Падающие звёзды (Мамин-Сибиряк)/XXX/ДО

Материал из Викитеки — свободной библиотеки

Какъ Бургардтъ ни старался сдержать себя, но статья Саханова возмутила его до глубины души. Когда онъ уходилъ, обѣщая принести продолженіе, онъ невольно подумалъ:

— Родятся-же подобные негодяи!..

Даже Анита замѣтила, что отецъ не въ духѣ, и спросила:

— Ты поссорился съ Сахановымъ, папочка?

— Нѣтъ, этого не было, но это не мѣшаетъ ему быть большимъ… ну, все равно кѣмъ.

Взволновавшись, Бургардтъ никогда не работалъ. Сегодняшній день былъ испорченъ, и онъ рѣшился съѣздить въ Озерки, навѣстить Бачульскую, которую уже давно не видалъ.

— Папа, ты не обижайся на меня… — говорила Анита, провожая его въ переднюю. — Не обидишься?

— Нѣтъ. Въ чемъ дѣло?

— Если ты встрѣтишь Шуру или миссъ Мортонъ, то, пожалуйста, не приглашай ихъ къ намъ… т. е. пока…

— Это почему?

Анита смущенно передала эпизодъ своей встрѣчи на островахъ, и то впечатлѣніе, которое произвела эта встрѣча на миссъ Гудъ.

— Папочка, она, вѣдь, совсѣмъ не знаетъ, какъ живутъ художники, а потомъ привыкнетъ и пойметъ, что дурного въ этомъ ничего нѣтъ.

Бургардтъ только пожалъ плечами, а разсердился только на лѣстницѣ.

— Ей-то какое дѣло? — ворчалъ онъ. — Вотъ еще опека явились…

Впрочемъ, это настроеніе разсѣялось еще дорогой, пока Бургардтъ ѣхалъ по финляндской желѣзной дорогѣ. На него природа дѣйствовала успокаивающимъ образомъ, и въ окна вагона онъ все время любовался дачными постройками. Онъ любилъ эти маленькія, на живую нитку сколоченныя дачки, въ которыхъ ютилась лѣтомъ приличная петербургская бѣднота. Почему-то принято относиться къ нимъ съ пренебреженіемъ, а между тѣмъ, именно въ нихъ такъ много своеобразной лѣтней поэзіи, гораздо больше, чѣмъ въ вычурныхъ дачныхъ палаццо гдѣ нибудь въ Павловскѣ, Стрѣльнѣ или Петергофѣ. Бивуачный характеръ всей дачной обстановки имѣетъ свою прелесть. Кромѣ всего этого, именно съ этимъ дачнымъ уголкомъ у Бургардта были связаны такія хорошія и свѣтлыя юношескія воспоминанія, когда онъ жилъ въ этой мѣстности еще академистомъ. Конечно, съ того времени много воды утекло, и онъ не узналъ-бы многихъ дорогихъ по воспоминаніямъ уголковъ.

"А, вѣдь, Сахановъ правъ, — думалъ Бургардтъ, переживая снова непріятное чувство. — Конечно, статья написана пристрастно и съ намѣреніемъ оскорбить именно Красавина — а все-таки, много правды".

Потомъ оказалось, что и миссъ Гудъ по своему тоже права, потому что имѣла въ виду исключительно интересы Аниты. Что могла позволить покойная миссъ Гудъ, какъ болѣе опытный человѣкъ, того же самаго не могла допустить молодая барышня. Какъ всѣ нервные и безхарактерные люди, Бургардтъ соображалъ всѣ обстоятельства потомъ, когда остывало первое впечатлѣніе.

Бачульская была дома, но Бургардтъ попалъ въ самый неудобный моментъ, — она только что собралась идти въ театръ, хотя было всего шесть часовъ.

— Что вы такъ рано идете? — удивился Бургардтъ.

— Ахъ, вы не знаете нашей проклятой службы, Егорушка… Чего стоитъ актрисѣ одѣться, потомъ гримировка, прическа.

Бургардтъ былъ еще въ первый разъ въ Озеркахъ у Бачульской, и она не знала, куда его усадить и чѣмъ угостить. Онъ осматривалъ ея квартиру, точно отыскивая что-то глазами и слегка морщился.

— Мы сегодня въ дурномъ расположеніи духа? — ласково спрашивала его суетившаяся хозяйка. — Хотите, я сама сварю вамъ кофе?

— Нѣтъ, я чего нибудь съѣмъ въ вашемъ театральномъ буфетѣ. Идемте, а то опоздаете.

Они пошли пѣшкомъ, и дорогой Бургардтъ разсказывалъ о своей новой гувернанткѣ и объ Анитѣ.

— Дѣвочка ужъ большая и, кажется, я скоро попаду подъ ея опеку, — говорилъ онъ съ улыбкой.

— А вамъ нравится эта новая миссъ Гудъ? — пытливо спрашивала Бачульская, заглядывая въ лицо своему кавалеру. — Она молодая?

— Вы желаете меня ревновать?

— О, я васъ ревную ко всѣмъ женщинамъ…

Она засмѣялась и покраснѣла.

Театръ былъ еще пустъ, и гдѣ-то гулко отдавались шаги невидимыхъ людей. На улицѣ стоялъ іюльскій жаръ, и Бургардтъ съ удовольствіемъ почувствовалъ прохладу большого помѣщенія.

— Черезъ полчаса вы можете зайти ко мнѣ въ уборную, — предлагала Бачульская.

Уходя за кулисы, она обернулась и, какъ показалась Бургардту, улыбнулась съ несвойственнымъ ей вызывающимъ лукавствомъ.

"Вотъ что значитъ лѣто, — невольно подумалъ Бургардть, шагая къ буфету. — Что-то такое есть"…

Буфетъ былъ большой, совсѣмъ даже не по театру, и Бургардтъ напрасно старался придумать цифру его посѣтителей. Слава Озерковъ, какъ дачной мѣстности, уже отошла, и театръ былъ великъ для мѣстной дачной публики. По привычкѣ Бургардтъ прошелъ прямо къ буфетной стойкѣ и здѣсь лицомъ къ лицу встрѣтился съ Бахтеревымъ.

— Батенька, какими судьбами? — дѣланнымъ тономъ проговорилъ послѣдній, торопливо прожовывая бутербродъ и вытирая руки салфеткой. — Вотъ пріятная неожиданность…

Оглянувшись на всякій случай кругомъ, Бахтеревъ взялъ Бургардта за лацканъ верхняго пальто и проговорилъ заученнымъ драматическимъ шепотомъ:

— А я здѣсь того… да… Мнѣ дома полагается всего одна рюмка, а для моей машины, согласитесь, это немного мало.

Въ доказательство онъ выпятилъ колесомъ грудь, повелъ богатырскими плечами и прибавилъ упавшимъ голосомъ:

— Cherchez la femme…

Бургардтъ кое-что слыхалъ о его семейномъ положеніи и постарался замять непріятный разговоръ. Бахтеревъ здѣсь, въ театральномъ буфетѣ являлся другимъ человѣкомъ. У него явилась какая-то чисто актерская развязность и склонность къ душевному изліянію, чего Бургардтъ не выносилъ.

— Вы участвуете въ спектаклѣ? — спрашивалъ Бургардть, чтобы сказать что нибудь.

— Къ несчастію… У насъ труппа съ бору да съ сосенки набрана, антрепренеръ… ну, однимъ словомъ, лѣтній антрепренеръ. Пригласилъ на гастроли, а выходитъ чортъ знаетъ что такое..

Они выпили по второй рюмкѣ и разошлись. Бургардту было немного стыдно, что онъ даже не посмотрѣлъ на афишу, какая сегодня шла пьеса. Онъ заказалъ человѣку по карточкѣ бифштексъ и попросилъ подать его на террасу, выходившую въ садъ. Сейчасъ за садомъ виднѣлось красиво блестѣвшее озеро, а впереди настоящая горка съ вычурной бесѣдкой на верху. На террасѣ было прохладно. Публика еще и не думала собираться. По саду бродили одни музыканты, игравшіе въ антрактахъ не въ театрѣ, а на открытой садовой эстрадѣ. Оффиціантъ, накрывая столъ чистой скатертью, подалъ афишу сегодняшняго спектакля, и Бургардтъ чуть не ахнулъ, когда прочелъ, что сегодня идетъ "Медея", и Медею играетъ Марина Игнатьевна.

"И, вѣдь, ничего не сказала… — подумалъ Бургардтъ. — Язонъ-Бахтеревъ… Очень недурно!.. Ну, Марина Игнатьевна едва ли справится съ своей ролью. Не хватитъ темперамента…

Вечеръ былъ тихій. Накаленный воздухъ такъ и переливался. Блестѣвшее между деревьями озеро рѣзало глаза. Гдѣ-то сонно перекликались невидимыя птицы. Пахло рекой и болотной травой. Послѣ городской пыли все-таки хорошо, хотя до настоящей природы и далеко. Бургардтъ опять думалъ о статьѣ Саханова, но уже не волновался. Конечно, немного обидно, что Сахановъ правъ изъ желанія насолить Красавину и по пути бьетъ всѣхъ художниковъ въ самое больное мѣсто выдвигая "шкурный вопросъ". Бургардтъ имѣлъ громадный успѣхъ и, слѣдовательно, виноватъ "шкурно" больше другихъ, что сейчасъ же и поймутъ, конечно, всѣ эти другіе.

"Э, все равно… — думалъ Бургардтъ. — Вѣдь Сахановъ только сказалъ громко то, о чемъ другіе думали".

Онъ не успѣлъ доѣсть своего бифштекса, когда Бачульская прислала за нимъ капельдинера. На сценѣ было темно, и на него налетѣлъ какой-то маленькій разсерженный человѣчекъ, комкавшій въ рукахъ какую-то писаную тетрадку.

— Вы, вы… — наскочилъ онъ на него. — Ахъ, виноватъ… Гдѣ Петровъ? Господи, онъ меня зарѣжетъ… Гдѣ Петровъ?

— Играетъ на билліардѣ… — отвѣтилъ хриплый голосъ изъ темноты, и маленькій разсерженный человѣчекъ громко обругался.

Уборная Бачульской походила на всѣ уборныя лѣтнихъ театровъ, т. е. имѣла видъ чердачной комнаты съ досчатыми деревянными стѣнами, съ расщелившимся поломъ и вѣчнымъ сквознякомъ. Пахло керосиномъ, какой-то противной гарью и пудрой.

— Видѣли афишу? — спрашивала она Бургардта, отдавая свою голову въ распоряженіе камеристки, которая должна была доканчивать античную, прическу. — Я знаю, что вы подумали: "Какая она Медея"? И я тоже думаю… А хочется сыграть эту роль до смерти и боюсь до смерти.

— Чего же бояться?

— И сама знаю, что нечего, а вотъ подите… Бахтеревъ тоже боится, а, кажется, мужчина солидный. Боюсь, чтобы онъ не напился для храбрости… А тутъ еще случай: у насъ заболѣла Креуза и ее будетъ играть маленькая выходная актриса… такъ, водевильная штучка Комова. Вотъ труситъ-то бѣдняжка… А я ее боюсь. Какъ разъ перепутаетъ какую нибудь реплику, будетъ "паузить" — это наше театральное слово. Это когда дѣлаютъ ненужныя паузы.

Бургардтъ сидѣлъ и довольно безцеремонно разсматривалъ свою собесѣдницу, одѣтую въ бѣлую тунику. Античный костюмъ очень шелъ къ ней, и особенно выдѣлялась красивая шея и голыя до плеча руки. Портилъ впечатлѣніе только гримъ — глаза были подведены, губы подкрашены, даже шея и руки были намазаны чѣмъ-то бѣлымъ, придававшимъ кожѣ мертвый тонъ.

— Что, хороша? — спрашивала Бачульская, разсматривая себя въ зеркало и еще разъ подводя глаза карандашемъ. — Настоящая чортова кукла…

Она засмѣялась и опять посмотрѣла на Бургардта лукавыми глазами. Очевидно, закулисный воздухъ опьянялъ ее, какъ и Бахтерева, и Бургардту она казалась другой женщиной.

— Ну, теперь вы все видѣли и можете идти въ свою ложу, — заявила она, поднимаясь. — Ваша ложа номеръ третій… съ правой стороны… Когда я буду выходить, вы, пожалуйста, не смотрите на меня, а потомъ можете смотрѣть сколько угодно.

— Хорошо, хорошо… Не трусьте.

— Публики мало — единственное мое спасеніе.

Бургардтъ только сейчасъ вспомнилъ, что Сахановъ живетъ въ Озеркахъ, и ему непріятно было бы встрѣтиться съ нимъ въ театрѣ.

— Не безпокойтесь, именно сегодня онъ не придетъ.

Она объяснила объ его отношеніяхъ къ Комовой, и что бѣдная дѣвушка съ слезами умоляла его не приходить.

Когда капельдинеръ открылъ дверь ложи, Бургардтъ даже попятился назадъ, — у барьера сидѣла миссъ Мортонъ и привѣтливо улыбалась. Она, очевидно, его ждала, и Бургардтъ только сейчасъ понялъ, почему Марина Игнатьевна тоже улыбалась, когда разговаривала съ нимъ. Это былъ коварный сюрпризъ. Миссъ Мортонъ указала мѣсто рядомъ съ собой и показала свою запасную книжечку, въ которой было написано:

— Я васъ ждала…

Онъ молча поцѣловалъ у ней, руку и не вдругъ собрался, что отвѣтить. Миссъ Мортонъ была хороша, какъ весна. Бургардтъ чувствовалъ, какъ у него замерло сердце, и какъ выпали изъ головы всѣ слова, которыя хотѣлъ ей сказать. Она, видимо, понимала его настроеніе и продолжала улыбаться, ласковая, сіяющая, строгал. Бургардтъ, дѣлая орѳографическія ошибки, написалъ въ ея книжкѣ:

— Я такъ радъ… я счастливъ…

Она не дала ему докончить и спрятала княжку въ карманъ, а потомъ уже знаками объяснила, что онъ лучше ничего не напишетъ, и что она рада его счастью, какъ своему. Онъ вторично поцѣловалъ ея руку, охваченный сладкимъ безуміемъ, отъ котораго кружилась голова. Какъ она попала въ Озерки и какъ попала именно на этотъ спектакль и въ эту именно ложу — онъ не спрашивалъ, точно все такъ и должно было быть. Развѣ спрашиваютъ упавшаго съ неба ангела, какъ онъ упалъ и развѣ стали бы спрашивать статую, если бы она вдругъ заговорила?