37[править]
С рассветом войско Таули двинулось в дальний путь. Нарты, груженные оружием, порохом и товарами, перехваченными у русских, медленно поползли к горам Пай-Хоя. Олени выбивались из сил, и неняги сами запрягались в нарты и помогали упряжкам. Семнадцать пленных стрельцов, связанных в цепочки, шли позади няпоя, и в лицах их было тупое безразличие.
Дорога шла вверх по течению Оби. Не успевая за няпоем, русские падали. Их поднимали ударами бичей обозленные неняги.
Таули на семи белых ездовых быках объезжал няпой. Он подбодрял ненягов шуткой, поговоркой, веселым смехом. Но, подъехав к хвосту няпоя, Янко Муржан указал на пленных. Высокий неняг, с квадратным лицом и большим ртом, ударом бича рассек русскому щеку.
— Дохлая крыса! — кричал он.
Русский падал. Он был слаб. Он падал и, плача, поднимался. Сквозь заплатанную ряднину штанов желтели его голые колени. Таули подъехал к ненягу, спокойно взял из его рук бич и, остановив русских, сказал:
— Слушаются они тебя?
— Худо слушаются, — сказал неняг и побледнел.
Губы Таули дрогнули. Он узнал в неняге Хэсако, доверенного пастуха князя Тэйрэко. Таули криво улыбнулся, но сделал вид, что Хэсако он не помнит.
— А больно им от твоих ударов? — спросил Таули.
— Их надо перерезать всех до одного, — сказал Хэсако. — Они князю служат.
— Ха! — сказал Таули и, изо всей силы взмахнув бичом, ожег спину Хэсако.
Неняг пошатнулся и схватился за нож. Янко Муржан, подойдя сбоку, ударом кулака обезоружил его. Окровавленная кисть Хэсако беспомощно повисла вдоль тела, и он, свалившись, упал лицом в снег.
Таули освободил пленных от веревки и сказал Янко Муржану:
— Скажи русским, что они свободны. Пусть возьмут у нас пять олешков и знают, что Таули не палач и не обдорский воевода. Пусть они возьмут и этого неняга, поднявшего руку на пленных. Обдорск, луце, тара! (В Обдорск, русские, надо!) — крикнул он ошеломленным пленникам.
И, гикнув на свою упряжку, Таули вместе с Янко Муржаном поехал вперед.
Догнав свой няпой на сопке, Таули оглянулся. Русские, вскочив на нарты, гикая и свистя, неслись на юг, в страхе оглядываясь на Таули.
— Ишь ты, — сказал Таули, довольно улыбаясь, — нас испугались.
И потом, на больших беседах у широких костров, он охотно рассказывал историю о том, как его испугались русские.
— Вот так, — говорил он, — нас испугались.
