Куриная Слепота (Коровин)

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Куриная Слепота
автор Константин Алексеевич Коровин
Опубл.: 1937. Источник: az.lib.ru

Коровин К. А. «То было давно… там… в России…»: Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.

Кн. 2. Рассказы (1936—1939); Шаляпин: Встречи и совместная жизнь; Неопубликованное; Письма

М.: Русский путь, 2010.

Куриная Слепота[править]

Тихий июльский жаркий день склонялся к вечеру.

Вечернее солнце розовыми лучами освещало небольшую деревянную мельницу. В соломенной крыше с торчащими жердями, в небольших сосенках, идущих по песчаному бугру, в подмосте плотины, в длинных вечерних тенях от ольховых кустов, — во всем была разлита какая-то печальная отрада летнего вечера.

Среди тишины слышно было, как капала вода с колес мельницы. Помола не было и на мельнице было скучно.

Мельник Никон Осипович уехал с семьей в Заозерье к родным.

Я и приятели мои сидим у дома мельника. Стол и лавки вынесли из избы наружу, и возчик, Иван Васильевич, подбодрил самовар.

— Скучно одним-то, — сказал Иван Васильевич, — повадней, когда народу-то много.

— Как бы молока достать? — спросил приятель Василий Сергеевич.

— Как достать? Попытаю, пойду погляжу в избе. Вот ведь тоже, смотрите, уехали в Заозерье, а ничего не заперли. На три дня ведь Никон уехал.

— А ты почем знаешь? — спросил я.

— Знаю, праздник в Заозерье приходский; ну, туды уехали. Так уже заведено. Родня там у ево.

— Значит, нам придется одним быть. Благодарю вас! А вот тучи собираются, видите, гроза будет.

Действительно, в вечернем небе клубились тучи, надвигались друг на друга, и в высоте над нами края их ярко освещались заходящим солнцем.

Потемнели сараи мельницы; соседний сосновый лес стал как угрюмая стена; как гребень, выделялись верхушки огромных елей, уходя вдаль.

Солнце село за тучи, и сразу потемнело кругом.

Блеснула молния, и раздался удар грома.

— Начинается! — сказал Василий Сергеевич.

Сразу хлынул дождь, и бурая река покрылась пузырями. Гром ударил сильнее.

Мы вбежали в дом. В доме было темно. В каморке за печкой слышим хриплый голос:

— Господи, помилуй, Господи, помилуй.

— Ишь, — сказал возчик, — тут кто-то есть. И он пошел за печку.

Мы хотели зажечь свет, но не было ни свечи, ни лампады.

— Кто? Чего тебе надо? Уехали, уехали, — сказал голос за печкой.

Иван Васильевич, вернувшись, сказал:

— Там какая-то старуха…

— Зажгите же свет, — крикнул Василий Сергеевич.

— Чего вы? Кто вы? какой народ? Батюшки! Господи, помилуй! — причитала в своем углу невидимая старуха.

Раздался сильный удар грома, и дробнее в окна застучал дождь.

— Уедемте отсюда, — горячился Василий Сергеевич, — я здесь не останусь!

Иван Васильевич принес лампочку и зажег. Она тоскливо мигала на столе. Из-за печки все доносилось бормотание старухи:

— Чего приехал, как бы знамо? Ишь, беда, пропащий. Кабы знамо, заперли бы меня… А ну, вот на!.. Пошел!.. Уходи!.. Леший!.. Проклятый! А-а-ах!

Юрий Сергеевич взял лампочку и пошел за печку.

— Что это она там? Посмотрю.

За ним пошли тихонько мои приятели.

За печкой в углу, прислонившись к бревенчатой стене, на полу сидела в лохмотьях древняя старуха и смотрела слепыми белыми бельмами как-то вверх.

Мы все были поражены ее жалким видом.

Вернувшись назад к столу, приятели сидели молча.

Охотник Караулов вынул закуски, отрезал кусок колбасы и ел молча.

— Как бы уехать отсюда? — спросил я возчика Ивана Васильевича.

— Что же, попытаем, — нерешительно ответил Иван Васильевич и пошел во двор к лошадям.

Гроза удалялась, но молния сверкала часто, и дождь лил как из ведра. Ночь потемнела.

— Молока-то нет, — говорил Караулов. — Корова-то пришла в сарай, я видел. Вот, Вася, ты пошел бы, подоил.

— Нет уж, бросьте ваши шутки. Не до того. Старушка хороша сидит за печкой. Видали? Благодарю покорно! Приехали! Как это только ехать будем отсюда.

— Запрёг, — сказал, войдя, возчик, — только вот что, как хотите, ехать трудно, не приведи Бог. Круча под Покровом. Ночь темная, воробьиная. С кручи бы не ахнуть.

— Это еще что за штучки! Что значит «воробьиная»?

— Выйдите, поглядите. Руку свою не видно около. А дорогу совсем ничуть. Не доехать…

— Ерунда, — сказал Василий Сергеевич.

— Чего, чего пришел, острожный, убивца, кто тебя звал?

Старуха, ползя на руках, показалась из-за печки.

— Идем! — не своим голосом крикнул Василий Сергеевич.

Потушив лампу, мы ощупью вышли на крыльцо избы. Кругом было так темно, что мы не видали друг друга.

Возчик Иван Васильевич отошел, и слышно было впереди, как фыркали лошади, — нам их не было видно.

— Идите, — позвал Иван Васильевич. Мы все пошли на его голос…

— Вот, вот сюда… эвота… Сядете ль?.. Я сейчас пойду в избу, забыл корзинку, возьму.

Вдруг резко осветилось окно избы, и послышался крик.

— Расточись, свят, свят! Убивца, не боюсь я тебя. Пошто пришел?

*  *  *

Мы ощупью сели на подводу.

Иван Васильевич примостился впереди.

— Ну, трогай, грех неровный, — сказал он, хлопнув вожжами. Лошади медленно двинулись и остановились.

— Вот ведь, — обернувшись, сказал Иван Васильевич. — Как поедешь? Он опять дернул лошадей. Они пошли, и под колесами захлопала вода.

Когда проехали горку, переднее колесо за что-то зацепило. Телегу наклонило на сторону. Юрий соскочил с повозки.

— Стоп, — сказал Василий Сергеевич и тоже соскочил. — Я пойду пешком. Буду держаться за телегу.

В это время сзади нас, на крыльце избы, раздался громкий смех.

— А-а-а, а-а-а, испугался!

Что-то жутковатое было в этом смехе старухи среди темной ночи.

— Благодарю вас, — сказал Василий Сергеевич. — С вами, как ни поедем, всегда чепуха выходит. Хороша старушка. Поезжай, Иван Васильевич, чего здесь ждать?

— «Поезжай»… Да как поедешь-то? Чего старуха? Пущай! Она без ума, а все же в избе лучше. Ехать нельзя, как хотите. Вернемся. Я самовар поставлю, сена принесу, а с утра будет по-другому. Ночь перетерпим. Чего же от жилья ехать? Да и что? Сами видите. Нельзя доехать. Застрянем. А может, опять дождь. Вот опять накрапывает.

Сверкнула молния, и послышался гром.

Иван Васильевич взял лошадей под уздцы и повернул назад к избе мельника.

Входя в избу, он опять зажег лампочку. Все вошли в избу. Что за притча, — старухи в избе не было! Все как-то переглянулись, а Василий Сергеевич, прищурив один глаз, таинственно сказал:

— Старушка-то слепая? Да-с? А вы уверены — старушка ли это?

— А чего? — спросил Караулов. — Она здешняя, ушла куда-нибудь, мало ли что слепая.

— Да-с?.. старушка?.. А я вот ружье заряжу и под икону в угол сяду, тогда пускай-ка приходит. Я ей покажу…

И Василий Сергеевич, не снимая шапки, сел за стол в угол под иконой, держа около себя ружье.

Караулов из корзинки доставал закуски.

— Что же это ты, Вася, под икону сел, а в картузе? — спросил я.

— Это верно, — спохватился Василий Сергеевич и быстро снял картуз.

*  *  *

Все-таки, выпивая и закусывая, друзья мои удивлялись, куда могла деться слепая старуха в такую ночь.

Принесли самовар, и, разливая чай, Иван Васильевич, качнув головой, нерешительно сказал:

— Есть отчасти, бывает этакое-то, старуха, кто ее знает! Ночное дело. Мельница! Никого нет. Может, это не старуха, а душа. Упокойница, может, какая прежняя. Народа-то нет — она и пришла.

— Знаете, Константин Алексеевич, с вами еду в последний раз. Я и ехать не хотел. Нет, зовут! Ты тоже, Юрий: «Едем, едем!» Дьявол бы вас всех подрал!..

— Что же это ты, Вася, под иконами сидишь и чертыхаешься?

— «Чертыхаешься»! Вы доведете! Не угодно ли — спать теперь не будем. Как хотите: придет эта «покойница» — я ее из ружья дробью шаркну. Довольно, скажу, голубушка, шляться. Подите, дурачков пугайте, а у меня ружьецо-с заряжено. Нечего по ночам гулять.

— Ну и сердит ты, Вася, — сказал Юрий. — Ты, чего доброго, сдуру и вправду ухлопаешь несчастную старуху!

— Сдуру — не сдуру, а я вам покажу!..

Василий Сергеевич, вдруг выскочив из-за стола, открыл окно и с остервенением стал палить из ружья — «раз! раз!».

— Какой леший в окно стреляет? — послышался мужской голос из сарая мельницы.

— А ты кто такой? — закричал Василий Сергеевич. — Иди сюда.

Издали послышались шаги, отворилась дверь, и вошел низенького роста, бородатый, заспанный мужик. Сняв шапку, сказал:

— Вона чего! Охотники. Василий Сергеевич. Здрасте. Я-то спал, проснулся и думал — кто огонь светит. Думаю — Авдотья слепая. Ишь угораздило огонь засветить. Дивился. А вона чего. Гости наши приехали. Слышь, завтра утром в нижнем омуте, после грозы, сомы гулять будут, и сомина тут есть, боле тебя будет, Василий Сергеевич. Вот бы тебе его пымать. Вот, сомина, говорят, он жеребенка съел раз. Жеребенок пропал у Никона. Да ведь кто знает? Съел! Где ж жеребенка съешь? Цыгане стояли… Не они ли его и съели? Я-то хоша сторож, а где же, замков не держим, за всем не углядишь — замок кажинному нужен; ну, и упрут.

— Ты сторож, вот скажи-ка, тут в избе старуха была, а теперь ее нет, куда она делась?

— Авдотья? Курина Слепота? Знать, ушла в черну избу, где помольцы спят. Слепота курина, она ночью видит, а днем хошь бы что. У ней мужа и детей убили. Хватила много горя — ну, теперь она всех разбойниками крестит, никому у ей веры нет…

ПРИМЕЧАНИЯ[править]

Куриная Слепота — Впервые: Возрождение. 1937. 30 июля. Печатается по газетному тексту.