Мистер Вальдемар (По; Живописное обозрение)/ДО
| ← Духъ пагубы. | Мистеръ Вальдемаръ. | Украденное письмо. → |
| Оригинал: англ. The Facts in the Case of M. Valdemar, 1845. — Перевод созд.: 1895, опубл: 1895. Источникъ: Избранныя сочиненія Эдгара Поэ съ біографическимъ очеркомъ и портретомъ автора. № 7 — (іюль) — 1895. Ежемѣсячное приложеніе къ журналу «Живописное обозрѣніе». С.-Петербургъ. Контора журнала: Спб., Невскій просп., № 63-40. С. 140—149. |
- Википроекты
МИСТЕРЪ ВАЛЬДЕМАРЪ.[править]
Нисколько неудивительно для меня, что необыкновенное дѣло мистера Вальдемара возбудило такое множество противорѣчивыхъ толковъ. Слѣдовало бы скорѣе удивляться, если бы такое происшествіе прошло незамѣченнымъ. Но, благодаря желанію всѣхъ лицъ, прикосновенныхъ къ дѣлу, не разглашать ничего (по крайней мѣрѣ, до времени или до новыхъ испытаній въ томъ же направленіи), въ публикѣ стали распространяться самые преувеличенные разсказы и создалась, наконецъ, цѣлая легенда, вызвавшая, понятнымъ образомъ, въ свою очередь, среди нѣкоторыхъ лицъ, уже полное недовѣріе къ дѣйствительно непреложному факту.
Въ виду этого, я считаю своею обязанностью востановить съ точностью всѣ подробности этого дѣла, — поскольку я былъ замѣшанъ въ него. Я долженъ сказать, прежде всего, что месмеризмъ привлекалъ мое вниманіе уже цѣлыхъ три года и что, подъ конецъ, меня сталъ крайне поражать одинъ весьма существенный пробѣлъ въ производимыхъ магнетизерами опытахъ, а именно, полное отсутствіе случаевъ замагнетизированія людей in articulo mortis. Между тѣмъ, слѣдовало удостовѣриться, во-первыхъ, сохранялъ ли еще человѣкъ, въ такомъ положеніи, способность къ воспринятію магнетическаго вліянія; во-вторыхъ, если эта способность не исчезала, то усиливало ли ее или уменьшало данное положеніе; въ третьихъ, насколько могли задерживаться при этомъ разрушительныя послѣдствія смерти. Были и другіе побочные вопросы, но сказанные три возбуждали особенно мое любопытство, — и преимущественно послѣдній, вслѣдствіе его громаднаго значенія въ практическомъ примѣненіи.
Я сталъ придумывать, на комъ могъ бы я произвести желаемый опытъ и рѣшилъ, что лучше всего можетъ послужить мнѣ мой пріятель, м-ръ Эрнстъ Вальдемаръ, извѣстный издатель «Вibliоthеса Forensica» и переводчикъ (подъ псевдонимомъ Исахара Маркса) «Валленштейна» и «Гаргантуи». Онъ жилъ, преимущественно, въ Гарлемѣ (штатъ Нью-Іоркъ) и отличался чрезвычайною худобою всего тѣла, — ноги у него были какъ спички, — и еще крайнимъ контрастомъ между его совершенно бѣлыми бакенбардами и до того черными волосами, что всѣ принимали ихъ за парикъ. Человѣкъ онъ былъ весьма нервный и потому казался особенно пригоднымъ для месмерическихъ опытовъ. Я усыплялъ его, дѣйствительно, весьма скоро, однако, никакъ не могъ достигнуть, при этомъ, тѣхъ результатовъ, на которые можно было разсчитывать въ виду его организма. Мнѣ не удавалось вполнѣ порабощать его волю и тоже доводить его до ясновидѣнія. Приписывалъ я такой неуспѣхъ, главнымъ образомъ, разстроенному здоровью субъекта. Доктора рѣшили уже давно, что онъ въ сильной чахоткѣ. Онъ зналъ это и разсуждалъ совершенно спокойно о своей близкой смерти.
Было весьма естественно, что я, размышляя о желаемыхъ опытахъ, подумалъ о м-рѣ Вальдемарѣ… Я слишкомъ хорошо зналъ его твердость, для того чтобы усомниться въ его готовности послужить на пользу науки, а родственниковъ, которые могли бы не пожелать допустить опыта, у него вовсе не было здѣсь, въ Америкѣ. Поэтому, я поговорилъ съ нимъ вполнѣ откровенно и, къ моему изумленію, онъ даже чрезвычайно заинтересовался предложеннымъ опытомъ. Я говорю: «къ моему изумленію», потому что, до этого времени, онъ относился безъ всякаго сочувствія къ моимъ экспериментамъ надъ нимъ, хотя подвергался имъ безпрекословно. Болѣзнь его была такого рода, что предсказать моментъ кончины было не трудно, и онъ обѣщалъ мнѣ предупредить меня за сутки до нея, по полученіи необходимаго на то увѣдомленія отъ врачей.
Теперь прошло уже слишкомъ семь мѣсяцевъ съ того дня, въ которой я получилъ отъ м-ра Вальдемара записку такого содержанія:
Вамъ не мѣшаетъ зайти ко мнѣ теперь. Доктора Д. и Ф. говорятъ, что я дотяну только до завтрашней полуночи, и я думаю, что они не ошибаются.
Черезъ четверть часа, я былъ уже въ квартирѣ умиравшаго, при которомъ засталъ и докторовъ. Я не видѣлъ его въ послѣдніе десять дней и нашелъ въ немъ страшную перемѣну. Это были однѣ кости и кожа! Лицо было свинцоваго цвѣта, глаза совершенно тусклые, но, не смотря на едва замѣтное біеніе пульса, больной сохранялъ полное сознаніе и даже извѣстную физическую силу, такъ что говорилъ отчетливо, принималъ успокоительное лекарство безъ посторонней помощи и даже заносилъ что-то карандашемъ въ свою записную книжку, опираясь, въ полусидячемъ положеніи, на подушки.
Пожавъ ему руку, я отвелъ докторовъ въ сторону, чтобы разспросить ихъ о положеніи паціента. Лѣвое легкое у него было поражено хрящевиднымъ перерожденіемъ уже года съ полтора; верхняя часть праваго страдала тѣмъ же, нижняя представляла изъ себя гнойную каверну. Помимо чахотки, врачи находили у паціента аневризмъ аорты; по ихъ заключенію, м-ръ Вальдемаръ долженъ былъ умереть въ ночь съ воскресенія на понедѣльникъ; теперь у насъ была суббота, семь часовъ вечера.
Послѣ ухода врачей, я снова подошелъ къ больному и онъ сталъ настаивать на томъ, чтобы я, приступилъ къ опыту тотчасъ же. Въ комнатѣ были фельдшеръ и сидѣлка, но мнѣ не хотѣлось начинать дѣла при однихъ этихъ свидѣтеляхъ, компетентность которыхъ могла быть заподозрѣна въ случаѣ какого нибудь неожиданнаго явленія. Я хотѣлъ, поэтому, отложить начало моего опыта до слѣдующаго вечера или хотя до новаго прихода врачей; но, какъ разъ кстати, пришелъ навѣстить больного одинъ студентъ-медикъ, Теодоръ Л. Его присутствіе вывело меня изъ большого затрудненія, потому что м-ръ Вальдемаръ продолжалъ настаивать на немедленномъ началѣ опыта, да я и самъ видѣлъ, что силы его замѣтно упадаютъ.
Студентъ согласился очень охотно заносить на бумагу всѣ явленія, которыхъ онъ могъ быть свидѣтелемъ, и все, что я буду разсказывать далѣе, можетъ считаться почти дословною передачею его замѣтокъ.
Было безъ пяти минутъ восемь, когда я, взявъ м-ра Вальдемара за руку, попросилъ его заявить, по возможности явственнѣе, м-ру Теодору, что онъ, Вальдемаръ, самъ желаетъ, чтобы я замагнетизировалъ его въ томъ положеніи, въ которомъ онъ находится въ данную минуту.
Онъ отвѣтилъ слабымъ голосомъ, но совершенно внятно: «Да, желаю… боюсь только, что вы слишкомъ долго откладывали».
Услышавъ это, я принялся тотчасъ за тѣ пассы, которыя оказывались наиболѣе дѣйствительными для него. Повидимому, первое поперечное прикосновеніе моей руки къ его лбу произвело свое вліяніе, но затѣмъ, до начала одиннадцатаго часа, то есть, до прихода обоихъ врачей, я не замѣтилъ болѣе никакой перемѣны во всей внѣшности паціента. Они не препятствовали мнѣ продолжать мой опытъ, находя, что больной уже въ послѣдней степени агоніи. Я приступилъ тогда къ болѣе энергичнымъ пассамъ, не сводя пристальнаго взгляда съ праваго глаза умиравшаго. Пульсъ у него становился уже едва ощутительнымъ, дыханіе было хриплое, съ промежутками въ полминуты. Такъ продолжалось около четверти часа, потомъ изъ груди разстававшагося съ жизнью вылетѣлъ глубокій, но уже естественный вздохъ, хрипѣніе прекратилось, ноги стали холодны, какъ ледъ. Въ концѣ одиннадцатаго часа, я замѣтилъ несомнѣнные признаки месмерическаго вліянія. Мутный взглядъ паціента измѣнился; онъ принялъ теперь то выраженіе внутренняго созерцанія, которое наблюдается исключительно только у сонамбуловъ и въ которомъ почти нельзя ошибиться. Еще нѣсколько пассъ — и вѣки лежавшаго передо мною дрогнули, а потомъ и совсѣмъ закрылись. Но я не удовольствовался этимъ и продолжалъ свои манипуляціи еще энергичнѣе, сосредоточивая, въ то же время, всю свою силу воли на одномъ предметѣ. Тѣлу паціента было придано, по возможности, самое спокойное положеніе.
Было уже за полночь, и я попросилъ врачей опредѣлить состояніе м-ра Вальдемара. Послѣ самаго тщательнаго изслѣдованія, они рѣшили, что онъ находится въ самомъ совершеннѣйшемъ магнетическомъ снѣ. Любопытство ихъ было возбуждено въ высшей степени. Д-ръ Ф. долженъ былъ уйти, но обѣщалъ воротиться съ разсвѣтомъ; д-ръ Д. рѣшилъ продежурить всю ночь; студентъ-медикъ, фельдшеръ и сидѣлка тоже остались.
Мы не трогали м-ра Вольдемара[1] до трехъ часовъ ночи; въ это время, я подошелъ къ нему и нашелъ его совершенно въ томъ-же состояніи, въ какомъ оставилъ его д-ръ Ф., а именно, пульсъ его былъ едва замѣтенъ, дыханіе было уловимо лишь при приближеніи зеркала къ губамъ, глаза были сомкнуты естественно, а члены были холодны и тверды, какъ мраморъ. Но, въ общемъ, передъ нами былъ никакъ не трупъ.
Я сталъ водить своею рукою надъ рукой м-ра Вольдемара, съ цѣлью заставить ее слѣдовать за моимъ движеніемъ. Такой опытъ не удавался мнѣ никогда, и я мало надѣялся на успѣхъ и теперь, но, къ моему изумленію, рука стала исполнять, хотя и слабо, всѣ указываемыя ей мною движенія. Тогда я рѣшился спросить: «Спите вы, м-ръ Вольдемаръ?» Онъ не отвѣтилъ, но губы его слегка задрожали. Я повторилъ вопросъ два раза и, при послѣднемъ моемъ возгласѣ, по тѣлу усыпленнаго пробѣжала легкая дрожь, вѣки его чуть-чуть приподнялись, обнаруживая линію бѣлка, губы скривились, изъ-за нихъ, едва слышно, раздались слова:
— Да… сплю теперь… Не будите… дайте умереть такъ.
Я дотронулся до его оконечностей; они были въ томъ-же окоченѣніи, какъ и прежде. Правая рука повиновалась снова движеніямъ моей руки. Я спросилъ снова:
— Чувствуете вы все еще боль въ груди, м-ръ Вольдемаръ?
Отвѣтъ не замедлилъ въ этотъ разъ, но его едва уже можно было разслышать:
— Не чувствую… я умираю.
Я не счелъ нужнымъ тревожить его еще болѣе до прихода д-ра Ф., который явился на разсвѣте и крайне изумился, найдя м-ра Вольдемара еще живымъ. Пощупавъ ему пульсъ и поднеся зеркало къ его губамъ, онъ попросилъ меня предложить замагнетизированному субъекту еще вопросъ. Я исполнилъ его желанію, произнеся:
— Спите вы еще, м-ръ Вольдемаръ?
Какъ и прежде, прошло нѣсколько мгновеній, впродолженіе которыхъ усыпленный какъ-бы собиралъ всѣ свои силы, чтобы отвѣтить. Я повторилъ вопросъ раза четыре и, наконецъ, послышался тихій, почти неуловимый шепотъ:
— Да… сплю еще… умираю…
Доктора были того убѣжденія, что смерть наступитъ, дѣйствительно, черезъ нѣсколько минутъ, и потому находили, что надо оставить умирающаго въ покоѣ; я не согласился съ ними, однако, и повторилъ снова тотъ-же вопросъ, но, пока я еще говорилъ, наружность м-ра Вольдемара замѣтно измѣнилась. Вѣки его медленно приподнялись, глаза закатились вверхъ, кожа приняла совершенно бѣлый оттѣнокъ, и два круглыя пятна, ярко алѣвшія на его щекахъ, внезапно погасли. Я употребляю выраженіе «погасли», потому что это мгновенное исчезновеніе ихъ невольно напомнило мнѣ свѣчу, погашенную чьимъ-нибудь дуновеніемъ. Въ то же время, верхняя губа заворотилась вверхъ, такъ что зубы оскалились, а нижняя челюсть отпала, и ротъ открылся широко, выставляя на видъ вспухшій и посинѣвшій языкъ. Всѣ мы, бывшіе въ комнатѣ, были привычны къ страшнымъ картинамъ людской кончины, но то, что представлялось теперь нашимъ глазамъ, было до того отвратительно и ужасно, что мы невольно отступили подалѣе отъ трупа.
То, что я буду разсказывать далѣе, покажется совершенно невѣроятнымъ, я это знаю; тѣмъ не менѣе, считаю своимъ долгомъ продолжать.
Не замѣчая болѣе никакого признака жизни въ тѣлѣ м-ра Вольдемара, — смерть была слишкомъ очевидна, — мы хотѣли уйти, оставя покойника подъ присмотромъ фельдшера, но, вдругъ, языкъ мертвеца быстро зашевелился. Это продолжалось съ минуту, послѣ чего изъ растянутаго и неподвижнаго рта послышался голосъ, описывать который было-бы только безуміемъ съ моей стороны. Я могу, конечно, сказать, что онъ звучалъ хрипло, глухо, отрывисто, но это не дастъ понятія о немъ въ томъ цѣломъ, для котораго нѣтъ выраженій, по той простой причинѣ, что человѣческій слухъ не поражался никогда подобными звуками. Двѣ подробности могутъ, однако, характеризовать его отчасти, опредѣляя его нечеловѣческое свойство. Во-первыхъ, этотъ голосъ слышался какъ будто издалека, изъ какой-нибудь подземной пещеры; во-вторыхъ, онъ производилъ на меня то впечатлѣніе… — боюсь, что покажусь непонятнымъ!.. — то впечатлѣніе, которое мы испытываемъ, прикасаясь къ чему-нибудь слизистому и липкому… Но слова выговаривались отчетливо, даже съ рѣзкой отчетливостью. Отвѣчая, очевидно, на предложенный мною послѣдній вопросъ, м-ръ Вольдемаръ произнесъ:
— Да… нѣтъ… я спалъ прежде… а теперь… теперь… я мертвъ.
Никто изъ насъ даже не попытался скрыть своего ужаса при этихъ словахъ, произнесенныхъ такимъ голосомъ. Впечатлѣніе было потрясающее. Студентъ-медикъ упалъ въ обморокъ; фельдшеръ и сидѣлка убѣжали и не соглашались вернуться; что касается моихъ собственныхъ ощущеній, то я и не берусь передать ихъ читателямъ. Мы провозились съ часъ, стараясь привести въ чувство м-ра Л., и лишь когда онъ опомнился, обратились снова къ м-ру Вольдемару.
Онъ былъ все въ томъ же положеніи; на зеркалѣ, подносимомъ къ его рту, не оставалось никакихъ слѣдовъ, обнаруживающихъ дыханіе. Попытка пустить ему кровь изъ руки оказалась безуспѣшной. Вмѣстѣ съ тѣмъ, эта рука не повиновалась болѣе моей, какъ я ни старался заставить ее слѣдовать за моими движеніями. Единственнымъ доказательствомъ продолженія месмерическаго вліянія на паціента, было дрожаніе его языка при каждомъ моемъ вопросѣ. М-ръ Вольдемаръ какъ бы старался отвѣчать мнѣ, но у него не хватало на то силы воли… Къ вопросамъ, обращаемымъ къ нему другими лицами, онъ оставался совершенно нечувствительнымъ, не смотря на то, что я приводилъ каждаго члена нашего общества въ магнетическое сообщеніе съ нимъ.
Полагаю, что я уяснилъ теперь достаточно, въ какомъ состояніи находился м-ръ Вольдемаръ. Мы позаботились найти людей для присмотра за нимъ и ушли всѣ; оба доктора, студентъ и я, въ десять часовъ утра. Но среди дня, мы воротились опять, чтобы освидѣтельствовать нашего паціента. Положеніе его нисколько не измѣнилось, и мы стали разсуждать о цѣлесообразности и возможности его разбудить, но сошлись безъ труда на томъ мнѣніи, что это будетъ безполезно. Было очевидно, что процессъ смерти (или того, что называется обыкновенно этимъ словомъ) былъ остановленъ вліяніемъ магнетизма, вслѣдствіе чего, разбудивъ м-ра Вольдемара, мы только привели бы тѣло его къ разложенію.
На основаніи этого, мы оставили его въ покоѣ и, начиная съ того времени и до прошлой недѣли, то-есть, въ теченіе семи мѣсяцевъ, только навѣщали его ежедневно, приглашая съ собою, иной разъ, постороннихъ врачей или другихъ знакомыхъ. Положеніе м-ра Вольдемара не измѣнялось въ продолженіе всего этого періода.
Но въ прошлую пятницу, мы рѣшили попытаться его разбудить, и весьма возможно, что именно грустный исходъ нашего опыта послужилъ поводомъ ко всѣмъ толкамъ, распространившимся въ публикѣ, и къ совершенно превратному, по моему убѣжденію, взгляду здѣшнихъ свѣтскихъ людей на предметы науки.
Для пробужденія м-ра Вольдемара мною были произведены обыкновенные пассы; онѣ не оказывали, сначала, никакого вліянія. Первымъ признакомъ оживленія было нѣкоторое опущеніе зрачка, сопровождавшееся, какъ мы всѣ не могли не замѣтить, обильнымъ истеченіемъ, изъ-подъ вѣкъ, желтоватой, гнойной жидкости, крайне зловонной.
Меня попросили испытать вліяніе прежнихъ магнетическихъ пассъ на руку паціента, но моя попытка не удалась; тогда, по желанію д-ра Ф., я спросилъ:
— М-ръ Вольдемаръ, можете вы сообщить намъ, что вы чувствуете и чего желаете въ эту минуту?
Щеки его вспыхнули снова на мгновеніе; языкъ дрогнулъ и какъ-бы заметался во рту, хотя челюсти и губы оставались окоченѣвшими по прежнему, и тотъ самый невыразимо-страшный голосъ, о которомъ я уже говорилъ, произнесъ:
— Ради Создателя!… скорѣе, скорѣе!.. усыпите меня… или же… скорѣе… разбудите меня!… скорѣе!.. вѣдь я говорилъ, что я мертвъ!..
Я былъ до того пораженъ, что съ минуту не могъ сообразить, что мнѣ дѣлать. Сначала, я рѣшилъ снова усыпить Вольдемара, но чувствовалъ, что мнѣ не овладѣть своей волей въ этомъ направленіи, и что всѣ мои старанія будутъ слабы и неуспѣшны. Тогда я сталъ дѣйствовать обратно, напрягая всѣ свои усилія и предчувствуя успѣхъ… По крайней мѣрѣ, онъ казался мнѣ несомнѣннымъ, и всѣ присутствующіе, я въ этомъ увѣренъ, были тоже убѣждены въ скоромъ пробужденіи м-ра Вальдемара… Но никто, ни одинъ человѣкъ въ мірѣ не могъ ожидать того, что случилось…
Я продолжалъ быстрѣе месмерическія пассы, между тѣмъ какъ съ языка паціента, — именно съ его языка, а не съ губъ, — какъ-бы срывалось восклицаніе: «Мертвъ! мертвъ!.. мертвъ!» и вдругъ, все его тѣло, въ какую-нибудь секунду, распалось, совершенно разложилось въ моихъ рукахъ. Передъ всѣми нами, на кровати лежала лишь какая-то безформенная, гнилостная, отвратительнѣйшая масса.
- ↑ С этого места в источнике имя героя транслитерировано как Вольдемаръ. (Прим. ред.)