Август Стриндберг[править]
Кровожадный зверь[править]
Перед храмом Юпитера Латийского в Риме встретились два человека среднего класса.
Оба, остановившись, разглядывали новое сооружение, отличавшееся от всех других и имевшее вид здания, потерпевшего от землетрясения. Цоколь напоминал собою зубчатую крышу, колонны были перевернуты вверх ногами, а крыша походила на фундамент с маленькими подвальными окошечками.
— Вот мы и опять встретились, Иудей, — сказал человек, похожий по внешности на римского купца. — Кажется, последний раз мы виделись с тобою в Яффе.
— Кажется, — отозвался Иудей. — Ведь Римлян встречаешь теперь повсюду, и везде они чувствуют себя как дома. Иудеев также встречаешь повсюду, но нигде они не чувствуют себя дома. Скажи пожалуйста, что это за храм?
— Это храм Кровожадного Зверя, цезаря Калигулы-- безумца, хищника, кровосмесителя; он сам воздвиг его себе; его собственная статуя стоит в храме, и безумец ежедневно является и совершает перед ней жертвоприношения.
И Римлянин осенил себя знамением, проведя указательным пальцем правой руки по лбу сначала сверху вниз, затем слева направо.
Иудей удивленно взглянул на него.
— Разве ты не Римлянин?
— Римлянин, но я Христианин.
— Где же ты живешь?
— В подземелье, под Римом.
При этом Римлянин указал на люк, находившийся у его ног и похожий на отверстие клоаки.
— Неужели ты живешь в этом подземелье?
— Там совершаются наши богослужения, и сегодня мы празднуем Рождество Христово.
— Кажется кто-то идет по улице, — сказал Иудей.
Когда Римлянин открыл люк, чтобы спуститься в подземелье, из отверстия донеслись голоса хора!
«Есть Город, где не светят ни солнце ни луна.
Небесный Свет разливается там.
И свет тот Агнец!»
— Кто этот агнец?
— Иисус Христос, Спаситель мира.
— Неужели ты веришь, что мир может быть спасен, пока в нём существуют Калигулы…
— Мир будет спасен, если в наших сердцах не перестанет теплиться надежда:
— Вы воспользовались обетованием, данным Израилю?
— Нет, мы унаследовали обетование, данное Израилю, так как Христос был Израильтянин.
— Кто-то идет!
— Ну, прощай, мы еще встретимся, ведь земля принадлежит нам.
По стене храма, называемого народом «Опрокинутый мир» пробирался человек, — казалось, опасавшийся удара в спину, — с лицом юноши, но без признака растительности на голове. Верхняя губа его, вздергиваясь слева, открывала длинный клык, а в то же самое время правый глаз метал искры, подобные отравленным стрелам.
Пробираясь по стене, он достиг апсида, где помещалась статуя, изображавшая само это ужасное существо; всё, включая его одежду, было передано безукоризненно.
— Жрец, ты здесь? — прошептал безумный цезарь. Ответа не последовало.
— Жрец, мой милый жрец, я так боюсь, неужели ты не придешь?
Тогда появился жрец и упал на колени перед цезарем, воздавая ему хвалу; Jupiter, optimus, maximum, latioris, бойся своих врагов!
— Разве у меня есть враги? Впрочем, конечно, есть, потому-то я и боюсь. Веришь ты, что я бог.
— Верю!
— Пусть грянет гром и рассеются враги мои!
Жрец ударил в литавры, и гул разнесся по храму.
Цезарь осклабился, потом захохотал.
— Жрец, — воскликнул он, усаживаясь на трон, — теперь совершай жертвоприношение!
Жрец поджег маленький жертвенник перед безумцем.
— Хорошо пахнет! — сказал цезарь. — Теперь я владыка земли и неба. В моих руках жизнь и смерть! Я повергаю в Тартар и возношу в Элизиум, вот как я могуществен? Я укрощаю волны морей, я повелеваю бурей, я направляю пути небесных светил. Я создал хаос, и род людской лежит у моих ног, начиная от девственных лесов Британии до истоков Нила, неведомых никому, кроме меня. Я произвел в консулы моего любимого коня Инцикота, и народ признал его власть над собою. Жрец, молись мне! Забыл ты что ли, кто перед тобою? Я тот, которому вечно будет поклоняться человечество! Гай, цезарь, Калигула, молюсь тебе, царь мира! Юпитер Лотийский Калигула!
И цезарь повергся на колени перед статуей.
— Кто-то идет сюда! — предупредил жрец.
— Убей его!
— Это трибун Кассий Хэрея.
— Напугай его!
— Хэрею не испугаешь!
Трибун без всяких предупреждений смело вошел в храм.
— Гай цезарь, твоя жена умерла!
— Тем лучше, — отозвался цезарь.
— Твоему единственному ребенку разбили голову о стену.
— Вот так славно! — со смехом воскликнул цезарь.
— А теперь пришел и твой конец!
— Это невозможно. Я бессмертен.
— Я буду ждать тебя у храма. Пусть это случится не здесь!
— Ползи отсюда, муравей, где тебе достать до меня!
Из подземелья под храмом послышалось пение, пел хор детей.
— Выйдешь ли ты, наконец, собака, иначе я прикончу тебя здесь же!
Хэрея, ожидавший у двери, потерял терпение.
— Хэрея, — жалобно взмолился цезарь, — Хэрея, не убивай меня, я буду целовать тебе ноги!
— Целуй, если хочешь, когда я наступлю тебе на горло.
И колосс, опрокинув трон и наступив на шею безумца, придавил ее пятою; язык высунулся из глотки и среди предсмертных мук продолжал лепетать ругательства.
Кровожадный Зверь обладал тремя головами; вторая его голова принадлежала Клавдию. Клавдий играл однажды в кости с другом своим Каем Силием, известным красавцем и богачом.
— Следи за игрой, — шипел цезарь.
— Я слежу! — отвечал друг.
— Нет, ты что — то рассеян. Где ты провел эту ночь?
— Я провел ее в Субурре.
— Не смей ходить в Субурру, ты должен находиться при мне. Следи за игрой!
— Я слежу; а на что мы с тобой играем?
— Твоя ставка — жизнь.
— А твоя, цезарь?
— Моя — также твоя жизнь.
— И если ты проиграешь?
— То ты лишишься жизни!
Цезарь стукнул по столу кубком от костей.
Появился секретарь Нарцис.
Принеси мне письменные принадлежности, Нарцис.
— Против укуса змеи, говорят, помогает тисовая смола…
— А против отравления бешеницей?
— Против цикуты? Такого средства нет. Следи за игрой, иначе я буду зол.
— Сделаться злым ты не можешь! — ответил Силий.
— Твоя правда, я только так пошутил.
Вошла супруга цезаря Мессалина.
— Почему Силий сидит здесь и играет в кости, когда он должен сопровождать меня в театр?
— Он не смеет уйти, — отвечал цезарь.
— Как ты смеешь удерживать его, болван?
— Он мой раб, всё человечество подвластно Мне, владыке мира. Все граждане Рима равны перед Богом и мною, потому-то Рим и считается самым демократическим государством.
— Пусть он твой раб, но он мой супруг! — сказала Мессалина.
— Твой супруг? Но ведь супруг твой, кажется, я?
— Да, так что же из этого?
— Значит ты осмелилась выйти замуж, не спросив моего разрешения?
— Да, а почему бы и не так?
— Что ни говори, а ты забавная женщина, Мессалина. Я тебе прощаю! Ступайте, дети мои, веселитесь. Нарцис поиграет со мною в кости.
Но лишь только цезарь остался наедине с своим секретарем, лицо его исказилось.
— Беги за ними, Нарцис! — прошипел он. — Да захвати с собой Локусту и дай ей кубок. Я женюсь на Агриппине!
Силий, едва захлопнулась за ними дверь, с самым невинным видом спросил супругу цезаря:
— Ты сама готовила шампиньоны к ужину цезаря?
— Нет, я поручила приготовить их Локусте, она большая мастерица в этом деле!
Третья голова Кровожадного Зверя принадлежала Нерону. Он, в качестве достойного сына Агриппины, отравил своего сводного брата Британика, умертвил свою мать и жену и в конце концов торжественно обвенчался с одним гладиатором. Он фабриковал фальшивые деньги, разграблял храмы, совершил однажды артистическое путешествие по Греции… и, выступая сначала в качестве артиста, привез домой восемьсот лавровых венков, затем в качестве извозчика, при чём опрокидывал своих седоков и несмотря на это требовал с них плату, пользуясь тем, что никто не осмелился бы ему отказать.
Сам Клавдий казался ангелом по сравнению с этим чудовищем, а нравы Рина и Греции находились при нём на самом низком уровне. Нерон также был причислен к богам.
Только что вернувшись из Греции, цезарь застал свою столицу в пламени. В пьяном виде, возмущаясь узкими улицами и жалкими постройками своего старомодного Рима, он сам зачастую высказывал желание поджечь город со всех концов, и теперь ему пришла в голову мысль о поджоге.
Цезарь сидел в своем дворце на Эсквилинском холме в обширной зале с колоннами и любовался картиной пожарища.
В мраморном зале было пустынно: цезарь боялся мебели, могущей служить засадой для убийц. Но на заднем плане зала была устроена двойная золоченая решетка, за которой сидели два ливийских льва с огненными гривами. Цезарь называл их своими котятами.
У решетчатой двери стояли двое рабов — Палладий и Александр, и оба внимательно следили за переменами выражений на лице своего господина.
— Он улыбается, — прошептал Палладий, — значит нам несдобровать. — Брат мой, не горюй, мы еще свидимся! Молись за меня и давай поцелуемся на прощание!
— Да помилует тебя Господь и да откроет тебе врата Царствия Своего! Преходящее будет вечным и смертное бессмертным!
Лицо цезаря, багровое от вина и бликов пламени, начало постепенно расплываться, а судя по глазам и ушам, можно было угадать, что он к чему-то прислушивается. Быть может к крикам толпы, называвшей имя поджигателя.
— Палладий, — вдруг зарычал он. — Рим объят пламенем!
Раб онемел от ужаса.
— Палладий, ты оглох что ли?
Ответа не последовало.
— Палладий, ты онемел? Они говорят там внизу, будто я поджог город, — это неправда! Выбеги на улицу и крикни, что подожгли христиане!
— Нет, этого я не сделаю! — отвечал раб.
Нерон не верил своим ушам.
— Разве ты не знаешь, что христиане колдуны и словно крысы живут в могильных склепах под землею, весь Рим покоится на них! Мне уж приходило в голову отвести туда Тибр и разом затопить их всех или же, взломав стену клоаки, залить их катакомбы нечистотами. Их пророческие книги возвещают гибель Рима, он называется в них Вавилоном! Смотри, вон занимается Капитолий! Палладий, выбеги на улицу и крикни, что христиане подожгли Рим!
— Нет, я этого не сделаю, — громко и внятно произнес Палладий, — не сделаю, потому что это ложь!
— Значит я не ослышался! — заревел цезарь, привстав на месте. — Если ты отказываешься бежать в город, то отправляйся за эту железную решетку и поиграй с моими котятами.
— Александр! — громко произнес Палладий. — Я молю Бога, чтобы он ниспослал тебе мужество и веру.
— Верю, что Спаситель жив, что он не оставит меня своею милостью, а приобщит к жизни вечной!
— Что это за разговор? — спросил цезарь, потянув за канат, прикрепленный ко второй решетчатой двери.
— Александр, отправляйся в город и распространи слух, что христиане подожгли его!
— Нет, — ответил Александр, — потому что я сам верю во Христа.
— Откуда он явился?
— Господь, возлюбя людей, послал на землю единородного Сына Своего Иисуса Христа, и каждый, уверовавший в Него, не погибнет, а наследует жизнь вечную.
— Неужели ты не погибнешь, если я прикажу тебя уничтожить?
— Ты не можешь этого сделать; жизнь человеческая находится в руках Божьих.
— Вот как, он не боится смерти! Лентул! Дай-ка сюда огня; я подожгу его одежды, и тогда посмотрим, сгорят они или нет. Я подожгу тебе волосы, ногти; впрочем, предварительно мы обольем тебя смолой, погрузим в масло и серу и увидим, как ты после этого наследуешь жизнь вечную? Лентул!
Лентул вбежал в комнату.
— Господин мой, в городе восстание, спасайся!
— Спасаться? — Нет, сначала дай сюда огня!
— Поднялись испанские легионы, и Гальба провозглашен царем!
— Гальба! О, проклятье!.. Гальба! Тогда надо бежать, но куда?
— В катакомбы, господин мой!
— Нет, там живут христиане, они меня убьют.
— Они никого не убивают, — сказал Александр.
— Даже своих врагов?
— Они молятся за своих врагов.
— Значит они сумасшедшие! Тем лучше!
Христиане собрались в одной из камер своего подземелья.
— Капитолий горит; этот Сион языческий, — сказал Александр.
— То Господь Саваоф мстит за разрушение Иерусалима!
— Не надо говорить мстит — карает.
— Мне послышался шорох в коридоре.
— Идет кто-нибудь из братьев!
— Нет, он бы склонился перед распятием.
— Быть может палач!
Появился цезарь, оборванный, грязный; лоб его был перевязан носовым платком. Приблизившись к христианам, которых он, судя по их белым мантиям, принял за Греков, цезарь казался спокойным и заговорил:
— Вы Греки?
— Здесь нет ни Греков, ни Иудеев, ни Варваров, ни Скифов, ни слуг, ни господ. Все мы братья во Христе. Добро пожаловать, брат наш!
— Это Кровожадный Зверь! — промолвил Александр.
Цезарь узнал своего бежавшего раба и в ужасе упал перед ним на колени.
— Не, убивай меня! Я несчастный каменщик, лишившийся рассудка. Скажи куда мне идти — направо или налево, чтобы выбраться отсюда.
— Ты узнал меня? — спросил Александр.
— Ты Александр! — ответил цезарь.
— Я тот, кого ты собирался поджечь! Тот самый.
— О, пощади! Не убивай меня!
— Встань, цезарь! В жизни и смерти волен один Бог.
— Ты прощаешь мне?
— Тебе дадут проводника.
— Не нужно, скажи только направо иди налево мне идти?
— Налево!
— А ты не лжешь?
— Я никогда не лгу! Вот видишь ли, как мы не похожи друг на друга!
— А почему ты не лжешь? Я бы солгал на твоем месте!
Цезарь успокоился и пошел куда указано. Но, пройдя несколько шагов, обернулся и произнес:
— Фу, рабы, теперь вы мне ни на что более не нужны.
Была бурная ночь, когда Нерон в сопровождении юноши Спора и нескольких рабов достиг поместья своего вольноотпущенника Фаона.
Фаон не осмелился приютить у себя цезаря и посоветовал ему спрятаться в глинокопне. Цезарь не пожелал лезть под землю, а спрыгнул в пруд и, заслышав приближение своих врагов, погрузился в воду. Он услышал, как мчавшиеся мимо враги его говорили, что он приговорен к смерти под ударами плетей.
Тогда, после некоторого колебания, он воткнул себе кинжал в сердце.
Его кормилица и в то же время любовница Актея похоронила его в саду на склоне горы Пинчио. Римляне чтили его память и осыпали могилу его цветами.
Но христиане, видевшие в нём Кровожадного Зверя, считали его антихристом Апокалипсиса.
Текст издания: А. Стринберг. Полное собрание сочинений. Том 12. Исторические миниатюры. — Издание В. М. Саблина, Москва — 1911.