Когда образовалась религия, носящая имя христа, т. е. христианство, то она создала себе новый культ; лишь в этом культе она получила свое завершение. Она создала его из старых культов —иудейского и языческого.
I. Иудейские элементы.[править]
а. Неделя.[править]
Процесс образования христианского культа начался еще в апостольские времена, и новые общины приняли в первую голову элементы иудейского культа. Иудейский праздничный календарь эти общины приняли если не сейчас же, то очень скоро, после своего возникновения. Наиболее отчетливо выступает это, пожалуй, в заимствовании христианскими общинами иудейской недели. Шюрер недавно сгруппировал материал, относящийся к этому вопросу, и осветил его глубже, чем кто-нибудь это сделал до него.
Древние греки не знали недели. Они делили свой месяц на декады — десятидневки. Римляне, напротив, имели неделю. Но неделя эта у них состояла из 8 дней: за семью рабочими днями следовал восьмой, базарный день — „nundinae“. Эта восьмидневная неделя держалась вплоть до 4-го века. Однако, с ней во времена императоров конкурировала, с одной стороны, иудейская неделя, с другой — планетарная неделя. Обе эти недели являются семидневными, причем во второй дни имеют названия планет, а в первой они называются по их числовому порядку. Государственный календарь римлян не признавал ни планетарной, ни иудейской семидневной недели.
Христиане, несмотря на это, заимствовали иудейскую неделю: до 4-го века дни недели у христиан назывались не по планетам, а по числовому порядку. Оффициальный обычай католической церкви и ныне остался таким же, если судить, напр., по требнику; о том же, что таков был обычай и раннехристианских общин 1-го века, свидетельствуют послания Павла, евангелие Марка и Деяния. Это доказывает, что церковь сильно зависела от синагоги, а церковное исчисление времени от синагогального.
б. Постные дни.[править]
Но этого мало: христиане заимствовали у иудеев не только неделю, но также деление недели и выделение определенных дней и часов. Иудеи обычно приурочивали свои общественные посты ко 2-му и 5-му дням недели (к понедельнику и четвергу). Набожные иудеи постились в эти два дня каждую неделю. Об этом говорит нам трактат Таанит и Епифаний лишь подтверждает это, приписывая этот обычай фарисеям. Евангелие Луки тоже предполагает существование такого обычая: в притче о мытаре и фарисее фарисей похваляется тем, что он постится дважды в неделю.
В церкви издревле утвердился аналогичный обычай: христиане постились на четвертый и шестой дни недели, т. е. в среду и пятницу. Так, обычай этот мы находим около 200 г. в Египте: о нем свидетельствуют Климент Александрийский и Ориген; в Африке о нем нам сообщает Тертуллиан. Что обычай этот гораздо древнее, доказывается не только этою его распространенностью. Уже „Учение 12 апостолов“ недвусмысленно предписывает: „Не поститесь с лицемерами, они постятся на второй день недели и на пятый, вы же должны поститься на четвертый день и накануне субботы“.
Возможно, что обычай этот предполагается уже изречением, которое у Марка (2,20) приписывается Иисусу. Марк пишет не так, как Матфей; у последнего мы читаем: „Когда отнимется у них жених, и тогда будут поститься", Марк же пишет: „Когда отнимется у них жених, и тогда будут поститься, в тот день". Церковь, очевидно, совершенно сознательно отмежевывается от иудейства, избирает для поста другие, чем у иудеев, дни, но, все же, самый обычай поста и количество постных дней (два в неделю) она заимствовала у иудейства.
в. Суббота.[править]
Третьим днем, который иудеи выделяли в своей недели, является суббота. Как обстояло дело с субботой у христиан? Ответ на это дает, прежде всего, Сократ, который пишет:
„В то время, как во всем мире церкви на исходе недели справляли свои таинства в субботу, александрийская и римская церкви уклонялись от следования этому обычаю, согласному с древним преданием. Египтяне же, которые являются соседями александрийцев, и жители Фиваиды устраивают, правда, в субботу богослужебные собрания, однако, причащаются не по христианскому обычаю. Ибо, уже вдосталь наевшись и насытившись разнообразной пищей, они под вечер приносят жертву, а затем принимают причастие“.
Данные Сократа подтверждаются, объясняются и дополняются множеством свидетельств Востока и Запада. Цан очень удачно сгруппировал их в своей „Истории воскресного дпя“. Свидетельства эти показывают, что в первой половине 5-го века церковь почти всюду праздновала субботу, и что праздник этот чрезвычайно характерным образом сопровождался лишь ветхозаветными чтениями: лаодикейскому собору пришлось сделать определенное предписание — читать и евангелия.
Что обычай празднования субботы является древним, доказывается его распространенностью (Александрия в этом вопросе, как и во многих других, была зависима от Рима), также тем обстоятельством, что уже около 200 г. Тертуллиан, равно как и Ориген, знают о том, что церковь выделяет субботний день. Тертуллиан говорит, что некоторые, очень немногие, воздерживались в субботу от коленопреклонений (для них день этот, таким образом, являлся днем большого праздника и радости, . Ориген требует, чтобы в Субботу воздерживались от всех мирских дел и отдавались благочестию в церкви.
Несмотря на эти свидетельства, празднование субботы во втором веке является, поводимому, необщераспространенным, т. е. необщеобязательным. Юстин разъясняет, что христиане из иудеев не должны принуждать христиан из язычников праздновать субботу. Для 1-го века мы свидетельств не имеем.
г. Часы молитвы.[править]
Еще одна черта, на ряду с выделением постных дней и субботы, является характерной для иудейской недели: каждый день ее имеет три молитвенных часа. Когда именно приходятся эти часы, сказать наверное, по моему мнению, нельзя. Раньше такими часами считали 3, 6 и 9 часы, ныне называют обычно утро, время жертвы — минха (оно лишь случайно совпадет с 9 часами) и вечер.
В церкви около 200 г. обстоятельства сложились так, что временем молитвы считались как 3, 6 и 9 часы, так и утро с вечером. Тертуллиан убеждает признать 3, 6 и 9 часы часами молитвы, т. е. молиться трижды в день, „не считая, конечно, законных молитв, которые и без всякого особого постановления обязательны — при наступлении дня и ночи“. Согласно Киприану, христиане также обязаны молиться в 3, 6, и 9 часу, не считая молитв на заре и на закате. Согласно Клименту Александрийскому, часами молитвы являются 3-ий, 6-ой и 9-ый; согласно же Оригену, следует молиться трижды в день; время молитвы точно не указано, но из контекста явствует, что речь идет об утре, полудне и вечере.
Если принять во внимание, что выделение 3-го, 6-го и 9-го часов было обычным в гражданской жизни императорской эпохи, то можно предположить, что церковь следовала иудейскому обычаю, но, вместе с тем, подверглась влиянию и гражданско-языческой привычки. Предположение, что иудейский обычай имеет при этом в церкви более древнее право гражданства, не только вероятно само по себе, но и (если только новейшие, определения времени иудейских молитвенных часов правильны) подтверждается всем тем, что Тертуллиан говорит о „законных молитвах“ (legitimae orationes) и о 3, 6 и 9 часах, как о часах молитвенных.
Против этого предположения говорит, как будто, свидетельство Деяний, где сообщается, что апостолы собрались в день пятидесятницы в 3-м часу, и что Петр молился в 6-м часу. Быть может, распределение молитвенных часов у христианской церкви издавна было различным? Может быть, разному распределению молитвенных часов в христианской церкви соответствовало разное распределение часов в синагогальной практике? Может быть, уже в синагогальной практике молитвенные часы были установлены в соответствии с вышеупомянутым языческим обычаем? „Учение 12-ти апостолов“ но поводу „Отче наш“ предписывает только следующее: „Трижды в день молитесь так“.
д. Пасха.[править]
Христиане, таким образом, заимствовали у иудеев и самую неделю в целом, и ее внутреннюю структуру. То же самое имело место с иудейским церковным годом, не считая праздника кущей.
Иудейская пасха и иудейская пятидесятница имеют свое христианское подобие. Эд. Шварц был тем ученым, который в последнее время особенно убедительно доказал это. Он показал, что христианская пасха выросла из иудейской пасхи („песаха“) и что она первоначально всюду или, по меньшей мере, во многих местах праздновалась, не как праздник воскресения, а как иудейский праздник пасхи. Праздник этот христианизировался, повидимому, лишь постепенно. Четыре факта убедительно говорят в пользу этого предположения:
1. Самое именование христианского праздника „пасхой“ и то обстоятельство, что во втором веке во время пасхи праздновали отнюдь, не воскресение Христа; напр., малоазийцы около 150 г. праздновали во время пасхи смерть христа.
2. Вычисление пасхалии; первоначально она была совершеннозависима от иудейской, лишь в 3-м веке христиане начинают вычислять пасху по собственным циклам; до этого времени христианская пасха праздновалась в воскресенье, следовавшее за иудейской пасхой, а в древнее время, по крайне мере, в Малой Азии, так даже в самый день иудейской пасхи, на какой бы день недели она ни пришлась.
3. Пасхальный ритуал у ранних христиан, т, е. предпасхальный пост, бдение в пасхальную ночь и прекращение поста по окончании бдения. Ритуал этот засвидетельствован многими древними документами и хорошо показан, напр., в одном коптском апокрифе, который опубликован К. Шмидтом: ' „Помните о моей смерти (говорит там господь). Когда же наступит пасха, один из вас будет брошен в темницу, имени моего ради. Он будет опечален и озабочен тем, что вы празднуете пасху, тогда как он находится в темнице... Ибо он будет опечален тем, что не может праздновать пасху вместе с вами. Я пошлю к нему силу мою в образе ангела Гавриила, и откроются ворота темницы, он выйдет из нее, придет к вам и проведет с вами ночную стражу, оставаясь среди вас до пения петуха. Когда же вы закончите „поминовение“ меня (anamnesis) и „вечерю любви" (agape), его снова ввергнут в темницу для свидетельства, где он останется до тех пор, пока, наконец, не выйдет... и будет проповедовать то, что я возвестил вам“.
Христианская пасха является паннихическим (всенощным) праздником, при чем этот характер ее находит свое об‘яснение в иудейской пасхе. Это — третий момент, говорящий о иудейском происхождении христианской пасхи.
4. Четвертым моментом является связь между пасхой и пятидесятницей, ибо еще в праздничных посланиях Афанасия под пятидесятницей разумеется не одно воскресенье, а 50-дневный период, радости.
„Если мы таким образом, согласно его воле, празднуем пасху, то мы, тем самым, связываем с этим святым воскресеньем также и 7 недель праздника пятидесятницы“, — читаем мы, например, в третьем из этих посланий.
Тертуллиан сообщает нам, что в течение всего этого периода, пятидесятницы воздерживались от коленопреклонения. Никейский собор снова подчеркивает этот обычай; господь считается все время присутствующим (вот почему не преклоняют колен). Вознесение празднуется в эту эпоху, вопреки библейскому (евангельскому) свидетельству, в „день пятидесятницы“; об этом совершенно отчетливо свидетельствует Евсевий. Этот 50-дневный праздник радости — чисто иудейского происхождения. Иудейский культ оказался, в отношении ранних христиан, могущественнее даже библейского (евангельского) свидетельства. Именно он послужил основой для христианской церкви, когда она устанавливала свой церковный год.
е. Богослужение и частный культ.[править]
Этот культ послужил также основой для установления христианской литургии (богослужения). Если в отношении литургии крещения об этом можно, во всяком случае, лишь предполагать (мы не знаем ни первохристианского, ни древнеиудейского ритуала крещения), то в отношении литургии причастной и обедни это подтверждается. Самый древний вид ее, какой только доступен нашему исследованию, дан нам в „Учении 12-ти апостолов“. Вряд ли это чистый вид (ибо тщательный анализ позволяет думать, что конец 10-ой главы с „осанной“ является позднейшим дополнением), однако, наиболее характерные черты в нем запечатлены достаточно ярко.
Молитвы, приведенные в „Учении“, показывают, что следует разуметь под христианским духом той эпохи; центральные понятия, присущие тогдашним христианским чаяниям, — zoe („жизнь“) и gnosis („знание, ведение“), — играют в них немаловажную роль, но самая формулировка этих понятий примыкает к юдаизму.
Иудейское благословение хлеба гласит: „Хвала тебе, господу, богу нашему, тебе, царю мира, возрастившему хлеб сей из земли“; иудейское благословение вина: „Хвала тебе, господу, богу нашему, тебе, царю мира, создавшему виноградный плод“.
Обе эти молитвы параллельны молитвам: „Учения“, равно как и следующая иудейская молитва: „Собери нас, рассеянных, из среды народов, нас, изгнанных, из разных концов земли, и возврати нас в град твой — Сион“. Получается впечатление, что эта иудейская застольная молитва лежит в основе христианских молитв. Вот почему фон-дер-Гольц, если он в отдельных подробностях, может быть, и ошибается, в общем, все же, был прав, вслед за другими обратив внимание на эту связь между иудейскими и христианскими молитвами.
Позже связь между христианским и иудейским культом становится, пожалуй, еще отчетливей. Влияние синагоги на христианское богослужение обнаруживается почти на каждом шагу.
Оно сказывается даже в чисто внешних чертах, например, в раздельном сидении в храме мужчин и женщин, а также в устройстве сбора (денежных и других даяний) под конец богослужения: то и другое соответствует иудейскому обычаю. Далее, сказывается оно, если не наверное, то весьма вероятно, в характере деления книг св. писания, в богослужебных целях, на отдельные отрывки —перикопы (вопрос нуждается еще в дальнейшем исследовании). Сказывается оно, наконец, и в литургическом оформлении самого богослужения.
Некоторые намеки делают вероятным предположение, что, так называемая, климентинская литургия представляет собой особенно древний тип. Разумеется, в том виде, в каком мы ее имеем, она, вероятно, никогда не употреблялась в богослужении. Она является, повидимому, литературным продуктом.
Однако, похожие на нее литургии должны были, по крайней мере, в четвертом веке быть широко распространенными на Востоке. Тип их, вероятно, еще древнее. Думается, что отголоски молитв, похожих на климентинские, звучат, если не у Климента Римского (как предполагает Древс), то у Юстина и Тертуллиана. Климентинская литургия весьма существенно отличается от литургии „Учения 12 апостолов“, особенно после того, как от последней отпала „Осанна“. Климентинская литургия не содержит молитв „Учения“ и развилась, не из литургии „Учения". Однако, и она, подобно молитвам „Учения“, вылилась из иудейских источников.
Будем ли мы (вместе с Биккелем) для об’яснения Климентинской литургии привлекать, наряду с утренним субботним богослужением иудеев, также и пасхальную литургию, или же (вместе с Баумштарком) оставим в стороне пасхальную литургию, — все равно: иудейские первоисточники отчетливо сказываются в климентинской литургии. Чтение писания и проповедь, длинный ряд молений о церкви и ее водителях, о больных, о мире, предшествующий словам „Свят, свят, свят“, призыв к восхвалению господа, самые слова „Свят, свят, свят“, прославление бога — все это имеет свои иудейские параллели. Для того, чтобы показать, насколько эти параллели многочисленны, пришлось бы привести целиком все молитвы и толковать их слово за словом. Христианская литургия не является копией литургии иудейской, но вылилась она из последней.
Если ко всему сказанному принять во внимание, что и в частном повседневном культе христиан иногда отчетливо обнаруживаются иудейские влияния (Климент Александрийский знает, например, что верующие после молитвы подскакивают, подпрыгивают вверх, — обычай, который мы можем определенно считать иудейским), то становится ясно, что основы всего христианского культового распорядка имеют иудейское происхождение. Христианский культ имеет свои корни в иудействе.
II. Языческие элементы.[править]
При всем этом, однако, нельзя думать, что бы христианский культ целиком вырос из иудейского. Церковь позаимствовала также элементы и языческого культа. Эта имело место, повидимому, уже во времена апостолов, правда, в скромных размерах и, может быть, даже чрез посредство синагоги.
Так, в коринфской общине Павла евхаристия справлялась по аналогии с языческой культовой трапезой[2]. Сам Павел оказал этому содействие (не придавая, впрочем, этому моменту специфически-литургического интереса): в словах, которыми Павел, судя по посланиям, установил евхаристию, приходится видеть аналогию тем языческим завещаниям, кои устанавливают трапезы для поминовения или в воспоминание (eis mnemen) об умерших.
В позднейшие времена языческие влияния становятся чем дальше, тем сильнее. Они сказываются в народных обрядах, например, когда Тертуллиан говорит о снимании верхней одежды (paenula) при молитве и о сидении после молитвы, причем он сам ссылается здесь на языческие параллели. Они отчетливо обнаруживаются также и в официальном культе: церкви всегда были обращены на восток[3], а календарь и ритуал церкви разработаны по языческим образцам.
а. Рождество христово и богоявление.[править]
В календаре христиан, если уж начинать с него, раньше всего появился (под влиянием язычества) праздник рождества и богоявления („епифания“). Узенер в своем „Рождестве“ написал, антиквирующую все другие, историю этих праздников. Дюшен, Де-Лагард, Шварц, Мейстер, да и сам Узенер впоследствии подтвердили, обосновали подробно выводы этого труда.
На основании данных о рождестве, коими мы располагаем теперь, следовало бы сказать, что древняя церковь, вообще, разно датировала день рождения христа и в древнее время совсем его не праздновала. Так, Климент Александрийский рождество христово датирует 18 (или, если правильна поправка текста — кон‘ектура Бильфингера, — 8) ноября. Ипполит — 2 апреля, Псевдо-Киприан („De pascha computus“) — 28 марта. Ориген в качестве дней, кои отмечаются христианами, называет: воскресенья, пятницы, пасху и пятидесятницу, не упоминая совершенно рождества. Арнобий мог, совершенно не рискуя испортить своей репутации, издеваться над празднованием дня рождения языческих богов:
„Это — день рождения богини земли; конечно, боги выходят из материнского лона, и считаются радостными днями те дни в календаре, относительно коих отмечено, что именно они, якобы, были днями их рождения“.
Свидетельства противоположного характера совершенно отсутствуют для древнего периода христианства. Церковь первоначально не праздновала рождества христова, а когда она, позже, начала это делать, то она праздновала его, вначале, б-го января, в день богоявления: день этот считался праздником одновременно крещения и рождения, потому ли, что на основании 3,23 Луки крещение Иисуса относили ко дню рождения, потому ли, что на основании 3,22 Луки в крещении праздновали именно рождение сына божьего.
Праздник богоявления — молодой праздник в истории церкви: наиболее древние свидетельства относительно церковного празднования его мы находим в житии умершего в 304 г. епископа Филиппа Гераклейского и у Аммиана, который рассказывает об Юлиане, что последний в Вене посетил богослужение на праздник епифании — богоявления. Вообще же, вне церкви, праздник этот очень древен: базилидиане (василидиане) праздновали его уже во времена Климента Александрийского; датой этого праздника являлось для одной части василидиан — 15-ое тиби (16 января), для другой — 11 тиби (6 января).
Откуда взялся, перешедший к христианской церкви, обычай праздновать епифанию 11-го тиби (6 января), на это можно ответить с большой вероятностью: день этот первоначально был тем днем, когда праздновалось рождение Эона от Коры (в этом вопросе — правда на стороне де-Лагарда и против Узенера).
Праздник рождества христова еще моложе, чем праздник богоявления. Местом возникновения этого праздника является Рим, а введение его относится к промежутку между 354 г. и, вероятно, З60 г. г. В 350 г., когда Либерий пожаловал покрывало Марцеллине, сестре Амвросия, самостоятельно праздник этот еще не существовал. Из обращения Либерия к Марцеллине видно, что праздником рождества тогда еще был праздник богоявления. Нет о нем речи еще ив 354 г., когда хронограф отмечает под 25 декабря не праздник „рождества христова“ (natale christi) а „Христос родился (natus christus) в Вифлееме“. Вместе с тем, 360 год является последним, когда император Констанций пережил 25 декабря, а, между тем, он, говорят, ввел уже празднование рождества 25 декабря у себя, при дворе.
Восточная церковь сначала не приняла этого праздника. Впоследствии отдельные провинциальные церкви приняли этот праздник. Палестина, например, приняла его лишь в средине 6-го века, после того, как более ранняя попытка ввести его там не удалась. Армения же совсем не приняла празднования рождества 25-го декабря.
Почему именно 25-ое декабря было выбрано для празднования рождества, ответить легко и ответ вряд ли может внушать сомнение. День этот был „днем рождения — рождеством Непобедимого Солнца (sol invictus)“. Для того, чтобы вытеснить этот праздник, христианская церковь ввела празднование рождества христова и приуручила его к 25-му декабря. Один сирийский схолиаст в Бар Салиби говорит:
„Причиной, почему отцы изменили праздник 6-января (епифанию) и перенесли на 25-ое декабря, было следующее: язычники как раз 25-го декабря обычно праздновали рождество солнца и в честь этого праздника зажигали огни. К своему веселью и играм они привлекали также христианское население. Когда учителя, (церкви) заметили, что это (языческий праздник) является соблазном для христиан, они предусмотрительно приняли меры и приурочили к этому дню (25 декабря) с тех пор праздник истинного рождества, а к 6-му января — праздник богоявления (епифании). И так они крепко держались этого обычая до нынешнего дня, а равно и обычая зажигать в этот день огни“.
Христос казался церкви „непобедимым солнцем“, sol invictus. Это звучит во многих проповедях и часто обосновывается по словам Малахии (4,2) о „солнце правды“. „Взошло для нас истинное солнце правды, Иисусе христе, ты явился к нам с небес, человеческого рода искупитель“ — так гласит одно характерное место в рождественской службе (и в „Missale Goticum“).
Введение праздника рождества, приуроченного к 25 декабря, является существеннейшим, но отнюдь не единственным, пополнением и заимствованием христианского календаря из языческого.
б. Молебны, крестные ходы и праздники в честь святых.[править]
Молебны и крестные ходы, а также праздники в честь святых отнесены церковью к определенным дням по примеру языческого календаря. Что касается молебнов и крестных ходов, то это особенно отчетливо обнаруживается в, так называемой, „большой литании" (litania major).
Во время этой „литании“ крестный ход устраивается не только в день древне-языческого праздника „робигалий“, 25-го апреля, но почти по тому же самому маршруту, по которому проходила некогда языческая робигальская процессия. Обе процессии — языческая и христианская — в Риме идут по Фламиниевой дороге до Мульвийского моста (христианская начинается из близлежащей церкви S. Lorenzo in Lucina, на нынешнем Корсо). Лишь от Мульвийского моста пути расходятся: языческая процессия отправлялась дальше за город, к жертвенным местам, тогда как христианская заворачивает назад, в город, и кончает свой путь в какой-нибудь церкви.
Другие примеры менее ярки, но не менее действительны. Узенер и здесь первым сумел разглядеть истину; именно он указал на совпадение „большой литании“ с „робигалиями“ и в связи с этим исчерпывающе разобрал еще целый ряд аналогичных случаев. Что же касается праздников в честь святых и их датировки, то здесь влияние языческого культа на христианскую практику совершенно отчетливо обнаруживается самим родом их и мотивами.
Так, Григорий „чудотворец“ превозносится за то, что он, дабы задушить языческие праздники, вводил на их место христианские. Пусть Узенер и, вернее, его последователи пересаливают в деталях, основной факт стоит вне сомнения: заимствовав основы своего праздничного календаря из иудейского календаря, христианская церковь завершила его путем использования языческого.
в. Евхаристия, крещение, показывание „св. даров", свечи, благовония, молоко и мед.[править]
Не иначе обстояло дело и с культом.
Включавшая в себя евхаристию, практика раскололась. Агапа (вечеря или трапеза любви) отделена была от самой евхаристии (таинства причастия)[4].
Сначала она в течение еще долгого времени справлялась в виде древней культовой трапезы, а затем постепенно отмерла и исчезла. Евхаристия же, с усвоением идеи жертвы, сблизилась с языческой жертвой и, сверх того, подверглась языческому влиянию в самом своем ритуале.
Так, показывание верующим „святых даров“ для поклонения вошло в употребление по языческому примеру (в культе Изиды точно так же показывались верующим „святые дары“).
Употребление свечей и благовоний взялось, конечно, тоже не из иудейского, а из языческого культа[5].
Так же, повидимому, обстояло дело с ритуалом крещения. Он постепенно все усложнялся, не пренебрегая при этом пользоваться и языческими образцами. Мы видим это не только по обрядам экзорцизма (заклинаний) посвящения крестильной воды, но, прежде всего, по одному, во всяком случае, имевшему местное распространение, обычаю: причащению молоком и медом после крещения. Узенером это причащение вполне основательно отнесено к обрядам языческой религиозной практики. В особенно-древней форме обряд этот описан в „Didascalia apostolorum“ Гаулера.
Согласно этого описания, во время богослужения освящаются три чаши: одна из них содержит смешанное с водой вино, другая — смешанный с молоком мед; третья — воду; из каждой чаши новоокрещенный делает три глотка. При первом глотке священник говорит: „Во имя бога, всемогущего отца“, при втором: „И господа нашего, Иисуса христа“, при третьем: „и святого духа и святой церкви“.
Что касается распространенности этого обряда, то его существование в Египте, Африке и Риме засвидетельствовано; это значит, что он, по всей вероятности, возник в Египте, откуда перекочевал чрез Рим в Африку. Африка, должно быть, усвоила его последней. Вот почему она первая его и отвергла; Африканский собор 397 г. резко отделил его от евхаристии и этим, если не обусловил, то, по крайней мере, сильно содействовал его отмиранию. В Риме этот обряд держался дольше, почти до 600 г.: „Sacrimentarium Leoninum“ знает его еще. У коптов и эфиопов он держится еще и поныне.
Смесь из меда с молоком, вино, вода — это дары, которые еще Одиссей путем возлияния приносит душам мертвых; вино, молоко и мед, кроме того, являются дарами Диониса, а мед — пищей богов. Все это — убедительные аналогии. Образ Дионисова царства, представления о небесном Иерусалиме и о стране, где текут реки из молока и меда, слились воедино. Языческий культовой ритуал, несомненно (надо думать, через посредство гностицизма), повлиял на выработку христианского культа.
г. „Святая“ вода, алфавит, гадание по птицам, амулеты, мощи-реликвии и „святые места“.[править]
Исчерпывается ли этим влияние языческого культового ритуала на христианский? Только ли евхаристия и крещение подверглись этому влиянию?
Ни в коем случае.
Обычай употребления освященной („святой“) воды имеет, вероятно, если не исключительно, то, по крайней мере, отчасти языческое происхождение. То же самое приходится сказать о прослеживающемся с 9-го века, восточном обычае — при освящении церквей писать вдоль обоих диагоналей на полу церкви алфавит, дабы его непрерывным и последовательным рядом букв создать непреодолимую защиту от демонов и языческого зла. Но важнее всего этого тот факт, что культ святых в христианской церкви хотя и вырос из почитания мучеников, в дальнейшем все больше и больше усваивал формы языческого культа героев.
Культ святых появился во 2-м веке, в течение 3-го века он сравнительно медленно развивался и интенсивный рост его приходится лишь на 4-ый век, т.-е. на тот век, когда, с превращением христианской церкви в государственную, в нее проникло язычество и потоком хлынули всевозможные суеверия. Ибо с этого времени стали больше обращать внимание на птичьи голоса и птичий полет (которым приписываюсь вещее значение), стали чаще прибегать к чародейским средствам против болезней.
Именно с этого времени обычай носить амулеты так распространился, что следовало бы еще радоваться тому, что в качестве христианских амулетов употреблялись маленькие евангелия, крестики и т. п. В это же время начали пускаться в ход такие магические или полу магические действия, как окропление цирковых лошадей из чаши св. Илариона.
Однако, особенно высоко ценились в эту пору палестинские реликвии: палестинская земля попадает даже на Запад, кусочки креста господня ко времени Кирилла рассеяны уже по всему свету: всякий, кто может, старается предпринять добровольное паломничество в Палестину. Во времена Иеронима в Палестину устремляются пилигримы из Галлии, Британии, Армении, Персии, Индии, Эфиопии, Египта, Понта, Каппадокии, Келесирии, Месопотамии.
Число святых мест чрезвычайно велико в это время; среди этих святынь имеются и чисто легендарные, и такие, почитание которых связано, вероятно, с дохристианским культом, как, например, источник в Эммаусе, который слыл чудотворным, так как в нем, якобы, Христос мыл свои ноги.
д. Культ мертвых и святых.[править]
На этой почве расцвел культ мертвых и святых. Они заняли место древних усопших, богов и героев и получили культ, аналогичный культу тех.
Отныне на христианских могилах начинают денно и нощно гореть свечи, на гробы начинают класть приношения из цветов (когда-то строго запрещенные), делаются возлияния из мира и нарда, мертвым приносят пищу, во многих церквах, посвященных мученикам, горят неугасимые лампады, верующие при входе целуют порог, в церкви святых приносятся в большом количестве освященные подарки (храм св. Феклы в Селевкии, например, имел целый птичий двор), исцеленные вывешивают изображения своих исцеленных членов в церквах, точь-в-точь как в языческих храмах; имеет место инкубация.
Два язычника, заснувшие в храме Косьмы и Дамиана и думавшие, что они находятся в языческом храме, должны были получить раз‘яснение от самих святых, что они не в святилище Диоскуров, а в христианском храме. Святой Фока приглашается в гости корабельщиками. Все это, совершенно очевидно, является заимствованием из языческого культа и доказывает, что святые только сменили древних богов и героев.
Культ святых, по временам, использовывался церковью прямо и непосредственно для того, чтобы вытеснить культ языческих божеств. Так поступал уже Григорий Чудотворец, другие следовали ему, как, например, Кирилл Александрийский, который с помощью культа Кирилла и Иоанна преодолел культ Изиды, или тот гальский епископ, который, по рассказу Григория Турского, для того, чтобы искоренить древне-языческий культ, ввел культ Илария из Пуатье.
Это и все, что можно утверждать о культе спитых у христиан.
Утверждение Уэснера и других, что церковь иногда удерживала также самые объекты языческого культа, что некоторые языческие боги деградировали (опустились) и превратились в христианских святых и что, таким образом, языческие боги продолжали жить в „христианском облачении“, —утверждение это, по всей вероятности, заходит слишком далеко. Попытка доказать это на основании легенд не удастся: нельзя отделаться от подозрения, что „древние мифические черты“ лишь перешли в христианские легенды о святых, так как ко времени возникновения христианских легенд черты эти более не были неразрывно связаны только с самим божеством, а носили уже новеллистический, литературный характер[6].
е. Культ икон и статуй; „нерукотворенные“ образа.[править]
В нашем перечне не хватает еще одного элемента древне-языческого культа — изображений, икон, а они-то как раз и были восприняты христианским культом одновременно с почитанием святых, т.-е. с культом героев.
Древнейшая церковь в отношении культовых изображений занимала, повидимому, ту же позицию, что и синагога. Культовые изображения в ней были совершенно немыслимы у древнейших христиан, изображения же вообще подвергались у них разной оценке: если одни безусловно запрещали изображать людей, то другие не находили, повидимому, в этом никакого соблазна.
Наряду с отрицательным отношением Иоанна (из „Жития“ Левкия), который не мог никак потерпеть, что бы с него рисовали портрет, наряду с предписанием, согласно которому, zographos (живописец), если только он делался христианином, обязан был отказаться от своего призвания, — наряду со всем этим мы имеем искусство римских христианских катакомб. В древнейшие времена искусство это характеризуется большим количеством орнаментики и символики, чем в позднейшие, однако, и в своем начальном периоде это искусство, принципиально, не избегает рисовать человеческие изображения.
Запрещение таких изображений еще во времена империи поколебалось, повидимому, даже у иудеев; по крайней мере, не все уже иудеи питали в эти времена страх и отвращение к, некогда запрещенным, человеческим изображениям.
Как же должно было обстоять дело у христиан?
Лишь часть их чувствовала себя связанной со строгими предписаниями Моисея. Жанровые фигуры и сцены из ветхого и нового завета, встречающиеся в искусстве катакомб наряду с орнаментами и символами, нарисованы, несомненно, в древнейшие времена, если даже выработка многих библейских типов катакомбового искусства и не относится ко временам самым древнейшим. Личность христа, по крайней мере, в окружении другими фигурами, тоже рисовалась уже в ранние времена христианства.
Как обстояло дело с изображениями в церквах, трудно сказать определенно при наличии множества пробелов и нашим материале. Однако, все говорит за то, что там дольше воздерживались от изображений. В конце концов, все же, и там все пошло так же, кик и в прочем искусстве.
Евсевий считает еще изготовление изображений Петра, Павла, и христа языческим обычаем; у женщины, которая имела изображении Христа и Павла, он отнял оба эти изображения, а вдове Лицинии он отказывает в ее просьбе дать ей изображение христа, нашла ли она хоть в какой нибудь церкви такое изображение?
Однако, долго такое отношение к иконам не могло держаться, и люди, наподобие Епифания, который в одной деревенской церкви разорвал разрисованную завесу, постепенно становились все более и более редкими.
Уже во времена Евсевия положение друзей старины было критическим, еще Эльвирский собор вынужден был запретить разрисовку церквей человеческими изображениями. Но противодействие это было тщетно. В то время, когда Епифаний разрывал завесу, в Риме украсили церковь святой Пуденцианы мозаикой, изображавшей христа, сидящего на троне в кругу апостолов, а непосредственно за этим Павлин из Нолы позволил украсить церковь как в Поле, так и в Фунди мозаикой, хотя и символической, — по крайней мере, христос был изображен в виде агнца, ягненка.
Изображения напоминают о владыке церкви. Они не имеют никакого культового назначения. Однако, изображение приобретало в это время уже и магическое значение, и если не церковные изображения, то другие, все же, почитались, как идолы. Августин жалуется: „я знаю, что многие поклоняются гробницам и иконам“ (картинам: „novi multos esse sepulcrorum et picturarum adoratores“).
Дошедшие до нас, литературные и монументальные источники доказывают, что изображения существовали на Западе раньше, чем на Востоке. Заключать из этого, что Запад стоял, во времени, впереди Востока по введению икон, было бы, при отрывочности нашего свидетельского материала, слишком смело. Во всяком случае, свое полное развитие культ икон получил на Востоке. Как далеко зашел этот культ, показывает письмо Михаила Бальбуса:
„Очень многие одевали иконы — статуи в ткани и делали их крестными отцами, — окунали их в воду при крещении своих сыновей. Другие, желавшие надеть благочестивое иноческое облачение, оттесняли более благочестивых людей, которые раньше стригли им волосы на голове, придвигали к себе статуи так, что бы волосы падали как бы им на грудь. Некоторые священники и клирики соскребали с икон краску, смешивали ее с вином и снятыми дарами и этой смесью причащали после обедни всех желающих. Другие же клали тело господне в руки икон — статуй, откуда его должны были брать желавшие причаститься. Некоторые покидали церковь и в обыкновенных домах пользовались поверхностью (доской?) икон в качестве жертвенника и для отправления святых тайн“.
Как близка здесь паралель между христианскими и языческими культовыми изображениями показывает, например, и в особенности, купание священных статуй у христиан, с коим можно сравнить купание статуи Матери богини и пр. у язычников.
Особым родом культа икон является культ икон, сделанных, якобы, не человеческой рукой, это так наз. „нерукотворные образы“. Во времена Юстиниана т.-е. как раз в ту эпоху, когда вообще отчетливее выступило магическое значение изображений, впервые начинают фигурировать „нерукотворные“ образы. Самыми известными примерами их является образ Иисуса, якобы посланный им царю, и такой же „образ“, якобы, отпечатлевшийся на платке Вероники.
Языческое происхождение их совершенно очевидно: подобно тому как изображения христа и „святых" заместили собою изображения языческих богов, подобно этому христианские „нерукотворные“ иконы заменили якобы, упавшие с неба языческие изображения. Фон-Добшюц, который собрал и разработал весь относящийся сюда материал, в даном вопросе совершенно правильно смотрит на вещи.
Основной наш вывод: церковь сумела использовать для себя как иудейский, так и языческий культ. И тот и другой являются существеннейшими составными частями христианского культа. Церковь начала свое существование в качестве, иудейской секты. Когда она заставила служить себе на потребу и язычество, она превратилась в мировую церковь[7]
Примечания[править]
- ↑ Текст выложен в оригинальной орфографии переводчика
- ↑ Что иудейство в диаспоре знало подобные трапезы, является совершенно несомненным. Шюрер пишет в своей „Geschichte jüdischen Volkes“ III-143, 4 изд.: „Подобно тому, как для языческих культовых союзов было совершенно естественно, что бы, верующие времени от времени собирались для праздничной жертвенной трапезы подобно тому, как в Иерусалиме иудейские паломники устраивали общие ритуальные трапезы, подобно этому и иудеи в диаспоре не отказывались вовсе от подобных трапез“.
- ↑ Это произошло несомненно, в результате языческих влияний. Достойным внимания является, во всяком случае, то обстоятельство, что синагоги и вне Палестины были всегда обращены в сторону Палестины, т.-е., в практике иудеев большей части Римской империи, на восток. Это обстоятельство, если не вызывало „ориентации“ в церковной архитектуре, то м. б. подготовило ее усвоение. Христианский обычай обращения на восток во время молитвы сохранился с того времени, когда в церкви преобладало еше влияние синагоги. Он известен уже как Оригену, так и Тертуллиану.
- ↑ Мне кажется вероятным, что первоначально священная трапеза у христиан была лишь весьма мало измененным „преломлением хлеба“, о котором мы читаем в талмуде. Из этого „преломления хлеба“ в иудейских кругах выросла священная поминальная трапеза, как ее рисует нам первое послание к Коринфянам. А из этой поминальной трапезы, в конце концов, путем расщепления возникли агапа и евхаристия.
- ↑ Дюшен в „Origines du culte chrétien“ пишет: „Я подозреваю, что должна была существовать какая-то связь между обычаем носить в известных случаях свечи перед папой, а также перед евангелием, и между свечами, фигурирующими среди знаков высшего звания и достоинства в Римской империи“.
- ↑ Этот скептицизм Лёшке неоснователен: Узенер и его последователи правы, так как среди „святых“, чтимых христианскою церковью, действительно, имеются многие, получившие в следствие христианизации некоторых „языческих“ культов и божеств. См., хотя бы. статью Н. Румянцева — „Св. Тихон“. Прим. редакции.
- ↑ .Статья представляет собою перевод брошюры G. Loeschke — „Jüdisches und Heidnisches im christlichen Kult“ 1910 г.