«Вега» остановилась довольно далеко от берега. Низкий и однообразный он ничем не привлекал к себе внимания. К счастью, берег оказался обитаемым. Несколько чукчей с опасностью для жизни пробрались на судно и знаками принялись объяснять что-то путешественникам. С трудом можно было понять, что они говорят о большом корабле, стоящем где-то поблизости.
На другой день трое человек было послано вперед отыскать неизвестное судно. Они вернулись поздно вечером в тот же день с самыми неутешительными вестями: никакого судна они не видели; что же касается состояния льда, то оно оказалось таким, что нечего было и мечтать об освобождении от ледяных оков. Итак, не оставалось более никакого сомнения, что «Веге» предстоит зимовать в виду этого унылого побережья. Впоследствии, когда экспедиция уже вернулась назад, Норденшильд получил от одного американского промышленника письмо с извещением, что китобойное судно этого промышленника, действительно, находилось в те дни в расстоянии всего 70 километров от «Веги». Если бы посланные люди встретили меньше препятствий на пути, они достигли бы его и могли бы послать с ним вести о себе в Стогкольм. Вести эти успокоили бы всех, интересовавшихся судьбой экспедиции, между тем как теперь, не получая в течение года никаких известий,
родные и знакомые начинали уже подумывать о снаряжении помощи.
Лишь только вопрос о зимовке был решен бесповоротно, все принялись деятельно готовиться к встрече зимы. В каютах расставили чугунные печки, благодаря которым температура под палубой не уступала той, какая обыкновенно бывает зимой в домах в северных странах. Хуже холода была влажность и сырость, которая неизбежно заводилась в углах вследствие скопления множества людей в тесных помещениях. Но с этим злом нельзя было ничего поделать. Над палубой для защиты от ветра и снега протянули парусинный навес. Здесь были устроены мастерские: веселый огонек, стук молотов, громкие речи и болтовня скоро превратили палубу в сборное место; днем здесь всегда толпились туземцы и люди команды.
Но важнее приспособления судна было установить такой порядок жизни, чтобы в людях поддерживалась бодрость духа и здоровье тела. Для достижения первой цели Норденшильд составил расписанное работ и занятий, благодаря которым все члены экспедиции были заняты здоровым и разумным трудом на открытом воздухе и принимали участие в разных научных экспедициях и наблюдениях. Труд физический сменялся чтением, занятиями и развлечениями, для чего отводились вечера, которые люди проводили в теплой каюте вокруг ярко горящих ламп. На «Веге» была устроена ванна, и Норденшильд тщательно следил за тем, чтобы все пользовались ею возможно чаще. «Веге» пришлось зимовать под такою широтою, где полярная зима не сопровождается мраком: в самые короткие дни солнце стояло все-таки оксло чеытрех часов над горизонтом. Таким образом, путешественники не испытывали угнетающего влияния долгой полярной ночи, подобно прежним экспедициям, зато морозы были очень сильны. Благодаря своим прежним странствованиям в полярных странах Норденшильд сумел предусмотреть все случайности, предупредить все невзгоды, превращавшие прежние полярные путешествия в какое-то сплошное мучение. Невыносимый холод, сырость и с нею грязь, отвратительный воздух в каютах, однообразная, плохая пища обыкновенно вызывали цингу уже в самом начале зимы, физические и нравственные страдания ввергали людей, даже самых крепких телом и душой, в апатию, возбуждали неудовольствие и с ними ссоры и несогласия. Ничего подобного не было здесь: никто из членов экспедиции не погиб, ни с кем за все время плавания не произошло ни одного серьезного несчастья, ни одной тяжелой болезни. Экспедиция «Веги» явилась, таким образом, первым полярным путешествием, доказавшим безопасность жизни для европейцев в холодных странах. Все последующие путешествия брали себе за образец снаряжение «Веги» и пользовались громадным опытом ее руководителя.
«Вега» простояла в виду берега, окованная льдом, почти триста дней. За этот долгий промежуток времени путешественники успели прекрасно ознакомиться с нравами и бытом чукчей, полярного народа, который, подобно эскимосам, закинут судьбой на самый край обитаемой суши. Чукчи по большей части рослые, крепкие, хорошо сложенные люди. Черты лица у них показались путешественникам менее безобразными, чем самоедские и эскимосские лица; некоторые, особенно девушки, были даже миловидные существа, немало красил их смуглые лица густой, почти кирпично-красного цвета румянец. Свои густые, черные, как вороново крыло, прямые волосы чукчи обстригают коротко, оставляя на лбу челку. Женщины все без исключения татуируют себе лицо на лбу, кругом носа, на щеках и подбородке в виде черных или синеватых черточек, составляющих особый узор. Мужчины не следуют этому обычаю. Зимой они одеваются в двойные меховые одежды из оленьего меха с красивыми оторочками и опушками из других мехов. В теплое время года они сменяют тяжелую меховую одежду, делающую фигуры их неуклюжими, на другую, сделанную из тонких, полупрозрачных тюленьих кишок; эта одежда очень удобна для промысла на море, так как не промокает. Голову даже в сильный холод чукчи оставляют неприкрытой; нужна особенно сильная стужа, чтобы чукча воспользовался капюшоном, который пришит сзади к воротнику его меховой рубахи. Кроме этой самодельной одежды у них в употреблении шерстяные рубахи и фуфайки, вымениваемые у американских китобоев. Как бы ни был живописен чукча в своей национальной одежде, но близкое соседство его не может доставить удовольствия: дикари эти так нечистоплотны, так редко меняют нижнюю одежду, что ходят постоянно в атмосфере зловония; меховая одежда их и волосы кишат разными насекомыми, присутствие которых, однако, мало тревожит их. Время от времени женщины возобновляют свою прическу, занимаясь этим делом с необыкновенной серьезностью, но присутствие при их туалете чрезвычайно неприятно, так как они разделываются при этом со множеством маленьких обуревающих их врагов таким же способом, как это делают собаки.
Жилища чукчей представляют из себя большие меховые палатки, круглые, гораздо более широкие, чем высокие. Из длинных крепких шестов они
делают сперва остов или клетку, которую обвешивают покрывалом, сшитым из множества оленьих шкур. Восточная Сибирь зимой самая холодная страна на всем земном шаре, холода бывают ужасные. Неудивительно поэтому, что чукчи часто делают свои шатры двойными таким образом, что один шатер находится как бы внутри другого. При этом между оболочкой внешнего и внутреннего шатра остается довольно широкое пространство. Внутренний шатер разделяется меховыми перегородками на «комнаты», служащие помещением для отдельной семьи. Обыкновенно в шатре живет несколько семей, принадлежащих к одному роду. Само собой понятно, что в чукотском шатре нельзя поддерживать огонь при помощи хвороста или дров — дым, не имея выхода, скоро выкурил бы всех наружу. Огонь чукчи поддерживают при помощи тюленьего или моржового жира, который жгут в плошках, выдолбленных из камня и снабженных фитилем из скрученных волокон мха. Пламя этой жировой лампы служит для варки пищи и как отопление. Только в крайней нужде, когда нет добычи и запасы ворвани истрачены, чукча прибегает к обыкновенному костру. Благодаря двойной покрышке и огню в чукотской хижине настолько тепло, что обитатели ее часто скидывают с себя всю одежду. Непроницаемый для воздуха двойной мех является в то же время причиной того, что воздух в таком жилище от людей, от грязной одежды и всякого скарба, от чада ламп и гниющих, валяющихся на полу отбросов душен и пропитан ужасающим зловонием. Для непривычного человека пребывание в хижине совершенно невыносимо. Члены экспедиции, принужденные однажды искать на ночь убежища в чукотском жилье, не смогли перенести царящей в нем атмосферы. Несмотря на ужасающий холод, они провели большую часть ночи снаружи. При входе в шатер лежит костяная палка, которою гости сбивают с своей одежды, особенно с обуви, снег и иней, так что протянутая по полу моржовая кожа остается сухой. Затем всякий входящий, будет ли то родич или чужанин, отдав приветствие хозяевам, располагается в шатре, как у себя дома; он ест и пьет, сколько дадут хозяева, и остается столько времени, сколько ему нужно. Насчет гостеприимства чукчи рассуждают так: «Сегодня ты живешь и ешь
в моем шатре, завтра я — в твоем». Иначе и невозможно в этой ужасной стране.
Чем питаются чукчи? Казалось бы, пища их должна быть исключительно животной. В пустынной полярной стране что может добыть себе человек, кроме зверя, водящегося в море или в тундре! Здесь невозможно никакое земледелие, сама же тундра не производит для человека ничего съедобного, кроме ягод. К изумлению своему ученые открыли, однако, что в числе чукотских блюд имеются и растительные, притом не одни только ягоды. Однажды они пришли в селение и застали женщин за хозяйственными делами — они заготовляли запасы пищи на зиму. Руки их были по локоть запачканы каким-то зеленоватым веществом. Подойдя ближе, путешественники увидели, что чукчанки хлопотали возле только что зарезанных оленей. Они запускали руки в желудки убитых животных и выгребали оттуда зеленую кашу, которую тут же перекладывали в особые кожаные мешки. Не было сомнения, что «шпинат» этот представлял полупереваренный в желудке оленя мох. Чукчи копят запасы его и приправляют им свою животную пищу. В первый момент этот продукт не может возбудить ничего, кроме отвращения. Впоследствии путешественникам пришлось отведать его. По их отзывам, «шпинат» оказался довольно вкусным.
Сами оленьи желудки служат мешками для сохранения пищи. Желудок убитого оленя опорожняют от только что описанного содержимого и наливают кровью того же самого животного. Кроме «шпината», путешественники наблюдали у чукчей и другие растительные блюда. Однажды, когда они ночевали в палатке знакомого чукчи, утром их угостили завтраком, состоявшим из нескольких блюд. Сперва хозяйка «подала на стол» мороженую тюленину и сало; затем последовало что-то вроде кислой капусты — это были квашеные листья полярной ивы. На десерт подали тюленью печенку и тюленью кровь — все, само собой понятно, мороженое. Кроме квашеных листьев чукотские женщины собирают летом ягоды, которые тоже заготовляют на зиму особым образом. Оленье мясо, — особенно лакомым куском считается язык, — тюленина, моржовина, рыба — вот пища чукчей, которою промышляют мужчины. Богатство заключается в стадах оленей. Больших стад теперь мало. Чукча страстно любит своих оленей и расстается с ними, как бы многочисленно ни было его стадо, в большою неохотой. С оленьим стадом очень много хлопот. Много требуется опыта и ловкости, чтобы сохранить стадо целым. Полудикие олени готовы разбежаться от пустяковой причины. Разбежавшись в разные стороны, они уже не собираются сами собою в прежнее стадо, а пасутся врозь и через несколько дней дичают совершенно. Обыкновенно чукчи хорошо знают своих и чужих оленей, но, несмотря на свойственное этому народу отвращению к воровству, всегда все-таки найдутся охотники перенять чужих животных. Не раз случалось, что богатый, всем обеспеченный чукча во мгновение ока превращался таким образом в бедняка; богатство его разбегалось по тундре. Если не удалось собрать хотя часть оленей, то хозяину не остается ничего другого, как отыскать богатого родственника и попроситься к нему в пастухи. Кто владеет стадом, тот посвящает ему все свое внимание, все силы. Чукча хорошо знает, что стадо не только обеспечивает его всем — пищей, жилищем, одеждой, орудиями, но доставляет сверх того влияние и власть. Сколько родственников ищет его стойбища, чтобы откормиться от голодухи на даровом угощении! Сколько бедняков, бывших, может быть, еще недавно богачами, кормится возле его стад и зависит от его воли! Ему нечего опасаться полярной весны, когда во всех шатрах запасы приедены, а ни зверя, ни рыбы в море еще нет, когда голодные дикари бродят, как тени, и готовы питаться всякими отбросами, как например костями, оставшимися на месте их прежних трапез. Но вот разносится весть, что появился морской зверь. Мужчины спешат со своим оружием на лед и возвращаются с добычей. Обилие и веселье вновь водворяется в шатрах. Если нет тюленей и моржей, чукчи ловят рыбу. Способ ловли крайне прост. Рыболов — чаще всего это женщины — пробивает во льду орудием вроде лома небольшое отверстие. Он выгребает из него сеткой лед и затем простым крючком таскает из воды рыбу, подцепляя ее за хвост, за бок, за что попало. Дело в том, что рыба, отделенная ледяной корой от воздуха, дышит плохой водой; она целыми толпами устремляется к месту, где чувствует воду, освеженную соприкосновением с воздухом. Рыбу едят сырой, мороженой. Когда запасы начинают истощаться, а добычи еще нет, чукчи садятся на голодную пищу; в это время за столом их появляются суп из уцелевших под снегом листьев; еще чаще они собирают кости, дробят их на камне молотком, представляющим небольшой камень, прикрепленный к костяной рукоятке с помощью жил, и затем, смешав «костяную муку» с тюленьей кровью, варят похлебку.
Норденшильд не застал уже чукчей в веке каменных орудий. Они владели множеством металлических предметов, как то посудой, орудиями и оружием, которое они выменивают у американцев на меха и продукты своего промысла. В прежние времена чукчи владели большим количеством оленей. Затем с запада к ним придвинулись русские, проникшие в бассейн Лены. От русских чукчи получили первые железные изделия, познакомились с огнестрельным оружием и успели оценить превосходство металлов. При своей многочисленности и свирепости этот народ никогда никому не подчинялся, в том числе и русским, которые, после нескольких столкновений, принуждены были оставить чукчей в покое. В то время, как все инородцы Сибири были обложены «ясаком», то есть данью в виде мехов, чукчи никогда ничего не платили и не признавали никаких властей, самое большее, до чего они снисходили, это до меновой торговли, ради которой они ежегодно появляются в русских поселениях на реке Колыме. Забрав здесь товар, большею частью меха, они везут их на санях, запряженных оленями или собаками, к берегам Берингова моря. Здесь их поджидают американские торговцы с заготовленными товарами: ромом, стальными топорами, ножами, котлами и котелками, а также с огнестрельным оружием, то есть с винтовками Винчестера и патронами к ним. Благодаря этому чукчи оказываются лучше вооруженными, снабженными лучшими инструментами, чем живущие о бок с ними русские, считающие себя господами над ними. На всех картах Чукотская земля показана принадлежащей России, на самом же деле там никакой власти нет. Несмотря на превосходные американские изделия, чукчи все-таки пользуются в своем домашнем обиходе множеством вещей, сделанных из рога, из камня, из костей. Трудно себе представить, какую роль играет в жизни полярных народов кость. Вещество это отличается необыкновенной крепостью и отлично противостоит гниению. Кроме того, оно находится в изобилии под рукою. Не говоря про кости добываемого зверя, как например кости моржей, оленей и медведей, полярные инородцы имеют еще громадные запасы ископаемых костей. Мы уже описывали залежи мамонтовой кости на Новосибирских островах. Здесь, в Чукотии, Норденшильд имел возможность наблюдать кроме того множество китовых, именно нарваловых костей, принадлежащих бог весть когда погибшим животных. Море выбросило их на берег и погребло под грудами песку, из которого обломки торчат своими побелевшими на воздухе концами. Кость превосходный материал для саней, которые при бешеном собачьем беге и при значительном грузе, не выдержали бы ударов, если бы делались из одного дерева. Американские эскимосы даже строят себе из костей хижины. Для этого они пользуются громадными рогатыми позвонками китов. Из них, как из камней, выводится остов хижины, промежутки затыкают мхом, а все сооружение присыпают землей.
Особенное внимание Норденшильда привлекли к себе чукотские изделия из костей, украшенные резьбой, представлявшей наивные, но очень живые и любопытные сцены из их жизни и быта. Как ни грубы чукотские изображения, все же рисунки их гораздо выше самоедских, какие Норденшильд наблюдал в Хабарове, они разнообразнее и реальнее эскимосских. Некоторые из них напоминают своим характером те любопытные изображения допотопных зверей, как например мамонтов, какие были открыты в пещерах, служивших жилищем человеку каменного века. Это не значит, конечно, что чукчи прямые потомки тех людей, но несомненно, что люди каменного века Европы по своей культуре, по своим способам чувствовать и думать близко подходили к чукчам. Вот вывод, к какому приходит всякий, как скоро ему удастся увидеть в музее рядом изделия современных дикарей и тех дикарей, которые, несомненно, были нашими предками. Кроме рисунков и резьбы Норденшильд нашел у чукчей также шитые узоры. Чукотские женщины умеют красить кожу с помощью каких-то красок, добываемых из земли или от растений. На ней они вышивают белыми оленьими волосами узоры, пользуясь для этой цели кроме того также американскими нитками. Любимый цвет у них красный.
Норденшильд с необыкновенным любопытством наблюдал, как в быте чукчей предметы древней их культуры мирно уживались с новыми предметами, которые они заимствуюсь у более счастливых народов. Он скупал все, что только мог достать для Стокгольмского музея, торопясь спасти от гибели предметы житейского обихода дикого полярного народа, которые исчезают с каждым днем все быстрее и быстрее. Новые орудия должны сыграть громадную роль в жизни чукчей. Может быть, благодаря им чукчи не испытают участи других сибирских инородцев, как например юкагиров, тунгусов, самоедов, остяков, которые быстро вымирают, так как жизнь стала для них с появлением русских слишком трудной: добыча сократилась, заниматься земледелием они не могут, болезни, подати и спиртные напитки губят их здоровье, помощи же ниоткуда нет. Несомненно, что вооруженный превосходной американской винтовкой чукча гораздо легче добывает себе пищу, чем если бы он пользовался своими гарпунами.
Торговлю с русскими и американцами чукчи ведут не на деньги. Последние не имеют в их глазах почти никакой цены. Как известно, Норденшильд не особенно рассчитывал зимовать близ сибирских берегов и потому не запасся предметами для менового торга с туземцами. Приобретая у них разные вещи, он предлагал им деньги, но деньги, например бумажки в 25 руб., имели в их глазах меньше значения, чем, например, красивая обертка с куска мыла. Они требовали прежде всего водки, затем табак, иголки, котелки, ножи, топоры, пилы, бурава и другие железные орудия; далее предметом их желаний оказывались полотняный и шерстяные рубахи, самых ярких цветов платки, сахар. Легко можно было заметить, что чукчи порядком понаторели в торговле, то есть они отлично знали цену и пользу предметов; не прочь были и обмануть при случае, например, продать одну и ту же вещь два раза или двоим зараз, подсунуть вместо меха одного зверя мех другого. Также были они щедры на обещания, которые вовсе не собирались исполнять, и ужасно надоедали всем назойливым попрошайничеством. При таких торгашеских склонностях, казалось бы, от них можно было ожидать еще большей бесчестности, например воровства, грабежа. Но этого как раз не было. Кучки их из ближних и дальних стойбищ толпились на палубе по целым дням и свободно проникали, куда только было можно; тем не менее ничего ни разу не пропало. Даже когда наступили дни голода, истощенные чукчи не имели и в помышлении попытаться овладеть силой запасами экспедиции. Одни покорно ждали, пока повар не угостит их остатками трапезы или нарочно приготовленной для них похлебкой; другие добровольно исполняли разные работы в помощь команде в обмен на хлеб.
Когда в середине зимы напор льда грозил раздавить «Вегу», Норденшильд приказал устроить на берегу склад припасов и необходимых вещей, с помощью которых команда, в случае гибели судна, могла бы добраться до ближайшего обитаемого места.
Голодные, чуть не умиравшие от бескормицы, чукчи отлично знали, какие сокровища находятся в складе, и тем не менее никто не покусился воспользоваться этими запасами, несмотря на полное отсутствие стражи. Из этого видно, что воровство у своих или у чужих, подобно тому, как это наблюдается у некоторых других полярных народов, неизвестно чукчам. Не то чтобы они высоко ценили собственность или сознавали преступность присвоения ее. Им, как другим первобытным народам, не приходит еще в голову мысль, что чужое можно сделать своим. Явление, подобное этому, наблюдается на Земле везде: дикие племена необузданны в своих страстях, неустойчивы в настроении, но честны; более культурные, наоборот, гораздо более сдержаны и в то же время гораздо более бесчестны.
Нечувствительность к холоду, к недостатку пищи необыкновенная выносливость составляют особенности, которые чукчи разделяют с другими полярными племенами. В этом отношении полярный человек может поспорить даже с животными, с каким-нибудь белым медведем или песцом, которые голодают неделями, не лишаясь ни телесной силы, ни энергии. Выносливость чукчей прямо поразительна. Так при одной санной экспедиции проводник чукча бежал впереди запряженных в сани ездовых собак весь путь, то есть в течение 21,5 часа. На коротких привалах он и не думал присаживаться, а бегал разыскивать дорогу, чинил сани и сбрую. Во время остановки, длившейся 6 часов, он опять-таки не спал, и следовавшие затем 7 часов пути опять бежал впереди поезда саней по очень тяжелой, холмистой местности. Надо добавить к этому, что за все это время проводник ничего не ел, а только непрерывно жевал табак и изредка выкуривал трубочку его. Собаки, которые также ничего не ели, уступали человеку в выносливости: на привалах они спали, свернувшись клубком, прикрыв мордочку пушистыми хвостами и прижавшись друг к другу, предоставляя снегу накрыть себя белой пеленой.
Многие наблюдатели, имевшие возможность изучить быт чукчей в течение долгих лет, сообщают об ужасной необузданности их характера, о страшных взрывах ярости, о затаенной мстительности, с какою они терпеливо ждут случая отплатить за нанесенные обиды. Все это верно, но в то же время обычные отношения между обитателями одной и той же палатки так же как при сношениях с чужими, носили печать необыкновенного миролюбия. Сколько раз ни посещали члены экспедиции стойбища чукчей, сколько ни наблюдали их у себя на корабле, ни разу никому не удалось слышать бранного слова между мужем и женой, между родителями и детьми. Поведение детей ясно показывало, что они совершенно незнакомы с колотушками, с грубыми окриками и другими выражениями нетерпеливого гнева. Чукотские ребята посещали корабль вместе с родителями и доставляли всем немало удовольствия. Поведение этих маленьких дикарей поражало европейцев еще сильнее, чем поведение взрослых. Если кусок 
Маленький чукча. сахару давали одному, то можно было быть уверенным, что все по очереди пососут его, а остатки будут переданы родителям для той же цели. Родители также делились каждым лакомым куском с детьми, и при разделе не случалось ссор из-за того, что одному дали больше, чем другому. Поразительна была также терпеливость, обнаруживаемая маленькими чукчами по отношению к боли или к какому-нибудь неудобству: одна маленькая девочка скатилась с лестницы и ударилась головой об угол так сильно, что, казалось, была совершенно оглушена толчком; тем не менее она не плакала. Другой раз трехлетний мальчик свалился в ледяную яму и никак не мог выбраться из нее сам; тогда он улегся в ней и остался смирно лежать, пока какой-то матрос не заметил и не вытащил его оттуда.
Женщины занимают в семье почти одинаковое положение с мужчинами. Они участвуют во всяком совете: перед тем как продать какую-нибудь вещь, муж обыкновенно советуется с женой, как если бы имущество считалось общим достоянием. На самом деле оно так и есть, потому что чукотские женщины работают очень много. На их руках дети, изготовление пищи, собирание и плавление льда для питья — там ведь мелкие речки и ключи промерзают зимою до дна — они убирают палатку, шьют, обделывают шкуры и жилы для ниток, участвуют в рыбной ловле; летом они собирают в тундре громадные количества «зелени» и заготовляют ее впрок. Охота и рыбная ловля составляют обязанность мужчин, которые в силу этого надолго покидают стойбища, а когда возвращаются, то по большей части бездельничают, то есть, болтают, спят, сидят часами у огнища с неразлучной трубкой и самое большее, что чинят свои снасти и оружие.
Общественные увеселения у чукчей очень редки, они заключаются большею частью в пиршествах. Изредка молодежь пляшет: пляска состоит в том, что две девушки, положив друг другу руки на плечи, прыгают, вернее, топчутся на месте и покачиваются в стороны, наподобие того, как немецкие крестьяне танцуют свой вальс. Изредка составляется нечто вроде хоровода. Песен очень мало. Должно быть, стужа не располагает к тому. Однако музыку чукчи умеют ценить. Один из посетивших корабль чукчей оказался певцов с хорошим голосом. Когда он пел, слушатели внимали ему, как зачарованные. Вместе с тем человека этого резко выделяли из среды других, как лицо, одаренное какой-то особой силой.
Насколько можно было судить, религиозные верования не играют большой роли в жизни чукчей. Они не очень заботятся о мире духов и довольствуются тем, что приносят им самые скромные жертвы, «Однажды, — рассказывает лейтенант Нордквист, — когда я возвращался к судну с чукчей Нотти, он напомнил мне, что было бы хорошо принести духу 
Самоедский капор. (См. стр. 39). моря, Итьякен Камаку, небольшую жертву пищей и водкой, чтоб добыча была обильнее. Я спросил его, какой вид имеет дух. «Я никогда не видал его», — ответил чукча. Кроме этого духа, по его мнению, существуют еще духи в реках, в земле и на некоторых горах. Солнцу и луне чукчи также приносят жертвы, но, в противоположность многим другим диким племенам, они не очень почитают духов умерших. Раз, когда я дал Нотти кусок сухаря и попросил принести его в жертву, он сделал в снегу рыбным крючком небольшую ямку, отломил маленький кусочек сухаря и покрошил его туда. Остальной сухарь он отдал мне назад со словами, что «камаку», то есть духу, больше не требуется, и что теперь в наши сети попадется больше рыбы, чем раньше. По его словам они приносят такие жертвы при каждой охоте. Без сомнения, этим можно объяснить те кучки медвежьих и тюленьих черепов, а также оленьих рогов, какие мы часто находили на Чукотском побережье, особенно на высотах».
В каждом шатре имеется шаманский бубен, с помощью которого шаманы всех азиатских племен вызывают духов. Обряд вызывания духов и беседа с ними с целью узнать волю божеств называется у монголов «камланье», а шаман — «кам». У чукчей камы, по-видимому, не играют особой роли. Бубен стараются не показывать чужим, но в то же время
с ним обращаются не особенно почтительно. Так как чукчи, подобно эскимосам и другим полярным народцам, раскинуты по громадным пространствам, и отдельные роды и семьи их сталкиваются редко, то религия не может иметь у них большого значения. Религиозные верования, незаметно для самих людей, служат, обыкновенно, к тому, чтобы пугать людей гневом божества и устранять этим разные действия членов племени, например насилия, от которых происходят раздоры, то есть вред всему племени. Грабителя, вора, нарушителя слова уличают с помощью духов. Страх духов, страх перед их карой удерживает дикаря от совершения преступлений. Но мы уже видели, что жизнь в чукотских стойбищах протекает довольно мирно. Поэтому обращаться к помощи духов им приходится редко. Страх перед таким загадочным существом, каким является дух, как всякий страх нерассудительного человека, бессмыслен. Поэтому дикарь боится всего такого, что ему непонятно, он суеверен. Чукчи, конечно, также сильно заражены суеверием. Особенно ясно их суеверность обнаружилась при одним случае. Для магнитных наблюдений ученые выстроили на берегу из снега и льда хижину, в которой поместили свои инструменты. В этой хижине наблюдателям приходилось проводить много часов за работой при свете ярких ламп. Свет ночью и непонятные действия чужих людей возле каких-то странных металлических приборов навели на чукчей ужасный страх. Вскоре среди них распространился слух, что колдовство чужеземцев должно вызвать потоп: море поднимется, зальет берег и уничтожит их стойбища, как это, по их словам, уже было однажды в древние времена. Беспокойство туземцев исчезало только понемногу. Зачем пришельцам потребовался снежный дом, в котором они и не думали жить, чукчи перестали спрашивать, так как они вообще пришли к убеждению, что всякие глупости, которые проделывают приезжие, вообще невозможно объяснить. Несмотря на сильное любопытство, чукчи входили в «снежный дом» с явными признаками суеверного страха и вообще избегали его. Заблудившиеся путники решались искать здесь защиты только в сильные метели.
Голод и холод — главные враги чукотского племени. К ним присоединяются еще болезни. Большая часть болезней проистекает от ужасающей грязи жилища и одежды. Разные опухоли, нарывы и сыпи обуревают чукчей. Скучный огонек жировых ламп не позволяет плавить много снега, так что воды хватает только для варки пищи, а не для мытья. Равнодушие, с каким чукчи подставляют полярному холоду лицо, шею, руки, вызывает частые обмораживания и ужасные страдания. Страсть чукчей к спиртным напиткам также представляет что-то болезненное. За водку или американский джин и ром можно купить все. Странствующие русские и чукотские торговцы развозят эти напитки на своих собачьих санях по всей Чукотии. Появление каравана с водкой — праздник для всего стойбища. С лихорадочной страстью дикари обменивают накопленные продукты на «акакюмиль» (огненная вода), и скоро все, кто успел раздобыть ее, впадают сперва в легкое опьянение, сопровождающееся необыкновенно нежным настроением с объятиями и поцелуями, а затем в буйное помешательство, кончающееся драками, а иногда убийствами, которые в свою очередь вызывают нескончаемую месть.