Падающие звёзды (Мамин-Сибиряк)/XXXI/ДО

Материал из Викитеки — свободной библиотеки

Публики въ театрѣ было мало, да и та имѣла какой-то унылый видъ, что дѣйствовало на актеровъ угнетающимъ образомъ. Каждый опытный театральный человѣкъ понималъ, что спектакль успѣха не будетъ имѣть. Артистъ живетъ своей публикой, которая служитъ для него живымъ резонаторомъ. Спектакль начался вяло, потому что не для кого было играть. Одинъ Бургардтъ не хотѣлъ ничего замѣчать и даже пропустилъ моментъ появленія на сценѣ Медеи

— Язонъ пьянъ, — записала въ своей книжкѣ миссъ Мортонъ.

Она, очевидно, подготовилась къ пьесѣ и хорошо знала ея содержаніе. Бургардтъ слѣдилъ все время за выраженіемъ ея лица, стараясь угадать, что она испытываетъ. Вѣдь это было ужасно — все видѣть и ничего не слышать. Сцена для нея являлась чѣмъ-то въ родѣ акваріума, гдѣ идетъ жизнь безъ малѣйшаго звука. Бургардтъ припомнилъ объясненіе доктора Гаузера о преобладаніи въ психологіи глухонѣмыхъ животныхъ инстинктовъ, и ему казалось, что въ лицѣ миссъ Мортонъ онъ находилъ что-то такое новое, особенное, чего раньше не замѣчалъ. На немъ, какъ на живомъ экранѣ, пробѣгали причудливыя тѣни, отражая смѣну внутреннихъ движеній, какъ на поверхности текучей воды отражается невидимый внутренній токъ. Когда миссъ Мортонъ понимала отдѣльныя сцены пьесы, ея лицо освѣщалась какой-то дѣтской радостью, и она смотрѣла на Бургардта счастливыми улыбавшимися глазами.

— Милая, милая, милая… — шепталъ Бургардтъ, отвѣчая ей счастливой улыбкой. — О, милая…

Въ антрактѣ миссъ Мортонъ непремѣнно захотѣла пойти за кулисы къ Маринѣ Игнатьевнѣ. По дорогѣ они встрѣтили Креузу, которая виновато стояла передъ сердившимся режиссеромъ. Бѣдная дѣвушка смотрѣла на него умоляющими глазами и, кажется, готова была расплакаться каждую минуту. Эта сцена на сценѣ покоробила Бургардта, и ему хотѣлось наговорить режиссеру дерзостей. Марина Игнатьевна приняла гостей довольно сухо, и Бургардту не понравилось, когда она сказала совсѣмъ громко:

— Егорушка, вы счастливы? Ахъ, идите въ садъ, тамъ играетъ музыка, а мнѣ нужно еще просмотрѣть роль. Мы сегодня ужинаемъ вмѣстѣ? Я васъ приглашаю…

— Мы опоздаемъ къ послѣднему поѣзду, — неосторожно отвѣтилъ Бургардтъ и сейчасъ же спохватился, когда лицо Медеи точно потемнѣло отъ этого "мы".

Медея еще больше потемнѣла, когда миссъ Мортонъ въ припадкѣ непонятной нѣжности обняла ее и поцѣловала.

— Она тоже счастлива, бѣдняжка, — уже тихо проговорила Бачульская, поправляя прическу. — Идите, идите… Счастье не повторяется.

— Что съ вами сегодня, Марина Игнатьевна? — спросилъ Бургардтъ.

— Ахъ, оставьте меня… Вѣдь я сегодня — Медея.

Въ саду игралъ довольно плохенькій оркестръ и уныло бродила публика. Все это были дачники, которые пришли въ театръ только потому, что гдѣ нибудь нужно было убить вечеръ. Какія-то скучныя физіономіи пили за отдѣльными столиками пиво, какія-то скучающія дачныя дѣвицы уныло маршировали по центральной площадкѣ, — вообще все было скучно и уныло, и только одна миссъ Мортонъ улыбалась своей дѣтской улыбкой, крѣпко опираясь на руку Бургардта. Они поднялись на горку и долго сидѣли на самомъ верху деревянной башни, любуясь открывавшимся отсюда видомъ на лѣсистыя горы, усѣянныя дачами, на линію финляндской желѣзной дороги, на широкую равнину, которая уходила къ невидимому взморью. Миссъ Мортонъ объяснила, что ее сегодня приглашала Бачульская, чтобы она посмотрѣла на нее въ роли Медеи. Спускалось солнце, затихали въ садахъ птицы, по окрашенной розовыми бликами поверхности озера медленно чертили лодки.

— Вамъ хорошо? — спрашивалъ Бургардтъ свою задумавшуюся даму.

Она посмотрѣла на него какими-то непроснувшимися главами и отвѣтила однимъ словомъ:

— Очень…

— О чемъ вы сейчасъ думали?

Она смутилась, потомъ подняла на него глаза и засмѣялась.

Занавѣсъ уже былъ поднятъ, когда они вернулись въ театръ. Шла сцена между Креузой и Медеей. Бургардта поразила перемѣна въ тонѣ послѣдней, — это была совсѣмъ другая женщина, оскорбленная, страдающая, большая своимъ женскимъ горемъ. Чувствовался тотъ подъемъ настроенія, который такъ заразительно дѣйствуетъ на публику. Бургардту казалось, что и публика совершенно измѣнилась за одинъ антрактъ, и даже въ молчаливомъ вниманіи къ происходившему на сценѣ слышалась какая-то наростающая сила. Медея завладѣвала этой публикой, она дѣлалась ея властительницей, душой и сердцемъ. Только артисты понимаютъ такіе великіе моменты въ своей жизни, которыми она только и красна. Даже миссъ Мортонъ точно заразилась общимъ настроеніемъ и записала въ своей книжкѣ:

— Какъ она страдаетъ…

Когда занавѣсъ палъ, наступила короткая пауза, которая разрѣшилась настоящимъ залпомъ апплодисментовъ. Никто не торопился къ выходу, вызывая Бачульскую безъ конца, точно каждое ея появленіе усиливало произведенное впечатлѣніе. Дальнѣйшіе акты шли уже полнымъ тріумфомъ артистки. Другіе актеры точно приподнялись и даже Креуза не портила своей роли. Когда послѣ третьяго акта Бургардтъ зашелъ съ миссъ Мортонъ въ уборную, Марина Игнатьевна встрѣтила ихъ такая измученная, утомленная, и только лихорадочно горѣли одни глаза.

— Я не буду говорить вамъ комплиментовъ, — говорилъ Бургардтъ, цѣлуя ея руки. — Это одинъ изъ рѣдкихъ спектаклей, какіе мнѣ случалась видѣть…

— Признайтесь, вы совершенно не ожидали ничего подобнаго?

— Вѣроятно, и вы сами тоже…

Бачульская грустно улыбнулась и отвѣтила:

— Это мой послѣдній успѣхъ, а первыхъ я не знала. Я еще несчастнѣе, вѣдь, этой Медеи, у которой были хоть дѣти, а мой Язонъ не желалъ даже сдѣлать меня несчастной…

У нея на глазахъ блестѣли слезы, и Бургардтъ понялъ, что она играла только для него одного, переживая непережитое и увлекаясь призракомъ собственнаго воображенія.

Изъ присутствующихъ никто не замѣтилъ сидѣвшую скромно въ уголкѣ Креузу. Когда Бургардтъ и миссъ Мортонъ вышли, Бачульская быстро поднялась, сдѣлала нѣсколько шаговъ къ двери и, прислонившись къ стѣнѣ, зарыдала. Комова осторожно подошла къ ней, обняла и прошептала:

— Марина Игнатьевна, перестаньте… Ахъ, какъ я васъ сейчасъ люблю!..

Бачульская опомнилась и, улыбаясь сквозь слезы, отвѣтила;

— Это такъ… нервы… Ахъ, крошка, если бы вы знали, что я переживаю!..

— Да, я знаю, что вы такая милая и всегда жалѣла, что вы меня почему то ненавидѣли…

— Развѣ я могу ненавидѣть? Вѣдь нужно умѣть и любить и ненавидѣть, и заставлять себя любить… Куда мнѣ, семеркѣ, какъ меня называетъ Павелъ Васильичъ… Вотъ вамъ все дано, а я рядомъ съ вами какая-то несчастная побирушка.

— Перестаньте, голубчикъ, говорить такія жалкія слова… Это не хорошо. У каждаго свое горе. Вы знаете, почему я сегодня хорошо играю? Въ партерѣ сидитъ мой Язонъ, а съ нимъ рядомъ Креуза… Они счастливы и не могутъ видѣть, что мое сердце истекаетъ кровью.

Эта чувствительная сцена была прервана стукомъ въ двери уборной. Это былъ неумолимый режиссеръ, тотъ самый маленькій разсерженный человѣчекъ, который давеча чуть не довелъ Креузу до слезъ. Теперь онъ смотрѣлъ восторженными глазами на Бачульскую и повторялъ:

— Марина Игнатьевна… ахъ, Марина Игнатьевна! Ради Бога, не сорвитесь въ четвертомъ актѣ, особенно во второй картинѣ. Вѣдь я стою за кулисами и трясусь за васъ.

Но умиленный успѣхомъ режиссеръ напрасно безпокоился, — четвертый актъ прошелъ блестящимъ образомъ, вызвавъ настоящую бурю рукоплесканій. Бургардтъ стоялъ у барьера своей ложи и неистово апплодировалъ. Миссъ Мортонъ махала платкомъ и тоже апплодировала. Но Бачульская уже не замѣчала ихъ и раскланивалась съ публикой вообще.

— Знаете, я хотѣлъ уѣхать съ послѣднимъ поѣздомъ, — писалъ онъ въ книжкѣ миссъ Мортонъ: — но придется измѣнить планъ. Вы останетесь ночевать у Марины Игнатьевны, а я уѣду въ городъ на извозчикѣ. Послѣ спектакля поужинаемъ… Придется немного подождать, пока Марина Игнатьевна будетъ переодѣваться. .

Они отправились въ буфетъ, и Бургардтъ заказалъ ужинъ на четверыхъ, потому что нужно было еще пригласить Бахтерева.

Было уже темно. Съ озера вѣяло прохладой. Въ ожиданіи ужина они отправились пройтись по пустымъ аллеямъ. Миссъ Мортонъ боялась темноты и прижималась всѣмъ тѣломъ къ своему кавалеру. А въ это время съ озера доносился свѣжій молодой голосъ, пѣвшій старинный романсъ Даргомыжскаго:

Насъ вѣнчали не въ церкви,
Не въ вѣнцахъ, не съ свѣчами…
Вѣнчала насъ полночь средь мрачнаго бора…
Вѣнчальныя пѣсни пропѣлъ буйный вѣтеръ
Да воронъ зловѣщій…

— Слышите, миссъ Мортонъ? — спрашивалъ Бургардтъ, забывая, что говоритъ съ глухонѣмой.

Не дожидаясь отвѣта, онъ быстро обнялъ и крѣпко поцѣловалъ ее прямо въ губы. Она не сопротивлялась и точно вся распустилась въ его объятіяхъ. А голосъ на озерѣ продолжалъ пѣть:

Всю ночь бушевала гроза и ненастье,
Всю ночь пировала земля…

— Милая, милая… — стоналъ Бургардтъ въ отчаяніи. — Она не слышитъ моихъ словъ?!..

Онъ усадилъ ее на скамью, и она припала своей бѣлокурой чудной головкой къ его плечу. Онъ цѣловалъ ея лицо, шею, руки, а она сидѣла съ раскрытыми глазами, точно статуя, если бы статуи умѣли возвращать поцѣлуи и обнимать.

А голосъ все пѣлъ:

Разбудило насъ утро…
Земля отдыхала отъ буйнаго пира.
Веселое солнце играло съ росою…

Бургардтъ немного сконфузился, когда, вернувшись на террасу, засталъ уже всѣхъ въ сборѣ. Бахтеревъ имѣлъ недовольный видъ страдающаго жаждой человѣка. Марина Игнатьевна пригласила на ужинъ Комову, которая очень стѣснялась за свою лѣтнюю кофточку не первой молодости. Миссъ Мортонъ чувствовала на себѣ пристальный взглядъ Maрины Игнатьевны и выдавала себя виноватой улыбкой.

— Поздравляю… — проговорила Бачульская, когда Бургардтъ сѣлъ рядомъ съ ней. — Я рада за васъ…

Бургардтъ почему-то счелъ нужнымъ сдѣлать непонимающее лицо и вопросительно пожалъ плечами.

Ужинъ прошелъ какъ-то вяло. Бахтеревъ съ какимъ то ожесточеніемъ глоталъ водку рюмку за рюмкой и приговаривалъ къ каждой:

— Да, Марина Игнатьевна… гмъ… Говоря откровенно… Впрочемъ, вы можете принять мои слова за лесть… вообще… да.

Бачульская молча пила шампанское и заставляла пить Koмову, за которой ухаживала съ афишированной нѣжностью. Комова съ непривычки быстро опьянѣла и совершенно забыла о своей кофточкѣ. Она раскраснѣлась и сдѣлалась разговорчивой. Миссъ Мортонъ жаловалась, что ей жарко, и попросила шерри-коблеръ. Чтобы не встрѣчаться глазами съ Бачульской, она дѣлала видъ, что не можетъ справиться съ соломинкой, сломала нѣсколько штукъ и требовала новыхъ. Бургардтъ замѣтилъ, что Бачульская пьетъ сегодня лишнее, и высказалъ ей это въ шутливомъ тонѣ.

— Ахъ, оставьте меня… — нервно отвѣтила она. — Я никогда не бывала пьяной, а сегодня желаю напиться. Къ кофе спросите ликеровъ…

— Вамъ будетъ дурно, Марина Игнатьевна…

— Э, не все-ли равно?.. Я хочу веселиться, а каждый веселится по своему.

Она по лицу миссъ Мортонъ прочитала все, и ее охватило отчаяніе Да, они счастливы за ея счетъ… Да, она жалкая комедіантка, можетъ быть, ускорила своей счастливой игрой развязку.

Бургардтъ едва дождался окончанія ужина, чтобы уѣхать въ городъ. Миссъ Мортонъ осталась ночевать у Бачульской.