Перейти к содержанию

Мексика (Маяковский)

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Мексика
автор Владимир Владимирович Маяковский
Из цикла «Стихи об Америке». Дата создания: 20 июля 1925 г.. Источник: Избранные сочинения. В 2-х т. Т. 1. М. 1982.

Черновик стихотворения «Мексика», 1925

МЕКСИКА


О, как эта жизнь читалась взасос!

Идёшь. 
  Наступаешь на ноги. 

В руках 
  превращается 
  ранец в лассо, 

а клячи пролёток — 
  мустанги. 

Взаправду 
  игрушечный 
  рос магазин, 

ревел 
  пароходный гудок. 

Сейчас же 
  сбегу 
  в страну мокасин — 

лишь сбондю 
  рубль и бульдог. 

А сегодня — 
  это не умора. 

Сколько миль воды 
  винтом нарыто,— 

и встаёт 
  живьём 
  страна Фениамора 

Купера 
  и Майн Рида. 

Рёв сирен, 
  кончается вода. 

Мы прикручены 
  к земле 
  о локоть локоть. 

И берёт 
  набитый «Лефом» 
  чемодан 

Монтигомо 
  Ястребиный Коготь. 

Глаз торопится слезой налиться.
Как? чему я рад? —

— Ястребиный Коготь! 
  Я ж 
  твой «Бледнолицый 

Брат».

Где товарищи? 
  чего таишься? 

Помнишь, 
  из-за клумбы 

стрелами 
  отравленными 
  в Кутаисе 

били 
  мы 
  по кораблям Колумба? — 

Цедит 
  злобно 
  Коготь Ястребиный, 

медленно, 
  как треснувшая крынка: 

— Нету краснокожих — истребили
гачупины с гринго.

Ну, а тех из нас, 
  которых 
  пульки 

пощадили, 
  просвистевши мимо, 

кабаками 
  кактусовый «пульке» 

добивает 
  по 12-ти сантимов. 

Заменила 
  чемоданов куча 

стрелы, 
  от которых 
  никуда не деться...— 

Огрызнулся 
  и пошёл, 
  сомбреро нахлобуча 

вместо радуги 
  из перьев 
  птицы Кетцаль. 

Года и столетья! 
  Как ни косите 

склонённые головы дней,—

корявые камни 
  Мехико-сити 

прошедшее вышепчут мне.

Это 
  было 
  так давно, 
  как будто не было. 

Бабушки столетних попугаев 
  не запомнят. 

Здесь 
  из зыби озера 
  вставал Пуэбло, 

дом-коммуна 
  в десять тысяч комнат. 

И золото 
  между озёрных зыбей 

лежало, 
  аж рыть не надо вам. 

Чего ещё, 
  живи, 
  бронзовей, 

вторая сестра Элладова!

Но очень надо 
  за морем 
  белым, 

чего индейцу не надо.

Жадна 
  у белого 
  Изабелла, 

жена 
  короля Фердинанда. 

Тяжек испанских пушек груз.

Сквозь пальмы, 
  сквозь кактусы лез 

по этой дороге 
  из Вера-Круц 

генерал 
  Эрнандо Кортес. 

Пришёл. 
  Вода студёная 
  хочет 

вскипеть кипятком 
  от огня. 

Дерутся 
  72 ночи 

и 72 дня.

Хранят 
  краснокожих 
  двумордые идолы. 

От пушек 
  не видно вреда. 

Как мышь на сало, 
  прельстясь на титулы, 

своих 
  Моктецума предал. 

Напрасно, 
  разбитых 
  в отряды спаяв, 

Гватемок 
  в озёрной воде 
  мок. 

Что 
  против пушек 
  стрелёнка твоя!.. 

Под пытками 
  умер Гватемок. 

И вот стоим, 
  индеец да я. 

Товарищ 
  далёкого детства, 

он умер, 
  чтоб в бронзе 
  веками стоять 

наискосок от полпредства.

Внизу 
  громыхает 
  столетий орда, 

и горько стоять индейцу.

Что братьям его, 
  рабам, 
  чехарда 

всех этих Хуэрт 
  и Диэцов?.. 

Прошла 
  годов трезначная сумма. 

Героика 
  нынче не тема. 

Пивною маркой стал Моктецума,

пивною маркой — 
  Гватемок. 

Буржуи 
  всё 
  под одно стригут. 

Вконец обесцветили мир мы.

Теперь 
  в утешенье земле-старику 

лишь две 
  конкурентки фирмы. 

Ни лиц пожелтелых, 
  ни солнца одёж. 

В какую 
  огромную лупу, 

в какой трущобе 
  теперь 
  найдёшь 

сарапе и Гваделупу?

Что Рига, что Мехико — 
  родственный жанр. 

Латвия 
  тропического леса. 

Вся разница: 
  зонтик в руке у рижан, 

а у мексиканцев 
  «Смит и Вессон». 

Две Латвии 
  с двух земных боков — 

различные собой они

лишь тем, 
  что в Мексике 
  режут быков 

в театре, 
  а в Риге — 
  на бойне. 

И совсем как в Риге, 
  около пяти, 

проклиная 
  мамову опеку, 

фордом 
  разжигая жениховский аппетит, 

кружат дочки 
  по Чапультапеку. 

А то, 
  что тут урожай фуража, 

что в пальмы земля разодета,

так это от солнца,— 
  сиди 
  и рожай 

бананы в президентов.

Наверху министры 
  в бриллиантовом огне. 

Под — 
  народ. 
  Голейший зад виднеется. 

Без штанов, 
  во-первых, потому, что нет, 

во-вторых,— 
  не полагается: 
  индейцы. 

Обнищало 
  моктецумье племя, 
  и стоит оно 

там, 
  где город 
  выбег 
  на окраины прощаться 

перед вывеской 
  муниципальной: 
  «Без штанов 

в Мехико-сити 
  вход воспрещается». 

Пятьсот 
  по Мексике 
  нищих племён, 

а сытый 
  с одним языком: 

одной рукой выжимает в лимон,
одним запирает замком.

Нельзя 
  борьбе 
  в племена рассекаться. 

Нищий с нищими 
  рядом! 

Несись 
  по земле 
  из страны мексиканцев, 

роднящий крик: 
  «Камарада!» 

Голод 
  мастер людей равнять. 

Каждый индеец, 
  кто гол. 

В грядущем огне 
  родня-головня 

ацтек, 
  метис 
  и креол. 

Мильон не угробят богатых лопаты.

Страна! 
  Поди, 
  покори её! 

Встают 
  взамен одного Запаты 

Гальваны, 
  Морено, 
  Карио. 

Сметай 
  с горбов 
  толстопузых обузу, 

ацтек, 
  креол 
  и метис! 

Скорей 
  над мексиканским арбузом, 

багровое знамя, взметись!
 


20 июля 1925 г. Мехико-сити