песку и меру моря, я постигаю мысли глухонемого и слышу безгласного, ко мне дошел запах крепким щитом защищенной черепахи, она варится в медном сосуде вместе с мясом ягненка; медь разостлана внизу и медь положена сверху».

48. Записав изречение пифии, лидяне удалились и возвратились в Сарды. Остальные послы также явились туда с изречениями оракулов. Тогда Крез стал рассматривать записи, разбирая их одну за другою. Ни одна из них не удовлетворяла его; лишь узнав изречение дельфийского оракула, он проникся чувствами благоговения и веры, находя действительным оракулом только дельфийский, так как он один открыл то, что сделал Крез. Дело в том, что, отправив к оракулам вопрошателей, царь дождался назначенного дня и устроил следующее: изрубил вместе черепаху и ягненка и сам варил их в медном котле, будучи уверен, что ни придумать, ни угадать этого никто не сможет.

49. Таков был ответ, полученный Крезом из Дельф. Не знаю, что сказал лидянам оракул Амфиарая после того, как они исполнили установленные в храме правила, никто не говорит о том; только Крез убедился, что и это святилище имеет правдивого оракула.

50. После этого Крез умилостивлял дельфийское божество обильными жертвами, именно: он принес ему в жертву всякого рода животных по три тысячи голов, соорудил огромный костер и сжег на нем ложа частью позолоченные, частью посеребренные, золотые чаши, пурпурные плащи и хитоны; этим он надеялся вернее расположить к себе божество. Кроме того, царь велел всем лидянам участвовать в жертвоприношении, в какой мере каждый из них может. По окончании жертвоприношения он велел переплавить огромное количество золота, приготовить из него полукирпичи в числе ста семнадцати, каждый в шесть ладоней длины, в три ширины и в одну ладонь высоты; из них четыре кирпича из чистого золота, каждый в два с половиною таланта весом, остальные из белого золота, каждый весом в два таланта. Кроме того, он велел приготовить изображение льва из чистого золота весом в десять талантов. Когда горел дельфийский храм, лев этот упал с полукирпичей, на которых стоял, и лежит теперь в коринфской сокровищнице; весу имеет он шесть талантов с половиною, ибо три с половиною таланта расплавилось.

51. Сверх всего этого Крез послал в Дельфы две больших чаши, одну золотую, другую серебряную; золотая помещена была в храме на правой стороне от входа, серебряная на левой. Но и эти чаши во время пожара сдвинуты были со своих мест; золотая находится теперь в клазоменской сокровищнице и весит восемь с половиною талантов и двенадцать мин; серебряная, вмещающая в себе шестьсот амфор, стоит в углу предхрамия: чашу эту дельфийцы наполняют разбавленным вином в праздник феофаний. По словам дельфийцев, это — произведение Феодора из Сама, и я верю им, потому что оно выдастся из ряда обыкновенных. Крез послал еще четыре серебряных бочки, находящиеся в коринфской сокровищнице, а также две кропильницы, золотую и серебряную; на золотой начертана надпись, в которой неправильно лакедемоняне называют себя жертвователями ее. На самом деле и эта чаша дар Креза, а надпись начертал некто из дельфийцев в угоду лакедемонянам; имя его я знаю, но не назову. Лакедемонянами пожертвовано изображение мальчика, сквозь руку которого течет вода, а не кропильница. Вместе с этими дарами Крез послал еще и другие предметы, со всеми не обозначаемые отдельно, между прочим круглые литые вещи из серебра, золотое изображение женщины в три локтя вышиною; по словам дельфийцев, это женщина, пекшая хлеб для Креза. Наконец он пожертвовал ожерелья своей жены и ее пояс.

53. Таковы были дары Креза в Дельфы. Узнав о добродетелях и несчастьи Амфиарая, он послал ему золотой щит, золотое полновесное копье, В котором как древко, так и острие были равно из золота. Еще в мое время оба эти пожертвования находились в Фивах в храме Аполлона Исменского.

53. Тем лидянам, которые повезли эти дары в храмы, Крез наказывал спросить оракулов, начинать ли ему войну с персами, и не должно-ли ему соединить со своим какое-нибудь другое войско. Придя к тем оракулам, к которым были посланы, лидяне посвятили дары и потом вопросили оракулов в следующих выражениях: «царь лидян и прочих народов Крез, почитая эти оракулы единственными у людей, присылает вам дары, достойные ваших изречений, и спрашивает вас, вести-ли ему войну с персами и не соединиться-ли с каким-нибудь войском». Таков был вопрос их; ответы обоих оракулов были одинаковы, именно: если Крез предпримет войну против персов, то он сокрушит обширное царство; кроме того, оракулы советовали найти могущественнейших из эллинов и заключить с ними союз.

54. Услышав данные оракулами ответы, Крез остался вполне доволен, рассчитывая «сокрушить царство» Кира. Он послал снова к пифийскому оракулу и, узнав количество дельфийцев, одарил каждого из них двумя золотыми монетами. В благодарность за это дельфийцы даровали Крезу и лидянам на вечные времена преимущество перед всеми вопрошающими, свободу от дани, место в передних рядах на общественных празднествах; кроме того, каждому лидянину предоставлено было право сделаться дельфийским гражданином.

55. Одарив дельфийцев, Крез обратился к оракулу в третий раз: он стал спрашивать его особенно часто после того, как убедился в его правдивости. На сей раз он вопрошал, долговечна-ли его власть. Пифия на это отвечала: «когда мул воцарится над лидянами, тогда, слабоногий лидянин, беги к каменистому Герму, не останавливайся и не стыдись прослыть трусом».

56. Этому ответу Крез наибольше обрадовался, надеясь на то, что мул вместо человека никогда не будет царем лидян; следовательно ни он сам, ни дети его не потеряют власти. После этого царь старался узнать могущественнейших из эллинов с тем, чтобы войти с ними в дружбу. В поисках своих он открыл, что лакедемоняне и афиняне занимают первое место, одни в дорийском племени, другие в ионийском. Это были главные племена, издревле составлявшие одно пеласгийский народ, другие эллинский; одно из них никогда не переселялось, другое странствовало очень долго. При царе Девкалионе доряне занимали область Ффиотиду, а при Доре, сыне Эллина, область, что у подножия Оссы и Олимпа, называвшуюся Гистиэотидою; потесненные кадмеянами из Гистиотиды, они поселились на Пинде под именем македнов, впоследствии отсюда перешли в Дриопиду, а из Дриопиды наконец в Пелопоннес, где и названы были дорянами.

57. На каком языке говорили пеласги, в точности не могу сказать. Если позволительно делать заключение по тем из пеласгов, которые уцелели еще до нашего времени, живут выше тирренов в городе Крестоне и некогда занимали пограничные с нынешними дорянами земли, — они жили в нынешней Фессалиотиде, — равно по остаткам тех пеласгов, которые некогда жили вместе с афинянами, а потом заняли Плакию и Скилаку на Геллеспонте, равно как и по всем другим пеласгическим поселениям, которые более так не называются, если можно судить по этому, го пеласги говорили языком варварским. Если таково было и всё пеласгическое племя, то, значит, население Аттики, бывшее пеласгическим, с переходом в эллинов переменило и язык свой. Язык крестонян не похож ни на один из языков народов соседних, равно как и язык плакиян; но жители этих двух городов говорят одинаковым языком; очевидно они сохранили то самое наречие, на котором говорили при выселении в эти места.

58. С другой стороны для меня ясно, что эллины с самого начала и всегда говорили на одном в том же языке. Отделившись от пеласгического племени, они первоначально были слабы; но ничтожные вначале, они стали потом сильны, разрослись в несколько народов благодаря главным образом тому, что с ними соединились пеласги и многие другие варварские племена. Мне кажется, что во крайней мере раньше, будучи еще варварским, пеласгийский народ никогда не был ни особенно многочисленным, ни сильным.

59. Из этих двух народов аттический, как узнал Крез, был угнетен в раздроблен Писистратом, сыном Гиппократа, тогдашним афинским тираном. Когда Гиппократ в качестве частного лица присутствовал на олимпийском празднестве, он увидел чрезвычайное чудо: во время совершения жертвы поставленные им котлы, наполненные мясом и водою, закипели без огня, и вода потекла через край. Присутствовавший здесь лакедемонянин Хилон видел чудо и дал совет Гиппократу прежде всего не вводить в свой дом женщины я не иметь от нее детей; если же такая женщина у него уже ест, то второй совет-отпустить ее, а если она имеет сына, то отречься от него. Однако Гиппократ, как рассказывают, не пожелал следовать внушениям Хилона. У него после этого родился тот самый Писистрат, который во время междоусобной распри между паралами, и педиэями, — первые с Мегаклом, сыном Алкмеона во главе, вторые с Ликургом, сыном Аристолаида, — замыслил сделаться тираном и с этою целью образовал третью партию. Собрав около себя мятежников и на словах выдавая себя за вождя гиперакриев, он совершил следующее: изранив себя и мулов своих, он в повозке отправился в таком виде на площадь, как бы убегая от врагов, которые будто бы желали убить его на пути, за город, и упрашивал народ дать ему от себя какую-либо стражу. Раньше этого Писистрат прославился в войне с мегарянами тем, что взял Нисею, и другими громкими подвигами. Афинский народ дался в обман и выбрал для Писистрата из среды граждан несколько человек; они были впрочем не копьеносцами Писистрата, но дубиноносцами, потому что с дубинами в руках следовали за ним. С Писистратом во главе они подняли восстание и завладели акрополем. Писистрат таким образом достиг власти над афинянами; однако он оставил нетронутыми существующие государственные учреждения, не изменил законов и управлял государством правильно и честно согласно установившимся порядкам.

60. Царствовал он недолго: сторонники Мегакла и Ликурга пришли к соглашению между собою и изгнали Писистрата. Так он в первый раз овладел Афинами и потерял власть, потому что она не была еще упрочена. Однако по изгнании Писистрата противники его снова затеяли между собою распрю, и Мегакл, теснимый собственной партией, предложил Писистрату, не желает-ли он жениться на его, Мегакла, дочери и получить за это власть. Писистрат изъявил готовность и согласился на предлагаемые условия. Для возвращения в Афины соумышленники его придумали, по моему мнению, нелепейшее средство; эллины ведь давно уже отделились от варваров, были сообразительнее их и более свободны от глупой наивности, и однако же эти люди употребили в то время против афинян, которые считаются первыми по рассудительности среди эллинов. следующую хитрость: в деревне Пеании была женщина по имени Фия, красивой наружности и четырех локтей без трех пальцев росту. Надев на женщину полное вооружение, они поместили ее на колеснице, придали ей такое положение, в каком она казалась бы наиболее представительною, и так направились в город. Впереди бежали глашатаи, которые, прибыв в город говорили согласно данному им приказанию, такие речи: «афиняне, приймите Писистрата радушно; сама Афина почтила его больше, чем кого-либо, и теперь возвращает его на свой акрополь». Непрерывно повторяли они это на пути к городу; тотчас в деревнях разнеслась молва. что Афина возвращает Писистрата, и горожане поверили, что женщина эта-сама богиня; они молились ей и принимали Писистрата.

61. Захватив этим способом власть в свои руки, Писистрат во исполнения условия с Мегаклом женился на его дочери. Так как у него были уже взрослые сыновья, а род алкмеонидов считался проклятым, то Писистрат, не желая иметь детей от молодой жены, воздерживался от супружеской связи с нею. Жена сначала скрывала это, но потом рассказала матери, которая спросила ее об этом, а быть может и нет, а та передала своему мужу. Мегакл считал себя сильно оскорбленным и в гневе на Писистрата немедленно примирился с соумышленниками. Писистрат узнал о замыслах против него, со всем своим достоянием покинул страну, удалился в Еретрию и там устроил совещание с детьми. Взяло верх мнение Гиппии, именно что власть они должны приобрести снова. Тогда они стали собирать приношения от городов, которые раньше были чем-либо им обязаны. Многие города доставили им большие средства, фивяне превзошли в этом отношении всех. Потом, говоря кратко, по прошествии некоторого времени они приготовили всё к возвращению в Афины: из Пелопоннеса явились аргивские наемники, а из Накса присоединился к ним по доброй воле некто по имени Лигдамид, доставивший с собою денег и людей и обнаруживший величайшее усердие к делу.

62. Такт. на одиннадцатом году они выступили из Еретрии и явились обратно. В Аттике они прежде всего заняли Марафон. Когда они расположились в этой местности лагерем, к ним пришли из города соумышленники их, из деревень явились и другие люди, которым тирания била милее свободы; там они собирались. Находившиеся в городе афиняне не обращали никакого внимания ни на собирание средств Писистратом, ни на занятие им Марафона; только узнав, что из Марафона он двинулся на город, афиняне решились встретить врага. Со всем войском они вышли против возвращающихся и подле храма Афины Паллениды встретились с сообщниками Писистрата; оба войска расположились лагерем. В это время по божескому соизволению явился к Писистрату акарнан Амфилит, прорицатель, и в шестистопных стихах изрек ему следующее: «сеть заброшена и тенета расставлены, туда устремятся тунцы в лунную ночь».

63. Таково было предсказание вдохновенного прорицателя; Писистрат понял смысл изречения, доверился ему и повел войско. Афинские горожане были заняты в то время обедом; после обеда одни стали играть в кости, другие заснули. Войско Писистрата напало на афинян и обратило их в бегство. Когда афиняне бежали, Писистрату пришла счастливейшая мысль, чтобы они не могли собраться вновь, по оставались бы рассеянными: двум сыновьям своим он велел сесть на лошадей и послал их вперед; догнав бегущих, они передали им увещание Писистрата не бояться и вернуться каждому к родному очагу.

64. Афиняне вняли совету, и Писистрат. таким образом в третий раз овладел Афинами. На сей раз он укрепил власть многочисленным войском и доходами; часть их он получал из Аттики, часть от реки Стримона. От оставшихся в городе афинян он взял в качестве заложников сыновей их и поместил на Наксе; Писистрат покорил и этот остров, передав его Лигдамиду. Сверх этого он согласно изречению оракула очистил остров Дел следующим образом: на всем пространстве, какое можно было видеть от храма, он велел вырыть из могил трупы и перенести их в другую часть острова. Так Писистрат владычествовал над афинянами; из афинян одни пали в сражении, другие покинули родину вместе с алкмеонидами.

65. Вот что услышал Крез об афинянах и о тогдашнем их положении, а относительно лакедемонян узнал, что они спаслись от большой беды и вышли уже победителями из войны с тегеянами. В царствование Льва и Гегесикла в Спарте всё войны вели лакедемоняне счастливо, и только тегеяне одерживали над ними верх. Ранее этого они управлялись законами, менее совершенными, чем у каких-нибудь других эллинов, и не имели никаких сношений с иноземцами. Беспорядок сменился у них благоустройством таким образом: знаменитый спартанец Ликург отправился в Дельфы к оракулу и, лишь только вошел в храм, пифия сказала ему: «ты пришел, Ликург, в мой богатый храм, ты угодный Зевсу и всем обитателям Олимпа. Колеблюсь, как назвать тебя, божеством или человеком, думаю, скорее божеством, Ликург». Некоторые прибавляют при этом, что сама пифия поведала ему государственное устройство, которое существует теперь у спартанцев. По словам самих лакедемонян, Ликург принес законоположения из Крита в то время, когда был опекуном Леоботы, своего племянника и царя Спарты. Лишь только он сделался опекуном, немедленно изменил всё законоположения и следил за их ненарушимостью. Впоследствии Ликург устроил военное дело, составив сплоченные клятвою дружины, отряды по тридцати человек, в сисситии, наконец учредил эфоров и геронтов.

66. Таким-то образом лакодемоняне достигли благоустройства. Ликургу после смерти сооружен был храм и оказаны высокие почести. Так как лакедемоняне жили в стране плодородной и не скудно населенной, то быстро поднялись. и достигли благосостояния. Не желая долее оставаться в бездействии и считая себя сильнее аркадян, они обратились к дельфийскому оракулу с вопросом касательно всей Аркадии. Но пифия отвечала им: «ты требуешь у меня Аркадии? Многого требуешь; не дам тебе этого. Аркадия населена множеством людей, питающихся желудями, они тебе воспрепятствуют, сама же я не возбраняю. Дам тебе Тегею для размеривания шнуром, удобную для хоровых танцев, прекрасную равнину». Когда лакедемоняне узнали о таком изречении, они покинули мысль об остальных аркадянах и пошли войною на тегеян, захватив с собою и цепи; они полагались на двусмысленное изречение оракула и рассчитывали обратить тегеян в рабство. Однако лакедемоняне были побеждены в сражении, а попавшие в плен «меряли шнуром» тегейское поле с цепями на ногах и обрабатывали землю. Те самые цепи, в которые были закованы пленники, сохранились в целости в Тегее до нашего времени; они висят в храме Афины Алеи.

67. В прежних войнах с тегеянами лакедемоняне всегда терпели поражения, но во время Креза и в царствование Александрида и Аристона в Лакедемоне спартанцы приобрели перевес над тегеянами. Случилось это так: постоянно терпя поражение от тегеян, лекедемоняне послали в Дельфы спросить, к какому божеству следует им обратиться с молитвами для того, чтобы победить тегеян? В ответ на это пифия велела добыть кости Ореста. сына Агамемнона. Так как они не могли найти могилы Ореста, то послали снова вопросить божество, где покоится прах Ореста. Вопрошателям пифия отвечала следующее: «там в Аркадии, на ровной земле, где находится Тегея, дуют два ветра, возбуждаемые сильным давлением, удар и обратный удар, и беда лежит на беде, там дающая жизнь земля содержит в себе агамемнонова сына; его ты возьмешь с собою и будешь покорителем Тегеи». Но и после ответа оракула лакедемоняне столь же мало знали, где покоится прах Ореста, как и раньше, не смотря на всё старания отыскать его; наконец открыл его Лиха спартанец, один из так называемых «благодетелей». Благодетели — граждане, всегда старейшие в числе тех, которые выходят из класса всадников, по пяти ежегодно; в течение последнего года всаднического служения спартанцы эти рассылаются в различные местности ради общественной службы, и остановка в каком-либо месте им не дозволяется.

68. Из числа их и был Лиха, открывший в Тегее гробницу благодаря случайности и собственной сообразительности. В пору мирных отношений с тегеянами он зашел в кузницу, смотрел, как куют там железо, и удивлялся работе. Кузнец заметил его изумление и, приостановив работу, сказал: «если ты, лаконец, удивляешься обработке железа, то тем больше было бы твое изумление, если бы ты видел мною виденное. Вознамерившись сделать колодезь в своем дворе, я стал копать и при копании напал на гроб в семь локтей. Не допуская, чтобы когда-либо была люди большие теперешних, я открыл гроб и нашел, что покойник совершенно такой же длины, как и гроб; измерив, я снова засыпал гроб землею». Кузнец рассказывал, что видел, а слушатель вник в рассказ и заключил, что согласно изречению оракула это и есть Орест, заключил он так на следующем основании: два раздувальных меха кузнеца были ветры, наковальня и молот — удар и обратный удар, железо, которое куют, беда на беде лежащая, ибо, думал он, железо открыто на беду человеку. С такою догадкою Лиха явился в Спарту и рассказал всё лакедемонянам. Они для вида обвинили его в вымышленном преступлении и изгнали. Лиха пошел в Тегею, рассказал кузнецу о несчастьи и просил отдать ему в наем свой двор; кузнец не соглашался. Позже Лиха убедил таки кузнеца нанять ему двор; поселившись там, он разрыл могилу, собрал кости покойника и с ними удалился обратно в Спарту. С этого времени в каждом столкновении лакедемоняне оказывались гораздо сильнее тегеян и уже покорили себе большую часть Пелопоннеса.

69. Проведав обо всем этом. Крез послал в Спарту послов с подарками и с просьбой о союзе, поручая сказать лакедемонянам следующее: «Послал нас к вам Крез, царь лидян и прочих народов, с такою речью»: «так как, лакедемоняне, божество повелело мне вступить в дружбу с эллином, а я знаю, что вам принадлежит первенство в Елладе, то согласно изречению оракула обращаюсь к вам, желая быть с вами в дружбе и союзе без хитрости и обмана». Вот что Крез сказал лакедемонянам через послов, а лакедемоняне, выслушав ответ оракула Крезу, радовались прибытию лидян и заключили с ним клятвенную дружбу и союз, тем более, что раньше Крез оказал уже им некоторую услугу, именно: когда они посылали в Сарды за покупкою золота на изображение Аполлона, которое теперь находится на Форнаке в Лаконике, то Крез подарил им это золото.

70. Лакедемоняне согласились на союз с Крезом, как по этой причине, так и потому еще, что он избрал их друзьями предпочтительно перед всеми остальными эллинами; поэтому-то они готовы были принять предложение, лишь только Крез обратился к ним. Кроме того, они сделали для Креза медную чашу с украшениями по краям снаружи, желая отблагодарить его подарком за подарок; чаша вмещала в себе триста амфор. Однако до Сард она не дошла, о чем рассказывается двояко: по рассказам лакедемонян чаша на пути в Сарды подошла к Саму; жители острова узнали об этом, пришли на длинных кораблях и отняли чашу. Сами же самияне говорят, что перевозившие чашу лакедемоняне запоздали и, узнав, что Сарды и Крез уже в руках неприятелей. продали ее не Саме частным лицам, которые и пожертвовали чашу в храм Геры; по прибытии в Спарту продавшие рассказывали, будто они ограблены самиянами. Такова история чаши.

71. Крез не постиг оракула и предпринял поход в Каппадокию в надежде сокрушить Кира и персидское царство. Во время приготовлений к походу против персов к Крезу явился один из лидян по имени Санданид, он и прежде почитался за мудреца, а последним советом царю стяжал себе у лидян громкую славу, — и сказал: «ты, царь, готовишься в поход на тех людей, которые носят кожаные штаны и всю одежду имеют из кожи, живут в земле суровой, едят не столько, сколько хотят, а сколько имеют; вина не употребляют, но пьют воду, не едят ни фиг, ни других сластей. Если ты и останешься победителем, что возьмешь у такого народа, который ничего не имеет? Если же будешь побежден, потеряешь много: вкусив наших благ, они не пожелают отказаться от них и будут добиваться их неотступно. Я благодарю богов за то, что они не внушают персам мысли воевать с лидянами». Речи эти не убедили однако Креза. До покорения лидян персы действительно не знали ни роскоши, ни благосостояния.

72. Каппадокияне называются у эллинов сириянами. До владычества персов сирияне были подвластны лидянам, а потом Киру. Границу между царством мидийским и лидийским составляла река Галис. Вытекая из армянской горы и протекая сначала земли киликиян, она оставляет потом вправо матиенов, влево фригиян; пройдя через эти страны, река поворачивает на север и проходит между сирийскими каппадокиянами направо и пафлагонами налево. Таким образом река Галис отрезывает почти всю Азию. к нам обращенную, что тянется от моря против Кипра до Понта Евксинского. Полоса эта — шея названной страны; в длину она имеет пять дней пути для бодрого пешехода.

73. Крез начал войну с Каппадокией по следующим причинам: во-первых, он желал присоединить к своим владениям земли Каппадокии. во-вторых, и главным образом, доверяясь оракулу, он рассчитывал отмстить Киру за Астиага. Кир, сын Камбисы, покорил своей власти Астиага, сына Киаксары, царя мидян, шурина Креза. Шурином Креза стал он таким образом: толпа скифов номадов вследствие междоусобий удалилась в мидийскую землю в то время, когда мидянами управлял Киаксара, сын Фраорты, внук Деиоки. Сначала Киаксара принял скифов благосклонно, как молящих о покровительстве; он даже высоко ценил их и поручал им мальчиков для обучения языку их и стрельбе из лука. Прошло так некоторое время; скифы, ходя на охоту, всегда приносили что-либо с собою домой; однажды случилось, что они не принесли ничего, возвратились без добычи. Киаксара, видимо человек вспыльчивый, обошелся с ними чрезвычайно оскорбительно. Считая недостойным себя такое обращение Киаксары, они порешили зарезать одного из обучавшихся у них мальчиков, приготовили его так, как обыкновенно приготовляли дичь, и поднесли Киаксаре под видом охотничьей добычи, а после этого очень скоро удалились к Алиатте, сыну Садиатты, в Сарды. Так это произошло. Киаксара и сидевшие с ним за столом ели мясо мальчика, а скифы после этого искали защиты у Алиатты.

74. Алиатта на требование Киаксары не выдал скифов, откуда и возникла война между лидянами и мидянами и продолжалась пять лет. В этой войне многие победы были одержаны мидянами над лидянами, а равно лидянами над мидянами; между прочим имело место подобие ночной битвы. Война ведена была обеими сторонами с одинаковым счастьем, а на шестом году, когда они сошлись снова и загорелось сражение, день внезапно прекратился в ночь. Фалес Милетский предсказал ионянам эту перемену дня, определив заранее тот самый год, в котором затмение случилось. Когда лидяне и мидяне увидели ночь вместо дня, они приостановили битву и поспешили заключить мир между собою. Лица, примирившие их, были Сиеннесий киликиянин и Лабинет вавилонянин. Они ускорили заключение мирного договора и устроили сватовство, именно, посоветовали Алиатте выдать замуж дочь свою Ариению за Астиага, сына Киаксары, потому-де что без тесных уз не прочны и договоры. Самые договоры заключаются этими народами точно таким же способом, как в у эллинов, с тою однако разницею, что обе стороны разрезывают себе кожу на руках и друг у друга слизывают кровь.

75. Этого-то Астиага Кир покорил своей власти, не взирая на то, что тот был отцом его матери: причину этого я расскажу впоследствии[1]. Поэтому Крез негодовал на Кира, посылал к оракулу за советом, воевать-ли ему с персами, и когда был получен двусмысленный ответ, он признал его благоприятным для себя и пошел войною в персидские владения. Когда Крез подошел к реке Галису, отсюда, как я думаю, он перевел свое войско по лежавшим там мостам, а по рассказу, весьма распространенному у эллинов, перевел войско Фалес Милетский. Дело происходило будто-бы так: когда Крез был в затруднении, как ему перевести войско через реку, так как теперешних мостов тогда еще не было, то присутствовавший в лагере Фалес устроил так, что река, протекавшая до того времени с левой стороны войска, потекла теперь с правой. Сделал он это следующим образом: выше лагеря велел выкопать глубокий ров, имеющий вид полумесяца, чтобы река, отведенная в этом месте от своего старого русла в канаву, обтекла лагерь с задней стороны и, обойдя стоянку, снова возвращалась бы в первоначальное русло. Действительно, когда река таким образом разделилась, опа тотчас сделалась переходною с обеих сторон. Некоторые утверждают даже, что старое русло было совершенно высушено. Но с этим я не согласен, потому что каким же образом они перешли бы реку на обратном пути?

76. Перейдя с войском реку, Крез вступил в так называемую Птерию в Каппадокии. Птерия — укрепленнейший пункт в стране; находится она вблизи Синопы, почти у самого Понта Евксинского. Здесь он расположился лагерем и опустошал поля сириян. Город птериян он взял, а жителей его обратил в рабство, покорил также всё соседние города и изгнал ни в чем неповинных сириян. Между тем Кир собрал свое войско, присоединил к нему живущие на пути народы и выступил против Креза. Впрочем прежде, чем открыть сражение, он послал глашатаев к ионянам с предложением отложиться от Креза; но ионяне не приняли этого предложения. Когда Кир явился и расположился лагерем против Креза, у Птерии произошло ожесточенное с обеих сторон сражение; противники потеряли много убитыми, а по наступлении ночи разошлись, причем ни на одной стороне не было победы.

77. С одинаковым мужеством сражались оба войска. Но Крез находил свое войско малочисленным, и в самом деле оно было гораздо меньше кирова. Поэтому на следующий день, так как Кир не нападал более, Крез отступил в Сарды, решив привлечь египтян к союзу, — с Амасидом, египетским царем, он заключил союз еще раньше, нежели с лакедемонянами, — а также пригласить к участию вавилонян, которые состояли с ним в союзе; вавилонским царем был в то время Лабинет; наконец решил он объявить лакедемонянам, чтобы они в определенное время явились к нему. План его состоял в том, чтобы, соединив этих союзников и собрав собственное войско, выступить против персов после зимы в начале весны. С. такими планами возвратился Крез в Сарды, откуда послал глашатаев к союзникам, предлагая им явиться в Сарды на пятый месяц после этого. Войско свое, сражавшееся с персами, на сколько оно состояло из иноземцев, он отпустил всё, будучи уверен, что Кир после такого исхода битвы не решится более при подобных условиях напасть на Сарды.

78. В то время, как Крез занят был такими планами, всё предместие города наполнилось змеями, а лошади покидали свои пастбища, шли туда и поедали змей. Крез принял это за чудо, как оно и было на самом деле. Тотчас послал он вопросить телмесских толкователей чудес. Послы прибыли к гадателям, узнали от них смысл чуда, но не удалось уже сообщить ответ Крезу: прежде чем на обратном пути они достигли Сард, Крез был взят в плен. Телмессияне впрочем предсказали это, говоря, что чужое войско, следует ожидать, вторгнется в страну, покорит туземцев, потому что змея — дитя земли, а лошадь — неприятель и чужеземец. Телмессияне дали такой ответ Крезу уже в то время, когда царь был в плену, но они еще ничего не знали ни о Сардах, на о самом Крезе.

79. Когда после сражения при Птерии Крез отступил, и Кир узнал, что Крез намерен распустить свое войско по домам, он сообразил, что для него очень выгодно напасть возможно скорее на Сарды прежде чем лидийские войска будут вновь собраны. Задумано — сделано, так что Кир сам явился к Крезу вестником о войне. Крез пришел в сильное замешательство, потому что всё случилось совершенно противно его ожиданиям и расчетам, однако повел лидян на битву. В то время в Азии не било народа сильнее и воинственнее лидян; сражались они на лошадях, с длинными копьями в руках, и были прекрасные всадники.

80. Войска встретились перед городом Сардами на большой чистой равнине, по которой кроме других рек протекает и Гилл, изливающийся в наибольшую здесь реку по имени Герм; эта последняя вытекает из священной горы матери Диндимены и вливается в море подле города Фокеи. Когда Кир увидел перед собою ряды лидян, выстроившиеся к бою, он пришел в ужас от лидийской конницы и по совету мидянина Гарпага поступил следующим образом: всех верблюдов, которые следовали за его войском и были нагружены хлебом и разными запасами, он велел собрать вместе, снять с них ношу и посадить на них людей в вооружении всадников; затем он велел им идти впереди остального войска против конницы Креза; за верблюдами шла пехота, а за пехотою вся конница. Когда войско выстроилось в ряды, Кир убеждал воинов убивать беспощадно всякого попадающегося всадника, щадить только самого Креза даже в том случае, если он будет схвачен и станет защищаться. Такова была его речь. Верблюдов Кир поставил против лидийской конницы потому, что лошадь боится верблюда и не выносит ни вида его, ни запаха. Придумано всё это было с тою целью, чтобы сделать конницу Креза бесполезной для него, ту самую конницу, на которую Крез возлагал блестящие надежды. Но лишь только оба войска сошлись, лошади завидели верблюдов ив услышали запах их, как повернули назад, и надежды Креза исчезли. Однако и после этого лидяне не потеряли мужества: заметив испуг лошадей, они спешились и пешими сражались с персами. Только когда с обеих сторон пали многие воины, лидяне обратились в бегство, оттеснены были в акрополь и там осаждены.

81. Осада била начата. В надежде, что она продлится долго, Крез из акрополя снова послал послов к союзникам, ибо прежние приглашали союзников явиться на пятый месяц, между тем как высылаемые теперь должны были просить союзников явиться немедленно, так как Крез в осаде[2].

82. В числе других союзников посольство явилось и к лакедемонянам. В это самое время спартанцы были во вражде с аргивянами из-за Фиреи. Дело в том, что Фиреи эти принадлежали к Арголиде, но спартанцы отрезали их и присваивали себе. Аргивянам принадлежала также земля к западу от Арголиды до Малеи, как суша, так и Кифера и прочие острова. Аргивяне выступили на защиту отнимаемой у них части владений, и сошедшиеся неприятели условились в следующем: с обеих сторон будет сражаться только по триста воинов; какие ив них останутся победителями, народу тех в должна принадлежать спорная земля; обе армии должны были возвратиться по домам, каждая на свою родину, и не присутствовать при сражении. Последнее условие постановлено для того, чтобы побеждаемая сторона не была поддержана своим войском, если войска будут присутствовать. Войска разошлись; остались только избранные от обеих сторон, и враги сразились. Сражение велось с равным успехом; при наступлении ночи осталось из шестисот человек только трое: из аргивян Алкенор и Хромий, из лакедемонян Офриад. Двое аргивян, считая себя победителями, бежали в Аргос, между тем лакедемонянин Офриад снял доспехи с убитых, вооружение их доставил на место стоянки спартанского войска и завял там свое место. На следующий день обе стороны явились узнать, чем кончилось состязание, причем каждая сторона присваивала победу себе: одни потому, что из их числа осталось больше в живых, другие же потому, что указывали на бегство противников, тогда как их воин остался на месте и обнажил трупы врагов. Спор перешел в сражение, с обеих сторон много пало, и победителями остались лакедемоняне. С этого времени аргивяне стригли себе волосы, — прежде они обязаны были носить волосы длинные, — а постановили, что ни один аргивянин не отпустит себе волос, а женщины не будут носить золотых украшений до тех пор, пока Фирея не будет возвращена. Лакедомоняне сделали противоположное постановление: носить с этого времени длинные волосы, хотя раньше не носили таких. При этом говорят, что один из трехсот, оставшийся в живых, Офриад, считал для себя постыдным возвратиться в Спарту после того, как товарищи его пали в сражении, и в Фирее лишил себя жизни.

83. Спартанцы находились в этом положении, когда из Сард явился глашатай с просьбою помочь осаждаемому Крезу. Выслушав глашатая, спартанцы изъявили готовность помочь царю. Но когда приготовления были кончены, и корабли снаряжены, пришло другое известие, что крепость лидян взята и Крез в плену. Спартанцы приостановили сборы в виду этого тяжкого для них несчастья.

84. Сарды были взяты так: на четырнадцатый день осады Кир разослал всадников по стоянке с обещанием царской награды тому, кто первый взойдет на укрепление. Когда после этого всё войско сделало попытку приступа и потерпело неудачу, в среде отступивших оказался один из мардов по имени Гиройада, который решился взойти на укрепление в том пункте, где не поставлено было никакой стражи: в этом месте вовсе не боялись нападения, потому что стена здесь отвесна и неприступна; поэтому только здесь не велел прежний царь Сард Мелет пронести льва, которого родила ему наложница: по словам телмессиан, обнесение льва кругом акрополя должно было делать Сарды неприступными. Когда Мелет велел носить льва вокруг укрепления в тех местах, где можно было взойти на стену, он пропустил один лишь этот пункт, как отвесное и неприступное место; обращено оно к Тмолу. Итак, мард Гиройада видел накануне, как в том самом месте какой-то лидянин сошел со стены за шлемом, скатившимся сверху, и поднял его; заметил это Гиройада и решился: он взошел на укрепление, по следам его поднялись другие персы и, когда на стены взошли многие воины, Сарды были взяты и весь город разорен.

85. Такая судьба постигла Креза. У него был сын, о котором я уже упоминал[3] ), глухонемой, хотя во всех отношениях человек достойный, В минувшую пору своего благополучия Крез делал в придумывал всё для излечения сына: между прочим он посылал в Дельфы спросить о нем оракула. Пифия тогда ответила: «лидянин родом, царь многих народов, не в меру простодушный Крез, не желай слышать в доме речей твоего говорящего сына, речей, которые ты так жаждешь слышать; гораздо лучше оставаться ему глухо-немым, так как впервые он заговорит в роковой день». Во время взятия крепости кто-то из персов, не узнавая Креза, направился к нему с целью лишить его жизни. Заметив это, Крез, угнетенный постигшим его горем, оставался неподвижным, ибо равнодушно относился к смерти. Но глухонемой сын его, объятый ужасом при виде нападающего перса, воскликнул: «человек, не убивай Креза». В этот момент он заговорил впервые и уже до конца жизни владел речью.

86. Итак, Сарды были взяты, а Крез попал в плен. Царствовал он четырнадцать лет, четырнадцать дней находился в осаде и согласно оракулу разрушил свое собственное великое царство[4]. Захватив Креза, персы отвели его к Киру; тот велел сложить большой костер, взвести на него в оковах Креза вместе с четырнадцатью сыновьями лидян; делая это или во исполнение обета, или из желания посвятить богам первые плоды победы, или же потому, что знал Креза за благочестивого человека и хотел испытать, не спасет-ли его от сожжения какое-нибудь божество. Так велел сделать Кир. Стоя на костре подавленный бедствиями, Крез вспомнил вдохновенное изречение Солона, что никто не может считать себя счастливым раньше смерти[5]. При этом воспоминании Крез вздохнул и после продолжительного молчания трижды воскликнул: «Солон». Услыхав это восклицание, Кир велел переводчикам спросить Креза, кого зовет он, что переводчики и исполнили. На их вопросы Крез сначала отвечал молчанием и только после настоятельных требований отвечал: «много бы я дал, чтобы тот, кого я назвал, поговорил со всеми владыками». Ответ был неясен, и Креза снова стали расспрашивать о значении его слов; персы продолжали настаивать, беспокоили его; тогда Крез рассказал, как некогда пришел к нему афинянин Солон, осмотрел всё его великолепие, но всё богатства его ставил ни во что. При этом Крез добавил, что Солон предсказал ему всё, что с ним потом случилось, относя это впрочем не столько к нему лично, сколько вообще ко всем людям, особенно к тем, которые почитают себя счастливыми. Когда Крез говорил это, костер был уже зажжен и горел по краям. От переводчиков Кир узнал, что говорил Крез, и смутился при мысли, что он, человек, предал пламени живым другого человека, не менее счастливого, чем он сам; кроме того он устрашился и возмездия, памятуя, что у людей нет ничего постоянного. Немедленно Кир приказал затушить горящий костер, свести оттуда Креза и тех, что были там вместе с ним, но усилия потушить огонь ни к чему не приводили.

87. Тогда Крез, так рассказывают лидяне, узнав о перемене решения Кира и видя, что всё хотят потушить огонь, но не могут одолеть его, громко воззвал к Аполлону, говоря, что, если какие-нибудь дары его были угодны божеству, оно должно явиться и спасти его от смерти. С плачем взывал Крез. Вдруг на ясном, чистом небе показалось облачко, потом разразилась гроза, полил сильнейший дождь и затушил костер. Узнав таким образом, что Крез угоден богам и добродетелен, Кир велел свести его с костра и спросил его: «кто из людей, Крез, внушил тебе мысль идти войною на мои владения и стать моим врагом, а не другом?» «Я сделал это. царь, на счастье тебе и на горе себе. Виновно же в том эллинское божество, подвинувшее меня на войну, потому что нет никого столь нерассудительного, чтобы предпочесть войну миру: во время мира сыновья хоронят отцов, во время войны отцы хоронят сыновей. Но так угодно было богам».

88. После этого Кир велел снять оковы с Креза, посадил его подле себя и оказывал ему чрезвычайное почтение; глядя на Креза, дивился и сам Кир, и всё присутствовавшие. Крез был задумчив и молчал. Потом он повернулся в сторону и видя, как перси разоряют жилища лидян, заметил: «могу ли я тебе сказать, царь, что думаю, или должен молчать?» Кир ободрил его, предлагая говорить всё, что он желает. Тот спросил: «эта большая толпа народа, что она делает с таким рвением?» «Грабит твой город», отвечал Кир, «и расхищает твои сокровища». На это Крез заметил: «не мой город разоряют они и не мои сокровища расхищают; у меня ничего нет больше. Расхищают они твое достояние».

89. Кир смущен был речами Креза; он удалил всех и спросил его, что дурного находит он в происходящем. Крез отвечал: «так как боги сделали меня рабом твоим, то я считаю своим долгом поучать тебя в тех случаях, когда постигаю лучше других людей. Персы по природе своей не знают меры, но они бедны. Если теперь ты позволишь им грабить и присваивать себе большие деньги, то отсюда могут быть такие последствия: присвоивший себе наибольше восстанет потом на тебя. Поступи теперь так, как я скажу, если тебе угодно: из числа копьеносцев поставь у всех ворот стражей; пускай они отбирают сокровища у тех, кто будет выносить их, замечая, что десятую часть их необходимо посвятить Зевсу. Таким образом ты не будешь отнимать у них сокровища силою и не вооружишь их против себя; напротив они сознают, что ты действуешь справедливо и охотно отдадут взятое».

90. С большим удовольствием слушал Кир, находя совет Креза превосходным. Он осыпал его похвалами и, приказав копьеносцам сделать по совету Креза, сказал ему: «так как ты, Крез, царственный муж, готов сделать и посоветовать благое, то проси у меня подарка, какого хочешь; тотчас я дам тебе». «Ты доставишь мне величайшее удовольствие, Кир», отвечал Крез, «если позволишь послать эти цепи божеству эллинов, которое я чтил больше всех божеств, и спросить его: таково ли правило его — обманывать своих благотворителей». На вопрос Кира, в чем он хочет упрекнуть божество, Крез сообщил ему всё свои прежние замыслы, ответы оракулов, а главным образом перечислил всё свои пожертвования и рассказал, как оракул подвинул его на войну с персами. Он кончил свою речь опять просьбою — дать ему возможность укорить божество. Кир улыбнулся на это и сказал: «и это получишь от меня, Крез, и всё, чего бы и когда бы не пожелал». Засим Крез послал в Дельфы несколько лидян с поручением положить цепи на пороге храма и спросить: «не стыдно-ли божеству, что оно подвинуло своими советами Креза на войну с персами, обещая разрушение царства Кирова, от которого теперь у Креза вот каковы первые плоды победы»; при этом они должны были указать на цепи, и спросить. также о том, не есть-ли вообще неблагодарность закон для эллинских богов.

91. Когда лидяне пришли в Дельфы и поступили согласно поручению Креза, пифия, говорят, сказала следующее: «самое божество не в силах избежать назначенной ему доли. На Крезе исполнилась месть за преступление пятого предка его, копьеносца Гераклидов, который, повинуясь женскому коварству, умертвил своего господина, завладел его царством без всякого на то права[6]. Хотя Локсия и сильно желал, чтобы Сарды постигнуты были несчастьем при детях Креза, а не при нем самом, но отвратить рок не было возможности; всё, что дозволено было роком, Локсия сделал и направил к пользе Креза, именно: он на три года замедлил покорение Сард, и пускай Крез знает, что он взят в плен столькими же годами позже, нежели определено было ему первоначально. Вторично бог помог ему, когда он горел на костре. Всё случилось так, как сказано было оракулом, и потому упреки Креза не справедливы. Ибо Локсия предсказал, что, если Крез пойдет войною на персов, разрушит обширное царство[7]. Если бы Крез был осторожен, то послал бы опять спросить, о его ли царстве говорит оракул или о кировом? Но Крез не понял изречения, не спросил вторично оракула, а потому пускай винит самого себя. Не понял Крез и того, что говорил Локсия о муле в ответ на последний вопрос его оракулу. На самом деле мулом этим был Кир: родители его не одинакового происхождения, ибо его мать более знатного рода, нежели отец. Мать его мидянка, дочь мидийского царя, отец перс, находился под властью мидян и во всех отношениях был ниже царицы, с которою жил[8]. Так отвечала пифия лидянам, которые доставили ответ в Сарды и сообщили Крезу; этот последний, услышав послов, убедился в том, что виновен он сам, а не божество. Такова история царствования Креза и первого покорения Ионии.

92. Крезом били сделаны еще многие пожертвования в Елладе сверх тех, о которых мы сказали выше[9]. Так в Фивах беотийских находится золотой треножник, пожертвованный им Аполлону Исменскому, в Ефесе золотые коровы и большинство колонн в храме Афины Пронаи, в Дельфах большой золотой щит. Эти пожертвования уцелели до моего времени, а некоторые погибли. Пожертвованные Крезом предметы в Бранхидах милетян, как я узнал, одинаковые с дельфийскими по весу и похожие на них… Пожертвования в Дельфы и в храм Амфиарая сделаны на собственные средства Креза или на первую долю полученного от отца наследства, остальные пожертвования на средство врага его, который раньше воцарения Креза был его противником и ревностно помогал Панталеонту овладеть царством. Панталеонт этот был сын Алиатты, единокровный брат Креза; мать Креза была родом из Карии, а мать Панталеонта ионянка, обе — жены Алиатты. Когда Крез по воле отца получил царскую власть, он велел казнить своего противника на валяльном гребне, а имущество его, еще раньше обещанное на храмы, он пожертвовал сказанным выше способом в упомянутые местности. О пожертвованиях Креза достаточно.

93. Достопримечательностей, заслуживающих описания, каковые имеются в других странах, в Лидии нет, за исключением золотого песку, который вода несет с Тмола. Есть впрочем громаднейшее сооружение, уступающее по величине только египетским и вавилонским, именно гробница отца Креза, Алиатты; основание ее из больших камней, всё остальное — курган. Соорудили ее торговцы, ремесленники и публичные женщины. Еще до моего времени сохранилось на могиле пять пограничных столбов с надписями; в надписях обозначено, какую часть могилы соорудил каждый разряд строителей; при вычислении оказывается, что наибольшая доля принадлежит публичным женщинам. Вообще в среде лидийского народа всё дочери занимаются проституцией, собирая себе таким способом приданое; они делают это до замужества и выдают себя замуж сами. Окружность могилы шесть стадий и два плефра, а ширина ее тринадцать плефров. Подле могилы есть большое озеро, которое по словам лидян никогда не высыхает; называется оно Гигесовым озером. Такова могила.

94. Обычаи лидян похожи на эллинские, кроме разве того, что они торгуют телом дочерей своих. Они первые, насколько нам известно, ввели в употребление золотую и серебряную чеканную монету, они же были первые мелочные торговцы. По словам самих лидян, употребительные теперь игры у них и у эллинов изобретены ими; единовременно с этим изобретением они заселили Тиррению. Рассказывают они об этом так: в царствование Атиса, сына Манеса, была большая нужда в хлебе по всей Лидии. В начале лидяне терпеливо сносили голод; потом, когда голод не прекращался, они стали измышлять средства против него, причем каждый придумывал свое особое. Тогда-то, говорят они, и были изобретены игры в кубы, в кости, в мяч и другие, кроме шахматной игры; изобретение шахмат лидяне себе не приписывают. Изобретения эти служили для них средством против голода: один день они играли непрерывно, чтобы не думать о пище, на другой день ели и оставляли игру. Таким образом они жили восемнадцать лет. Однако голод не только не ослабевал, но всё усиливался; тогда царь разделил весь народ на две части и бросил жребий с тем, чтобы одной из них остаться на родине, а другой выселиться; царем той части. которая по жребию оставалась на месте, он назначал себя, а над выселявшейся поставил сына своего по имени Тиррена. Те из них, которым выпал жребий выселиться, отправились в Смирну, соорудили там суда, положили на них нужные им предметы и отплыли отыскивать себе пропитание и местожительство. Миновав многие народы, они прибыли наконец к омбрикам, где основали города и живут до настоящего времени. Вместо лидян они стали называться по имени сына того царя, который побудил их выселиться; имя его они присвоили себе и названы были тирренами.

95. Итак, лидяне порабощены были персами. С этого времени повествование наше будет следить за Киром: кто он, этот разрушитель крезова царства, и за персами, какими средствами достигли они преобладания в Азии. Я буду писать по рассказам некоторых персов, не желающих прославлять через меру подвиги Кира, но передающих настоящую правду; однако я знаю о Кире еще три других рассказа.

96. Ассирияне владычествовали в верхней Азии в течение пятисот двадцати лет[10]. Первые отпали от них мидяне. Они сражались с ассириянами за свободу и, кажется, доказали свою доблесть, свергнув с себя иго рабства в добыв свободу. После этого и остальные народы поступили так же, как мидяне. Таким образом всё народы азиатского материка освободились, стали самостоятельны, но вскоре опять подпали под иго. Произошло это так: в числе мидян был некто Деиока, сын Фраорты. человек умный; он страстно домогался власти и употреблял для этого следующие меры: мидяне жили в то время отдельными деревнями; в родной деревне Деиока уже и прежде пользовался доброй славой; теперь он еще строже соблюдал справедливость, между тем как по всей Мидии царило беззаконие; притом он знал, что несправедливые враждуют со справедливыми. За такое поведение жители его деревни выбирали себе Деиоку в судьи, а он стремясь к власти, судил честно и справедливо. Этим образом действий Деиока стяжал себе большие похвалы от сограждан, так что жители остальных деревень узнали его, как единственного праведного судью; подвергаясь прежде несправедливым приговорам, они, прослышав о Деиоке, охотно обращались к нему за разбором своих дел, пока наконец не стали доверять ему одному.

97. Число обращающихся к Деиоке становилось всё больше благодаря тому, что разносилась молва о справедливости его приговоров. Деиока увидал, что обойтись без него больше не могут; тогда он не захотел, как прежде, садиться публично и так творить суд, и совсем отказался судить впредь, так как для него убыточно, говорил он, по целым дням разбирать дела соседей, в ущерб собственным. Между тем грабеж и беззаконие по деревням сделались еще больше, нежели прежде; поэтому мидяне собрались в одно место, совещались между собою и обсуждали положение дел. Как мне кажется, главным образом друзья Деиоки говорили так: «при теперешних порядках мы не можем дольше жить в нашей стране, поэтому поставим над собою царя; тогда страна будет пользоваться благими законами, мы сами займемся нашими делами, и беззаконие не вытеснит нас из родины». Так приблизительно говорили они и убеждали друг друга подчиниться царской власти.

98. Когда вслед за сим стали совещаться, кого поставить царем, всё настойчиво предлагали Деиоку, восхваляли его, пока наконец не согласились сделать своим царем. Тогда Деиока приказал соорудить для него дом, достойный звания царя, и оградить его власть вооруженною стражею копьеносцев. Мидяне сделали это: они построили для него обширный дворец на месте, указанном им самим, и предложили ему самому выбрать стражу из всех мидян. Получив таким образом царскую власть, он принудил мидян образовать один город, сосредоточить заботы на нем только и обращать поменьше внимания на остальные местности. Склонив и к этому мидян, он велел возвести большие, крепкие стены, теперь носящие название Агбатан, причем одна стена кольцом замыкалась в другой. Акрополь устроен был так, что одно кольцо возвышалось над другим только своими зубьями. Такое устройство достигнуто было частью благодаря холмистой местности, частью с помощью искусства. Всех колец-стен было семь, в последнем из них помещался царский дворец и сокровищницы. Наибольшая из крепостных стен почти такого же объема, как обводная стена в Афинах. Зубцы первой снаружи стены белые, второй черные, третьей ярко красные, четвертой голубые, пятой цвета сурика. Так покрашены краской зубья на пяти стенах. Одна из двух последних стен имеет зубцы посеребренные. а другая золоченые.

99. Такой акрополь воздвиг Деиока для себя и такими стенами окружил дворец; остальному народу он велел селиться за пределами акрополя. Когда постройки были сооружены, Деиока впервые ввел следующий порядок: никому не входить к царю, но во всех делах сноситься с ним через вестников, царю быть никем не зриму, равным образом считать непристойным смеяться или плевать в присутствии царя. Всем этим Деиока возвысил себя для того, чтобы его сверстники, с ним вместе воспитывавшиеся, не уступавшие ему ни по происхождению, ни по личным достоинствам, не оскорблялись при виде Деиоки и не восставали против него; если они не будут его видеть, думал он, то станут почитать его за существо совершенно от них отличное.

100. Установив такой порядок и тем укрепив свою власть, он при всей справедливости был суровый владыка. Подававшие жалобы писали их и посылали к царю, а царь разбирал жалобы и по решении отсылал назад. Так поступал он с жалобами; в остальном у него было так: если он узнавал, что кто-нибудь совершил преступление, то велел звать преступника к себе и назначал наказание, соответствующее вине каждого; кроме того, по всему царству содержал он соглядатаев и подслушивателей.

101. Деиока слил мидийский народ воедино и царствовал над ним. Племен мидян шесть: Бусы. Паретакены, Струхаты, Аризанты, Будии, Маги. Из стольких племен состоит мидийский народ.

102. У Деиоки был сын Фраорта, который после смерти отца, царствовавшего пятьдесят три года, наследовал царскую власть. Став царем. Фраорта не довольствовался властью над одними мидянами, но напал на персов. Они были первые, подвергшиеся его нападению и покоренные им. Затем, имея под своею властью эти два народа, оба сильные, он стал покорять другие народы Азии один за другим, пока не пошел наконец войною и на ассириян, на тех именно ассириян, которые жили в Нине и раньше владычествовали над всеми. Хотя всё союзники отпали от ассириян и оставили их одних, но вообще ассирияне находились в хорошем положении. Во время похода на них Фраорта погиб, процарствовав двадцать два года; с ним вместе пала и большая часть его войска.

103. По смерти Фраорта наследовал власть Киаксара, внук Деиоки. Он, говорят, был еще воинственнее своих предков и первый поделил подчиненные народы Азии на особые военные отряды по способу вооружения: копейщики, стрелки из лука и всадники; прежде всё это было смешано без различия. Он воевал с лидянами, когда во время сражения день сменился ночью[11]; он же объединил под своим главенством всю верхнюю Азию по ту сторону реки Галиса; потом собрал всё подвластные ему народы и пошел войною на Нин, желая отмстить за отца и завоевать этот город. Когда после победы над ассириянами Киаксара осаждал Нин, появилось большое скифское войско под предводительством царя Мадия, сына Протофии. Скифы вторглись в Азию вслед за изгнанными ими из Европы киммериянами; преследуя бегущих киммериян, они вошли таким образом в мидийскую землю.

104. Расстояние между озером Меотмдою и рекою Фасидом и Колхидою тридцать дней пути для здорового пешехода; путь из Колхиды в Мидию не велик. Между этими двумя странами живет один только народ, саспейры; миновав его, вступаешь в Мидию. Скифы шли однако не этим путем; от прямого пути они уклонились и пошли по верхней, гораздо более длинной дороге, имея с правой стороны Кавказскую гору. В этом месте мидяне сразились со скифами, но были разбиты, потеряли господство над Азией, а скифы завладели ею.

105. Отсюда скифы направились на Египет. Когда они стали в Палестинской Сирии, египетский царь Псамметих вышел на встречу им и просьбами и подарками удержал их от дальнейшего движения. Когда на обратном пути скифы были в сирийском городе Аскалоне, большинство их прошло дальше, не трогая города; остались только немногие и ограбили храм Небесной Афродиты. Это, как я узнал, древнейший из всех храмов богини, ибо кипрское святилище основано выходцами отсюда, как говорят о том сами жители острова; равным образом на Кипре храм Афродиты сооружен финикиянами, происходящими из Сирии. На тех скифов, которые ограбили храм в Аскалоне. равно как и на потомство их, божество ниспослало женскую болезнь. Поступок этот был, по словам скифов, причиною господствующей у них болезни и того, что приходящие в скифскую землю иноземцы находят больных, которых скифы называют енареями, в таком жалком положении.

106. Скифы владычествовали над Азией в течение двадцати восьми лет, своими излишествами и буйством разорили и опустошили всю Азию. Кроме того, что с каждого народа они взимали положенную им дань, скифы совершали набеги и грабили всё, что тот или другой народ имел у себя. Киаксара и мидяне пригласили их однажды на пир, напоили и перебили. Так мидяне спасли царство и снова приобрели власть такую, какая была у них прежде; кроме того, они покорили Нин, — как они покорили его, расскажу в другой истории[12], — и подчинили себе ассириян за исключением вавилонской области.

107. После этого Киаксара умер, процарствовав сорок лет, включая сюда и время господства скифов; после него власть наследовал Астиаг, сын Киаксары. У Астиага родилась дочь, которую он назвал Манданою. Однажды Астиагу снилось, что дочь его выпустила из себя такое количество мочи, что главный город весь наполнился ею, и вся Азия была затоплена. Сновидение это Астиаг рассказал снотолкователям из магов, и когда они подробно объяснили ему смысл сновидения, он испугался. Когда Мандане пришла пора выходить замуж, Астиаг из страха сновидения не желал выдать ее за человека одинакового с нею положения; он выдал ее за перса по имени Камбису из знатного дома и спокойного характера; Астиаг считал его ниже среднего звания мидянина.

108. На первом году супружеской жизни Манданы с Камбисою Астиаг видел другой сон. Ему снилось, что из детородных частей дочери выросла виноградная лоза, покрывшая собою всю Азию. Сообщив и это сновидение снотолкователям, он вызвал дочь из Персии, когда наступило время родов, и содержал ее под стражей, решившись сгубить новорожденного, так как сновидение, по объяснению толкователей, означало, что сын его дочери будет царствовать вместо него. Опасаясь этого, Астиаг, когда родился Кир, позвал к себе Гарпага, родственника, надежнейшего и довереннейшего человека, и сказал ему: «не относись легко, Гарпаг, к тому делу. которое я поручу тебе, не предай меня из расположения к другим, и самому себе не приготовляй беды в будущем. Возьми рожденного Манданою ребенка, снеси его к себе, умертви и похорони, где сам желаешь». «Никогда прежде, царь мой, ты не видел от меня ничего неприятного тебе, и впредь я буду стараться ни в чем не провиниться перед тобою. Теперь, если такова твоя воля, мне необходимо надлежаще выполнить ее».

109. Таков был ответ Гарпага. Ему передали ребенка, одетого на смерть, и он с плачем понес его домой. Придя к жене, Гарпаг сообщил ей всю беседу с Астиагом, после чего она спросила: «как же ты намерен поступить теперь?» «Не так, как повелел мне Астиаг», отвечал Гарпаг. «Пускай он гневается, неистовствует больше теперешнего; я не поступлю согласно его решению и не приму па себя такого злодеяния. Не желаю губить младенца по многим причинам: и потому, что мне самому он родственник, и потому, что Астиаг стар и не имеет мужского потомка. Если бы по его смерти власть перешла к его дочери, сына которой он желает теперь сгубить через меня, то от этого разве не била бы для меня величайшая беда? Если же ребенку необходимо умереть ради моей безопасности, то убийцею его пускай будет кто-нибудь из людей Астиага. а не из моих».

110. После этого Гарпаг тотчас послал вестника к одному из царских пастухов, пастбище которого лежало в горах, изобиловавших дикими зверями, и потому казалось Гарпагу наиболее соответствующим его плану. Имя пастуха было Митрадата. Женат он был на рабыне того же Асгиага, по имени Кино на эллинском языке, а на мидийском Спако; так мидяне называют собаку. Стадо свое пастух пас на склонах гор к северу от Агбатан, по направлению к Понту Евксинскому. Там со стороны земли саспейров Мидия очень гориста, возвышенна, покрыта сплошным лесом; остальная часть Мидии совершенно ровная. Пастух явился на зов немедленно. Гарпаг сказал ему: «Астиаг приказывает тебе взять этого ребенка, положить его на самой дикой горе, чтобы он погиб как можно скорее. При этом он велел сказать тебе следующее: если ты не сгубишь ребенка, а каким бы то ни было способом сохранишь его живым, то он казнит тебя мучительнейшею казнью. Мне приказано наблюдать за тем, чтобы ребенок был выброшен».

111. Выслушав это, пастух взял с собою ребенка. отправился в обратный путь и пришел в свою хижину. В это время жена его целый день уже ожидала разрешения от бремени. и как бы по божьему соизволению родила как раз тогда, когда пастух ушел в город. Супруги озабочены были мыслями друг о друге: пастух в страхе ждал родов жены. жена недоумевала, почему муж ее так неожиданно позван Гарпагом. Когда пастух возвратился и был у ложа больной, жена, неожиданно увидав его перед собою, спросила. зачем так внезапно позвал его Гарпаг. А тот рассказал ей в ответ: «по приходе в город я увидел и услышал, чего не следовало бы мне видеть, и чего не пожелал бы я своим господам. Всё в доме Гарпага плакали. когда в страхе я вошел туда. Как только вошел. я увидал лежащего открыто младенца; он барахтался и громко плакал; одет он был в золото и шитые одежды. Гарпаг, лишь только заметил меня, тотчас велел взять младенца с собою и бросить на самой дикой горе, прибавляя, что таково распоряжение Астиага, и угрожая жестоким наказанием, если повеления этого я не исполню. Я взял ребенка и понес с собою, полагая, что принадлежит он кому-либо из слуг Гарпага: не мог же я наверное знать его родителей. Однако я был удивлен, что ребенок одет в золото и пышные одежды, а также тем, что в доме Гарпага стоял громкий плач. Однако пустившись в путь, я тотчас узнал от слуги всю правду, именно, что это сын Манданы, дочери Астиага, и Камбисы, сына Кира, и что Астиаг приказал умертвить ребенка. Теперь гляди, вот он». С этими словами пастух открыл ребенка и показал жене.

112. Когда жена увидела ребенка. здорового и красивого, она со слезами обняла колени мужа и убеждала его ни за что не выбрасывать младенца. Но муж отвечал, что иначе поступить ему нельзя, потому что придут от Гарпага соглядатаи для удостоверения смерти, и он сам погибнет жестокою казнью, если не исполнит приказания. Не убедив мужа, она сказала ему затем: «так как не могу убедить тебя не выбрасывать ребенка, то поступи следующим образом, если уж настоятельно необходимо показать, что он выброшен: родила и я, но родила мертвого; возьми его и брось на горе, а сына астиаговой дочери мы станем воспитывать, как родное дитя. Таким образом и ты не будешь наказан за ослушание господам, и мы не сделаем дурного дела; мертвый ребенок будет погребен в царской гробнице, а живой не лишится жизни».

113. Совет жены очень понравился пастуху, и он тотчас сделал всё, как она говорила. Того ребенка, которого он принес с собою для умерщвления, передал жене, а мертворожденного положил в корзинку, в которой принес царского младенца, одел его в платье царского сына и бросил на дикой горе. На третий день после того, как младенец был выброшен, пастух пошел в город, оставив при трупе сторожем пастуха, одного из своих помощников. Придя в дом Гарпага, он заявил, что готов показать труп ребенка. Гарпаг послал туда надежнейших оруженосцев, через них убедился в достоверности сообщения и похоронил сына пастуха, назвав его не Киром, но каким-то другим именем.

114. На десятом году жизни случай обнаружил происхождение Кира. Однажды в той деревне, где паслись стада, он играл па улице со своими сверстниками. Игравшие дети стали выбирать себе кого-нибудь в цари и выбрали сына пастуха, как называли Кира. Он разделил играющих на группы, возложил на одних обязанности оруженосцев, другим поручил сооружение дворца, одного назначил оком царя, другому приказал доставлять царю известия, так что каждому дал особое занятие. Один из игравших, сын знатного мидянина Артембареса, не исполнил приказания Кпра; тогда последний велел остальным мальчикам схватить его; те повиновались, и Кир жестоко наказал его бичом. Лишь только мальчика отпустили, он, чувствуя себя оскорбленным, горько жаловался на обиду, а придя в город, со слезами рассказал отцу, что он претерпел от Кира. называя его впрочем не Киром, — этого имени он еще не носил, — по сыном астиагова пастуха. Разгневанный Артембарес вместе с сыном немедленно отправился к Астиагу и рассказал, какую обиду нанесли мальчику. «Нас, царь, так оскорбляет твой раб, сын пастуха». При этом он обнажил спину мальчика.

115. Выслушав и увидев это, Астиаг пожелал наказать Кира за оскорбление Артембареса и послал за пастухом и его сыном. Когда они явились, Астиаг взглянул на Кира и сказал: «как ты осмелился, будучи сыном этого пастуха, оскорбить так дитя первого после меня человека?» «Я поступил в этом деле совершенно правильно», отвечал Кир, «ибо мальчики той деревни, из которой и я родом, затеяли игру и меня поставили царем над ними, потому что я казался им наиболее для этого пригодным. И вот тогда, как остальные дети исполняли мои приказания, один он ослушался и не обращал на меня никакого внимания, за что и получил должное наказание. Если за это я заслуживаю какой-нибудь кары, изволь, я здесь».

116. Когда мальчик говорил это, Астиаг узнавал его. Черты лица Кира походили на черты Астиага, ответ мальчика казался слишком свободным, а время, когда ребенок был выброшен, совпадало с возрастом сына пастуха. Астиаг в смущении некоторое время молчал. Потом, едва придя в себя и желая удалить Артембареса, дабы наедине расспросить пастуха, он сказал: «Артембарес, я поступлю так, что ни тебе, ни твоему сыну не в чем будет упрекнуть меня». Затем он отпустил Артембареса и велел своим слугам ввести Кира во внутренние покои. Теперь, когда перед ним остался один пастух, Астиаг спросил, откуда у него этот мальчик, и кто его передал пастуху. Тот отвечал, что это его сын, и что родительница его живет с ним и теперь. Астиаг на это заметил, что пастух поступает неблагоразумно, вынуждая царя прибегнуть к пыткам. Сказав это, он велел своей страже схватить пастуха. Ведомый на пытку, тот чистосердечно рассказал всё и закончил речь мольбою о милости и прощении.

117. Когда пастух рассказал всю правду, Астиаг простил его, но сильно негодовал на Гарпага и велел копьеносцам позвать его. Когда Гарпаг явился, Астиаг спросил его: «какою смертью, Гарпаг. умертвил ты ребенка моей дочери, которого я передал тебе?» В присутствии пастуха Гарпаг не решился прибегнуть ко лжи, чтобы не быть уличону в ней, и сказал: «взяв от тебя ребенка, царь, я озабочен был тем, чтобы исполнить твою волю: не быть виноватым перед тобою, но не быть в то же время и убийцею перед твоей дочерью и перед тобою. Поступил я поэтому так: позвал этого пастуха и передал ему ребенка, сказав, что ты приказываешь сгубить его; в этом я не лгал, потому что такова била твоя воля. Передавая ему ребенка, я приказал бросить его на дикой горе и сторожить, пока он не умрет; угрожал ему всяческими наказаниями в случае ослушания. Когда исполнено было мое распоряжение и ребенок умер, я послал туда вернейших из моих евнухов, через них убедился в смерти ребенка и велел похоронить его. Так поступил я в этом деле, и такою смертью умер ребенок».

118. Гарпаг рассказывал правдиво. Астиаг скрыл чувство гнева, которое он питал против него за случившееся, и прежде всего рассказал ему это происшествие так, как слышал сам от пастуха; повторив рассказ, он заключил: «мальчик пускай живет, в благо, что так случилось. Меня сильно мучила совесть», продолжал он, «за поступок с этим мальчиком, и упреки за него от моей дочери я не легко переносил. Теперь, так как судьба ребенка изменилась к лучшему, пришли, во-первых, своего сына к моему внуку, недавно пришедшему, а потом, приходи и сам ко мне на пир: спасение внука должен я отпраздновать жертвоприношением: такая честь подобает богам».

119. Выслушав это, Гарпаг пал ниц перед царем и сильно обрадовался, что его ослушание так благополучно разрешилась, и что он приглашен на пир по столь счастливому случаю; с этим он пошел домой. Придя туда очень скоро, Гарпаг отослал своего сына к Астиагу, приказав исполнять всё, что бы царь ему ни повелел; у него был единственный сын, имевший около тринадцати лет от роду. Сам Гарпаг в сильной радости рассказал всё случившееся жене. Между тем Астиаг, когда пришел к нему сын Гарпага, велел зарезать его, поделить тело на части, одни из них сварить, другие сжарить, хорошо приправить их. и держать наготове. Ко времени пира явились Гарпаг и другие приглашенные; Астиагу и остальным лицам поставлены были столы, полные бараньего мяса, а Гарпагу подали мясо его родного сына всё, кроме головы, ручных и ножных пальцев, которые лежали отдельно в закрытой корзине. Когда, казалось, Гарпаг насытился, Астиаг спросил, доволен ли он яством; тот отвечал, что очень доволен. Тогда слуги, которым было это приказано, поднесли Гарпагу прикрытую голову его сына, руки и ноги, предлагая открыть корзину и взять оттуда, что угодно. Гарпаг последовал приглашению и, открыв корзину, увидел остатки своего дитяти, однако овладел собою и не ужаснулся при виде их. На вопрос Астиага, узнает ли он, какую дичь ел, Гарпаг отвечал утвердительно, прибавив: всё хорошо, что царь ни делает. После этого он забрал оставшееся мясо и пошел домой с намерением, как мне кажется, собрать всё снова и похоронить останки.

120. Так Астиаг наказал Гарпага, а по случаю появления Кира позвал тех самых магов, которые прежде истолковали ему сновидение. На вопрос, как они объяснили ему сновидение, явившиеся маги отвечали то же самое, что и прежде, именно, что сыну его дочери суждено быть царем, если он остался в живых и не умер раньше[13]. Тогда Астиаг сказал им: «мальчик этот родился и живет; воспитывался он в деревне, и жившие там же мальчики поставили его над собою царем. Он всё сделал и устроил совершенно так, как поступают настоящие цари: установил звание телохранителей, привратников, вестовщиков и всё прочие. По вашему мнению что всё это значит? Маги отвечали: «если мальчик живет и стал царем без чьего-либо предумышления, то будь спокоен и бодр духом: вторично он не будет царствовать. Иные изречения оракулов разрешаются ничем, равно как и иные сновидения оказываются неимеющими никакого значения». «Я сам такого же мнения», заметил Астиаг. «Если мальчик был назначен царем», то тем самым сновидение оправдалось, и мальчик этот более не опасен для меня. Однако хорошо рассудите и дайте совет наиболее безопасный для моего дома и для вас». «Для нас самих, царь, весьма важно упрочить твою власть; ибо в том случае, если бы власть перешла к мальчику по происхождению персу, мы, мидяне, обратились бы в рабов, были бы презираемы персами, как чужие для них; напротив пока царствуешь ты, наш соплеменник, до тех пор и мы пользуемся долею участия во власти, и через тебя оказывают нам большие почести. Таким образом нам подобает всячески заботиться о тебе и о власти твоей. И теперь, если бы мы замечали какую-либо опасность, то обо всем предупредили бы тебя; но сновидение кончилось ничем, а потому мы и сами спокойны, и тебе советуем то же. Мальчика и его родителей отошли от себя к персам».

121. Астиаг выслушал это с радостью, потом позвал Кира и сказал ему: «из-за пустого сновидения я было обидел тебя, дитя мое, но тебя спасла судьба. Теперь иди с миром к персам, вместе с тобою я пошлю проводников. Придя туда, разыщи отца и мать, только не таких, как Митрадата и жена его». С этими словами Астиаг отпустил Кира.

122. Когда Кир возвратился в дом Камбисы, родители приняли его, а когда потом узнали кто он и откуда, то нежно ласкали, потому что были убеждены, что сын их умер тотчас после рождения, и расспрашивали, каким образом он спасся. Мальчик рассказывал им всё, прибавляя, что раньше он не знал этого, пребывая в полнейшем неведении; всё испытанные им превратности он узнал только дорогой. Прежде он думал, что пастух Астиага — отец его, пока на пути в Персию не узнал всего от проводников. Он рассказывал, как воспитывала его жена пастуха, непрерывно хвалил ее, и имя Кино не сходило с уст его во время рассказа. Родители воспользовались этим именем для того, чтобы представить спасение сына еще более чудесным, и распространили молву, будто выброшенный Кир вскормлен собакой. Отсюда и пошла эта басня.

123. Сильно желая отмстить Астиагу, Гарпаг старался помощью подарков расположить к себе Кира, уже возмужавшего и из всех сверстников наиболее блестящего и любимого. Гарпаг понимал, что он сам, как частный человек, не в силах покарать Астиага, в потому искал союза с юношей Киром, полагая, что сей последний претерпел от Астиага столько же, как и он, Гарпаг. Еще раньше этого он сделал следующее: так как Астиаг был жесток с мидянами, то в беседах с мидийскими вельможами, с каждым порознь, Гарпаг убеждал их лишить власти Астиага и поставить царем Кира. Достигнув этого и уже приготовившись, Гарпаг решился открыть свой замысел Киру, жившему в Персии. Так как пути сообщения охранялись тогда стражей, то Гарпаг прибег к такой хитрости: он приготовил с этою целью зайца, разрезав ему живот так ловко, что не тронул шерсти, вложил туда письмо, в котором сообщал свой план, потом зашил живот зайду и передал его вместе с сеткой, будто охотнику, вернейшему слуге своему. Так он отправил его в Персию, приказав отдать зайца Киру и на словах сказать, чтобы он разрезал его собственноручно, и чтобы никого при этом не было.

124. Всё было сделано согласно приказанию, и Кир разрезал зайца. Найдя в нем письмо, он прочитал его. Письмо гласило следующее: «боги хранят тебя, сын Камбисы; иначе ты не поднялся бы на такую высоту. Отомсти Астиагу, твоему убийце. Он желал твоей смерти; ты живешь только благодаря богам и мне. Я полагаю, что всё давно тебе известно: и то, как поступили с тобою, и то, как я наказан Астиагом за то, что не погубил тебя, а передал пастуху. Если пожелаешь довериться мне, будешь царем всей земли, в которой царствует теперь Астиаг. Склони персов к восстанию и иди войною на мидян. Если Астиаг назначит полководцем меня в войне с тобою, то случится желательное для тебя; если же кого-нибудь другого из знатных мидян, всё равно; ибо мидийская знать прежде всех отложится от него и постарается вместе с тобою низвергнуть Астиага. Так как здесь всё готово, то действуй, действуй возможно скорее».

125. Прочитав это, Кир стал обдумывать, каким бы наиболее верным способом поднять персов. Среди размышлений он изыскивает удобнейшее средство и поступает так: написав в письме, что задумал, он собрал персов, вскрыл перед ними это письмо и по прочтении объявил, что Астиаг назначает его военачальником персов. «Теперь персы», сказал он, «предлагаю всем вам явиться сюда с косами в руках». Таков был приказ Кира. Родов персидских много; лишь некоторые из них были собраны Киром и отторгнуты от мидян. Роды эти, в зависимости от которых находятся всё прочие персы, таковы: пасаргады, марафии, маспии. Значительнейший из них пасаргады; в их среде находится и дом Ахеменидов, откуда происходят цари-персеиды. Остальные персы: панфиалаи, дерусиэи, германии. Всё эти роды — земледельческие, прочие — кочевники: даи, марды, дропики, сагартии.

126. Когда всё персы явились с косами, Кир приказал им выкосить в один день место, совсем заросшее терновником и имевшее в объеме от восемнадцати до двадцати стадий. Когда заказанная работа была выполнена, Кир предложил им явиться вторично на следующий день, но предварительно обмывшись. Тем временем он велел согнать в одно место отцовские стада коз, овец и быков, порезать их и изготовить обильный запас пищи и вина, собираясь угостить персидский народ. Когда на следующий день персы явились, Кир пригласил их расположиться на лугу и стал угощать. После пира он спросил их, что они предпочитают: вчерашнее-ли времяпрепровождение, или сегодняшнее. Они отвечали, что между двумя днями большая разница: вчерашний день — лишь одни тягости, сегодня — только удовольствия. Подхватив эти слова, Кир стал объяснять им всё дело, говоря: «таково ваше положение, персы. Если вы последуете за мною, то будете пользоваться этими и многими другими благами, будете свободны от работ, приличных рабам; если же не захотите, то будете обременены как вчера многочисленными работами. Поэтому идите за мною, и будьте свободны. Мае кажется, божеским определением назначен я выполнить это дело, а вас я считаю ничем не ниже мидян и к войне не менее их способными. Поэтому отлагайтесь от Астиага немедленно».

127. Найдя себе вождя, персы готовы были добиваться свободы, потому что они давно уже тяготились владычеством мидян. Узнав о таких приготовлениях Кира, Астиаг позвал его через вестника к себе; но Кир велел через вестника же объявить царю, что он придет к нему раньше, чем того желает Астиаг. Услышав этот ответ, Астиаг вооружил всех мидян, назначив полководцем Гарпага; божество помрачило его рассудок, и он забил, что учинил Гарпагу. Когда выступившие в поход мидяне встретились с персами, в сражении участвовала только часть их, только те именно. которые не были в заговоре, иные открыто переходили на сторону персов; большинство не желало сражаться и бежало.

128. Лишь только Астиаг узнал о позорном поражении мидийского войска, он грозно воскликнул: «несдобровать же Киру!» Засим тотчас позвал снотолкователей магов, которые посоветовали ему отпустить Кира, и велел распять их, потом вооружил оставшихся в городе мидян, юношей и старцев. Отправившись с ними в поход и сразившись с персами, он был разбит, сам взят живым в плен, а бывшие с ним мидяне пали в битве.

129. К находившемуся в плену Астиагу явился Гарпаг; со злорадством и насмешкою он говорил ему оскорбительные речи и в заключение спросил: «что такое рабство вместо царской власти в сравнении с тем пиром, на котором он был угощен мясом сына?» Астиаг посмотрел на него и спросил в свою очередь, не причастен-ли он к делу Кира. Гарпаг отвечал, что он сам об атом деле написал Киру, и что оно действительно — его дело. Тогда Астиаг стал доказывать Гарпагу, что он глупейший и бессовестнейший человек: глупейший потому, что облекает властью другое лицо, тогда как сам мог бы быть царем, ибо всё устроено им же самим; бессовестнейший потому, что из-за яства обратил в рабство мидян. Если уж непременно нужно било облечь царскою властью кого-либо другого, а не пользоваться ею самому, то было бы гораздо честнее предоставить ее мидянину, а не персу. Теперь ни в чем неповинные мидяне из господ стали рабами, а персы, бывшие прежде рабами мидян, стали господами их».

130. Так кончилось царствование Астиага, продолжавшееся тридцать пять лет. Мидяне покорены были власти персов вследствие жестокости Астиага. Владычество мидян над Азией, лежащей по ту сторону реки Галиса, продолжалось сто двадцать восемь лет, но не следует считать времени господства скифов. Впоследствии они раскаялись, восстали против Дария, но были разбиты в сражении и снова порабощены. Позже во время Астиага персы и Кир восстали против мидян и с этого времени господствовали над Азией. Астиагу Кир не причинил никакого вреда и держал его при себе до смерти.

Таким то образом Кир родился, воспитался и вступил на царство; раньше рассказано[14], как он покорил Креза, который первый напал на него. После этого он сделался владыкою всей Азии.

131. О нравах и обычаях персов я знаю следующее: ставить кумиры, сооружать храмы и алтари у них не дозволяется; тех, кто поступает противно их установлениям, они обзывают глупцами, потому мне кажется, что не представляют себе богов человекоподобными, как делают это эллины. У них в обычае приносить Зевсу жертвы на высочайших горах, причем Зевсом они называют весь небесный свод. Приносят жертвы они также солнцу, луне, земле, огню, воде и ветрам. Этим одним божествам приносят они жертвы искони; кроме того, от ассириян и арабов заимствовали почитание Урании. Ассирияне называют Афродиту Милиттою, арабы Алилат, персы Митрою.

132. Жертвоприношение названным божествам совершается у персов следующим образом: для совершения жертвы они не воздвигают алтарей и не возжигают огня; не делают возлияний, но играют на флейте, не употребляют ни венков, ни ячменя. Кто желает принести жертву какому-нибудь божеству, тот, украсив себя тиарой, наичаще миртовой веткой, отводит животное на чистое место и там молится божеству. Молиться только за себя совершающий жертву не в праве; он молится о благополучии всех персов и царя, а в число всех персов входит и он сам. Затем он разрезывает на части жертвенное животное, варит мясо, подстилает самую мягкую траву, наичаще трилистник, и на нее кладет всё мясо; потом присутствующий маг поет священную песню, каковою служит у них повествование о происхождении богов. Совершать жертву без мага у персов не в обычае. Спустя немного жертвователь уносит с собою мясо и употребляет его по своему усмотрению.

133. Ив всех дней перси считают обязательным чтить наибольше день рождения. В этот день они приготовляют более обильный стол, нежели в остальные. В такой день люди богатые жарят в печках целиком быка, лошадь, верблюда и осла, бедняки довольствуются мелким скотом; главных блюд у них мало, напротив дополнительных много, и при том подаются они одно за другим. Поэтому персы говорят, что эллины кончают обед, не утолив голода, потому что после обеда у них не подносят ничего, стоящего внимания; если бы что-нибудь подносилось, то эллины ели бы не переставая; вино персы очень любят. Плевать или мочиться в присутствии кого-нибудь у них не дозволяется. Между прочим важнейшие дела обсуждают они во хмелю, причем принятое мнение предлагается снова уже трезвым, на следующий день хозяином того дома, в котором происходило совещание. Если решение это нравится им и в трезвом виде, оно принимается, если же нет, отвергается. С другой стороны, если о чем-либо они предварительно совещаются в трезвом виде, то решают его во хмелю.

134. При встрече на улицах, по следующему признаку можно определить, одинакового-ли звания встретившиеся: в этом случае они приветствуют друг друга не на словах, но поцелуями в губы; если один немного ниже другого, то целуются в щеку, если же один гораздо низшего звания, чем другой, то первый падает ниц перед последним и целует ему ноги. Наибольшим уважением у персов пользуются соседи их, за ними следуют живущие дальше народы; следовательно уважают они сообразно с расстоянием, так что наименее чтимые народы у персов те, которые живут наидальше от них. Себя они считают во всем гораздо доблестнее остальных народов; остальные причастны к доблести по мере расстояния от них, в для каждого перса живущий наидальше самый дурной народ. Во время мидийского владычества один народ господствовал над другим: мидяне над всеми народами и прежде всего над теми, которые были наиближе к ним, эти последние над своими соседями, те над пограничным с ними народом; теперь персы во этой самой мере распределяют и свое уважение: чем дальше какой-либо народ живет, тем и место власти его и управления дальше.

135. Обычаи чужеземцев персы перенимают охотнее всякого другого народа. Они носят даже мидийское платье, находя его красивее туземного, а для войны облачаются в египетские панцири; через знакомство они заимствуют всякого рода удовольствия, и в подражание эллинам имеют сообщение с мальчиками. У каждого ив них много законных жен, но гораздо больше наложниц.

136. Важнейшею доблестью мужчины после военной храбрости считается у них произведение на свет многих сыновей; произведшему наибольше детей царь ежегодно посылает подарки. Начиная с пятилетнего возраста и кончая двадцатилетним, обучают они детей только трем предметам: верховой езде, стрельбе из лука и правдивости. Раньше пяти лет от роду мальчик не является на глаза отцу, по проводит время среди женщин. Делается это для того, чтобы отец не скорбел по ребенку, если тот умирает в раннем детстве.

137. Обычай такой я нахожу похвальным, равно как и тот, что ни сам царь не предает никого смерти за одну вину, ни другой кто-либо из персов не наказывает смертью своих слуг, провинившихся однажды. Только проверив и убедившись, что виновный совершил много преступлений, и что причиненный ими вред превышает заслуги виновного, только тогда персы изливают свой гнев. Говорят, что ни один из них не убил никогда своего отца или матери, и если подобные случаи бывали, то по исследовании всегда с полною очевидностью обнаруживалось, что убийцами бывали или подкидыши, или побочные дети. По истине невозможно, говорят они, чтобы родитель был умерщвлен своим дитятей.

138. Чего у них нс дозволяется делать, того не дозволяется и говорить. Лживость считают они постыднейшим пороком; вторым после него — иметь долги, между прочим и главным образом потому, говорят они, что должнику необходимо лгать. Кто из граждан заболевает проказою или покрывается белыми струпьями, тот не допускается в город и с остальными персами не имеет сношений. Говорят, что болезнь эта постигает больного за какой-нибудь грех против солнца. Всякого иноземца, заболевшего этою болезнью, они изгоняют, прогоняют тоже и белых голубей, считая их виновниками болезни. В реку они не испускают мочи, не плюют, не моют в ней рук и никому другому не дозволяют этого: реки чтут они очень высоко.

139. У персов есть еще одна черта, которой сами они не замечают, но которую мы подметили. Всё имена их, означающие отдельных лиц и важные государственные звания оканчиваются на одну и ту же букву, которая у дорян называется сан, а у ионян сигма. Обратив на это внимание, убеждаешься, что такое окончание имеют всё имена персов, а не некоторые только.

140. Всё это я знаю достоверно. Нижеследующая подробность сообщается как тайна, явно о ней не говорят, именно, что труп умершего перса погребается не раньше, как его разорвет птица или собака. Что так поступают маги, я знаю доподлинно, потому что они делают это открыто. Персы покрывают труп воском и затем хоронят в земле. Маги резко отличаются от остальных людей и от египетских жрецов. Жрецы египетские свято блюдут правило не умерщвлять ничего живого, кроме жертвы; маги напротив собственноручно умерщвляют всякое животное, кроме собаки и человека, а также вменяют себе в заслугу умерщвление возможно большего числа муравьев, змей в других пресмыкающихся и летающих животных. Но пускай этот обычай остается в том виде, как он установлен искони, а мы возвратимся к прежнему повествованию[15].

141. Вскоре после того, как лидяне покорены были персами, ионяне и эоляне послали вестников в Сарды к Киру, изъявляя готовность быть в подданстве у него на том же положении, на каком они были у Креза. В ответ на это предложение Кир рассказал им басню, как один флейтист, увидев рыб в море, стал играть на флейте в ожидании, что те выйдут к нему на сушу. Обманувшись в надежде, он взял сеть, закинул ее и вытащил огромное множество рыбы. Видя, как рыба бьется, он сказал ей: «перестаньте плясать; когда я играл на флейте, вы не хотели выходить в плясать». Кир потому рассказал эту басню ионянам и эолявам, что прежде они не послушались его[16], когда он просил их отложиться от Креза, а теперь, когда дело кончилось для него благополучно, они готовы покориться Киру. Так в гневе сказал он им. Когда весть об этом дошла до городов, жители каждого города окружили себя стенами, и всё кроме милетян сошлись в Панионий. С одними только милетянами Кир заключил такой союз, в каком был с ними лидийский царь. Остальные ионяне на общем совещании порешили послать в Спарту послов с просьбою о помощи.

142. Те ионяне, которым принадлежит Панионий, основали свои города под таким небом и в таком климате, благодатнее которых мы не знаем ни в какой другой стране. С Ионией не могут сравниться ни страны, лежащие выше и ниже ее, ни те, что лежат на восток от нее или на запад: одни из них терпят от холода и сырости, другие от жары и засухи. Ионяне говорят не на одном в том же языке, но на четырех наречиях. Первым из этих городов на юге лежит Милет, за ним следуют Миунт и Приена; всё три города находятся в Карии, и жители их говорят одним и тем же языком. В Лидии находятся следующие города: Ефес, Колофон, Лебед, Теос, Клазомены, Фокея. Говоря между собою на одном и том же языке, они с прежде названными городами не имеют по языку ничего общего. Из трех остальных ионийских городов два лежат на островах Саме и Хиосе, один только на суше, Ерифры. Жители Хиоса и Ерифр говорят на одном языке, а жители Сама стоят по языку отдельно от них. Таковы четыре наречия языка.

143. Таким образом милетяне благодаря заключенному союзу были вне опасности, равно как нечего было бояться и островитянам: финикияне не были еще подчинены персам, а сами персы не занимаются мореплаванием. От остальных ионян союзные ионяне отделились некогда не почему-либо другому, а только потому, что в то время весь эллинский народ был слаб, а слабее и незначительнее всех племен были ионяне; кроме Афин у них не было ни одного достойного внимания города. Как афиняне, так и остальные ионяне избегали называться ионянами, и теперь, как мне кажется, большинство ионян стыдится своего имени. Напротив двенадцать ионийских городов гордились своим названием, для себя только соорудили союзное святилище, которое назвали Панионием, не допуская к участию в нем никого из прочих ионян; этого участия и не добивался никто, кроме смирнян.

144. Подобно этому доряне нынешнего пятиградия, того самого, которое прежде называлось шестиградием, стараются не допускать никого из соседних дорян к участию в Триопском святилище; даже из своей среды они лишали участия в святилище тех дорян, которые поступали противно его установлениям. Издавна в храме установлены в качестве награды победителям на играх в честь Аполлона Триопского медные треножники; но получающие эту награду обязаны не уносить ее с собою из храма, а оставлять там в жертву божеству. Один галикарнасец по имени Агасикл одержал на состязании победу, но нарушил правило: треножник унес к себе домой и там повесил на гвозде. За эту вину пять остальных городов, Линд, Иалис, Камейр, Кос и Книд, исключили шестой город Галикарнас из участия в общем святилище. Такое наказание положили они на жителей Галикарнаса.

145. Что касается ионян, то они образовали союз из двенадцати городов и не желали никого больше допускать в него потому, как мне кажется, что в во время пребывания в Пелопоннесе они делились на двенадцать частей; равным образом из двенадцати частей состоят в наше время ахеяне, изгнавшие из Пелопоннеса ионян. Первый город их, начиная от Сикиона, Пеллена, за ним следуют Эгейра, Эги, в которых протекает никогда не высыхающая река Крафис, по имени ее названа и река в Италии; далее лежат Бура, Гелика, в которую бежали ионяне, разбитые в сражении ахеянами, Эгий, Рипы, Патры, Фары, Олен, в котором течет большая река Пейр, Дима и Тритаи; только две последние общины лежат внутри материка. Это двенадцать частей нынешних ахеян и древних ионян.

146. Вот почему ионяне основали двенадцать городов. Было бы крайне неразумно утверждать, будто азиатские ионяне более настоящие, нежели остальные, или более высокого происхождения. Напротив не малую долю их составляли абанты из острова Евбеи, которые никогда не обозначаются одним именем с ионянами; с ними смешались также минии орхоменские, кадмеи, дриопы, восставшие фокидяне, молоссы, аркадские пеласги, доряне из Епидавра и многие другие племена. Даже те из ионян, которые отправлялись от афинского пританея и считают себя благороднее всех остальных, даже и эти не взяли с собою женщин в колонию, но сочетались с кариянками, родителей которых умертвили. Вследствие такого убийства женщин эти установили в своей среде обычай, скрепили его, клятвою и передали в наследие дочерям — никогда не сидеть за одним столом с мужьями, не называть их по имени за то, что они убили их отцов, мужей, детей и за сим сделали их своими сожительницами. Это случилось в Милете.

147. Одни из них поставили себе царей из среды ликиян, происходящих от Главка, сына Гипполоха; другие из пилийских кавконов, происходящих от Кодра, сына Меланфа, третьи — из тех и других. Более всех прочих ионян они придерживаются своего имени, и действительно это ионяне чистой крови, именно всё те, которые происходят от афинян и совершают празднество апатурии, а празднество это отправляют всё ионяне, кроме жителей Ефеса и Колофона; эти одни из всех ионян не празднуют апатурий, и то вследствие обвинения в каком-то убийстве.

148. Панионий — священная местность на Микале, на северной стороне мыса, сообща посвященная ионянами Посейдону Геликонскому. Микале — мыс, выдающийся на запад по направлению к Саму. Сюда собираются из городов ионяне на праздник, которому они дали наименование панионий.

149. Таковы ионийские города. Города эолийские следующие: Кума, называемая Фриконидою, Ларисы, Неонтейхос, Темн, Килла, Нотий, Эгироесса, Питана, Эгеи, Мирина, Гринея. Эти одиннадцать городов эолян первоначальные; один из эолийских городов Смирна отнят у них ионянами; эолийских городов на материке было двенадцать. Эолянам пришлось занять страну, хотя более плодородную, нежели ионянам, но не со столь благодатным климатом.

150. Эоляне потеряли Смирну так: они приняли было к себе колофонских жителей, побежденных согражданами и изгнанных из родного города. Затем колофонские изгнанники выбрали то время, когда жители Смирны за стенами города совершали празднество в честь Диониса; они заперли за ними ворота и овладели городом. Когда всё эоляне пришли на помощь взятому городу, стороны согласились на том, что ионяне выдадут всё движимое имущество, эоляне оставят город за ионянами. Так поступили жители Смирны; остальные одиннадцать городов поделили их между собою и сделали своими гражданами.

151. Таковы эолийские города на суше; мы не считаем еще эолян, живущих на горе Иде и стоящих особо. Из городов, лежащих на островах, пять находятся на Лесбе; жители тамошнего шестого города обращены в рабство мефимнянами, не смотря на единство происхождения; один город находится на Тенеде и один на так называемых Ста Островах. Жителям Лесба и Тенеда, так же как и островным ионянам, не угрожало никакой опасности; прочие города сообща порешили сообразоваться в своих действиях с поведением ионян.

152. Когда в Спарту прибыли послы от ионян и эолян, — необходимо било действовать поспешно[17], — они выбрали из своей среды оратором фокеянина по имени Пиферма. Оратор надел на себя пурпурный плащ для того, чтобы спартанцы, узнав об этом, сошлись в возможно большем числе; он выступил вперед и в многословной речи просил их о помощи. Лакедемоняне конечно не слушали его и порешили не помогать ионянам. Послы ушли. Однако те самые лакедемоняне, которые отвергли просьбу ионян, выслали на пятидесятивесельном судне людей с целью, как мне кажется, наблюдать за ходом дел Кира и ионян. Прибыв в Фокею, они послали в Сарды знатнейшего из своей среды по имени Лакрину, и тот должен был сообщить Киру требование лакодемонян не вредит никакому городу земли эллинской, так как они не потерпят этого.

153. В ответ на речь глашатая Кир, как говорят, обратился к находившимся при нем эллинам с вопросом: что за люди лакедемоняне, и как велико число их, что они обращаются к нему с подобным требованием. Узнав, кто они, Кир сказал спартанскому глашатаю: «никогда не боялся я таких людей, которые имеют посередине своего города определенное место, собираются туда и под клятвою обманывают друг друга. Если я буду здоров, то им придется болтать не о делах ионян, а о своих собственных». Объявленная Киром угроза обращалась ко всем эллинам, так как всё они имеют у себя рынки для купли и продажи. Персы напротив рынками вовсе не пользуются, и базарных площадей у них нет совсем. После этого Кир поручил охрану Сард персу Табалу, а золото Креза в прочих лидян отдал на хранение лидянину Пактии. Сам он отправился в Агбатаны, взял с собою Креза, не обратив в начале никакого внимания на ионян. На пути Кира лежал Вавилон, бактрийский народ, саки и египтяне; в войне с ними он собирался предводительствовать лично, а против ионян решил послать полководцем другого.

154. По уходе Кира из Сард Пактия поднял лидян против Табала и Кира; он спустился к морю и, имея в своих руках всё золото Сард, нанял вспомогательные войска и убедил прибрежное население идти с ним на войну. Отправившись на Сарды, он запер Табала в акрополе и осадил его.

155. Кир узнал об этом в дороге и сказал Креву: «чем всё это кончится, Крез? Как кажется, лидяне не перестанут причинять тревогу мне и себе самим. Не будет-ли наилучше, думаю я, обратить лидян в рабство? Мне кажется, до сих пор я поступал с ними так, как если бы кто убил отца и пощадил детей. Так, я лишил их тебя, того, кто для них больше, нежели отец, и вожу тебя с собою, между тем самим лидянам возвратил город и после того еще удивляюсь, что они восстают против меня». Кир говорил чистосердечно. Крез испугался, как бы он совсем не обезлюдил Сард и сказал ему: «ты говоришь правду, царь. Однако не поддавайся гневу, не уничтожай древнего города, нисколько неповинного ни в прошлом, ни в настоящем. Прошлое совершил я и терплю за него достаточно; в настоящем виноват Пактия, которому ты доверил Сарды; он должен быть наказан. Самим лидянам даруй прощение, а чтобы они не бунтовали против тебя, сделай такое распоряжение: отправь туда посла и запрети им носить оружие, прикажи надеть хитоны вод верхнее платье и подвязывать высокие башмаки, вели им также обучать детей своих игре на кифаре и на арфе и торговле, и ты, царь, скоро увидишь их женщинами, а не мужчинами, в больше не нужно будет опасаться, что они восстанут против тебя».

156. Таков был совет Креза, ибо он полагал, что для лидян исход этот предпочтительнее обращения в рабство и поступления в продажу. Он знал, что, если не представит Киру достаточных доводов, то не уговорит его переменить решение; потом Крез опасался, что, если лидяне, избежав беды в настоящем, опять восстанут против персов, то окончательно погибнут. Кир обрадовался совету, перестал гневаться и сказал, что последует внушению Креза. Потоми он позвал мидянина Мазареса и поручил ему поступать с лидянами так, как ему советовал Крез; кроме того, велел продать в рабство всех тех, которые вместе с лидянами ходили на Сарды, а самого Пактию привести к нему пленного.

157. Всё эти распоряжения Кир сделал в пути и затем отправился дальше в землю персов. Между тем Пактия узнал, что идущее на него войско уже близко и в страхе бежал в Куму. Мидянин Мазарес явился с частью кирова войска в Сарды, но не нашел более соумышленников Пактии. Тогда он прежде всего распорядился, чтобы приказания Кира приведены были в исполнение, вследствие чего лидяне совершенно изменили образ жизни. После этого Мазарес послал в Куму послов с требованием выдать Пактию. Но кумеяне решили спросить об этом предварительно божество, что в Бранхидах. Здесь издревле учреждено было прорицалище, которым обыкновенно пользовались всё ионяне и эоляне. Местность эта находится в области Милета над гаванью Панормом.

158. Послали кумеяне в Бранхиды спросить оракула, как поступить им с Пактией, чтобы угодить богам. Оракул приказал выдать Пактию персам. Услышав такой ответ, кумеяне решили выдать Пактию. Когда народ готов уже был сделать это, знатный гражданин Аристодик, сын Гераклида, удержал кумеян, не доверяя изречению и полагая, что послы сказали неправду; наконец были отправлены за советом о Пактии другие послы, в числе их и Аристодик.

159. По прибытии в Бранхиды Аристодик, избранный для этого остальными, обратился к оракулу со следующим вопросом: «Владыка, пришел к нам с просьбой о защите лидян Пактия, спасаясь от насильственной смерти от персов. Персы требуют его выдачи и понуждают к тому кумеян. Хотя мы и боимся могущества персов, однако не дерзаем выдать пришельца до тех пор, пока ты ясно не скажешь, что нам делать». Так вопрошал он оракула, а божество дало тот же ответ, приказывая выдать Пактию персам. Тогда Аристодик по заранее задуманному плану поступил так: обходя храм кругом, он разорял гнезда воробьев и разных других птиц, какие только ютились в храме. В это время, как рассказывают, изнутри храма послышался голос, обращенный к Аристодику; «на что ты посягаешь, нечестивец? Ты истребляешь. ищущих у меня защиты». Аристодик не смутился этим и отвечал: «ты, владыка, так охраняешь молящих тебя о защите, а кумеянам приказываешь выдать их просителя». Ему на это отвечали: «я приказываю это для того, чтобы вы скорее погибли через ваше нечестие, и чтобы впредь не приходили к оракулу за советом о выдаче просящих».

160. Когда кумеяне услышали этот ответ, они не желали ни выдавать Пактию, дабы не погибнуть, ни оставлять его у себя, боясь осады, а потому отослали его в Митилену. Мазарес послал к митиленянам посла с требованием выдачи, и они готовы были выдать Пактию за известное вознаграждение; точно определить сумму я не могу, так как переговоры ничем не кончились. Узнав о таком намерении митиленян, кумеяне послали судно на Лесб. чтобы оттуда перевезти Пактию на Хиос. Здесь он был насильно выведен из храма Афины-градохранительницы и выдан персам; видали его хиосцы в обмен за Атарней. Атарней — местность в Мисии против Лесба. Получив Пактию, персы содержали его под стражей для того, чтобы доставить Киру. За то в течение долгого времени ни один хиосец из Атарнея не жертвовал никакому божеству здешнего хлеба, не посыпал ячменных зерен и не пек пирогов; вообще всё произведения Атарнея исключались из жертвоприношений.

161. Итак, хиосцы выдали Пактию. Тогда Мазарес пошел войною на тех, которые участвовала в осаде Табала, жителей Приены продал в рабство, прошел по всей равнине Меандра и отдал ее в добычу своему войску. Точно так поступил он с Магнесией. Скоро после этого Мазарес умер.

162. По смерти его командование войском принял Гарпаг, также мидянин родом, тот самый, которого мидийский царь Астиаг угостил столь нечестивым яством, и который помог Киру достигнуть царской власти[18]. Когда он, будучи назначен Киром в военачальники, явился в Ионию, то покорил города при помощи земляных насыпей: победив граждан в открытом сражении, он затем насыпал валы кругом стен и таким образом овладевал городом.

163. Первый город Ионии, на который напал Гарпаг, был Фокея. Фокеяне прежде всех эллинов стали совершать далекие путешествия по морю, открыли Адриатический залив, Тиррению, Иберию и Тартес; для этого они пользовались не круглыми судами, а пятидесятивесельными. В Тартесе они снискали себе расположение тартесского царя по имени Арганфония, царствовавшего в Тартесе восемьдесят лет и прожившего не менее ста двадцати лет. Фокеяне так понравились Арганфонию, что он предложил им покинуть Ионию в поселиться в его земле, где им угодно; но ему не удалось склонить их к этому. Узнав от фокеян, как велико могущество мидян, Арганфоний дал им денег на возведение стен кругом города и дал щедро, ибо в окружности стена их имеет много стадий, вся сложена из больших, хорошо прилаженных камней.

164. Так фокеяне поставили свои стены. Когда Гарпаг повел на них войско и начал осаду, он объявил им, что довольствуется вполне, если фокеяне сломают хоть один зубец на стене и пожертвуют хоть одним зданием. Вознегодовав при мысли о рабстве, фокеяне в ответ потребовали день на размышление, обещая, что потом дадут ответ; на время совещания они предложили Гарпагу отвести свое войско от городской стены. Гарпаг отвечал, что он знает. их замыслы, однако дозволяет им поразмыслить. В то время, как Гарпаг отвел войско от стены, фокеяне спустили на море свои пятидесятивесельные суда, поместили на них детей, жен, всё движимое имущество, кроме того кумиры из храмов в другие священные предметы, за исключением меди, камня и картин; всё это поместили на суда, взошли на них сами в отплыли к Хиосу. Персы овладели покинутой жителями Фокеей.

165. На желание фокеян купить себе у хиосцев острова, называемые Энуссами, хиосцы отвечали отказом, опасаясь, что после этого Энуссы сделаются торговым местом, и их собственный остров потеряет через то всякое торговое значение; поэтому фокеяне направили свой путь к острову Кирну, где двадцать лет тому назад согласно изречению оракула основали город по имени Алалию. Арганфония в то время уже не было в живых. Собравшись в Кирн, они сначала возвратились в Фокею, истребили там персидский гарнизон, который охранял принятый от Гарпага город. Совершив это, они призывали тяжкие проклятия на тех из своего отряда, которые отделятся от него. При этом они бросили в море большой кусок железа и поклялись не возвращаться в Фокею до тех пор, пока железо это не покажется на поверхности моря. Однако из тех фокеян, которые поплыли к Кирну, большая часть так стосковалась по городу, так жалела о нем, о родных местах, что нарушила клятву и отплыла обратно в Фокею. Оставшиеся верными клятве снялись с Энусс и поплыли дальше.

166. По прибытии на Кирн фокеяне поселились там вместе с людьми, которые пришли сюда пять лет тому назад, и соорудили храмы своим богам. Так как они занимались грабежом всех соседей, то на них общими силами вошли войною тиррены и карфагеняне, причем союзники имели по шестидесяти кораблей. Фокеяне с своей стороны снарядили суда числом шестьдесят и вышли на встречу неприятелям в так называемом Сардинском море. В морском сражении фокеяне одержали так называемую кадмейскую победу: сорок кораблей их были уничтожены, а уцелевшие двадцать сделались негодными к употреблению, так как потеряли металлические носы. после этого фокеяне возвратились в Алалию, взяли там своих детей, женщин и различное имущество, сколько могли вместить корабли их, покинули Кирн и поплыли в Регий.

167. Большую часть людей с погибших судов захватили карфагеняне и тиррены в свои руки; они высадили пленных на сушу и побили камнями. После этого у агиллеян всё, что проходило мимо того места, на котором были убиты фокеяне, бывало калечено, уродуемо, убиваемо, как мелкий и рогатый скот, так равно и люди. Желая очистить себя от преступления, агиллеяне послали в Дельфы вопрошателей. Пифия приказала им делать и дальше то, что они делают теперь: агиллеяне приносят обильные жертвы убитым фокеяням, устраивают гимнастические и конные состязания. Такою смертью погибла эта часть фокеян; те, что бежали в Регий, отправились оттуда и приобрели в земле Энотрии город, который называется теперь Гиелою. Заселили они этот город потому, что узнали от одного из жителей Посейдонии, что пифия в совете о заселении Кирна говорила о Кирне городе. а не об острове.

168. Так было с Фокеей в Ионии. подобным образом поступили жители Теоса. Когда акрополь их были взят Гарпагом с помощью насыпи, они всё сели на суда и отплыли к Фракии, и там заняли город Абдеры, ранее этого основанный клазоменцем Тимесием; но он не воспользовался плодами своего дела, будучи изгнан фракиянами. Теперь теосцы абдерские чтут Тимесия, как героя.

169. Это — единственные из ионян, не вынесшие рабства и потому покинувшие родину. Остальные ионяне за исключением милетян решились сразиться с Гарпагом подобно тому, как поступили и выселившиеся ионяне; всё они мужественно сражались за свободу, но были побеждены, взяты в плен, потом остались на своих местах и исполняли всё приказания завоевателей. Милетяне, как было сказано выше[19], оставались в покое благодаря заключенному с Киром союзу. Таким образом Иония порабощена была вторично. После того, как Гарпаг покорил ионян, живших на материке, островные ионяне испугались этого и добровольно подчинились Киру.

170. Когда ионяне, не взирая на неудачи, собрались в Панионий, им подал полезнейший совет, как мне передают, житель Приены Биант; если бы они ему последовали, то были бы счастливее всех эллинов. Он предлагал собраться всем ионянам и вместе отплыть в Сардинию, основать там общеионийское государство и таким образом избавившись от рабства жить благополучно, занимая наибольший остров и владычествуя над остальными островами; если же они останутся в Ионии, то, утверждал он, не увидят больше свободы. Таков был совет Бианта из Приены ионянам в то время, когда могущество их было уже сокрушено. Благой совет дан был ионянам еще раньше испытанного ими поражения милетянином Фалесом, по своим предкам ионянином. Он советовал ионянам учредить общую думу на Теосе, — Теос лежит посередине Ионии, — причем остальные города продолжили бы существовать по прежнему, но почитались за деревенские общины. Таковы советы, данные этими двумя людьми ионянам.

171. Покорив Ионию, Гарпаг пошел войною на каров, кавниев и ликиян, имея в своем войске ионян в эолян. Кары эти перешли на материк с островов. Первоначально они были подвластны Миносу, назывались лелегами и занимали острова; не платили они однако никогда дани, насколько я могу проникать в древность по рассказам, хотя поставляли команду для кораблей всякий раз, когда требовал того Минос. В то время, как Ммнос покорил уже многие земли в прославился военными удачами, карийский народ был тоже знаменитейшим из всех народов. Ему принадлежат три изобретения, которыми воспользовались и эллины: кары научили украшать шлемы султанами, делать на щитах приметы, и они же первые сделали к щитам рукоятки; раньше того всё, имевшие обыкновение употреблять щиты, носили их без рукояток, придерживая кожаными ремнями, которые перекидывались на шею и через левое плечо. Много времени спустя каров вытеснили с островов доряне и ионяне, Таким-то образом они и перешли на материк. Так о карах рассказывают критяне. Однако сами кары не согласны с критянами, почитая себя за автохфонов на материке, искони носившими имя каров. В доказательство этого они указывают на древнее святилище Зевса Карийского в Миласах; в святилище принимают участие, как братья каров, мисяне и лидяне: Лид и Мис, как говорят, братья Кара. Только эти народы и участвуют в святилище, а всё остальные, чуждые карам по происхождению, хотя и говорящие на одном с ними языке, никакого участия в храме не принимают.

172. Кавнии наоборот кажутся мне автохфонами, хотя сами говорят, что они из Крита. По языку они примыкают к карам или кары к кавниям, не могу сказать этого в точности; по образу жизни резко отличаются и от каров, в от всех других народов. Для них нет ничего лучше, как собираться в обществе на попойки по возрастам и по дружбе, отдельно мужчинам, женщинам и детям. Хотя они и приняли некогда поклонение чужим божествам, но впоследствии нововведение это им не понравилось; они решили поклоняться только отеческим богам, почему всё кавнии, способные носить оружие, вооружились и, ударяя копьями по воздуху, проследовали до области Калинды, говоря, что они изгоняют таким образом чужеземных богов. Таковы их нравы.

173. Ликияне издревле происходят из Крита, на котором первоначально жили только варвары. Там некогда поссорились между собою из-за царской власти сыновья Европы, Сарпедон и Минос. Минос вышел из спора победителем, изгнал Сарпедона и его соумышленников. Изгнанники прибыли в Азию, в землю Милиаду. Страна, которую населяют теперь ликияне, была в древности Милиадою, а милии назывались тогда солимами. Пока царствовал над ними Сарпедон, они назывались тем самым именем, какое принесли с собою в Азию, и каким называют ликиян соседи их, именно термилами. Только после того, как к термилам и Сарпедону пришел из Афин Лик, сын Пандиона, изгнанный братом Эгеем, они названы были во имени Лика ликиянами. Нравы и обычаи их частью критские, частью карийские. Только следующий обычай у них совершенно особенный, отличающий их от всех других народов: они называют себя по матери, а не по отцу. Если кто спросит соседа о его происхождении, тот сообщает свою родословную с материнской стороны и перечисляет матерей своей матери; и если женщина гражданка сочетается браком с рабом, то дети их признаются благороднорожденными, во если мужчина гражданин, хотя бы самый знатный между ними, возьмет в жены чужеземку или наложницу, то дети их не имеют прав гражданства.

174. Кары были покорены Гарпагом, не совершив ничего достославного; достославного не совершили и всё те эллины, которые живут в этой земле, а живут здесь помимо других и лакедемонские колонисты книдяне. Часть земли книдян, обращенная к морю, называется Триопием; с другой стороны она начинается от полуострова Бибассии, а вся книдская область за исключением узкой полосы омывается водою: северная сторона ее граничит Керамийским заливом, а с юга она прилегает к морю у Симы и Рода. Узкая полоса не велика, не более пяти стадий. Книдяне начали было перекапывать ее в то время, когда Гарпаг завоевывал Ионию, думая превратить свою область в остров. Вея книдская область лежит по сю сторону перешейка, так как там, где она оканчивается у материка, находится перешеек, который они и начали перекапывать. Много рук книдян было уже за работой; но когда стали разбивать скалу, оказалось, что разные части тела, особенно глаза рабочих были изранены каким-то сверхъестественным способом. Тогда книдяне послали в Дельфы спросить о причине несчастья. Как рассказывают сами книдяне, пифия дала в триметрах следующий ответ: «не укрепляйте перешейка и не перекапывайте. Зевс поместил бы там остров, если бы это было ему угодно». После такого ответа пифии книдяне приостановили прорытие перешейка, и когда Гарпаг подошел к ним с войском, сдались ему без боя.

175. Внутри материка над Галикарнасом жили педасеи. У жрицы их богини Афины выросла большая борода, что каждый раз предвещает какую-нибудь беду и им самим, и соседям их; случалось это трижды[20]. Они одни из жителей Карии сопротивлялись некоторое время Гарпагу и причинили ему величайшие затруднения, укрепившись на горе Лиде. Педасеи покорены были нескоро.

176. Когда Гарпаг пришел с войском в равнину Ксанфа, ликияне выступили против него, в небольшом числе сразились с многочисленным войском и обнаружили храбрость, но были разбиты и оттеснены в город; в акрополе они поместили женщин, детей, имущество и прислугу и подожгли его, дабы акрополь сгорел весь. Сделав это и связав друг друга грозными клятвами, ксанфяне вышли против врага и всё пали в сражении. Нынешние ликияне, выдающие себя за ксанфян, пришельцы кроме восьмидесяти семейств; эти восемьдесят семейств в то время случайно находились в чужих краях и потому остались в живых. Так Гарпаг овладел Ксанфом; подобным же способом взял он и город Кавн, потому что кавнии поступили почти так же, как и ликияне.

177. Итак, нижнюю Азию обезлюдил Гарпаг, а верхнюю сам Кир, покоривший там один народ за другим и не пощадивший ни одного из них. о большей части их мы говорить не будем; упомяну только о тех городах, которые причинили ему наибольшие затруднения и наиболее заслуживают описания.

178. Покорив своей власти всё народы материка, Кир начал наступление на ассириян. В Ассирии есть много больших городов, но самым знаменитым и наиболее укрепленным городом, резиденциею царя после разрушения Нина был Вавилон. Город этот таков. Лежит он в обширной равнине, имеет вид четырехугольника, каждая сторона которого содержит в себе сто двадцать стадий; число всех стадий, составляющих объем города, четыреста восемьдесят. Такова величина города, а устроен он так прекрасно, как ни один известный нам город. Вавилон прежде всего окружен рвом, глубоким, широким и наполненным водою; за рвом следует стена шириною в пятьдесят царских локтей, а вышиною в двести локтей. Царский локоть больше обыкновенного на три пальца.

179. При этом мне следует сказать еще, на что употреблена была земля, вынутая из канавы, и каким способом сооружена стена. Копая ров, рабочие в то же время выделывали кирпичи из вынимаемой земли; приготовив достаточное количество кирпичей, обжигали их в печках. Цементом служил им горячий асфальт, а через каждые тридцать рядов кирпича они накладывали в стене ряд тростниковых плетенок; укрепили сначала края рва, а потом таким же способом возвели и самую стену. На стене по обоим краям ее поставлены были одноярусные башни, одна против другой; в середине между ними оставался проезд для четверки лошадей. Стена имеет кругом сто ворот, сделанных целиком из меди, с медными косяками и перекладинами. На расстоянии восьми дней пути от Вавилова лежит другой город по имени Ис. Там протекает небольшая река, имя которой также Ис, и которая изливается в реку Евфрат. Река Ис выбрасывает вместе с водою большую массу асфальта, который доставлялся и на стены в Вавилоне.

180. Таким-то образом Вавилон был окружен стеною. Состоит он из двух частей, потому что посередине города протекает Евфрат, большая глубокая и быстрая река; вытекает она из Армении и вливается в Ерифрейское море. Стены обеими своими сторонами доходят до реки; начиная от реки стены изгибаются и тянутся вдоль обоих берегов и виде плотины из обожженного кирпича. Самый город полон домов трех — и четырехъярусных и пересекается прямыми улицами, как теми, которые идут вдоль реки, так и поперечными, ведущими к реке. На каждой поперечной улице и плотине, идущей вдоль реки, были ворота, которых было столько же, сколько и улиц; эти ворота тоже медные и ведут к самой реке.

181. Стена эта, как панцирь, обнимает город. Другая стена тянется кругом внутри первой; она лишь немного слабее наружной и уже ее. В одной части города за большою крепкою стеною находится царский дворец, в другой храм Зевса Бела с медными воротами. Это четырехугольник, каждая сторона которого имеет две стадии; уцелел он до моего времени. Посередине храма стоит массивная башня, имеющая по одной стадии в длину и ширину; над этой башней поставлена другая, над второй третья и так дальше до восьмой. Подъем на них сделан снаружи; он вдет кольцом вокруг всех башен. Поднявшись до середины подъема, находишь место для отдыха со скамейками; восходящие на башни садятся здесь отдохнуть. На последней башне есть большой храм, а в храме стоит большое, прекрасно убранное ложе и перед ним золотой стол. Никакого кумира в храме однако нет. Провести ночь в храме никому не дозволяется, за исключением одной только туземки, которую выбирает себе божество из числа всех женщин. Так рассказывают халдеи, жрецы этого божества.

182. Они же говорят, чему однако я не верю, будто божество само посещает храм и почивает на ложе; нечто подобное точно таким же способом совершается в египетских Фивах по словам египтянин; и там будто бы ложится спать женщина в храме Зевса Фивского, причем ни вавилонянка, ни фивянка не имеют, говорят, вовсе сношений с мужчинами. Подобно этому в Ливии в Патарах прорицательница, — если только она бывает, ибо оракул там не постоянный, — запирается по ночам в храме.

183. В вавилонском святилище есть внизу еще другой храм, в котором находится большое золотое изображение сидящего Зевса; перед ним стоит большой золотой стол, золотая скамеечка и такой же трон. Всё это сделано, как говорят халдее, из восьмисот талантов золота. Подле храма есть золотой жертвенник. Есть еще другой жертвенник, большой, на котором приносится в жертву пришедший в возраст мелкий скот; на золотом жертвеннике можно приносить в жертву только сосущих еще животных. Кроме того, на большом жертвеннике возжигается ежегодно халдеями тысяча талантов ладана во время праздника этого божества. В то время, при Кире, в пределах святилища был еще массивный золотой кумир в двенадцать локтей. Я не видел его и говорю со слов халдеев. Дарий, сын Гистаспеса, замышлял било завладеть кумиром, но не дерзнул взять его; взял же его сын Дария Ксеркс, убивший при этом жреца за то, что тот же позволял касаться кумира. Так был украшен этот храм. В нем было еще много и частных пожертвований.

184. В Вавилове царствовали многие цари. В ассирийской истории[21] я упомяну о тех из них, которые соорудили и украсили стены и храмы; в числе их было и две царицы. Одна из них, царствовавшая раньше и жившая за пять поколений до другой, носившая имя Семирамиды, соорудила на равнине достойные внимания плотины; ранее того река заливала обыкновенно всю равнину.

185. Другая, следовавшая за Семирамидой царица по имени Нитокрида, не была так нерассудительна. как первая. Она оставила по себе памятники царствования, которые я и опишу. Замечая обширность в беспокойный характер мидийского народа, в числе других городов завоевавшего и Нин, она приняла всевозможные меры предосторожности. Прежде всего течение реки Евфрата, первоначально прямое, проходившее посередине города, она сделала извилистым с помощью прорытых над городом каналов, так что к одной ассирийской деревне река эта подходит теперь три раза; деревня, к которой подходит так Евфрат, называется Ардериккою. Поэтому, если кто отправляется теперь от нашего моря в Вавилон по реке Евфрату, то он в течение трехдневного плавания трижды подъезжает к одной и той же деревне. Кроме того, царица сделала вдоль обоих берегов реки набережные, достойные внимания по величине и высоте; много выше города она велела выкопать бассейн для озера, очень близко к реке, углубленный до уровня воды, имеющей в объеме четыреста двадцать стадий; из той земле которую вынимали из канала, она велела сооружать набережные. По вырытии бассейна доставлены были сюда по ее распоряжению камни, и сделана круглая стена по краям озера. То и другое сделала царица, — изгибы в русле реки и бассейн для озера, — с тою целью, чтобы река, изламываясь по многочисленным уклонам, текла медленнее, чтобы путь в Вавилон был кривой, и чтобы плывущие объезжали еще большое в объеме озеро. Сооружения эти царица совершила в той части своих владений, где находятся проходы в Мидию и кратчайший путь из нее, дабы мидяне не имели сношений с ее страною и не выведывали бы дел ее.

186. С помощью таких укреплений, вырытых в глубине земли, царица защитила себя от врага; вскоре после этого она сделала другие, дополнительные работы. Так как город состоял из двух частей, и между ними протекала река, то при прежних царях всякий, желавший перейти из одной части города в другую, должен был переезжать на судне, а это было, как мне кажется, затруднительно. Царица позаботилась и об этом. Выкопав бассейн для озера, она оставила по себе сверх этого еще следующий памятник: велела вытесать большой длины камни; когда камни были готовы и бассейн вырыт, она направила всю воду реки в вырытый бассейн. Когда бассейн наполнился водою, а прежнее русло реки совершенно высохло, она велела прежде всего края речных берегов в городе и спуски, ведшие от ворот до реки, выложить обожженным кирпичом по такому же способу, как была сделана стена; потом велела приблизительно посередине города положить мост из кусков высеченного камня, причём цементом служили железо и свинец. На этом мосту в начале дня, во ее распоряжению, клали четырехугольные бревна, по которым и переходили вавилоняне; на ночь бревна снимались для того, чтобы вавилоняне не переходили через реку и не обворовывали друг друга. Когда вырытый бассейн наполнился водою реки и образовал озеро, и когда постройка моста была кончена, царица снова отвела воду реки Евфрата из озера в первоначальное русло; таким образом оказалось, что бассейн, превратившийся теперь в болото, сделан на случай опасности извне, а для жителей города устроен был мост.

187. Та же царица придумала следующую хитрость: над теми из городских ворот, через которые народ ходил наичаще, она поставила для себя гробницу, выше самых ворот; на гробнице начертала такого рода надпись: «если кто из следующих за мною царей будет нуждаться в деньгах, то пускай откроет гробницу и возьмет оттуда денег, сколько захочет; если же он не будет нуждаться, то ни под каким видом не должен вскрывать гробницы ибо пользы от того ему не будет». Гробница оставалась нетронутой до времени царствования Дария. Дарию казалось нелепым не пользоваться этими воротами и не взять лежащих в гробнице денег, хотя они сами на то напрашивались. Воротами не пользовался он вовсе потому, что труп во время проезда через ворота находился бы над его головой. Он открыл гробницу, но денег в ней не нашел; нашел труп и следующую надпись: «если бы ты не был ненасытен к деньгам и не преисполнен низкой алчности, то не открывал бы гробниц мертвецов». Такова по рассказам была эта царица.

188. Кир предпринял поход против сына этой женщины; назывался он по имени отца своего Лабинетом и был царем ассириян. Великий царь во время военного похода берет с собою из дому большой запас пищи и скота; при нем есть и вода для питья из реки Хоаспы, что протекает мимо Сус; царь пьет воду только из этой реки и ни из какой другой; куда бы царь ни ехал, всегда за ним следуют в большом числе четырехколесные повозки, запряженные мулами, с серебряными бочонками, наполненными переваренною водою из реки Хоаспы.

189. Когда царь в походе на Вавилон пришел к реке Гинде, источники которой находятся в Матиенских горах, которая протекает через область дарданов и вливается в другую реку Тигр, а Тигр протекает мимо города Опиды и вливается в Ерифрейское море, — когда Кир подошел к этой судоходной реке и пытался перейти через нее, одна из его священных лошадей отважно бросилась в реку, желая переплыть ее; но вода поглотила и унесла лошадь. Кир сильно вознегодовал на реку за такое насилие и погрозил сделать ее на столько незначительною, чтобы впредь могли переходить ее и женщины, не замачивая себе колен. Произнеся угрозу, он приостановил поход на Вавилон, разделил свое войско на две части и расположил его длинными рядами по обоим берегам реки, шнуром отмерил в различных направлениях на обоих берегах Гинды по сто восемьдесят канав, отвел каждому отряду его место и приказал копать. Хотя работу эту производило большое количество людей, однако на выполнение ее пошло всё лето.

190. Когда Кир наказал реку Гинду тем, что разделил ее на триста шестьдесят каналов, и когда наступила следующая весна, он пошел на Вавилон. Вавилоняне ожидали его с войском за стенами города. Когда он подошел близко к городу, вавилоняне сразились с его войском, но были разбиты и оттеснены в город. Так как они еще раньше знали Кира за человека беспокойного и видели, что он безразлично нападает на всё народы, то запаслись съестными припасами на долгие годы; поэтому на осаду они не обращали никакого внимания; между тем Кир находился в большом затруднении: времени уходило много, а дело нисколько не подвигалось вперед.

191. Посоветовал-ли ему кто-нибудь в его трудном положении, или он сам понял, что ему следует сделать, только Кир поступил следующим образом: часть войска он поставил у того места реки, где она входит в город, другую часть поместил позади города, там, где река из города выходит, а затем отдал войску приказ: вступить по руслу реки в город, когда найдут его удобным к переходу. Так распределил свое войско Кир и сделал такое распоряжение; сам он с неспособными к сражению воинами отступил к озеру и здесь с рекою и озером повторил то же самое, что раньше его было сделано вавилонской царицей. С помощью канала он отвел воду из реки в озеро, которое до того было болотом; когда вода в реке убыла, то старое русло ее стало удобопереходимым. Тогда, персы, поставленные вдоль реки для упомянутой выше цели, когда вода в реке убыла настолько, что не доставала человеку до середины бедра, вступили по руслу в Вавилон. Если бы вавилоняне заранее узнали или как-нибудь заметили то, что было устроено Киром, они допустили бы персов войти в город и потом жестоко истребили бы их; для этого им оставалось только запереть всё ворота, ведшие к реке, а самим занять набережные, которые тянулись вдоль речных берегов; они захватили бы персов, как рыбу в верше. Теперь персы предстали перед ними неожиданно. По словам тамошних жителей, вследствие обширности города вавилоняне средней части города не знали о том, что жители окраин уже взяты в плен; по случаю праздника, они в это самое время танцевали, веселились, пока наконец с полною достоверностью не узнали о случившемся.

192. Так взят был Вавилон в первый раз. Сколь велики богатства вавилонян, я могу показать многими примерами, в особенности нижеследующим. Вся страна, над которой царствует великий царь, разделена в видах содержания самого царя и его войска, на части; сверх этого взимается и обыкновенная подать; из двенадцати месяцев года четыре месяца содержит его Вавилония, а восемь месяцев остальная Азия. Таким образом Ассирия по количеству богатств составляла третью часть всей Азии. Управление этою областью, которую персы называют сатрапией, доходнее всех прочих наместничеств; там Тритантайхмесу, сыну Артабаза, получившему эту область от царя, поступала ежедневно полная артаба серебра. Артаба — персидская мера больше аттического медимна на три аттических хойника. Что касается лошадей, то кроме боевых он держал для себя восемьсот жеребцов и шестнадцать тысяч кобылиц; каждый жеребец имел случку с двадцатью кобылицами. Индийских собак содержалось у него такое множество, что четыре больших деревни равнины, свободные от других податей, обязаны были поставлять провизию для этих собак. Таковы были доходы правителя Вавилонии.

193. Земля ассириян орошается дождем мало; дождевой воды достаточно только для питания корней хлебных растений; вырастает же посев и созревает хлеб при помощи орошения из реки; река эта не разливается впрочем по полям, как в Египте; орошают здесь руками и с помощью насосов. Вавилония вся, так же как в Египет, изрезана каналами; наибольший из них, судоходный, тянется от Евфрата на юг до другой реки, Тигра, на котором лежит город Нин. Эта страна — плодороднейшая из всех нам известных в отношении хлеба; во всем остальном она терпит крайний недостаток, например, в фруктовых деревьях, каковы: фига, виноград, олива. Напротив, плоды Деметры здесь так обильны, что обыкновенно земля родит сам-двести, а при наибольшем урожае сам-триста. Там же листья пшеницы и ячменя имеют часто в ширину четыре пальца; что просо и сезам вырастают здесь величиною с дерево, и, хотя я знаю, лучше упоминать не буду, так как убежден, что в сказанное о плодах содержит в себе много невероятного для тех, кто не бывал в Вавилонии. Оливкового масла они вовсе не употребляют, а приготовляют себе масло из сезама. Пальмы растут у них по всей равнине; большинство их приносит плоды, из которых приготовляются хлеб, вино и мед. Пальмы они воспитывают тем же способом, что и фиговые деревья, в том отношении главным образом, что плоды так называемых у эллинов мужских пальм привязывают к пальмам, дающим плоды; делается это для того, чтобы оса вошла в плод и содействовала бы его созреванию, и чтобы плод не отпадал, ибо в плодах мужских пальм живут осы, так же как и в диких фигах.

194. Теперь я приступлю к тому, что в этой стране после самого города на мой взгляд наиболее достопримечательно. Суда их, плавающие по реке в Вавилон, имеют круглую форму и целиком сделаны из кожи. В земле армениев, что живут выше ассириян, они нарезывают ивы и делают из них бока судна, потом обтягивают их покровом из кож и делают подобие дна, не раздвигая стенок кормы и не суживая носа, но придавая судну круглую форму щита; после этого всё судно наполняют соломой, нагружают и спускают вдоль по реке. Груз состоит преимущественно из пальмовых бочек с вином. Судно направляется с помощью двух рулей двумя стоящими людьми; одни из них тянет руль к себе, другой толкает свой руль от себя. Суда эти бывают и очень большие, и поменьше; наибольшие из них поднимают пять тысяч талантов груза. В каждом судне помещается по одному ослу, а в судах большего размера по несколько. Придя на судах в Вавилон и распродав груз, они сбывают также остов судна и всю солому; кожи навьючивают на ослов в отвозят их к армениям. Вверх по реке вследствие быстроты течения суда вовсе не могут плыть, поэтому-то и делают их не деревянными, а кожаными. По прибытии с ослами обратно к армениям ассирияне таким же способом делают себе новые суда. Таковы у них суда.

195. Одежда ассириян следующая: спускающаяся до ног льняная туника, сверху другая туника шерстяная, а затем набрасывается небольшой белый плащ; употребительная там обувь похожа на беотийские башмаки. Волосы на голове длинные и укрепляются повязкою; всё тело умащается. Каждый из них носит перстень с печатью и хорошо сделанную палку; палка сверху украшена искусственным яблоком или розой, или лилией, или орлом, или каким-нибудь другим изображением; носить палку без украшения у них не в обычае. Так обращаются они с телом.

196. Что касается их обычаев, то, по моему мнению, мудрейший из них, свойственный также, как я знаю, иллирийским енетам, состоял в следующем: в каждой деревне однажды в год созывали всех девушек, достигших половой зрелости, и выводили всех их толпою в одно место; кругом их располагалась толпа мужчин; глашатай вызывал каждую поодиночке и продавал одну за другой, прежде всех самую красивую; когда первая бывала продана за большие деньги, глашатай вызывал другую, следующую по красоте за первой; девушки продавались под условием супружеской жизни с ними. Всё богатые вавилоняне, достигшие половой зрелости, одни перед другими покупали себе красивейших девушек, а такого же возраста люди простые вовсе не искали красивой наружности и с деньгами готовы были брать и очень некрасивых. Покончив с продажей красивейших девушек, глашатай вызывал потом самую безобразную или калеку и спрашивал, кто желает жениться на ней с наименьшим вознаграждением; девушка вручалась тому, кто соглашался на ней жениться с наименьшей додачей денег; употреблявшиеся на это деньги собирались за красивых девушек, так что красивые выдавали замуж безобразных и калек. Выдавать свою дочь самому, за кого было бы желательно, у них не дозволялось, равно как уводить к себе домой купленную девушку без поручителя: поручители должны были засвидетельствовать, что купивший женится на девушке, и только тогда он уводил ее с собою. Если же поженившиеся не сходились друг с другом, то закон требовал возвратить деньги. Желавший купить себе девушку мог прийти и из другой деревни. Это был у них прекраснейший обычай; в настоящее время его нет; но недавно они придумали другую меру, чтобы не обижать девушек и не заставлять их уходить в чужой город, именно: когда вследствие завоевания они впали в нужду и несчастья, то простой народ из крайности стал торговать телом дочерей.

197. Следующий по степени мудрости обычай у них таков: больных выносят они на площадь, потому что врачей не имеют. К больному подходят и говорят с ним о болезни; подошедший сам быть может страдал когда-либо такою же болезнью, как больной, или в такой болезни видел другого. Люди эти, подойдя, беседуют с больным и советуют ему те самые средства, которыми они излечились сами от подобной болезни или видели, что излечились этими средствами другие больные. У них не дозволяется пройти мимо больного молча, не спросив о болезни.

198. Трупы хоронят они в меду, а погребальные песни их похожи на египетские. Всякий раз после сообщения с женщиною вавилонянин воскуряет фимиам; в другом месте то же самое делает женщина; потом при наступлении утра оба они обмываются; прежде чем обмываться, они не прикасаются ни к какому сосуду. То же самое делают арабы.

199. У вавилонян есть однако следующий отвратительный обычай: каждая туземная женщина обязана раз в жизни иметь сообщение с иноземцем в храме Афродиты. Многие женщины, гордые своим богатством, не желая смешиваться с другими, отправляются в храм и там останавливаются в закрытых колесницах; за ними следует многолюдная свита. Большинство женщин поступает следующим образом: в святилище Афродиты садятся в большом числе женщины с веревочными венками на головах; одни из них приходят, другие уходят. Между женщинами во всевозможных направлениях сделаны совершенно прямые проходы, по ним ходят иноземцы и выбирают себе женщин. Севшая здесь женщина возвращается домой не раньше, как иноземец бросает ей монету на колени и сообщается с нею за пределами святилища. Бросив женщине монету, следует сказать: «приглашаю тебя во имя богини Милитты». Милиттою называют ассирияне Афродиту. Как бы мала ни была монета, женщина не в праве отвергнуть ее, потому что деньги принадлежат божеству. Она следует за первым, бросившим ей деньги, и не пренебрегает никем. После сообщения и следовательно выполнения священного долга относительно богини женщина возвращается домой, и с этого времени нельзя иметь ее ни за какие деньги. Женщины, выдающиеся красотою и сложением, уходят из храма скоро; всё некрасивые остаются там долго, потому что долго не удается им исполнить свою обязанность по отношению к богине; иные должны ждать по три и по четыре года. Подобный обычай существует и в некоторых местах на Кипре.

200. Таковы нравы и обычаи вавилонян. Кроне того три колена их питаются только рыбой и ничем другим. Пойманную рыбу они вялят на солнце, а далее поступают так: бросают высушенную рыбу в ступку, разбивают ее пестами и просеивают через холст; из этого каждый по своему вкусу или изготовляет сырое тесто, или печет хлеб.

201. Когда в этот народ подпал под власть Кира, царь возымел сильное желание покорить массагетов. Народ этот считается многочисленным и воинственным, живет на востоке по ту сторону реки Аракса против исседонов. По мнению некоторых, это — скифский народ.

202. Одни говорят, что Аракс больше Истра, другие, что меньше. На Араксе лежит, как рассказывают, много островов, по величине подходящих к Лесбу; население островов питается всевозможными кореньями, которые оно летом выкапывает; зимою оно употребляет в пищу плоды некоторых деревьев; их отыскивают и в зрелом состоянии собирают про запас. Говорят, что они нашли еще другие деревья, плоды которых собирают кучами в одном месте, потом зажигают костер, садятся кругом его и бросают плоды в огонь; нюхая брошенные в огонь и горящие плоды, они пьянеют от их запаха так же, как эллины от вина, пьянеют всё сильнее по мере того, как бросают больше и больше плодов, наконец пускаются в пляску и начинают петь. Вот что рассказывают об их образе жизни. Река Аракс вытекает из земли матиенов, откуда берет свое начало и река Гинда, которую Кир разделил на триста шестьдесят каналов, и которая изливается сорока устьями; всё устья за исключением одного теряются в болотах и топях; здесь живут, говорят, люди, питающиеся сырой рыбой и одевающиеся в тюлении шкуры. Единственный ив рукавов Аракса протекает по открытой местности и впадает в Каспийское море. Это — отдельное море, не сливающееся ни с каким другим. То море, по которому во всех направлениях плавают эллины, и море по ту сторону Геракловых Столбов, а также Ерифрейское составляют собственно одно море.

203. Море Каспийское — другое, особое, имеющее в длину пятнадцать дней плавания для весельного судва, а в ширину в том месте, где оно наишире, восемь дней. Вдоль западного берега этого моря тянется Кавказ, обширнейшая из гор по объему и самая высокая. В кавказских горах живет множество различных народов, которые всё почти питаются дикими лесными деревьями. Говорят, из числа тамошних деревьев некоторые имеют странные листья; их растирают, мешают с водой и этою смесью делают узоры на одеждах. Изображения эти не смываются и изнашиваются вместе с шерстью самой одежды, как будто с самого начала они вотканы в материю. Половые сношения у этих народов совершаются открыто, как в стадах животных.

204. Итак, с запада Каспийское море ограничено Кавказом, с востока к нему примыкает равнина на необозримом пространстве. Значительную часть этой обширной равнины занимают массагеты, против которых и задумал идти войною Кир. К этому походу у него были многие важные побуждения и поводы, прежде всего его рождение, в силу которого он мнил себя чем-то выше человека, потом то счастье, с каким он вел войны: куда бы он ни пошел со своим войском, ни один народ не мог устоять против него.

205. Царицею массагетов в это время была вдова умершего царя; называлась она Томирис. Кир через послов пытался было свататься для виду, как бы желая иметь ее своей женой. Но Томирис поняла, что Кир сватается не к вей, а к царству массагетов, и отвергла предложение. Когда хитрость не удалась, Кир двинулся с войском к реке Араксу и открыто начал войну против массагетов; для переправы войска он положил через реку мосты, а на судах поставил башни с переправляющимися воинами.

206. Когда Кир занят был этой работой, Томирис послала к нему вестника со следующими словами: «перестань, царь мидян, хлопотать над тем, чем ты занят теперь; ведь ты не можешь знать, благополучно-ли кончатся твои начинания. Остановись, царствуй над своим и не мешай нам царствовать над тем, над чем мы царствуем. Но если не желаешь последовать этим советам и ни за что не хочешь оставаться в покое; если напротив у тебя есть сильная охота помериться с массагетами, изволь, но не трудись над соединением речных берегов; на три дни пути мы отойдем от реки, тогда переходи в нашу землю. Если же предпочитаешь допустить нас в твою землю, то сделай то же самое». Выслушав это, Кир созвал персидских вельмож, собрал их вместе и изложил перед ними дело, спрашивая, как поступить ему. Мнения всех их сошлись на том, чтобы Томирис и войско ее пропустить в их землю.

207. Однако присутствовавший здесь лидийский царь Крез осуждал это мнение и в следующих выражениях предложил план противоположный: «так как Зевс отдал меня во власть тебе, царь, то с самого начала я обещал отвращать по возможности всякую беду от твоего дома; испытанные мною несчастья стали для меня печальным уроком. Если ты мнишь себя бессмертным и воображаешь, что таково же и войско твое, в таком случае мне вовсе нет нужды высказывать свое мнение; но если сознаешь, что ты человек, и что твои подданные также люди, то прежде всего знай, что человеческие дела представляют круговорот, и что круговращение не допускает того, чтобы одни в те же люди были счастливы постоянно. Итак, о настоящем деле я имею мнение, противоположное совету этих лиц. Если мы решим допустить неприятеля в нашу землю, то от этого произойдет для тебя следующая опасность: в случае поражения ты погубишь всё твое царство, ибо ясно, что раз массагеты победят, они не убегут назад, по устремятся в твои владения. В случае победы, ты не одолеешь их настолько, чтобы, перейдя в землю массагетов, победоносно следовать всюду за обращенными в бегство врагами, — в этом случае я предполагаю то же, что и в первом, именно: если ты одержишь победу над врагом, то двинешься вперед во владения Томирис. Но и помимо сказанного, будет нестерпимым позором, если Кир, сын Камбисы, побежденный женщиной, уступит ей страну. Поэтому я полагаю, что нам следует перейти реку и подвинуться вперед настолько, насколько отступит враг, в только после того попытаться одолеть его. Насколько я знаю, массагеты не вкусили благ персидской жизни, и им не знакомы большие удовольствия. Поэтому советую зарезать для этого народа множество скота и приготовить угощение в нашем лагере, поставив там кроме того и изобилии чаши чистого вина и всякого рода яства; всё это сделав, советую оставить в лагере негоднейшую часть войска, а с остальным возвратиться к реке. Если только в своем предположении я не ошибаюсь, неприятель при виде стольких благ кинется на них, а нам останется прославить себя громкими подвигами».

208. Советы были противоположны. Кир отверг прежний совет в предпочел мнение Креза; затем предложил Томарис отступить, так как он сам вступает в ее владения. Царица отступила согласно первоначальному обещанию. Креза Кир передал на руки сыну своему Камбисе, к которому переходила и царская власть, причем настойчиво наказывал ему чтить Креза, делать всё в угоду ему, если бы поход на массагетов кончился несчастливо. Сделав такое распоряжение и отослав их обоих к персам, Кир вместе с войском стал переправляться через реку.

209. Когда войско перешло Аракс, Кир ночью в земле массагетов видел такой сон: снилось, что он видит старшего из сыновей Гистаспеса с крыльями на плечах; одним крылом он осеняет Азию, другим Европу. У Гистаспеса, сына Арсамеса, из дома Ахеменидов, старшим сыном был Дарий; в то время ему было около двадцати лет, и он оставлен был в Персии, потому что по возрасту был еще не годен к войне. Проснувшись, Кир стал размышлять о сновидении; когда оно показалось ему многознаменательным, царь позвал Гистаспеса и наедине сказал ему: «сын твой, Гистаспес, виновен в заговоре против меня и моей власти. Я докажу, что знаю это достоверно. Боги заботятся обо мне и предуведомляют меня обо всем предстоящем. Сегодня ночью во сне я видел твоего старшего сына с крыльями на плечах; одним крылом он осенял Азию, другим Европу. Это сновидение не может не свидетельствовать, что он злоумышляет против меня. Поэтому возможно скорее возвращайся в Персию и постарайся представить сына твоего на суд к тому времени, когда я покорю эту страну и возвращусь домой».

210. Кир говорил так в том предложении, что Дарий злоумышляет на него; между тем божество давало ему заранее звать, что он сам умрет здесь, в земле массагетов, и что царство его перейдет к Дарию. Гистаспес отвечал царю так: «не родиться бы лучше, царь, тому персу, который злоумышляет на тебя, а если такой есть, то пускай он погибнет тотчас! Злоумышлять на того, кто из рабов сделал персов свободными и вместо подчинения дал им владычество над всеми народами! Если сновидение знаменует, что юный сын мой замышляет против тебя восстание, я отдам его тебе: делай с ним, что хочешь».

211. Так отвечал Гистаспес и, перейдя Аракс, направился в Персию, дабы в угоду Киру заключить сына своего Дария под стражу. Тем временем Кир отошел от реки Аракса вперед на восемь дней пути и привел в исполнение совет Креза. После этого Кир вместе с боевою частью войска отступил назад к Араксу, тогда как на месте остались негодные к битве персы. Засим третья часть войска массагетов напала на покинутых воинов Кира, перебила их не без сопротивления и, заметив приготовленное угощение, расположилась пировать, как бы после победы над врагом; наелись до сыта, напились и легли спать. В это время персы напали на них, многих умертвили, но гораздо больше взяли в плен, между прочим и сына царицы, предводителя массагетов; назывался он Спарганисес.

212. Узнав об участи своего войска и сына, царица послала к Киру вестника со следующими словами: «ненасытно жадный до крови, Кир, не гордись случившимся, тем, что с помощью виноградного плода, которым вы напиваетесь сами, и от которого неистовствуете так, что по мере наполнения вином всё больше сквернословите, — не гордись, что столь коварно, такими средствами овладел ты моим сыном, и не в сражении и не военною доблестью. Теперь послушай меня, потому что советую тебе благое: возврати мне моего сына и удаляйся из нашей страны, свободный от наказания за то, что так нагло ты поступил с третьей частью моего войска. Если же не сделаешь этого, клянусь солнцем, владыкою массагетов, я утолю твою жажду крови, хоть ты и ненасытен».

213. На речь посла Кир не обратил однако никакого внимания. Сын царицы Томирис Спарганисес, протрезвившись и постигнув всю меру своего несчастья, просил Кира освободить его от оков, и, получив свободу и возможность располагать руками, тотчас умертвил себя. Так умер Спарганисес.

214. Когда Кир не послушал Томирис, она собрала всё военные силы и напала на него. Мне кажется, сражение это было наиболее жестоким из всех, в каких когда-либо участвовали варвары. Происходило оно, как я слышал, так: вначале оба войска обстреливали друг друга из луков на значительном расстоянии, потом, когда стрелы были истощены, перешли в рукопашную и бились копьями и мечами. Войска долго стояли друг против друга, и ни одна сторона не обращалась в бегство; наконец массагеты победили. Большая часть персидского войска пала на месте сражения, сам Кир был убит. Процарствовал он двадцать восемь лет. Томирис наполнила мешок человеческой кровью и велела разыскать среди павших труп Кира. Найдя, она погрузила голову его в мешок и, издеваясь над нею, сказала: «хотя я вижу и победила тебя в сражении, но ты причинил мне тяжкое горе, коварством отняв у меня сына, и я насыщу тебя кровью, как угрожала». Относительно смерти Кира существует много рассказов, я привел наиболее правдоподобный.

215. По одежде и образу жизни массагеты похожи на скифов. Сражаются они верхом на лошадях и пешие: знают оба способа войны; сражаются луками и копьями; вооружены обыкновенно и секирами. Всё предметы у них из золота и меди: всё, что требуется для копий, стрел и секир, приготовляется из меди; головные уборы, пояса и перевязи украшаются золотом. Также из меди делают они грудные панцири для лошадей; напротив уздечки, удила и фалеры приготовляют из золота. Железа и серебра они вовсе не употребляют, потому что этих металлов нет в их стране, тогда как золото и медь в изобилии.

216. Обычаи их таковы: хотя каждый из них женится на одной женщине, но женами они пользуются сообща. По словам эллинов, таков обычай у скифов; на самом деле так поступают не скифы, а массагеты. Если какой-нибудь массагет пожелает иметь сообщение с женщиной, он вешает колчан свой перед ее повозкой и сообщается спокойно. Предела жизни у них не полагается вовсе, но кто очень состарится, к тому сходятся всё родственники, убивают его, а вместе с ним и разный скот, варяг это вместе и поедают. Такой конец жизни считают они счастливейшим. Умершего от болезни они не съедают, но хоронят, горюя о том, что ему не пришлось быть убитым. Они ничего не сеют, питаясь домашними животными и рыбой, которую в изобилия доставляет им река Аракс. Они пьют молоко. Из богов чтут только солнце, которому приносят в жертву лошадей. Смысл жертвы этой тот, что быстрейшему из всех богов подобает быстрейшее животное.

Примечания

  1. I.107-130.
  2. I, 77.
  3. I, 34.
  4. I, 53.
  5. I, 32.
  6. I, 13.
  7. I, 53.
  8. I, 107.
  9. I, 50—51.
  10. Основание геродотова счисления точно неизвестно.
  11. I, 74.
  12. Осталось не рассказанным.
  13. I, 108.
  14. I, 75 сл.
  15. I, 94.
  16. I, 76. 90.
  17. I, 141.
  18. I, 119. 129.
  19. I, 143.
  20. VIII, 104.
  21. Осталась не написанной.