КОЛОСЪ.[править]
Въ 1847 г. я пріѣхалъ въ Петербургъ, уволенный въ отпускъ, но такъ называемымъ домашнимъ обстоятельствамъ, а собственно потому, чтобъ служить въ столицѣ. Имѣя здѣсь одну бабушку, которая вызвала меня изъ губерніи, и обѣщала свое содѣйствіе, какъ любимому и единственному внуку, я началъ жить припѣваючи. Небольшой кругъ ея знакомства, сохранившій привязанность къ ней и въ то время, когда она едва могла двигаться отъ старости, принялъ меня съ удовольствіемъ въ свои члены Несвязанный, первое время по пріѣздѣ, никакими обязанностями, я нашелъ возможность свести тѣсное знакомство съ ближайшими изъ знакомыхъ моей покровительницы. Одно семейство, особенно любимое ею, и любившее и часто посѣщавшее ее, конечно и на меня наложило свое вліяніе. Оно состояло изъ матери, годами десятью моложе моей бабушки и двухъ дочерей-невѣстъ; фамилія ихъ была Мирицкіе. Отецъ сестеръ былъ капитаномъ, и убитъ въ войнѣ противъ польскихъ мятежниковъ, оставя двухъ маленькихъ дочерей, небольшое помѣстье, недалеко отъ Петербурга и заслуженный смертью пенсіонъ. Мирицкіе жили скромно, и нея заботливость вдовы капитана, Наталіи Дмитріевны сосредоточивалось на ея дочеряхъ. По выходѣ ихъ изъ Екатерининскаго Института, она дома дала имъ средства усовершенствовать свое воспитаніе, и двѣ сестры, хотя съ немного противоположными характерами, радовали и свою мать, и мою бабушку, крес+пую мать младшей — Маріи.
Я какъ крестовый братъ, принятый съ ласкою въ доброе семейство, любимый внукъ подруги г. Мярицкой, былъ какъ родной въ этомъ любезномъ домѣ, часть котораго составляла также старая няня, вынянчившая двухъ сиротъ. Ивановна представляла настоящій типъ русской няни — преданной своимъ господамъ до послѣдняго вздоха. Покойный капитанъ благодѣтельствовалъ сыну ея и исправилъ его къ утѣшенію матери; безпредѣльная привязанность Къ его семейству стала благодарностію за его великодушный поступокъ — жить для вдовы своего благодѣтеля, посвятить чистыя молитвы и посильные труды сиротамъ его сдѣлалось девизомъ простой, но честной женщины, и ея угожденіе, ея заботливость заслужили любовь всего семейства.
Могъ ли я съ своей стороны не привязаться къ дому г. Мирицкой? Дни, иногда недѣли я проводилъ между ними, и постоянное вниманіе матери, искренняя бесѣда съ сестрами, непритворное веселье болѣе и болѣе завѣряли меня, что я нашелъ единственный домъ, который, послѣ пріюта бабушки, станетъ для меня другимь источникомъ радости и удовольствія. Сказать теперь, что обѣ сестры соперничали красотою междусобою будетъ изысканно. Конечно, онѣ отличались прекрасною наружностью, но не менѣе того воспитанныя подъ руководствомъ матери, тоже образованной женщины, къ Богомъ дарованнымъ прелестямъ присоединили прекрасныя качества души и неиспорченное сердце. Софія, какъ старшая, отличалась отъ младшей большею смѣлостію въ обществѣ и преимущественно занимала гостей дома — поэтому только и можно различить ихъ — одно лицо, украшенное одними и тѣми же чорными волосами и карими глазами, всегда оттѣненое ласковою улыбкою, заставляло считать сестеръ за близнецовъ, еслибы ребяческая безпечность младшей и совершенное равнодушіе ея ко всему окружающему не выказывали ея характера. Я болѣе сошелся съ ней; какъ крестовый братъ, я пользовался ея ребяческими нѣжностями; мать радовалась, глядя на эту дружбу между 18-тилѣтнимъ юношею и ребенкомъ, какъ она называла свою дочь. Въ мои посѣщенія не называли меня гостемъ, — я приходилъ какъ-бы къ роднымъ; чрезъ нѣсколько времени по приходѣ занимался одной Машей, и никто на это не обращалъ вниманія. Я зналъ, что Маша была привязана ко мнѣ, но зналъ также, что она не можетъ питать ко мнѣ такой любви, которая бы соединили судьбу нашу — и она и я еще далеки были отъ мысли о своей будущности.
Однажды я пришелъ къ нимъ довольно поздно зимой, она вышла ко мнѣ печальная и разстроенная; я не обратилъ сначала на это вниманія, и вошелъ въ гостиную. Старушка мать встрѣтила меня ласковѣе обыкновеннаго, она была очень весела…
— Поздравьте, Іосифъ, Соничку, она помолвлена! были слова ея послѣ обоюднаго привѣтствія.
Я отступилъ на шагъ, но исполнилъ ея желаніе, и машинально сказалъ:
— Не за Михаила ли Николаевича?
Мать улыбнулась.
— Что, Marie, я угадалъ, продолжалъ я шутить.
Мать и Софія смѣялись, по моя крестовая сестра измѣнялась только въ лицѣ.
— Да, за него, сказала Софія, вы рады?
— Конечно, Sophie, и я отъ души желаю вамъ счастія съ этимъ человѣкомъ.
Марія при этихъ словахъ ушла въ другую комнату. Софія пожала протянутую мною руку, и мы сѣли на канапе, шутя о состоявшейся помолвкѣ.
Чрезъ нѣсколько времени пришелъ Михаилъ Николаевичъ. Фамилія его была обыкновенная П*. Что вамъ сказать про него?… Я зналъ его, и зналъ до-сихъ-поръ, какъ человѣка благороднѣйшаго характера. Отецъ его, заслуженный чиновникъ, другъ Мирицкаго, по смерти жены, такъ же точно жертвовалъ своею службою для одного сына; и сынъ его, воспитанный отличными учителями дома, и докончившій свое образованіе въ московскомъ университетѣ, во-время моего разсказа уже лѣтъ шесть какъ былъ на службѣ, и пользуясь оставленнымъ ему отъ отца небольшимъ состояніемъ, умѣлъ привязать къ себѣ расположеніе старшей сестры, и попросивъ руку ея, но получилъ отказа.
Вечеръ проходилъ весело — и могъ ли онъ быть скученъ при такимъ случаѣ?… но Марія не раздѣляла общей радости. Мать съ женихомъ и невѣстою не замѣчали этого, а если и замѣчали то приписывали нежеланію разстаться съ любимою сестрою такъ скоро. Кончивъ чай, я рѣшился заговорить съ ней объ этомъ обстоятельствѣ, и ожидалъ только удобнаго случая. Случая не представилось. Пора было идти домой, и немного недовольный на свою неудачу, я отправился съ новостью къ бабушкѣ.
Старушка была рада неменѣе Мирицкой. Съ желаніемъ счастія она отправилась въ свою спальню, съ желаніемъ разгадать причину неудовольствія Маріи побрелъ я въ свою комнату.
Полулежа на диванѣ, я думалъ объ этомъ странномъ случаѣ. Неужели зависть могла проникнуть въ это рѣзвое, невинное созданіе, радовавшееся малѣйшей радости чужихъ и любившее свою сестру до безумія? Неужели огорченіе, что ее не предпочли при выборѣ, могло отуманить эту всегда веселую дѣвушку, которая никогда не искала ни обожателей, ни ихъ вниманія? Усталый и озябшій, и останавливался на этихъ двухъ мысляхъ, и заснулъ съ ними.
Наутро тоже желаніе. Исполнивъ нѣкоторыя порученія бабушки и свои дѣлишки, я поспѣшилъ къ Мирицкимъ. Матери и старшей дочери не было дома. Ивановна оттолкнула лакея, который заикнулся сказать, что Марія Александровна никого не принимаетъ, и втащила меня въ гостиную. Марія была въ другой комнатѣ — она сидѣла у письменнаго стола, и казалось, окончила только письмо. Запахъ сургуча еще былъ въ комнатѣ.
— Я радъ, Marie, что вы сегодня не такъ печальны, какъ вчера.
— Вы замѣтили развѣ вчера?…
— Трудно было не замѣтить; но какая тому причина?
— Причину тому не узнаетъ никто.
— Даже и я? Я посмотрѣлъ на нее почти умоляющимъ вглядомъ; она немного медлила, и только спросила:
— Какъ вы думаете, замѣтили ли они мое разстройство?
— Не думаю, но почему же вы такъ разстроены, и именно въ такой день?
— Отъ стеченія обстоятельствъ, разрушившихъ мои надежды; да, Іосифъ, мои сладкія надежды, которыя я таила отъ всѣхъ впродолженіе четырехъ лѣтъ, о которыхъ я мечтала среди моей видимой безпечности, и которыя-я лелѣяла среди баловъ и комплиментовъ. Вотъ письмо къ Annette Сборинои, моей институтской подругѣ, которое можете прочитать и вы.
— Да оно уже запечатано.
— Для васъ нѣтъ тайнъ…. она быстро сорвала золотистую печать, и подала мнѣ мелко исписанный почтовый листъ. Я запомнилъ нѣкоторыя мѣста, но не могу ручаться за полноту.
"20 января 1848 г.
«Annette, — писала дѣвушка, — какъ ты получишь это письмо, прочти сначала мои прежнія къ тебѣ письма, и потомъ пожалѣй любимую тобою Марію. Я жила мечтою о счастливой будущности, я скрывала эту мечту отъ всѣхъ, кромѣ тебя, затаивъ се въ глубинѣ моего сердца — ты знаешь ее…. Мечта моя вмѣстѣ съ надеждою оставила меня… я скучаю, к грустна; мнѣ не съ кѣмъ подѣлиться моими чувствами, мнѣ некому посвятить минуты отдохновенія, а забыть прошедшее нелегко. Выборъ Михаила палъ на сестру, какъ на старшую — онъ не хотѣлъ оскорбить ни ее, ни матушки — онъ и не знаетъ моего къ нему влеченія; я должна любить его теперь какъ брата, и я исполню этотъ сладкій долгъ — хотя трудно, трудно для меня привыкнуть къ этой мысля…. Не думай, душа моя, чтобъ я завидовала счастію Софіи, сохрани меня Богъ отъ подобнаго чувства. Но ты знаешь характеръ сестры. Холодность уже оковала ея сердце, которое такъ горячо бьется въ груди моей; глубокое равнодушіе къ любви и нѣжности таится уже давно въ ея воображеніи, связанномъ узами разсудка…. Вмѣстѣ пожелаемъ ей счастія съ этимъ достойнымъ человѣкомъ, и когда-нибудь поговоримъ о моей участи. М. М.»
Во все время, когда я читалъ это письмо, она не сводила съ меня глазъ. Отдавая ей его, я крѣпко сжалъ ея руку — она поняла меня….
— Итакъ только вы, да Annette будутъ знать это?
— Увѣрены ли вы въ вашей подругѣ — я ее очень рѣдко встрѣчалъ, и могъ замѣтить только, что она веселая дѣвушка, которая такъ же, какъ я, никогда не отходила отъ васъ?… Веселость часто не хранитъ чужихъ тайнъ.
— Будьте спокойны… по вотъ ѣдетъ maman съ сестрой, пойдемте встрѣчать ихъ… запечатайте письмо дома, и отнесите сами его на почту — я не могу довѣрить никому изъ нашихъ людей. Ивановна слѣдитъ за всѣми, и не отстанетъ отъ меня, тѣмъ болѣе, что она знаетъ, когда маменька поручаетъ мнѣ писать къ кому-нибудь.
Странное желаніе овладѣло мною сохранить это письмо у себя — но какъ? Я одна отговорился отъ обѣда, и поспѣшилъ исполнить свой планъ. Время было дорого. Сборины могли узнать о помолвкѣ; Annette знала тайную любовь Марія и могла поспѣшить къ ней… Я отправился къ нимъ. Три сестры встрѣтили меня весело. Annette, старшая, занялась со мной, но видя, что я какъ-бы желаю чего-то, предупредила меня, и нашла случай остаться со мной наединѣ.
— Анна Михаиловна, сказалъ я, исполните ли вы мою просьбу?
Она удивилась.
— Выслушайте меня: потъ письмо Маріи, изъ него вы узнаете все…. по будьте такъ добры, отдайте его мнѣ на сохраненіе, я знаю его содержаніе, хотя вамъ это можетъ показаться страннымъ.
Прочитавъ его, она посмотрѣла на меня вопросительно.
— Если вы его знаете, зачѣмъ же оно вамъ? или вы думаете, что оно лучше сохранится у васъ, чѣмъ у меня.
— Нѣтъ, нѣтъ, совсѣмъ не то; но я бы желалъ, чтобъ оцо было у меня, чтобъ хоть нѣсколько строкъ напоминали мнѣ объ этомъ великодушномъ характерѣ, объ этой чистой любви… у варъ много ея писемъ, отдайте мнѣ его, прошу васъ; когда вамъ будетъ угодно, оно всегда будетъ у васъ.
Я чуть не плакалъ, веселая дѣвушка смѣялась, по отдала мнѣ письмо…. О, какъ я радъ былъ этому пріобрѣтенію!
— Что у васъ за секреты, сказала вошедшая Сборина.
— Только новости, отвѣчала Annette. Софи Мирицкая сговорена за П*; намъ предстоитъ веселиться на ихъ сватьбѣ.
— Этого можно было ожидать, но какъ неожиданно, почему же вы не сказали мнѣ?
— Я не хотѣлъ васъ безпокоить, и ожидалъ, пока вы выйдете въ гостиную.
Сборина посмотрѣла на меня недовѣрчиво, я улыбнулся.
— О, охъ, молодые люди, что-нибудь да есть у васъ. Пойдемте, однако обѣдать, пора; Михаилъ Павлычъ, пришелъ изъ должности.
Разговоръ былъ о Мирицкихъ.
— Что Маша, спросила меня Сборина?
— Немного скучна, безъ сестры ей будетъ дома не такъ весело, тѣмъ болѣе, что Михаилъ Николаевичъ ожидаетъ долгой командировки.
— Когда же сватьба?
— Обрученіе чрезъ два мѣсяца, сватьба въ сентябрѣ или началѣ ноября.
— Долгонько же имъ ждать, замѣтилъ Сборинъ.
— Такъ хочетъ Софія Александровна; да и самъ Михаилъ Николаевичъ согласенъ, онъ хочетъ хлопотать, чтобъ его оставили въ Петербургѣ.
Разговоръ затѣмъ пошелъ о моихъ дѣлахъ, для читателей расзказа неинтересныхъ. Я воротился домой веселѣе обыкновеннаго. Бабушка встрѣтила меня тоже радостнѣе обыкновеннаго, и поздравила со вступленіемъ на службу.
Я началъ службу, времени было менѣе посѣщать семейство Мирицкихъ и въ маѣ я простился съ ними на довольно долгое время. Они уѣзжали въ деревню.
Извѣстіе о холерѣ уже было гласно въ Петербургѣ.
II.[править]
Лѣто 1848 г. памятію для Петербурга. Восточная гостья достигла до сѣверной столицы, и стала искать своихъ жертвъ, несмотря на усилія науки и заботы правительства. Грустное было время этого посѣщенія, не вспоминалъ бы и я о немъ никогда, но потеря бабушки заставляетъ обратиться къ этому году и скорѣй забыть о немъ. Печальный, разстроенный и своимъ горемъ, и слезами другихъ, воротился я домой, 2 іюля, съ Смоленскаго-кладбища, проводивъ, можно сказать одинъ, тѣло уважаемой женщины, и убитый несчастіемъ, бросился на диванъ. Я самъ сдѣлался немного боленъ, но не холера мучила меня, а глубокая печаль по единственной въ мірѣ покровительницѣ, послѣднее время только для меня жившей. Съ недѣлю я не выходилъ изъ дома; рѣдкіе посѣтители приносили мнѣ городскія новости, но я не былъ радъ имъ; они касались холеры, а мысль о ней разстраивала меня надолго. На девятый день, воротившись съ кладбища, я нашелъ у себя письмо отъ Мирицкихъ, которыхъ извѣстилъ о своей потерѣ. Сожалѣя о моемъ несчастіи, они звали меня къ себѣ разсѣяться и оставить душный городъ. Я обрадовался этому приглашенію, и рѣшился, оставя на время службу, уѣхать изъ Петербурга. Сборы были недолги. Петръ, мой лакей, неменѣе моего обрадовался, и живо досталъ лошадей.
Чрезъ два дня я былъ уже у Мирицкихъ. Отъ матери до Ивановны всѣ встрѣтили меня съ распростертыми объятіями, и я, кажется, навремя забылъ о своемъ горѣ. Деревенская жизнь, веселое, искреннее общество, всѣми силами старавшееся развлекать меня, возвратили, можно сказать, мнѣ и силы и здоровье. Я ожилъ. Вскорѣ пріѣхалъ женихъ Софіи, она занималась съ нимъ, для меня осталась Марія. Сосѣди постоянно видѣли на поляхъ, въ саду, всюду двѣ пары, иногда въ-сопровожденіи матери и Ивановны, иногда однѣхъ, и въ послѣднемъ случаѣ на довольно значительномъ одна отъ другой разстояніи. Мы знали, что говорили про насъ и не обращали на это вниманія.
Въ одну изъ вечернихъ прогулокъ, я заговорилъ съ Маріею болѣе серьезно.
— Вотъ Marié, началъ я, наше положеніе одинаково, васъ оставила надежда, покинули васъ ваши мечты, вы грустны до-сихъ-поръ…. и меня покинула моя вторая мать, и я тоже до-сихъ-поръ страдаю отъ этой потери. Я остался одинъ, только ваше семейство принимаетъ во мнѣ участіе, и я знаю, что вы болѣе всѣхъ жалѣете о мнѣ. Неправда ли?
Я жалъ ея руку, она не отнимала ея.
— Да, я жалѣю васъ, какъ вы жалѣли о мнѣ во-время моей горести, но забудьте все…. какъ я не ворочу своего счастія, такъ и вы не воротите своей потери.
— Поговоримъ о другомъ.
— О чемъ же? Впрочемъ получали ли вы письма отъ Сбориной, или отъ кого другаго изъ города. Я ихъ давно не видѣлъ, и только Сборина встрѣтилъ на какихъ-то важныхъ похоронахъ на кладбищѣ.
— Annette писала мнѣ, что ее хотятъ отдать замужъ за какого-то пожилаго человѣка, который ей не очень нравится, но знаете ихъ обстоятельства — ихъ три сестры, и я думаю она сдѣлается жертвою обстоятельствъ. Ея письма уже не отличаются прежнимъ веселымъ тономъ — видно, она очень разстроена.
Въ это время подошли къ намъ Мирицкая съ Ивановною и Софія съ женихомъ.
— Полно горевать о смерти бабушки, она была очень стара и очень слаба, чтобъ перенести епидемію. Чрезъ нее вы получили дорогу и вѣсъ въ обществѣ, она оставила вамъ все свое имѣніе; начинайте жить, молитесь объ успокоеніи доброй души ея, и любите насъ, какъ любили свою покровительницу.
— Постараюсь, Наталія Дмитріевна, перенести этотъ ударь и надѣюсь, что вашъ домъ замѣнитъ мнѣ домъ прежній.
Добрая Мирицкая обняла меня, сестры окружили какъ брата, и мы начали продолжать прогулку.
Это было въ концѣ іюля; прекрасный вечеръ, благоуханіе луговыхъ цвѣтовъ, запахъ зрѣющей ржи вдыхалъ свѣжесть и жизнь во все существо мое. И опять былъ счастливь. Разговоръ навремя прекратился, и мы, молча, наслаждались прекраснымъ вечеромъ. Въ это время Ивановна, шедшая около ноля, засѣяннаго рожью, подошла къ Мирицкой, и начала но своему обыкновенію шуточками занимать маленькое общество.
— Знаете ли матушка, Наталья Дмитріевна, начала старушка, вотъ барышни ужъ обо всемъ переговорили, такъ не позволите ли предложить имъ занятьице.
— Какое?
— А вотъ у насъ въ деревнѣ есть примѣта; теперь рожь начинаетъ колоситься, какъ кто найдетъ на одномъ стеблѣ два колоса и полныя зерна, такъ та пѣвица или будетъ сговорена въ томъ году, или выйдетъ замужъ.
Всѣ засмѣялись, но Софія, веселая въ этотъ день, предложила поискать и походить по тропинкамъ; Михаилъ Николаевичъ тоже согласился, какъ онъ выразился, съ тѣмъ, чтобъ погонять дергачей, засѣвшихъ во ржи, и начинавшихъ надоѣдать своими монотонными криками.
— Хорошо, няня, говорила Марія, мы тебѣ принесемъ столько двойныхъ колосьевъ, что у тебя отбою не будетъ отъ жениховъ.
— Смѣйтесь, барышня, немного-то найдете ихъ, искала я когда-то года два сряду, да ни одного не нашла.
— А вышла же замужъ.
— Да вѣдь, матушка, въ городахъ не ищутъ колосьевъ, да выходятъ замужъ, такъ и я замужъ-то выходила въ городѣ.
— Пойдемте, Іосифъ, maman, и вы съ вами, няня, а ты, показывай дорогу, гдѣ искать.
— А вотъ по краешку, гдѣ больше василечковъ, — тутъ-то и поищемъ.
Софія съ Михаиломъ Николаевичемъ отошли далеко, и едва ли слышали громкій смѣхъ Маши, когда она дѣйствительно нашла стебель съ двумя совершенно равными колосьями, почти созрѣлыми.
— Вотъ матушка, Наталія Дмитріевна, и другая сватъба.
— Полно вздоръ молоть, Ивановна, ты отъ старости только дѣлаешь однѣ глупости.
Маша смѣялась отъ души.
— Ахъ, maman, чтожъ, если это весело! Няня, я пойду теперь искать для тебя.
— Поздненько, барышня, хоть все поле исходите, а на мою долю не найдете. Подите ка лучше навстрѣчу сестрицѣ, онѣ также что-то веселы.
Я остался съ найденнымъ колосомъ, Марія побѣжала навстрѣчу сестрѣ. Скоро раздался голосъ Михаила Николаевича.
— Проклятый дергачъ, говорилъ онъ, запыхавшись, все поле выбѣгалъ, никакъ не могъ не только схватить, даже не видѣлъ и хвоста его. Закричитъ здѣсь, не успѣю прибѣжать на мѣсто, онъ пилитъ тамъ; брошусь туда, онъ заведетъ свою пѣсню сзади меня; изъ силъ выбился. Что, Sophie, нашли талисманъ?
— Нѣтъ!
— А я такъ нашла, отозвалась Марія.
— Поздравляю васъ, сестрица, онъ лукаво взглянулъ на меня. Марія покраснѣла, я спокойно улыбнулся.
— Что мнѣ дѣлать съ вашей находкой? спросилъ я ее.
— Что хотите — хоть спрячьте на память. У васъ есть одна моя тайна, пусть будетъ и другая.
Воротившись домой, я пробрался незамѣтно въ свою комнату, и вложилъ колосъ въ письмо. Поиски колосьевъ продолжались съ недѣлю; какъ насмѣхъ никто не нашелъ больше, несмотря пато, что къ женщинамъ присоединились и Наталья Дмитріевна и Ивановна. Время шло весело, только и разговору было что о колосьяхъ. Для Маріи перебрали всѣхъ жениховъ, благодаря Бога, меня не упоминали.
Наступилъ августъ мѣсяцъ. Не желая ѣхать въ городъ, Михаилъ Николаевичъ просилъ меня исполнить кое-какія его порученія. Я отправился. Уже я пробылъ недѣлю въ Петербургѣ, и исполнилъ все мнѣ порученное, какъ получаю отъ Мирицкихъ письмо, чтобъ я привезъ самаго лучшаго доктора.
Я испугался — мысль о Маріи мелькнула въ головѣ моей; но я поспѣшилъ исполнить тягостное порученіе. Съ трудомъ согласился докторъ уѣхать изъ столицы, гдѣ каждый день онъ проводилъ время съ больными; только мои убѣдительныя просьбы заставили его согласиться на предложеніе.
На третій день по полученіи письма мы пріѣхали, насъ встрѣтила Марія.
— Докторъ, закричала она, схвативъ его за руку, спасите мою сестру.
— Что у ней, спросилъ докторъ.
— Холера, полуслышно прошептала дѣвушка.
Михаилъ Николаевичъ, разстроенный, благодарилъ меня и доктора въ несвязныхъ выраженіяхъ и съ плачемъ просилъ послѣдняго спасти его невѣсту. Мы вошли въ комнату больной…. Страшныя судороги уже начали искажать ея прекрасное лицо. Докторъ пощупалъ пульсъ, и покачалъ головою.
— Поздно я пріѣхалъ, впрочемъ съ Божіею помощію можно попробовать. Онъ набожно перекрестился, вынулъ походную аптеку, вмигъ составилъ капли, и далъ больной. Чрезъ четверть часа она успокоилась, судороги перестали мучить ее, она впала въ слабость.
— Чѣмъ вы пользовали ее до меня? спросилъ докторъ.
— Почти-что ничѣмъ, отвѣчалъ Михаилъ Николаевичъ: старались только вызвать испарину, но она показывалась съ трудомъ….
— Нѣтъ ли больныхъ въ деревнѣ, спросилъ докторъ,
— Было три человѣка, двое померли, одинъ выздоровѣлъ.
Докторъ пожалъ плечами, и пошелъ къ больной, она была въ безпамятствѣ; усилія его были напрасны, онъ сдѣлалъ только смерть ея спокойною. Съ трудомъ потребовавъ священника, она тихо опустилась на подушки. Плачъ сестры и матери сливался съ всхлипываніями Ивановны…. Картина была поразительная. Заходящее солнце освѣщало ее своимъ угасающимъ блескомъ. Михаилъ Николаевичъ не помнилъ самъ-себя; я одинъ распоряжался въ домѣ, самъ убитый всеобщею горестію.
Священникъ пріѣхалъ, всѣ вышли изъ комнаты больной. Надъ нею совершали таинство елеосвященія, и послѣ исповѣди она попросила всѣхъ войти. Шесть человѣкъ окружили постель большой, она взяла руку матери и сестры, сняла съ своей руки обручальное кольцо и попросила мать надѣть его на руку Маріи.
— Михаилъ, прошептала она едва внятно: и вы маменька, исполните послѣднее желаніе умирающей…. маменька, благословите Машу, Михаилъ я поручаю ее тебѣ.
Марія стояла на колѣняхъ у постели, блѣдная какъ мраморъ. Павловъ подошелъ, и не могъ удержаться отъ слезъ; они потокомъ оросили сложенныя руки матери и двухъ сестеръ — двойное благословеніе осѣнило чету, на колѣняхъ стоящую у смертнаго одра. Мать была безъ памяти. Докторъ съ полными слезъ глазами смотрѣлъ на эту группу. Ивановна стояла въ головахъ у больной и поддерживала ея слабѣющую голову. Я попросилъ священника исполнить обрядъ обрученія, онъ удивился; больная подтвердила мою просьбу, и по окончаніи его тихо опустилась на руки плачущей няни. Чрезъ часъ она скончалась.
Никто не видалъ, какъ уѣхалъ докторъ.
III.[править]
Прошелъ годъ. О холерѣ забыли. Только Мироцкая не снимала траура по любимой дочери. Михаилъ Николаевичъ нашелъ въ невѣстѣ своей достойнѣйшую его подругу, и привязался къ ней всею силою страсти. Марія, проводившая съ нимъ каждый день, забыла о письмѣ своемъ. Анна Михайловна Сборина, вышедшая замужъ, но только не за прежняго жениха, часто навѣщала и тоже не напоминала ничего о немъ. Сватьба сыиграна была блистательно — радостію и общимъ веселіемъ, а не пышностію. На другой день послѣ сватьбы, я отправился къ Аннѣ Михайловнѣ.
— Опять съ письмомъ, встрѣтивъ меня, спросила она шутя.
— Съ письмомъ, только съ прежнимъ, сдѣлаемте Анна Михайловна сюрпризъ Михаил у Николаевичу.
— Въ-самомъ-дѣлѣ, скажите, какое стеченіе обстоятельствъ!… но только ваши предчувствія я мрачны, и страшны.
— Итакъ послѣ-завтра у нихъ будетъ балъ, мы пріѣдемъ къ обѣду, письмо и еще одну вещь я привезу съ собою.
— Хорошо.
Едва мы уговорились, пріѣхалъ мужъ ея, и я, отобѣдавъ отправился домой.
Черезъ день, къ часу обѣда, подъѣхали два екипажа, мой и Анны Михайловны, къ подъѣзду Павловыхъ.
Я высадилъ Анну Михайловну, и вмѣстѣ съ нею вошелъ въ столовую.
— Іосифъ, у васъ что-нибудь новое, сказала весело Марія.
Я, молча, вынулъ изъ боковаго кармана письмо и завернутый въ пакетѣ колосъ. Первое я отдалъ Аннѣ Михаиловнѣ.
— Анна Михайловна, потрудитесь сдѣлать сюрпризъ Михаилу Николаевичу.
— Ахъ, Annette, измѣнница!.. Марія бросилась къ ней и хотѣла схватить письмо, по оно уже было въ рукахъ П*.
— А это сюрпризъ отъ меня вамъ, сказалъ я ей, подавая завернутый пакетъ. Она развернула, и ахнула еще разъ… засохшій колосъ упалъ къ ногамъ ея. Михаилъ Николаевичъ читалъ вслухъ письмо. Марія покраснѣла, и скрыла лицо свое на груди мужа. Онъ нѣжно обнялъ ее, и проговорилъ едва внятно:
— Судьба!
— Божія воля — прошептала старушка.