Милые бездельники. А. Михайлова. Спб., 1885 г (Шеллер-Михайлов)/ДО

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Милые бездельники. А. Михайлова. Спб., 1885 г
авторъ Александр Константинович Шеллер-Михайлов
Опубл.: 1885. Источникъ: az.lib.ru

Милые бездѣльники. А. Михайлова. Спб., 1885 г. «Что вы мнѣ толкуете объ общественныхъ интересахъ, объ общественной дѣятельности, когда у насъ бездѣльникъ на бездѣльникѣ сидитъ и бездѣльникомъ погоняетъ! — горячился одинъ господинъ среднихъ лѣтъ, споря въ обществѣ пріятелей о нашихъ общественныхъ дѣлахъ». — Такъ начинаетъ авторъ свое «предисловіе» къ книжкѣ. «Я не про мерзавцевъ говорю, а про бездѣльниковъ, — поясняетъ спорщикъ. — Мерзавцевъ вездѣ непочатый уголъ, гдѣ есть люди, а я говорю про бездѣльниковъ, т.-е. про людей, которые ничего не дѣлаютъ, палецъ о палецъ не ударятъ, лежатъ на боку до гробовой доски. Вотъ какого добра у насъ больше всего во всѣхъ сферахъ. Куда вы ни толкнетесь, вы всюду наткнетесь на такого бездѣльника. Иной милѣйшій человѣкъ, а, все-таки, бездѣльникъ, дармоѣдъ… Что-жь мудренаго, если при такихъ господахъ дѣла плохо двигаются впередъ и въ думахъ, и въ банкахъ, и вездѣ?» Многочисленность такихъ «бездѣльниковъ» именно у насъ «спорщикъ» объясняетъ тѣмъ, что «мы, по своему благодушію, всегда готовы и пріютить, и накормить, и одѣть тунеядца, и выгоняемъ его тогда только, когда ужь окончательно убѣдимся, что онъ прохвостъ…» Одиннадцать помѣщенныхъ въ книжкѣ очерковъ посвящены изображенію разныхъ болѣе или менѣе «милѣйшихъ» людей — бездѣльниковъ и бездѣльницъ. Написаны всѣ очерки гладко, литературнымъ языкомъ, во всѣхъ нихъ проглядываетъ талантливость автора, но… нѣтъ въ нихъ кое-чего очень важнаго, — нѣтъ оригинальности. Всѣ эти «бездѣльники» и «бездѣльницы» знакомы намъ, не разъ уже встрѣчались въ повѣстяхъ, романахъ, очеркахъ и т. д. Чтеніе этой книжки производитъ впечатлѣніе пересказа давно слышанныхъ анекдотовъ, давно извѣстныхъ «исторій» о томъ, какъ бездѣльничаетъ высокопоставленный сановникъ, состоящій членомъ «семидесяти» казенныхъ, частныхъ и благотворительныхъ учрежденій; какъ бездѣльничаютъ петербургскія «чиновничьи барышни», ловятъ жениховъ, попадаютъ въ просакъ и на Невскій, гдѣ торгуютъ собою съ тротуара, или — замужъ за карьеристовъ-чиновниковъ и расторговываются тѣмъ же некупленнымъ товаромъ изъ квартиры, отдѣланной и содержимой высокопоставленнымъ «крестнымъ». Есть, правда, нѣсколько новенькихъ штриховъ въ фигурѣ «мужа Марьи Александровны», одного изъ такихъ «бездѣльничающихъ» карьеристовъ. Только этотъ господинъ уже «бездѣльникъ» въ иномъ смыслѣ, т.-е. чистѣйшій прохвостъ и мерзавецъ. Не новъ, самъ по себѣ, и, все-таки, очень хорошъ «идолъ», купецъ-лабазникъ, своего рода Китъ Китычъ, которому «лѣнь», все — лѣнь: рукой двинуть, мозгами пошевелить, лѣнь выругаться, подраться, говорить, деньги считать… все «лѣнь». У него обширная хлѣбная торговля, милліонные обороты; но самъ онъ ровно ничего не дѣлаетъ, сидитъ на скамейкѣ у лабаза, сопитъ, кряхтитъ и сало наѣдаетъ, — такое салище паѣлъ, что самому тяжело передвигать ею съ мѣста на мѣсто. А торговля сама идетъ въ силу инерціи и капитала, нажитаго отцомъ и дѣдомъ. Самъ ожиренный каммерсантъ говоритъ про свою торговлю, что это «заведенная машина», что «такъ это все колесомъ и идетъ». Рано, съ дѣтства ожирѣлъ онъ и оскотинился; его «идольская» невозмутимость не знала въ жизни ни тревогъ, ни волненій, ни увлеченій молодости, ни даже простыхъ порывовъ сытаго животнаго. Въ такъ называемыхъ солидныхъ лѣтахъ «идолъ» совсѣмъ пересталъ говорить; онъ только изрекалъ стародавнія пословицы, поговорки и присловья съ самымъ серьезнымъ, степеннымъ и рѣшающимъ видомъ, и всѣ считали его умнымъ человѣкомъ, шли къ нему за совѣтами. "И чѣмъ болѣе сжатыми дѣлались его приговоры, чѣмъ безсмысленнѣе становились его изреченія оракула, чѣмъ сосредоточеннѣе становилась его созерцательно-утробная жизнь, тѣмъ "ъ большимъ уваженіемъ смотрѣли на него. "Святой жизни человѣкъ! — говорили про него странницы. — Практическій русскій умъ! — разсказывали про него обираемые имъ помѣщики. — Степенный человѣкъ! — толковали про него собратья-купцы. Только шальной пропойца мужиченко, когда-то обругавшій его «идоломъ», продолжалъ коситься и, проходя мимо его лабаза, сдвигалъ брови и мрачно бормоталъ: «Ишь, идолище!…»

Это лучшій очеркъ въ книжкѣ г. Михайлова. Очень жаль, что авторъ не поработалъ надъ нимъ. Отъ этого «идолъ», при всей своей типичности, все-таки, не настоящій, не цѣльный типъ. Фигура его не болѣе, какъ этюдъ, тогда какъ такой «степенный человѣкъ, святой жизни и практическаго русскаго ума» былъ бы вполнѣ достоинъ занять одно изъ первыхъ мѣстъ въ серьезной картинѣ.

"Русская Мысль", кн. VIII, 1885