И. А. Бунин: Новые материалы. Вып. I
М., «Русский путь», 2004.
В некоторых газетах появилось сообщение, что «во время банкета в честь „Русских ведомостей“, в ночь с 6-го на 7-е октября, в ресторане „Славянский Базар“ составлен протокол об оскорблении действием представителя полиции почетным академиком Ив. А. Буниным» и что «протокол уже препровожден в суд»1. Ввиду того, что такое краткое сообщение может возбудить нежелательные для меня толки в обществе, позвольте мне при посредстве вашей уважаемой газеты изложить это дело несколько подробнее. Было оно так. После того как пристав Строев2 запретил сперва произнесение речей, а затем и чтение приветственных депеш и потребовал, чтобы публика очистила залу ресторана3, я, находившийся поблизости от места председателя банкета кн. П. Д. Долгорукова4, сказал, обращаясь к приставу: «Но позвольте мне допить кофе», — и пристав резким и властным тоном, оскорбительным для всякого ни в чем не повинного человека, крикнул, кто я такой. Я назвал себя, подал свою визитную карточку, но пристав почему-то не удовольствовался этим и, потребовав, чтобы я следовал за ним, двинулся вперед среди густой толпы, нас окружавшей. Я вослед ему спросил, почему и куда должен я идти, причем, желая обратить внимание на свои слова, машинально коснулся его рукава. И тут-то произошло то, что обычно происходит в подобных случаях: пристав крикнул, что я не умею держать себя, что я хватаю его за рукав и что он усматривает в этом оскорбление. «Если так, виноват», — сказал я, но пристав и этим не удовольствовался и, возвратившись с несколькими другими полицейскими в залу ресторана, — где уже приказано было, несмотря на огромную и взволнованную толпу, ее переполнявшую, тушить электричество, снова потребовал, чтобы я следовал за ним в отдельную комнату. В этой комнате — я, конечно, принужден был на этот раз подчиниться — пристав и продержал меня приблизительно от двух до четырех часов ночи, между тем как большое количество присутствовавших на банкете и слышавших мой разговор с приставом стояло за дверями, выражая желание быть в качестве свидетелей. По окончании протокола несколько человек из них — могу указать на почетного академика Д. Н. Овсянико-Куликовского, художника А. М. Васнецова5, мирового судью г. Москвы Д. Н. Муромцева6 и многих других — заявили это свое желание. Но пристав и на мою, и на их просьбу занести их имена в протокол ответил отказом и заявил мне: «Теперь вы свободны».
Протокол я, конечно, не подписал — и ввиду его многих неточностей, и ввиду того, что и в нем было утверждение, что я «дернул» пристава за рукав, что я грозил криком и «взглядами» и что я «не пожелал» назвать своего постоянного места жительства, хотя я несколько раз повторил приставу, что живу я то в деревне, то в Москве, то на Юге, то за границей, а в настоящее время — в «Лоскутной» гостинице7.
Теперь, после всего этого, я вовлекаюсь еще и в судебное дело8.
Примите и пр.
Ив. Бунин.
P.S. Прошу другие газеты перепечатать это мое письмо9.
— — --
Печатается по: Бунин И. А. Письмо в редакцию // Русские ведомости. 1913. № 233. 10 октября. С. 2.
6 октября 1913 г. торжественно отмечался пятидесятилетний юбилей старейшей русской либеральной газеты «Русские ведомости». Чествование началось в помещении редакции в 11 часов утра, в два часа состоялось торжественное заседание в Литературно-художественном кружке, где Бунин произнес свою нашумевшую речь (см.: Литературное наследство. Т. 84. Кн. 1. С. 316—322; подробнее см. предисловие к настоящей публикации), а на одиннадцать часов вечера был назначен банкет в «Славянском базаре», где и произошли описываемые Буниным в письме в редакцию события.
Это письмо Бунин послал также в Академию наук с просьбой огласить его на заседании разряда изящной словесности (см.: Литературное наследство. Т. 84. Кн. 2. С. 513), что и было исполнено: «В субботу, 12-го октября, в комиссии по разряду изящной словесности во время заседания прочитано письмо И. А. Бунина, извещающего о столкновении его с подполковником Строевым на банкете „Русских Ведомостей“. Собрание благодарило И. А. Бунина за извещение, но пока не предпринимает никаких шагов в ожидании судебного разбирательства. Академики H. A. Котляревский и A. A. Шахматов уверены, что судебное преследование будет прекращено за неимением наличности оскорбления со стороны академика И. А. Бунина» (Русские ведомости. 1913. № 237. 15 октября. С. 5). См. также: Белоусов И. Ушедшая Москва. С. 305—306; Бабореко. С. 215.
Инцидент с приставом Строевым вызвал множество откликов в периодической печати, в том числе и на страницах «Нового Сатирикона»:
I[править]
Пристава Строева взяв за рукав,
Бунин устроил полемику.
Пристав, глазами в упор засверкав,
Отповедь дал академику.
И, обнаружив чиновничий такт,
В «сферы» потек за содействием,
Квалифицируя названный факт,
Как оскорбление действием.
Что же тут странного? Бунин — поэт,
Имя, талант, эрудиция…
Ну, а у пристава «имени» нет, —
Только: мундир да амбиция!
О, Россиянин! Твой жребий лукав;
Жить на Руси нужно истово.
Ведай: поэту нельзя за рукав
Трогать казенного пристава.
II[править]
Меру воздействия вмиг изыскав, —
Гордость должна быть приструнена, —
Пристав поспешно повлек за рукав
«В часть» академика Бунина.
И погрузился печальный поэт
В недра российской полиции,
Ибо — «мундира» на Бунине нет,
Стало быть, нет и «амбиции».
Умер в печати подавленный звук, —
Тихо застыл, как чахоточный…
Ибо — писателя взять за сюртук
Может любой околоточный.
Да, Россиянин! Твой жребий лукав,
Жить на Руси нужно истово…
Ценятся розно — поэта рукав
И такой же у пристава! (цит. по: Подъем. 1979. № 5. С. 149).
1 См., например: «На юбилейном банкете „Русских ведомостей“ произошел следующий инцидент с академиком И. А. Буниным.
После того как банкет был закрыт, пристав Строев предложил публике немедленно покинуть зал. Сидевший за столиком с женой и еще несколькими лицами И. А. Бунин заявил приставу, что здесь ресторан и они заказали ужин и не успели еще его докончить. Пристав попросил Бунина пойти в контору для удостоверения личности. Бунин, взволнованно жестикулируя, подал приставу свою визитную карточку, сообщил приставу, что он почетный академик И. А. Бунин, и предложил ему обратиться на него с жалобой к августейшему президенту Академии наук. Возможно, что во время этого объяснения И. А. Бунин случайно задел за руку пристава. Пристав же заявил, что Бунин умышленно схватил его за руку, и потому он приглашает его в контору для составления протокола об оскорблении действием его, пристава. Ряд бывших при этой сцене очевидцев, во главе с академиком Овсянико-Куликовским, вызвались быть свидетелями, что никакого оскорбления действием пристава не было и, если Бунин и коснулся его руки, то совершенно непроизвольно.
Сегодня стало известно, что дело Бунина будет передано судебному следователю на предмет привлечения академика к уголовной ответственности за оскорбление действием чина полиции при исполнении им служебных обязанностей. Если следователь найдет достаточно данных для привлечения, то дело будет слушаться в окружном суде с участием присяжных заседателей» (День. 1913. № 272 (360). 8 октября. С. 4).
2 О приставе Строеве см., например, воспоминания Л. Никулина: «В первом ряду сидел знакомый москвичам полицейский пристав Строев, на его мундире красовался университетский значок — редкостное украшение у полицейского чина. Как-никак человек с университетским образованием, окончивший курс по юридическому факультету, рассчитывал быть адвокатом или, в худшем случае, судейским чиновником, и вдруг — полицейский пристав. Впрочем, наружность Строев имел обыкновенную полицейскую, с лихо закрученными черными усами; его посылали на открытия съездов, на собрания, где можно было ожидать политических выпадов против правительства, и на публичные литературные вечера» (Никулин <Ольконицкий> Л.В. Годы нашей жизни: Воспоминания и портреты. М., 1966. С. 116—117). Ср. также: Символ // Речь. 1913. № 275 (2587). 8 октября. С. 2.
3 Строев несколько раз вмешивался в ход чествования газеты: днем на заседании в Литературно-художественном кружке он запретил чтение адреса от Центрального комитета партии прогрессистов и ее парламентской фракции и закрыл заседание. Вечером на банкете в «Славянском базаре» он прервал речь П. Долгорукова, который связался по этому поводу с градоначальником. Запрет на произнесение речей был подтвержден, однако чтение поздравительных телеграмм все же было разрешено. После оглашения телеграммы писателя Д. Айзмана («Если бы было побольше таких газет, как „Русские ведомости“, то не было бы дела Бейлиса»; цит. по: Пятидесятилетний юбилей газеты «Русские ведомости»: (1863—1913). М., 1915. С. 72; о деле Бейлиса см. № 21 настоящей публикации) Строев объявил, что он не может допустить дальнейшее чтение телеграмм. Тогда Долгоруков сложил с себя полномочия председателя банкета, а Строев попросил присутствующих разойтись (см.: Русские ведомости. 1913. № 231. 8 октября. С. 3—6).
Действия Строева имели и политические последствия: в Государственной думе либеральные партии сделали запрос о законности стеснения свободы собраний полицейским приставом (см.: Речь. 1913. № 282 (2894). 15 октября. С. 4; № 286 (2898). 19 октября. С. 6; № 291 (2903). 24 октября. С. 5—6).
4 Долгоруков Павел Дмитриевич (1866—1927) — общественный и политический деятель; о нем см.: Русские ведомости 1863—1913: Сборник статей. М., 1913. С. 63—64.
5 С братьями Васнецовыми Аполлинарием и Виктором Михайловичами, впоследствии ставшими членами «Молодой Среды» (см. примеч. 10 к № 11), Бунин познакомился еще на рубеже веков в Москве (см.: Литературное наследство. Т. 84. Кн. 1. С. 449).
6 Муромцев Дмитрий Николаевич — родной брат Веры Муромцевой, переписку с которым она поддерживала и в эмиграции до его смерти в 1937 г.
7 В некоторых газетных отчетах диалог между Строевым и Буниным излагается несколько иначе: на вопрос пристава, где Бунин живет, тот ответил: «В Лоскутной гостинице»; а когда Строев уточнил, что он желает узнать постоянное место жительства, академик сказал: «Я живу, где моей душе хочется: то в Италии, то в Индии…» Ответ Бунина был прокомментирован Овсянико-Куликовским: «Он у нас путешественник» (см.: Речь. 1913. № 275 (2587). 8 октября. С. 5).
8 Судебному делу действительно был дан ход: «Московским градоначальником передано прокурору окружного суда дело о почетном академике И. А. Бунине по обвинению его в оскорблении действием представителя полиции на банкете в честь „Русских Ведомостей“ в ресторане „Славянского Базара“. В числе свидетелей со стороны обвиняемого является почетный академик Д. Н. Овсянико-Куликовский, не подтверждающий, как и другие свидетели, факта оскорбления представителя полиции» (Русские ведомости. 1913. № 233. 10 октября. С. 5).
Газеты помещали даже мнения юристов о том, чем может быть чревато для Бунина судебное разбирательство: «Вероятно, его поступок постараются подвести под 285 ст<атью>. Эта статья карает тюремным заключением от 8 месяцев до 2 лет с лишением некоторых особенных прав и преимуществ.
По ней обвиняются лица, оскорбившие чиновника действием во время исполнения служебных обязанностей.
К данному случаю такая теория не применима, и мне кажется, что дело будет прекращено» (Что грозит И. А. Бунину?: (Из бесед) // Вечерние известия. 1913. № 297. 8 октября. С. 3). Юрист оказался прав; см. примеч. 31 к № 22.
9 Письмо Бунина было перепечатано многими газетами; см., например: Вечерние известия. 1913. № 299. 10 октября. С. 4; Южная мысль. 1913. № 642. 13 октября. С. 1; Одесский листок. 1913. № 241. 13 октября. С. 6 и др.