Пантагрюэль (Рабле; Энгельгардт)/1901 (ДО)/24

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Пантагрюэль
авторъ Франсуа Раблэ (1494—1553), пер. Анна Николаевна Энгельгардтъ (1835—1903)
Оригинал: фр. Pantagruel. — Перевод опубл.: ок. 1532 (ориг.) 1901 (пер.). Источникъ: Франсуа Раблэ. книга II // Гаргантюа и Пантагрюэль = Gargantua et Pantagruel. — СПб.: Типографія А. С. Суворина., 1901. — С. 50—53.

[50]
XXIV.
О письмѣ, которое привезъ Пантагрюэлю курьеръ отъ одной парижской дамы, и объ объясненіи слова, написаннаго на золотомъ кольцѣ.

Когда Пантагрюэль прочиталъ надпись на письмѣ, онъ очень удивился и спросилъ у курьера имя той, которая его послала, раскрылъ письмо, но ничего не нашелъ въ немъ писаннаго, а только золотое кольцо съ брилліантомъ съ плоской гранью. Онъ позвалъ Панурга и показалъ ему посылку. На это Панургъ сказалъ, что бумага исписана, но такъ хитро, что письмена невидимы. И чтобы узнать, такъ ли это, поднесъ его къ огню, чтобы видѣть, написано ли оно амміачнымъ растворомъ. Послѣ того положилъ его въ воду, чтобы узнать, неписано ли оно [51]молочайнымъ сокомъ. Потомъ поднесъ его къ свѣчкѣ, чтобы видѣть, не писано ли оно сокомъ отъ бѣлаго лука. Потомъ натеръ его орѣховымъ масломъ, — не писано ли оно щелокомъ отъ фиговаго дерева? Потомъ потеръ его молокомъ женщины, кормившей грудью перворожденную дочь, — не писано ли оно лягушечьей кровью? Потомъ потеръ уголокъ его пепломъ отъ гнѣзда ласточекъ, чтобы видѣть, не писано ли оно росой съ жидовскихъ вишенъ. Затѣмъ другой уголъ потеръ сѣрой, которая выходитъ изъ ушей, — не писано ли оно желчью ворона? Потомъ намочилъ его въ уксусѣ, — не писано ли оно скамоніей? Потомъ жиромъ летучихъ мышей, — не писано ли оно китовымъ спермацетомъ? Потомъ осторожно положилъ его въ чистую воду, чтобы видѣть, не писано ли оно квасцами. Но видя, что изъ этого ничего не выходитъ, призвалъ курьера и спросилъ:

— Скажи, другъ, — дама, пославшая тебя сюда, не дала ли тебѣ на дорогу палку? Думаю, что она, быть можетъ, прибѣгла къ хитрости, которую употребилъ Авесъ Геллій.

Но курьеръ отвѣчалъ ему:

— Нѣтъ, сударь.

Послѣ того Панургъ хотѣлъ сбрить ему волосы, чтобы узнать, не написала ли дама того, что хотѣла сказать, на его бритой головѣ посредствомъ обожженной соломинки; но, видя, что у него слишкомъ длинные волосы, отказался отъ этой мысли, сообразивъ, что въ такой короткій срокъ волосы не могли бы у него отрости. И вотъ онъ сказалъ Пантагрюэлю:

— Господинъ, именемъ Бога клянусь, что ничего тутъ не понимаю. Чтобы узнать, не написано ли тутъ чего-нибудь, я прибѣгалъ къ способамъ, описаннымъ тосканцемъ Франческо ди-Ніанто, который сообщаетъ, какъ писать невидимыми письменами, и тѣмъ, о которыхъ говоритъ Зороастръ Peri Grammaton acréton acréton и Кальфурній Бассъ: de Litteris illegibilibus, но ничего не увидѣлъ и думаю, что остается только осмотрѣть кольцо. Давайте-ка его сюда.

И вотъ, осматривая его, нашли внутри надпись по-еврейски: Lamah hazabathani; и тогда призвали Эпистемона, спрашивая его, что это значитъ. На это онъ отвѣчалъ, что это еврейскія слова, означающія: Почто меня оставилъ? И тутъ Панургъ вдругъ объявилъ:

— Понимаю, въ чемъ дѣло. Видите ли вы этотъ брилліантъ? Онъ фальшивый. Вотъ, значитъ, толкованіе того, что хочетъ сказать дама: — Скажи, фальшивый любовникъ, зачѣмъ ты меня бросилъ?

Пантагрюэль немедленно согласился съ этимъ толкованіемъ и вспомнилъ, что, уѣзжая, даже не простился съ дамой, и огорчался этимъ, и готовъ былъ

Къ гл. XXIII.
Къ гл. XXIII.
Къ гл. XXIII.

[52]

вернуться въ Парижъ, чтобы помириться съ нею. Но Эпистемонъ напомнилъ ему о томъ, какъ Эней разстался съ Дидоной, и о словахъ Гераклида Тарентскаго: что когда корабль стоитъ на якорѣ, то въ случаѣ настоятельной нужды лучше перерѣзать канатъ, нежели тратить время на то, чтобы его развязать. И что онъ долженъ теперь думать только объ одномъ: какъ спасти родной, городъ отъ угрожающей ему опасности.

Къ гл. XXIV.
Къ гл. XXIV.
Къ гл. XXIV.

И дѣйствительно часъ спустя поднялся вѣтеръ, который зовется нордъ-нордъ-вестъ, при которомъ они распустили всѣ паруса и вышли въ открытое море и черезъ нѣсколько дней, миновавъ Порто-Санто и Мадеру, пристали къ Канарскимъ островамъ.

Оттуда обогнули Бѣлый Мысъ, Сенегалъ, мысъ Верде, Гамбію, Сагру, Мелли, мысъ Доброй Надежды и пристали къ королевству Мелинда.

Оттуда вмѣстѣ съ сѣвернымъ вѣтромъ направились въ Меденъ[1], Ути[2], Уденъ[3], Геласинъ[4] и Волшебные острова и въ королевство Ахорія[5], пока не достигли береговъ Утопіи, отстоявшей въ трехъ миляхъ съ небольшимъ отъ столицы Аморотовъ.

Когда они сошли на землю и немного отдохнули, Пантагрюэль сказалъ:

— Дѣти, отсюда городъ недалеко; но прежде чѣмъ идти туда, хорошо было бы обсудить: какъ намъ надо дѣйствовать, чтобы не походить на аѳинянъ, которые всегда сначала дѣйствовали, а потомъ уже совѣщались. Рѣшились ли вы жить и умереть со мной?

— Да, господинъ, — отвѣчали всѣ они, — разсчитывайте на насъ какъ на свои собственные пальцы.

— Ну вотъ, — сказалъ онъ, — умъ мой смущается насчетъ одного только пункта, а именно: я не знаю, въ какомъ порядкѣ и въ какомъ числѣ осадили враги нашъ городъ; если бы я это зналъ, я бы дѣйствовалъ съ большей увѣренностью. Поэтому обдумаемъ сообща, какимъ способомъ узнать намъ это.

На это всѣ хоромъ отвѣчали:

— Пустите насъ: мы пойдемъ и посмотримъ, а вы дожидайтесь насъ здѣсь; сегодня же мы доставимъ вамъ самыя достовѣрныя извѣстія.

— Я, — сказалъ Панургъ, — ручаюсь, что проникну въ непріятельскій лагерь, неузнанный ими, и стану пировать и прохлаждаться съ ними; осмотрю ихъ артиллерію, побываю въ шатрахъ военачальниковъ и побратаюсь съ солдатами и никто меня не признаетъ; самъ чортъ меня не откроетъ, потому что я сродни Зопиру[6].

— Мнѣ, — сказалъ Эпистемонъ, — хорошо знакомы всѣ военныя хитрости и подвиги храбрыхъ [53]военачальниковъ и воиновъ прошедшихъ временъ и всѣ ухищренія и тонкости военной дисциплины. Я отправлюсь и хотя бы они открыли и изобличили меня, я уйду отъ нихъ цѣлъ и невредимъ, увѣривъ ихъ во всемъ, что мнѣ угодно, потому что я изъ породы Синона[7].

— Я, — сказалъ Эстенъ, — проберусь черезъ ихъ траншеи, наперекоръ всѣмъ стражамъ, и переломаю имъ руки и ноги, хотя бы они были сильны, какъ черти, потому что я изъ породы Геркулеса.

— Я, — сказалъ Карпалимъ, — проникну туда, какъ птица, потому что у меня тѣло такое легкое, что я перепрыгну черезъ ихъ траншеи и пробѣгу по всему лагерю, прежде чѣмъ они меня замѣтятъ. И я не боюсь ни копья, ни стрѣлы, ни коня, какимъ бы онъ ни былъ быстроногимъ; и хотя бы то былъ самъ Пегасъ Персея или Паколе[8], они меня не догонятъ; и я берусь пройти по хлѣбнымъ колосьямъ, по травѣ луговой, не примявъ ихъ, потому что я изъ породы амазонки Камиллы[9].


  1. По-гречески — «ничего».
  2. Ровно ничего.
  3. Безусловно ничего.
  4. Отъ слова — смѣяться.
  5. Нѣтовая земля.
  6. Который самъ изувѣчилъ себя, чтобы предать Вавилонъ въ руки Дарія, осаждавшаго этотъ городъ.
  7. Который предалъ Трою грекамъ. Вирг. II, 57.
  8. Деревянный конь въ одномъ изъ рыцарскихъ романовъ.
  9. Вир. Энеида, IX, 807—810.