Аѳ. Законодательство кому приписывается у васъ, Богу, или кому изъ смертныхъ?
Кл. Справедливѣе приписать его Богу: ибо у насъ законодателемъ былъ Зевесъ, у Лакедемонянъ, какъ говорятъ они, Аполлонъ, не правдаль?
Мег. Правда.
Аѳ. Не по Гомерову ли сказанію говоришь ты, будто Миносъ въ девятый годъ всегда бесѣдовалъ съ отцомъ своимъ Зевесомъ, и по внушенію его далъ вашему государству законы?
Кл. У насъ такъ говорятъ. Сказываютъ притомъ, что братъ его Радамантъ (вамъ знакомо ето имя) былъ человѣкъ справедливѣйшій. Мы Критяне ему приписываемъ сію славу, поелику онъ учредилъ настоящее правосудіе.
Аѳ. Знаменитая слава и сыну Зевесову приличная! Поелику вы оба, ты Клиній и ты Мегиллъ, воспитаны въ столь просвѣщенныхъ, благоустроенныхъ государствахъ, то я желаю побесѣдовать съ вами о правленіи и законахъ; такимъ образомъ занявъ свое вниманіе, съ удовольствіемъ совершимъ путь свой. Дорога же отъ Кносса въ пещеру и ко храму Юпитерову, какъ слышно, весьма пріятна. Въ настоящіе знойные дни путешественникъ найдетъ отдохновеніе подъ тѣнію высокихъ деревъ; въ наши лѣта полезно иногда успокоиться и сладкою бесѣдою облегчить свое путешествіе.
Кл. Кстати, любезный иноземецъ, мы будемъ проходить чрезъ кипарисныя рощи; тамъ есть прекрасныя, высокія, удивительныя дерева; есть прелестныя долины; тамъ въ пріятномъ досугѣ мы будемъ бесѣдовать.
Аѳ. Дѣло говоришь.
Кл. Конечно дѣло. Еще болѣе скажемъ, когда сами увидимъ. Но въ доброй часъ, пойдемъ.
Аѳ. Быть такъ. Теперь, скажи мнѣ, для чего у васъ закономъ учреждены общіе столы, гимнастика и вооруженіе?
Кл. Почтенный иноземецъ, всякому легко понять устройство нашего государства. Вы знаете положеніе земли Критской; знаете, что она совсѣмъ не походитъ на долины Ѳессалійскія. Отъ того тамъ ѣздятъ на коняхъ, мы ходимъ пѣшіе. Наша страна неровна и болѣе удобна для трудолюбія пѣшихъ. Здѣсь необходимость требуетъ употреблять оружія легкія, которыя бы не обременяли бѣгущаго. Для сего полезна легкость лука и стрѣлъ. У насъ все принаровлено къ войнѣ. Законодатель, какъ мнѣ кажется, во всѣхъ своихъ учрежденіяхъ имѣлъ только сію цѣль. Для сего учредилъ онъ общіе столы, видя именно, что во время войны и походовъ къ соблюденію карауловъ всѣ должны ѣсть вмѣстѣ. Кажется онъ зналъ невѣжество тѣхъ, кои не примѣчаютъ, что всякое государство ведетъ вѣчную, непримиримую войну противъ прочихъ государствъ. Если во время войны, для соблюденія стражи, необходимы общіе столы; если тогда начальники и воины должны быть вооружены для общей безопасности: то и въ мирное время тѣже мѣры должны быть соблюдаемы. То, что большая часть называетъ миромъ, есть только одно названіе; въ самомъ же дѣлѣ всякое государство, безъ явнаго объявленія войны, по свойству своего устроенія, противъ всѣхъ окружающихъ его всегда находится въ непріязненномъ положеніи. Разсматривая съ сей точки, ты найдешь, что законодатель Крита установилъ всѣ законы, какъ общіе такъ и частные, только относительно къ войнѣ. Повелѣвая соблюдать сіи законы, онъ хотѣлъ намъ показать, что всѣ богатства, всѣ художественныя произведенія и прочія блага принадлежатъ только побѣдителю на войнѣ, и всѣ блага побѣжденныхъ переходятъ въ руки побѣждающихъ.
Аѳ. Ты, кажется, хорошо упражнялся въ познаніи законовъ Крита: скажи мнѣ яснѣе: опредѣляя благоустроенное государство, ты говоришь, что оно состоитъ въ томъ, чтобы имѣть преимущество на войнѣ надъ всѣми прочими государствами. Не такъ ли?
Кл. Точно такъ. Думаю, что и сей Лакедемонянинъ согласенъ со мною.
Мег. Лакедемонянинъ можетъ ли говорить иначе?
Аѳ. Отношеніе сіе принадлежитъ ли только городу противъ другихъ городовъ, а для селеній есть другое?
Кл. Другаго нѣтъ отношенія.
Аѳ. Но одно и тоже?
Кл. Да.
Аѳ. Какъ же? И домъ къ дому въ одномъ селеніи, и одинъ человѣкъ къ другому имѣетъ тоже отношеніе?
Кл. Тоже.
Аѳ. А противъ себя самаго надлежитъ ли поступать какъ противъ врага своего, или какъ иначе?
Кл. Любезный Аѳинянинъ, я бы обидѣлъ тебя, назвавъ Аттическимъ; ты по моему мнѣнію болѣе достоинъ называться именемъ твоего Бога-Аѳины; ты довелъ наше слово до самаго начала его и сдѣлалъ его яснѣе. Теперь совершенно оказалась справедливость словъ моихъ, что всякой есть врагъ всѣмъ, и какъ вообще, такъ и въ частности всякой есть врагъ самъ себѣ.
Аѳ. Что сказалъ ты, мужъ почтенный?
Кл. И по тому то, иноземецъ, побѣдить самаго себя есть первая и знаменитѣйшая побѣда, и напротивъ всего хуже и постыднѣе быть побѣжденнымъ отъ самаго себя, а сіе предполагаетъ, что всякой изъ насъ ведетъ войну противъ самаго себя.
Аѳ. Возмемъ слово сіе обратно: такъ какъ всякой изъ насъ или побѣждаетъ самаго себя, или побѣждается самимъ собою; то можно сказать, что и домъ, и селеніе, и городъ испытываютъ на себѣ тоже, или нѣтъ?
Кл. Что одинъ побѣждаетъ самаго себя, а другой побѣждается?
Аѳ. Да.
Кл. И сей вопросъ твой хорошъ. Безъ сомнѣнія и государство испытываетъ тоже и еще болѣе. О тѣхъ государствахъ, гдѣ отличнѣйшіе побѣждаютъ чернь и слѣдовательно людей худшихъ, справедливо можно сказать, что онѣ побѣждаютъ самихъ себя; и такая побѣда справедливо должна прославлять ихъ; и напротивъ гдѣ произходитъ противное сему....
Аѳ. Не станемъ изслѣдовать, худшее торжествуетъ ли когда надъ лучшимъ. Сіе завело бы насъ слишкомъ далеко. Но ты сказалъ также, что иногда граждане — сыны одного отечества — состоятъ болѣе изъ людей беззаконныхъ, кои порабощаютъ подъ насильство свое справедливыхъ, но малочисленныхъ; и ежели они владычествуютъ, то справедливо можно сказать, что государство побѣждается само собою и дѣлается худымъ; а гдѣ злые порабощены, тамъ государство торжествуетъ и дѣлается хорошимъ.
Кл. Сначала странны слова сіи. Но должно съ ними согласиться.
Аѳ. Разберемъ сіе подробнѣе. Возмемъ многихъ братьевъ -сыновъ одного отца и одной матери. Не удивительно, что большая часть изъ нихъ несправедливы, и самая малая справедливыхъ.
Кл. Очень неудивительно.
Аѳ. Для меня и для васъ излишнее дѣло доказывать, что весь домъ и все родство нещастны, если преодолѣваютъ злые; и счастливы, если сіи преодолѣваются. Мы разсматриваемъ сіе слово не по красотѣ и приличію выраженій, но по точности или неправильности относительно къ смыслу законовъ, вникая въ самую ихъ сущность.
Кл. Весьма справедливо говоришь ты, иноземецъ.
Мег. И мнѣ кажется также.
Аѳ. Разсмотримъ далѣе. Пусть будетъ у сихъ братьевъ кто нибудь судьею.
Кл. Положимъ такъ.
Аѳ. Тотъ ли судья лучше, который истребилъ бы злыхъ и приказалъ бы добрымъ управлять самимъ собою? Или тотъ, который, поручая правленіе добрымъ, оставилъ бы жить и худыхъ, принудивъ ихъ добровольно покориться власти первыхъ? Третьяго судью назовемъ по добротѣ его, который зная, что ссорящіеся суть кровные братья, никого не сталъ бы умерщвлять, но прекратилъ бы на будущее время ихъ ссору, давъ имъ законы, и сдѣлалъ бы ихъ друзьями между собою.
Кл. Несравненно лучше послѣдній судья-законодатель.
Аѳ. Но сей законодатель основалъ бы законы свои не на войнѣ, но напротивъ.
Кл. Справедливо.
Аѳ. Устрояющій государство съ чѣмъ болѣе соображается, съ войною ли, которую предусматриваетъ извнѣ, или съ тою, которая какъ возмущеніе возникаетъ внутри самаго государства, отъ которой всякой желаетъ и молитъ избавленія своему отечеству, и не чаетъ конца ея, какъ скоро она возникаетъ?
Кл. Безъ сомнѣнія онъ болѣе обращаетъ свое вниманіе на войну послѣднюю.
Аѳ. Чего скорѣе можно желать, того ли, чтобъ возмущеніе замолкло съ погибелью однихъ, и чтобъ другіе восторжествовали, или чтобъ дружество и тишина востановились всеобщимъ примиреніемъ, дабы послѣ того обратить противъ внѣшняго врага соединенныя силы?
Кл. Скорѣе пожелаетъ всякой отечеству своему послѣдняго, нежели перваго.
Аѳ. Слѣдовательно и законодатель равнымъ образомъ.
Кл. Не иначе.
Аѳ. А лучшій конецъ есть не война, и не возмущеніе: дай Богъ никогда въ нихъ не нуждаться; но миръ и всеобщее согласіе. Побѣда одной части государства надъ другою не показываетъ его благосостояніе, но его нужду. Что, еслибъ кто болѣзненное тѣло, пользуемое пособіями врачевства, почиталъ самымъ здоровымъ, и не обращалъ бы вниманія на то состояніе его, въ коемъ оно не имѣетъ нужды въ сихъ пособіяхъ? Равнымъ образомъ и тотъ никогда не будетъ мудрымъ градоправителемъ, кто, устрояя благосостояніе государства или частнаго человѣка, все относитъ только къ войнѣ; не будетъ мудрымъ законодателемъ и тотъ, кто предписываетъ не войну для мира, но миръ для войны.
Кл. Не могу не отдать справедливости словамъ твоимъ; но удивляюсь, почему сіе не было главною цѣлію въ законахъ Лакедемона и нашихъ?
Аѳ. Ты слишкомъ поспѣшенъ; не горячась мы должны продолжать свою бесѣду; будемъ вопрошать спокойно другъ друга, какъ бы стремясь къ той же цѣли, какую имѣли первые законодатели; слушайте меня со вниманіемъ. Приведемъ здѣсь поета Тиртея, родомъ Аѳинянина, но получившаго въ Лакедемонѣ право гражданства. Онъ болѣе всѣхъ имѣя въ виду цѣль сію, такъ говоритъ: Я изъ памяти истреблю, и словомъ не почту мужа на войнѣ малодушнаго, сколько бы онъ ни былъ богатъ, каковы бы ни были прочія его достоинства, въ изчисленіи которыхъ Поэтъ почти теряется. Вѣрно ты, Клиній, слышалъ пѣсни его, вѣрно сей Мегиллъ пресыщенъ ими?
Мег. Точно такъ.
Кл. И до насъ онѣ дошли изъ Лакедемона.
Аѳ. Теперь всѣ вмѣстѣ вопросимъ такъ сего Поэта: Тиртей, божественный Поэтъ, коего таланты и высокія чувствованія такъ ясно обнаруживаются въ похвалахъ твоихъ отличившимся на войнѣ: мы во всемъ согласны съ тобою, какъ я, такъ и сей Клиній Кносскій, но желаемъ знать точно, однихъ ли мужей разумѣемъ съ тобою? Скажи намъ, два ли рода войны ты принимаешь, какъ мы, или нѣтъ? Тутъ не нужно имѣть ума Тиртеева, дабы сказать истину, что два рода войны: одна, которую мы назвали возмущеніемъ; война самая ужасная; другая противъ враговъ внѣшнихъ иноплеменныхъ, которая не имѣетъ жестокостей первой.
Кл. Положимъ такъ.
Аѳ. И такъ какую войну, и какихъ мужей ты разумѣешь, когда однихъ столько превозносишь, а другихъ такъ порицаешь? Какъ кажется, ты разумѣешь здѣсь войну противъ враговъ внѣшнихъ. Въ пѣсняхъ своихъ ты говоришь, что никакъ не можешь терпѣть тѣхъ, кои не смѣютъ смотрѣть на кровопролитную сѣчу и трепещутъ отъ близости враговъ; теперь мы смѣло можемъ сказать, что ты, Тиртей, хвалишь героевъ отличающихся на войнѣ противъ внѣшнихъ враговъ. Долженъ ли онъ на сіе согласиться?
Кл. Почему нѣтъ?
Аѳ. Если сіи герои отличаются доблестію; то можемъ сказать: чѣмъ важнѣе и ужаснѣе сраженіе, тѣмъ превосходнѣе отличившіеся на немъ. Мы имѣемъ себѣ свидѣтеля въ Ѳеогнисѣ, гражданинѣ Сицилійскаго города Мегаръ. Онъ говоритъ, что въ жесточайшемъ междоусобіи мужъ вѣрный достоинъ быть искупленъ сребромъ и золотомъ. И такъ я утверждаю, что герой отличившійся въ сей опаснѣйшей войнѣ тѣмъ превосходнѣе перваго, чѣмъ превосходнѣе въ семъ случаѣ правосудіе, умѣренность, благоразуміе соединенныя съ мужествомъ. Безъ совершенной добродѣтели нельзя быть твердымъ, непоколебимымъ во время возмущенія. Изъ наемниковъ также премногіе, говоритъ Тиртей, отважно идутъ впередъ, сражаются, ищутъ въ бою смерти; они же по большой части, исключая весьма не многихъ, бываютъ дерзки, несправедливы, беззаконны и люди самые безумные. Но къ чему клонится слово сіе? Что хочетъ объяснить вамъ посредствомъ его вашъ собесѣдникъ? Очень ясно, что всякой законодатель, и Богомъ посланный, какъ въ семъ городѣ, и хотя нѣсколько опытный въ государственномъ устроеніи, издавая законы, болѣе всего имѣетъ въ виду высшую добродѣтель, которую Ѳеогнисъ называетъ вѣрностію непоколебимою въ величайшихъ опасностяхъ, и которая можетъ назваться высочайшею справедливостію. Та же, которую хвалитъ Тиртей, хотя прекрасна и достойно прославляется Поэтомъ, но по сущности своей справедливо полагается послѣднею изъ четырехъ важнѣйшихъ добродѣтелей.
Кл. И такъ, иноземецъ, мы должны поставить своего Миноса въ послѣднемъ разрядѣ законодателей?
Аѳ. Совсѣмъ нѣтъ, почтенный мужъ; не его, но сами себя мы унижаемъ, если думаемъ, что Ликургъ въ Лакедемонѣ и онъ въ Кноссѣ учредили свои законы только относительно къ войнѣ.
Кл. Что жъ сказать о Миносѣ?
Аѳ. Такъ, какъ истина и справедливость требуетъ говорить о божественномъ законодателѣ: что онъ далъ законы не въ отношеніи только къ нѣкоторой части добродѣтели, и части самой маловажной, но въ отношеніи къ цѣлой добродѣтели, раздѣливъ ее по роду и по видамъ; не такъ какъ дѣлаютъ нынѣшніе законодатели, кои занимаются только тѣмъ, чего требуетъ настоящая нужда; одинъ изъ нихъ пишетъ о наслѣдствѣ, о переходѣ имѣнія, другой о дѣлахъ уголовныхъ; иные принимаются за иныя безчисленныя дѣла. Но я называю правильнымъ изслѣдованіемъ такое, какое мы теперь себѣ предположили. Я хвалю твой способъ изложенія законовъ твоего отечества: именно должно начать съ добродѣтели и сказать, что Миносъ имѣлъ ее цѣлію въ своихъ законахъ; одного только не одобряю, что ты ограничилъ ихъ одною частію добродѣтелей, и частію маловажной. Вотъ что вовлекло меня въ сей споръ съ тобою. Угодно ли послушать, какаго объясненія я желалъ бы отъ тебя?
Кл. Съ удовольствіемъ.
Аѳ. Надлежало бы сказать, иноземецъ, что законы Критянъ не напрасно столько прославляются. Они достигаютъ своей цѣли, дѣлаютъ щастливыми всѣхъ живущихъ подъ ихъ защитою, и доставляютъ имъ всѣ блага — блага двойственныя: однѣ божескія, другія человѣческія. Божескія суть основаніе всѣмъ прочимъ; государство обладающее ими безъ сомнѣнія владѣетъ и меньшими, и безъ нихъ не можетъ имѣть ничего добраго. Меньшія, блага суть здоровье, красота, сила, быстрота въ бѣганіи и во всѣхъ прочихъ тѣлесныхъ движеніяхъ, и богатство не слѣпое, но острымъ зрѣніемъ одаренное и благоразуміемъ сопровождаемое. Мудрость есть первое благо божественное, второе послѣ ея есть чистое расположеніе души — умѣренность; изъ соединенія сихъ благъ съ мужествомъ рождается правосудіе и четвертое благо — мужество. Сіи блага сама природа отличаетъ отъ первыхъ; законодатель долженъ ставить ихъ въ такомъ же порядкѣ, и потомъ давать законы, которые бы могли доставить гражданамъ обладаніе тѣми и другими благами, но такъ, чтобъ человѣческія были подчинены божественнымъ, а божественныя всеобщему разуму.
Въ такомъ же порядкѣ онъ долженъ говорить о брачныхъ союзахъ, о рожденіи и воспитаніи дѣтей, какъ мужескаго такъ и женскаго пола; долженъ показать и юношамъ и преклоннымъ къ старости, все что достойно похвалы или порицанія; слѣдить и проницательнымъ окомъ назирать ихъ горести, удовольствія и неумѣренныя желанія, предусматривать, упреждать всѣ порывы склонностей, и самымъ закономъ хорошее одобрять и худое порицать; въ гнѣвѣ, въ страхѣ, во всѣхъ возмущеніяхъ души или отъ нещастія произходящихъ, или щастіемъ возбуждаемыхъ, во всѣхъ обстоятельствахъ, коими сопровождаются для людей болѣзнь, война, бѣдность и противное симъ, во всѣхъ душевныхъ расположеніяхъ, законодатель долженъ научать, показать, опредѣлить, что хорошо, что худо; далѣе бдительной взоръ его долженъ быть обращенъ на стяжанія и издержки гражданъ и опредѣлить точную мѣру тому и другому, на взаимныя ихъ отношенія между собою, на связи и разрывы добровольно и противъ воли дѣлаемые, и вникнуть, избыточествуетъ ли въ нихъ или оскудѣваетъ справедливость, или несправедливость; повинующимся закону онъ долженъ воздавать честь, а неповинующимся наказаніе, и въ довершеніе всѣхъ частей законодательства, долженъ опредѣлить, какимъ образомъ совершать погребеніе каждому изъ умершихъ, и какія воздавать почести. Издавъ законы, онъ долженъ дать имъ вѣрныхъ блюстителей, однихъ, избирая по ихъ мудрости, другихъ по испытанной любви къ истинѣ, такъ чтобъ все государственное устройство ограждалось и сохранялось не богатствомъ и честолюбіемъ, но непорочностію и правосудіемъ. Почтенные иноземцы, я желалъ и теперь желаю вамъ, чтобъ вы разсуждали о законахъ Миноса и Ликурга, приписываемыхъ Зевесу и Аполлону, такъ, что въ нихъ все сіе находится, все расположено порядкомъ и открыто только тѣмъ, кои ученіемъ или упражненіемъ искусились въ законахъ, а для насъ прочихъ сокрыто.
Кл. Какимъ же образомъ, иноземецъ, надлежитъ говорить далѣе сего?
Аѳ. Мнѣ кажется, опять должно разсмотрѣть всѣ виды мужества; оттолѣ перейдемъ къ другому, третьему роду добродѣтели, если угодно. Сказавши о первой, по тому же примѣру будемъ говорить и о прочихъ, и такимъ образомъ непримѣтно сократимъ путь свой. Наконецъ будемъ разсуждать о цѣлой добродѣтели и объяснимъ, если Богъ поможетъ, что въ ней должно сосредоточиться все, что мы сказали.
Кл. Хорошо. Но напередъ постарайся дать свой судъ о нашемъ законодателѣ, который говорилъ во славу Зевеса.
Аѳ. Постараюсь; между тѣмъ мы и сами другъ друга посудимъ: ибо разговоръ общій. Отвѣчайте: вы сказали, что вашъ законодатель учредилъ общіе столы и гимнастику для войны.
Кл. Точно такъ.
Аѳ. А что третье и четвертое? Ибо говоря о добродѣтели, можетъ быть надобно изчислять всѣ части ея; дайте имъ названіе, какое хотите, только бы выражало оно то, что я подъ онымъ разумѣю.
Мег. Въ третьихъ, охотно скажу, и всякой Лакедемонянинъ скажетъ тоже: онъ установилъ охоту.
Аѳ. Постараемся, если можно, назвать четвертый и пятый видъ.
Мег. Я берусь назвать четвертый: ето есть терпѣніе въ болѣзняхъ, свойственное болѣе намъ Лакедемонянамъ. Мы оказываемъ его въ кулачномъ бою и въ нѣкоторыхъ хищеніяхъ, въ которыхъ часто достается терпѣть жестокіе побои; у насъ есть скрытность, которая чрезвычайно пріучаетъ душу къ терпѣнію; есть обычай, зимою ходить безъ обуви, спать безъ одра, исправлять собственныя свои дѣла безъ прислуги, день и ночь проводить въ странствованіяхъ. Въ самыхъ торжественныхъ играхъ должно бороться съ удушительнымъ зноемъ: но упражненія терпѣнія такъ многочисленны, что и пересказать не можно.
Аѳ. Хорошо ты говоришь, Лакедемонянинъ. Итакъ мы назовемъ мужество просто сопротивленіемъ страху и огорченіямъ. Или оно также должно преодолѣвать страсти, удовольствія и опасную лесть, которая изнѣживаетъ сердца людей отличныхъ и дѣлаетъ ихъ, подобно восковымъ, ко всему преклонными.
Мег. Оно должно противостоять всему етому, какъ я думаю.
Аѳ. Припомнимъ здѣсь прежнія слова: Клиній сказалъ, что Государство, равно какъ частный человѣкъ, иногда побѣждаются отъ самихъ себя; не такъ ли житель Кносскій?
Кл. Точно такъ.
Аѳ. Кого же мы назовемъ худшимъ, горестію ли побѣждаемаго или удовольствіями?
Кл. По моему мнѣнію тотъ хуже, кто побѣждается удовольствіями. И всѣ вообще говорятъ, что побѣждаемый удовольствіями постыднѣе унижается, нежели тотъ, кто уступаетъ горести.
Аѳ. Но развѣ ваши законодатели, Зевесовъ и Пиѳійскій въ законахъ своихъ установили хромое мужество, которое твердо держится только съ лѣвой стороны, а съ правой прямо падаетъ къ обману и обольщенію? Или непоколебимое ни съ той, ни съ другой стороны?
Кл. Я думаю онъ предписалъ мужество ни съ которой стороны непоколебимое.
Аѳ. Вы говорили о установленіяхъ, которыя вамъ не только не позволяютъ убѣгать горестей, но заставляютъ бороться съ ними, въ надеждѣ на почести и подъ страхомъ наказанія; посмотримъ теперь, есть ли въ вашихъ Государствахъ постановленія, которыя научали бы побѣждать удовольствіе, не бѣгая его, но въ самомъ наслажденіи. Скажите, какіе законы заставляютъ у васъ быть мужественными противъ необузданныхъ страстей и противъ огорченій, побѣждать то, что должно быть побѣждаемо, не уступая врагамъ близкимъ и самымъ опаснымъ.
Мег. Иноземецъ, я могъ привести многія установленія противъ горестей; но противъ удовольствій я не могу представить никакихъ законовъ, разумѣется важныхъ; можетъ быть есть нѣкоторые, но самые маловажные.
Кл. Признаюсь, едва ли могу найти что либо подобное и въ законахъ Крита.
Аѳ. Добрѣйшіе изъ иноземцевъ! ето совсѣмъ не удивляетъ меня; будемъ всегда такъ простосердечны, и не станемъ сердиться другъ на друга, если кто изъ насъ, желая открыть истину и пользу, найдетъ въ отечественныхъ законахъ что либо достойное порицанія.
Кл. Сіе требованіе справедливо, Аѳинянинъ; мы согласны.
Аѳ. Тѣмъ болѣе, Клиній, что въ наши лѣта неприлично сердиться.
Кл. Да, неприлично.
Аѳ. Здѣсь не мѣсто говорить, справедливо или несправедливо порицается правленіе Лакедемона и Крита. Мнѣ легче сказать, нежели вамъ, что говорятъ о семъ другіе народы. Въ самомъ дѣлѣ, сколь не мудры прочіе ваши законы, но одинъ изъ нихъ превосходнѣе всѣхъ, который не позволяетъ никому изъ молодыхъ людей изслѣдовать, какой законъ хорошъ или худъ, и заставляетъ единодушно и едиными устами всѣхъ согласиться, что всѣ законы, какъ установленные самими Богами, справедливы, и не слушать никого, кто сталъ бы говорить иначе. Только мужи, мудростію и лѣтами отличные, имѣютъ право представить Архонту свои замѣчанія, если откроютъ въ законахъ какіе либо недостатки, но представить безъ молодыхъ свидѣтелей.
Кл. Ты справедливо говоришь, какъ оракулъ, знающій все, что дѣлается вдали отъ него, — ты совершенно угадалъ намѣреніе законодателя въ разсужденіи сего закона; слова твои совершенно истинны.
Аѳ. И такъ мы не сдѣлаемъ преступленія, если вдали отъ юношества и сами по старости своей пользуясь позволеніемъ самаго законодателя, наединѣ между собою будемъ разсуждать о законахъ.
Кл. Точно такъ. Но не будь слишкомъ снизходителенъ къ нашимъ законамъ. Кто станетъ обижаться настоящимъ мнѣніемъ о недостаткахъ какой либо вещи? Напротивъ такой судъ ведетъ къ исправленію того, кто безъ ненависти, съ добрымъ расположеніемъ его принимаетъ.
Аѳ. Хорошо. Впрочемъ я не могу порицать законовъ, не вникнувъ напередъ въ силу ихъ, и съ робостію къ сему приступаю. Между всѣми Еллинами и варварами, только у васъ, какъ извѣстно, законодатель предписалъ воздерживаться отъ чрезмѣрныхъ удовольствій. По его же мнѣнію, какъ мы прежде замѣтили, человѣкъ, отъ самаго дѣтства совершенно незнакомой ни съ какими трудами, опасностями и огорченіями, при первой необходимости долженъ уступить мужу искусившемуся, и поработиться ему; такимъ же образомъ надлежало бы ему разсуждать и объ удовольствіяхъ, что граждане, не познавши ихъ во всю жизнь, не будутъ знать необходимости воздержанія и презрѣнія къ дѣламъ постыднымъ; они испытаютъ одну участь съ тѣми, коихъ преодолѣваетъ несчастіе и страхъ, и можетъ быть пораболѣпствуютъ людямъ порочнымъ, но знающимъ умѣренность, и въ наслажденіяхъ собою владѣющимъ; но пораболѣпствуютъ постыднѣйшимъ образомъ. Душа ихъ съ одной стороны свободная, здѣсь будетъ страдать подъ игомъ жестокаго рабства; они не достойны будутъ называться истинно мужественными и свободными. Разсмотрите, основательно ли сіе мною сказано?
Кл. Кажется основательно въ то время, какъ тебя слушаешь. Но дѣтямъ, или безумнымъ прилично легко вѣрить въ столь важномъ дѣлѣ.
Аѳ. Продолжая начатое разсужденіе если мы перейдемъ отъ мужества къ воздержанію, то найдемъ въ вашихъ благоустроенныхъ Государствахъ въ семъ отношеніи лучшія постановленія, нежели какія бываютъ въ тѣхъ, кои управляются на удачу. Будемъ слѣдовать при семъ тому же раздѣленію, какъ раздѣляли мы войну.
Мег. Сіе не легко сдѣлать.
Кл. Общіе столы и гимнастика, кажется, весьма способны къ тому, чтобъ внушать вмѣстѣ и мужество и умѣренность.
Аѳ. Безъ сомнѣнія, иноземцы, трудно говорить о законахъ, и согласовать ихъ съ самымъ опытомъ. И здѣсь, какъ въ тѣлѣ человѣческомъ не возможно найти такаго врачевства, которое бы по обстоятельствамъ же могло быть и вреднымъ и полезнымъ. Сіи же общіе столы и гимнастика теперь столько полезные, иногда бываютъ средствомъ къ возмущенію. Милетяне, Віотійцы и Турійцы служатъ сему примѣромъ. Сіе древнее постановленіе извращаетъ законы, кои разумъ и сама природа установили въ удовольствіяхъ любви не только для людей, но и для скотовъ. Особенно достойны обвиненія въ семъ отношеніи ваши города и другіе слишкомъ привязанные къ гимнастическимъ играмъ; и шутя и строго разсуждая, должно помнить, что природа назначила сіе удовольствіе, общее двумъ поламъ, для произведенія себѣ подобныхъ; иначе оно противно природѣ, и произходитъ отъ необузданности страстей. Всѣ приписываютъ Критянамъ нелѣпый вымыслъ о Ганимедѣ. Почитая Юпитера творцомъ своихъ законовъ, они изобрѣли сію баснь и приписали ее Богу, чтобъ по примѣру его наслаждаться преступнымъ удовольствіемъ. Но оставимъ басни. Разсуждающему о законахъ главнѣйшіе предметы суть удовольствіе и огорченіе какъ въ общей, такъ и въ частной жизни. Сіи два источника намъ показаны самою природою. Благоденствуетъ всякое Государство, всякой человѣкъ и всякое животное, если черпаетъ откуда, когда и сколько должно; и тотъ нещастливъ, кто безумно истощаетъ сіи источники.
Мег. Хорошо сказано; противъ сего нѣтъ никакаго возраженія. Мнѣ кажется, что законодатель Лакедемонскій справедливо предписалъ убѣгать удовольствій. Законы Кносса пусть защищаетъ самъ Клиній, если хочетъ; но въ Спартѣ сдѣлано самое лучшее постановленіе объ удовольствіяхъ. Законъ нашъ изгналъ изъ всего Государства все, что особенно влечетъ людей къ чрезмѣрнымъ наслажденіямъ, къ несправедливости и ко всякому безумію. У Спартанцевъ не увидишь пиршествъ. Ни въ деревняхъ, ни въ городахъ, нигдѣ, куда только власть ихъ простирается, гибильныя приманки не возбуждаютъ сильныхъ страстей. У насъ всякой встрѣтившись съ пьянымъ, на томъ же мѣстѣ подвергаетъ его жестокому наказанію; оргіи не оправдаютъ его такъ, какъ у васъ, гдѣ сіе празднество совершается на колесницахъ. Въ Тарентѣ у нашихъ поселенцовъ я видѣлъ цѣлой городъ пьяныхъ. У насъ ничего подобнаго не увидишь.
Аѳ. Сіи забавы не имѣютъ ничего предосудительнаго, если сопровождаются умѣренностію. Впрочемъ Аѳиняне съ своей стороны могутъ указать вамъ на своевольство вашихъ женщинъ. Наконецъ въ Тарентѣ, у васъ или у насъ, одно только можетъ оправдать подобные обычаи, если они правильно устроены. И еслибъ какой иноземецъ съ удивленіемъ смотрѣлъ на сіи странности, то всякой сказалъ бы ему: не удивляйся иноземецъ; у васъ обычай, а у насъ другой. Но теперь мы говоримъ, любезные друзья, не о народныхъ предразсудкахъ; рѣчь идетъ о мудрости и несовершенствахъ самыхъ законодателей. Скажемъ пространнѣе о употребленіи вина; — дѣло не маловажное и нехудаго законодателя достойное. Я не говорю о томъ, должно ли употреблять вино или нѣтъ, но о томъ, предаваться ли пьянству, какъ предаются Скиѳы, Персы, Карѳагеняне, Цельты, Умбры и воинственные Ѳракійцы, и такъ, какъ мы сами пьемъ. Вы, какъ говорите, совершенно воздерживаетесь отъ вина. Скиѳы и Ѳракійцы знаменитымъ дѣломъ почитаютъ пить неумѣренно. Они тогда щастливы, если и жены ихъ упоенныя, виномъ обливаютъ свои одежды. Персы предаются другому роду роскоши, который вамъ неизвѣстенъ. И въ етомъ случаѣ вы благоразумнѣе ихъ.
Мег. Зато они бѣгутъ отъ насъ, какъ скоро мы обращаемъ противъ нихъ оружіе.
Аѳ. Не говори сего, почтенный иноземецъ. Случались и будутъ случаться многія побѣды и бѣгства, не доказывающія твоего мнѣнія; побѣду или потерю на войнѣ нельзя принять яснымъ и несомнѣннымъ признакомъ дѣла праваго или не праваго, хорошаго или худаго. Сильныя Государства всегда одерживаютъ верхъ и владычествуютъ надъ слабыми. Сирикузяне побѣждаютъ Локрійцевъ, народъ въ той странѣ самый благоустроенный и справедливыми законами отличающійся. Аѳиняне побѣдили жителей Кія. Можно найти тысячи подобныхъ примѣровъ. Но лучше оставивъ побѣды и пораженія постараемся согласиться въ самомъ постановленіи и скажемъ, что одинъ обычай хорошъ, другой худъ. Прежде послушайте меня, какъ должно разсматривать и различать полезное отъ вреднаго.
Мег. Какъ же ты скажешь?
Аѳ. Тотъ по моему мнѣнію несправедливо поступаетъ, кто принимаяся за какой либо предметъ, напередъ предполагаетъ или хвалить, или порицать его. Все равно если одинъ похвалитъ пшеницу, какъ хорошую пищу, а другой услышавъ одно имя сіе, тотчасъ началъ бы охуждать ее, не узнавъ ни пользы; ни вреда ея, не зная, какимъ образомъ приготовленная и въ какомъ состояніи она можетъ приносить пользу. Кажется и мы тоже дѣлаемъ въ своемъ разговорѣ. Услышавъ только имя вина, тотчасъ одинъ хвалитъ его, другой охуждаетъ — и очень неосновательно. Впрочемъ съ одной и съ другой стороны мы представляемъ доказательства и послѣдователей. Мы на своей сторонѣ имѣемъ большинство, и потому, кажется, говоримъ основательно; другіе доказываютъ тѣмъ, что трезвые, не употребляющіе вина, на войнѣ побѣждаютъ; доказательство весьма сомнительное, какъ мы видѣли. Худо пойдетъ разговоръ нашъ, если мы будемъ разсуждать такимъ образомъ и о прочихъ законахъ. Я желалъ бы говорить иначе о свойствахъ употребленія вина, и представить настоящій способъ для всѣхъ подобныхъ разсужденій; иначе безчисленные народы всегда будутъ не согласны со мнѣніемъ вашихъ двухъ городовъ.
Мег. Ежели есть для сего прямой способъ, то для чего медлить? Послушаемъ.
Аѳ. Разсмотримъ такъ: еслибъ кто сталъ хвалить козеводство, и пользу отъ сихъ животныхъ; а другой кто видѣвъ козъ, пасущихся безъ пастыря по нивамъ и воздѣланнымъ полямъ, напротивъ порицалъ бы и проклиналъ все сіе безначальное стадо, или съ худыми его начальниками. Такую брань его должно ли почесть основательною?
Мег. Какъ можно!
Аѳ. На кораблѣ тотъ ли хорошій начальникъ, кто имѣетъ всѣ знанія, относящіяся до мореплаванія, но у кого на морѣ голова кружиться, или тотъ, съ кѣмъ сего никогда не бываетъ?
Мег. Кто подверженъ сей болѣзни, тотъ при всѣхъ знаніяхъ никогда не будетъ хорошимъ начальникомъ корабля.
Аѳ. Хорошій ли военачальникъ тотъ, кто владѣетъ всѣми познаніями военнаго искуства, но малодушенъ въ опасности, и отъ излишняго страха чувствуетъ круженія головы?
Мег. Что то за военачальникъ!
Аѳ. Но если онъ и познаній не имѣетъ и трусливъ.
Мег. Ты говоришь о негодномъ вождѣ не воиновъ, но малодушныхъ женъ.
Аѳ. Но еслибъ кто сталъ хвалить или порицать какое общество, которое не можетъ обойтись безъ начальника, и можетъ быть полезно только при хорошемъ правленіи; между тѣмъ самъ никогда не видалъ его въ хорошемъ устройствѣ; но видѣлъ или предоставленное самому себѣ, или подъ худымъ управленіемъ: повѣримъ ли мы, что онъ справедливо хвалитъ или порицаетъ?
Мег. Какъ можно, если онъ никогда не видалъ ниодного, настоящимъ образомъ устроеннаго, подобнаго общества и не бывалъ въ немъ?
Аѳ. Положимъ, что собесѣдники пиршества также составляютъ нѣкоторое общество.
Мег. Пусть будетъ такъ.
Аѳ. Бывали ль когда нибудь подобныя общества благоустроенными? Вамъ легко отвѣчать, что ихъ никогда не бывало; ихъ нѣтъ у васъ въ обыкновеніи, и законъ запрещаетъ. Но я находился на многихъ пиршествахъ, о всѣхъ освѣдомлялся, и могу васъ увѣрить, что ни объ одномъ не слыхалъ, и не видалъ, гдѣ бы все было въ порядкѣ. Иногда очень рѣдко встрѣчаешь что нибудь хорошее, но вообще вездѣ неустройство.
Кл. Что говоришь ты, почтенный иноземецъ. Мы совсѣмъ ничего не знаемъ о сихъ собраніяхъ, какъ тебѣ извѣстно; ибо никогда въ нихъ не бывали, и непонимаемъ, что можетъ произходить тамъ настоящимъ или ненастоящимъ образомъ.
Аѳ. Справедливое замѣчаніе. Слушай. Ты знаешь, что во всякомъ обществѣ, во всякомъ собраніи, каковъ ниесть предметъ его, необходима глава.
Кл. Безъ сомнѣнія.
Аѳ. Мы сказали, что войско должно имѣть начальника мужественнаго.
Кл. Не иначе.
Аѳ. Ибо мужественный не смущается, какъ робкой, при видѣ опасности.
Кл. Ето такъ.
Аѳ. Еслибъ возможно было дать войску такого полководца, которой совершенно ничего не боится, ничѣмъ не смущается: то сколь великое имѣли бы въ немъ пріобрѣтеніе?
Кл. Конечно.
Аѳ. Но мы говоримъ не о начальникѣ воинства во время войны враговъ со врагами, но о начальникѣ на веселыхъ пиршествахъ друзей съ друзьями.
Кл. Очень хорошо.
Аѳ. Но бесѣда, соединенная съ пьянствомъ, не бываетъ безъ шума. Не такъ ли?
Кл. Возможно ли ето? Я думаю, что здѣсь то и царствуетъ все шумное.
Аѳ. И такъ для пиршенствующихъ особенно нуженъ блюститель порядка.
Кл. И болѣе имъ, нежели другому какому либо обществу.
Аѳ. Самъ онъ, разумѣется, долженъ быть совершенно знакомъ съ законами сего общества; ибо онъ долженъ не только водворять въ немъ согласіе и дружество, но и тѣснѣе утвердить дружественныя узы.
Кл. Весьма справедливо.
Аѳ. Слѣдовательно надъ пиршенствующими долженъ начальствовать мужъ мудрый и трезвый; неопытный юноша, участникъ неумѣренности, долженъ быть весьма щастливъ, если сдѣлавшись главою пиршества, не причинитъ гибельныхъ послѣдствій.
Кл. Да, очень щастливъ.
Аѳ. Предположивъ, что сіи бесѣды могутъ быть и дѣйствительно устроены наилучшимъ образомъ, еслибъ кто и тогда, въ самой сущности ихъ, нашелъ причину порицать ихъ, то порицаніе его могло бъ быть основательно. Но охуждать пиршества за разные безпорядки, значитъ показывать только свое собственное невѣжество въ томъ, что настоящимъ образомъ устроенныя бесѣды намъ вовсѣ не знакомы, и во вторыхъ въ томъ, что всякое общество безъ трезваго начальника и распорядителя должно представиться въ худомъ видѣ. Ты знаешь, что пьяный кормчій, или какой бы ни былъ начальникъ подвергаетъ гибели все и корабли, и колесницы, и войско, и чѣмъ только управляетъ.
Кл. Ты совершенно справедливо сказалъ сіе, иноземецъ. Но скажи, какую пользу могутъ принести намъ пиршества, предположивъ даже въ нихъ надлежащіе законы и устройство? На примѣръ: если войско имѣетъ хорошаго предводителя, то подъ начальствомъ его пріобретаетъ вѣрную побѣду; слѣдовательно здѣсь немалая польза. Тоже бываетъ и въ другихъ случаяхъ; но какія важныя послѣдствія для Государства или для частнаго человѣка отъ надлежащаго учрежденія пиршествъ?
Аѳ. Какія важныя послѣдствія для государства можетъ имѣть доброе воспитаніе одного юноши, или устройство одного хора? На вопросъ сей можно отвѣчать, что отъ одного человѣка въ семъ случаѣ для цѣлаго Государства польза малозначуща. Но если ты спросишь вообще о воспитаніи юношества, какую пользу доставляетъ оно Государству? то не трудно отвѣчать, что благовоспитанные юноши будутъ добрыми гражданами, способными ко всѣмъ отличнымъ подвигамъ, и особенно — побѣждать враговъ. Ибо воспитаніе всегда ведетъ къ побѣдамъ, а побѣда часто сопровождается невѣжествомъ. Побѣды содѣлывали весьма многихъ несправедливыми и надмѣнными, а сія надмѣнность повергала ихъ въ величайшія бѣдствія. Просвѣщеніе никогда никому не было гибельно; но отъ успѣховъ на войнѣ погибли многіе народы.
Кл. По твоему мнѣнію, любезный, бесѣда за чашею вина, если она устроена надлежащимъ образомъ, составляетъ великую часть просвѣщенія.
Аѳ. Да.
Кл. И послѣ сего ты еще можешь утверждать истину сказаннаго?
Аѳ. Если всѣ сомнѣваются въ словахъ моихъ, то развѣ одинъ Богъ можетъ доказать ихъ истину. Но если вы желаете знать о семъ мое мнѣніе, то я охотно скажу вамъ его теперь, говоря о законахъ и правленіи.
Кл. Очень ради узнать твой образъ мыслей о предметѣ столь сомнительномъ.
Аѳ. Согласенъ на ваше желаніе; о еслибъ я могъ развить со всею ясностію мое мнѣніе, не утомляя вашего вниманія. Напередъ припомните, что всѣ Еллины почитаютъ насъ Аѳинянъ словоохотными, Лакедемонянъ молчаливыми, а Критянъ болѣе глубокомысленными, нежели говорящими. Боюсь, чтобы вы не почли меня пустымъ говоруномъ, услышавъ пространное слово о ничтожномъ предметъ, — о винопитіи. Мнѣ не возможно объяснить правильное и съ природою сообразное устройство пиршествъ, не сказавъ ничего о музыкѣ; говоря о музыкѣ, опять не могу не коснуться всѣхъ частей хорошаго воспитанія, а сіе заведетъ насъ въ долгое разсужденіе; и такъ разсмотрите, не лучше ли намъ оставить сей предметъ и перейти къ другому слову о законахъ.
Мег. Ты знаешь, что Лары моего семейства соединены правомъ гостепріимства съ вашими Ларами; и самые дѣти, слыша, что они имѣютъ ближайшую связь съ какимъ нибудь другимъ Государствомъ, отъ нѣжной юности питаютъ къ нему великую привязанность, какъ бы ко второму отечеству. Я теперь похожъ на сихъ детей; часто и прежде, когда Лакедемоняне порицали или хвалили за что либо Аѳинянъ, когда еще въ дѣтствѣ мнѣ говорили, твое отечество причинило нашему обиду, или оказало услугу, я всегда принималъ сторону твоихъ соотчичей; такое расположеніе къ вамъ и теперь во мнѣ сохраняется. Меня плѣняетъ ваше нарѣчіе, и несомнѣнною истиною кажется то, что вообще говорятъ объ Аѳинянахъ: что добрый Аѳинянинъ бываетъ отлично добръ: ибо доброта его не произходитъ отъ принужденнаго воспитанія, но, такъ сказать, съ нимъ родится, она есть въ немъ даръ божественный, одна искренность - безъ притворства. И такъ съ моей стороны говори смѣло, что только вздумаешь.
Кл. Сперва выслушай мое слово и одобри, а потомъ говори, что хочешь. Ты вѣрно слышалъ о божественномъ мужѣ Епименидѣ. Онъ изъ Кносса, изъ нашего рода. За десять лѣтъ до войны Персидской, по Божественному внушенію пришелъ онъ къ вамъ принесть жертву, оракуломъ назначенную. Аѳиняне тогда опасались Персидскаго вооруженія; но онъ предсказалъ имъ, что враги не придутъ прежде десяти лѣтъ; а пришедши, будутъ прогнаны, — не успѣютъ въ своихъ замыслахъ, и сами пренесутъ болѣе зла и бѣдствій, нежели сколько причинятъ другимъ. Наши предки тогда сдружились, и съ того времени я питаю къ вамъ тоже доброжелательство, какое внушили мнѣ мои родители.
Аѳ. Вы, кажется, уже готовы слушать, и я готовъ говорить; боюсь только, чтобы не измѣнили мнѣ силы мои. Но постараюсь. Во первыхъ мимоходомъ опредѣлимъ, что есть воспитаніе, и сколь оно важно. Сіе будетъ введеніемъ къ нашему разсужденію, доколѣ дойдемъ до самаго Бога пиршествъ.
Кл. Начнемъ съ сего, если такъ нужно.
Аѳ. Между тѣмъ, вы судите сами, справедливо ли будетъ мое разсужденіе о воспитаніи.
Кл. Говори.
Аѳ. Я говорю и утверждаю, что желающій быть въ чемъ либо совершеннымъ, долженъ пещись о семъ отъ самой юности своей, какъ въ забавахъ, такъ и въ важныхъ упражненіяхъ, и прилагать возможное стараніе ко всему, что относится къ его искуству. Такъ, на примѣръ, кто хочетъ быть хорошимъ земледѣломъ или зодчимъ, тотъ уже въ самыхъ дѣтскихъ игрушкахъ долженъ заниматься зодчествомъ или земледѣліемъ. Воспитатель каждому изъ нихъ долженъ доставлять малыя орудія, въ подражаніе настоящимъ, и учить ихъ предварительнымъ познаніямъ: плотника размѣру и правильности, воина верховой ѣздѣ и другимъ подобнымъ упражненіямъ. Должно стараться въ дѣтяхъ уже направлять склонности и удовольствія къ тому, въ чемъ они со временемъ должны быть совершенными. И такъ воспитаніе есть образъ жизни устроенный такъ, чтобы посредствомъ самыхъ забавъ вселялась въ сердца дѣтей любовь къ тому, что сдѣлаетъ ихъ способными къ исполненію своихъ обязанностей въ лѣтахъ зрѣлаго мужества. Теперь скажите, нравится ли вамъ сіе начало?
Кл. Очень нравится.
Аѳ. Но то, что мы называемъ воспитаніемъ, должно быть опредѣлено. Часто желая опорочить или похвалить кого либо, мы говоримъ: онъ воспитанъ, онъ не воспитанъ. Одинъ воспитанъ для торговли, другой для мореплаванія, и другихъ безчисленныхъ родовъ упражненій. Говоря такимъ образомъ, мы не разумѣемъ того воспитанія, посредствомъ котораго пріобрѣтается желаніе, и стремленіе быть совершеннымъ гражданиномъ, умѣть въ правдѣ управлять и повиноваться. Настоящая рѣчь моя имѣетъ предметомъ сей послѣдній образъ воспитанія, и по очевиднымъ причинамъ его только преимущественно должно называть воспитаніемъ; ибо то, которое стремится къ стяжаніямъ, къ умноженію силы или къ пріобрѣтенію особеннаго какаго искуства, безъ просвѣщенія разума, безъ справедливости, есть воспитаніе низкое, рабское, и сего имени недостойное. Не будемъ спорить о названіи; вы уже согласились со мною, что одни благовоспитанные добродѣтельны; и воспитанія нельзя не почесть лучшимъ благомъ для людей благороднѣйшихъ. Если оно иногда бываетъ неудачно, то можетъ быть исправлено, и всякой по возможности во всю жизнь свою долженъ стараться о семъ исправленіи.
Кл. Справедливо, мы согласны съ тобою.
Аѳ. Но мы уже прежде согласились, что добрые люди суть тѣ, кои могутъ управлять собою, а худые тѣ, кои не могутъ.
Кл. Правда.
Аѳ. Повторимъ еще яснѣе то, что мы сказали. Позвольте мнѣ употребить сравненіе: оно можетъ быть послужитъ къ объясненію нашего предмета.
Кл. Говори.
Аѳ. Положимъ, что человѣкъ одинокъ.
Кл. Хорошо.
Аѳ. Что онъ имѣетъ въ себѣ двухъ совѣтниковъ противоположныхъ и безумныхъ, кои называются удовольствіемъ и печалію.
Кл. Такъ.
Аѳ. Сверхъ того онъ имѣетъ ожиданіе будущаго удовольствія или печали — надежду. Надъ ними владычествуетъ разсудокъ, который судитъ, что въ нихъ хорошо, что худо. Онъ сдѣлавшись общимъ правиломъ для цѣлаго государства, называется закономъ.
Кл. Я едва успѣваю слѣдовать за тобою; но продолжай, какъ бы я не отстаю отъ тебя.
Мег. Со мною произходитъ тоже.
Аѳ. Разсмотримъ сіе такъ: представимъ, что человѣкъ есть подобіе божественныхъ существъ, или служащее игрушкою Богамъ, или сотворенное съ важною цѣлію. Сіе намъ не извѣстно. Знаемъ только, что нами обладаютъ двѣ страсти; противныя между собою, онѣ съ разныхъ сторонъ влекутъ насъ къ противорѣчущимъ дѣйствіямъ: что составляетъ различіе между добродѣтелію и порокомъ. Разсудокъ говорить, что всегда должно слѣдовать одному влеченію и никогда не уклоняясь отъ него, противиться всѣмъ прочимъ силамъ. Сіе руководство разсудка есть златая, священная цѣпь, называемая общимъ закономъ государства, — цѣпь гибкая, драгоцѣнная, между тѣмъ какъ прочія суть грубыя, тяжелыя, желѣзныя. Всѣ побужденія, въ какихъ бы видахъ онѣ ни являлись, должны быть подчинены благотворному руководству закона. Поелику разсудокъ тихъ и далекъ отъ всякаго насильства, то онъ имѣетъ нужду въ пособіи страстей, чтобы златая цѣпь преобладала надъ прочими. Такимъ образомъ ученіе о добродѣтели не будетъ казаться странностію; такимъ образомъ размышляющему объясняется, что значитъ побѣждать самаго себя и быть побѣждаемымъ. Видѣвши различное влеченіе цѣпей, и частный человѣкъ послѣдуетъ влеченію разсудка, и государство, заимствовало ли оно сей разсудокъ отъ Бога, или отъ людей высокою мудростію одаренныхъ, постановитъ его закономъ какъ для внутренняго, такъ и для внѣшняго управленія. Такимъ образомъ точнѣе будутъ раздѣлены добродѣтель и порокъ; а при сей точности яснѣе раскроются свойства воспитанія и другихъ установленій человѣческихъ, напримѣръ, бесѣды сопровождаемой дарами Вакха, которая уже не покажется предметомъ худымъ и нестоющимъ того, чтобъ много говорить о немъ.
Кл. Пусть она оправдаетъ слова сіи; пусть будетъ достойна того, чтобъ говорить о ней.
Аѳ. Хорошо, сдѣлаемъ что нибудь достойное нынѣшней бесѣды.
Кл. Но продолжай.
Аѳ. Отъ употребленія вина что дѣлается съ симъ чуднымъ твореніемъ?
Кл. Съ какою цѣлію ты предлагаешь вопросъ сей?
Аѳ. У меня нѣтъ никакой особенной; спрашиваю, въ какомъ положеніи является человѣкъ, вкусивши вина? И еще яснѣе предложу вопросъ сей, не правда ли, что питье вина усиливаетъ всѣ страсти: и удовольствіе и печаль, и любовь и гнѣвъ?
Кл. И очень усиливаетъ.
Аѳ. Не усиливаетъ ли оно также чувствъ, памяти, мыслей и ума? Или всѣ сіи способности оставляютъ упоеннаго слишкомъ?
Кл. Все совершенно оставляетъ его.
Аѳ. И такъ въ семъ состояніи человѣкъ дѣлается опять младенцемъ.
Кл. Да.
Аѳ. И совершенно не владѣетъ собою.
Кл. Не владѣетъ.
Аѳ. Мы уже сказали, что такой человѣкъ есть худой.
Кл. Безъ сомнѣнія.
Аѳ. Слѣдовательно не одинъ старикъ бываетъ дважды младенцемъ, но и упившійся!
Кл. Нельзя сказать ничего справедливѣе, иноземецъ.
Аѳ. Послѣ сего что можетъ убѣдить насъ ввергаться въ такое состояніе души? Что заставитъ насъ не избѣгать онаго всѣми силами?
Кл. Можетъ быть и есть такое убѣжденіе; ты обѣщалъ доказать сіе.
Аѳ. Правда, я обѣщалъ, и готовъ сдержать свое слово, уважая ваше вниманіе.
Кл. Самая странность и нелѣпость мнѣнія, будто человѣкъ добровольно долженъ ввергаться во всякую слабость возбуждаетъ любопытство.
Аѳ. Въ слабость душевную, говоришь ты? Такъ ли?
Кл. Да.
Аѳ. Странно ли для васъ, если кто добровольно подвергаетъ тѣло свое разслабленію, болѣзни, безобразію и безсилію?
Кл. Разумѣется, странно.
Аѳ. Какъ! тѣ, кои подвергаютъ себя врачеванію, пьютъ сокъ лѣкарственный, развѣ не знаютъ, что въ продолженіи нѣсколькихъ дней тѣло ихъ будетъ въ такомъ состояніи, которое привело бы ихъ къ смерти если бы продолжалось долго? занимающіеся гимнастическими и другими трудами развѣ не чувствуютъ въ членахъ своихъ разслабленія въ теченіи нѣсколькихъ дней?
Кл. Ето мы знаемъ.
Аѳ. Знаете также и то, что они добровольно предпринимаютъ сіе для пользы оттолѣ проистекающей?
Кл. Очень хорошо знаемъ.
Аѳ. Слѣдовательно такимъ же образомъ должно разсматривать и прочіе случаи въ жизни?
Кл. Безъ сомнѣнія.
Аѳ. И на бесѣду пиршествующихъ должно смотрѣть такимъ же образомъ, если только она имѣетъ свои выгоды?
Кл. Точно такъ.
Аѳ. Особливо когда найдемъ, что вино имѣетъ такую же пользу для души, какую гимнастика для тѣла и въ началѣ своемъ превосходитъ тѣлесныя упражненія, кои сначала всегда бываютъ трудны, а пить — трудъ нетяжелый.
Кл. Ты справедливо говоришь; но сомнѣваюсь, чтобъ въ винѣ могло быть что либо подобное.
Аѳ. Испытаемъ, если можно, объяснить сіе: скажи, не примѣчаешь ли ты въ себѣ двухъ родовъ боязни, совершенно противныхъ между собою?
Кл. Какихъ же?
Аѳ. Вотъ какихъ: Иногда мы боимся, чтобъ не случилось съ нами какого нибудь нещастія.
Кл. Такъ.
Аѳ. Еще болѣе мы боимся худой молвы, которая можетъ распространиться на счетъ нашъ, если мы сдѣлаемъ или скажемъ что либо нелѣпое. Сію боязнь мы назовемъ стыдомъ, и кажется вездѣ она называется такъ.
Кл. Такъ.
Аѳ. Вотъ два рода боязни, изъ которыхъ послѣдняя противится впечатлѣнію печали и предметовъ ужасныхъ, а еще болѣе влеченію величайшихъ удовольствій.
Кл. Весьма справедливо.
Аѳ. Не правда ли, что всякой законодатель, всякой добродѣтельный гражданинъ послѣднюю боязнь почитаетъ священною, именуя ее стыдомъ; противную же ей отважность называетъ безстыдствомъ, которое почитаетъ величайшимъ зломъ, какъ въ частности для каждаго, такъ и вообще для всѣхъ.
Кл. Такъ.
Аѳ. Сей страхъ доставляетъ намъ безопасность въ безчисленныхъ случаяхъ; особливо на войнѣ ему мы обязаны и спасеніемъ и побѣдою. Въ самомъ дѣлѣ двѣ причины доставляютъ побѣду: отважность противъ враговъ и страхъ постыдиться предъ друзьями.
Кл. Истинно.
Аѳ. По симъ причинамъ каждой изъ насъ долженъ быть и безстрашнымъ и боязливымъ.
Кл. Безспорно.
Аѳ. Желая сдѣлать кого либо безстрашнымъ сообразно съ закономъ, мы ставимъ его среди всѣхъ ужасовъ.
Кл. Кажется такъ.
Аѳ. А что мы сдѣлаемъ, чтобъ внушить кому либо страхъ къ тѣмъ предметамъ, которыхъ онъ долженъ бояться? недолжны ли мы ввести его въ борьбу съ безстыдствомъ, и пріучать къ побѣдамъ надъ удовольствіями? не въ войнѣ ли противъ обычныхъ склонностей и въ побѣдахъ надъ ними онъ долженъ доходить до совершеннаго мужества? неопытный въ сихъ сраженіяхъ и въ половину не можетъ быть мужественнымъ. Можетъ ли тотъ назваться совершенно умѣреннымъ, кто никогда не противился удовольствіямъ, желаніямъ увлекающимъ къ безстыдству и несправедливости? кто не побѣждалъ ихъ помощію разсудка, дѣятельности и искусства какъ въ забавахъ, такъ и въ важныхъ занятіяхъ; кто всегда былъ чуждъ сихъ упражненій?
Кл. Невѣроятно.
Аѳ. Но далъ ли Богъ людямъ какое нибудь врачевство наводящее страхъ, котораго чѣмъ больше кто пьетъ, тѣмъ нещастнѣе себя чувствуетъ, съ каждою каплею болѣе и болѣе страшится всего настоящаго и будущаго; самый мужественный наконецъ приходитъ въ чрезмѣрную робость; но проспавшись и освободившись отъ дѣйствія питья, опять возвращаетъ себѣ прежнее расположеніе души?
Кл. Но есть ли гдѣ на землѣ подобное питье?
Аѳ. Нѣтъ; но еслибъ оно было, то какую пользу принесло бы законодателю для внушенія мужества? тогда мы могли бы сказать ему: почтенный законодатель, ты даешь законы Критянамъ, или другому какому народу; не первой ли долгъ твой — напередъ вѣрнымъ образомъ испытать мужество и робость гражданъ твоихъ?
Кл. Всякой сказалъ бы сіе.
Аѳ. Но не лучше ли испытать безъ опасности, нежели съ опасностію?
Кл. Всякой законодатель лучше захочетъ испытать безъ опасности.
Аѳ. Захочешь ли ты посредствомъ сего питья ставить ихъ среди всѣхъ ужасовъ, узнавать ихъ малодушіе, и посредствомъ увѣщаній, совѣтовъ и отличій заставлять ихъ быть безстрашными, подвергая безчестію тѣхъ, кои не таковы, какими быть ты имъ повелѣваешь; одобряя мужественное и успѣшное упражненіе, за неуспѣшность возлагать наказаніе? или не захочешь, хотя бы въ питьи не было никакой другой опасности?
Кл. Почемужь не воспользоваться ему симъ средствомъ?
Аѳ. Такое упражненіе, имѣло бы удивительную легкость въ сравненіи съ нынѣшними опытами, какъ для одного человѣка, такъ и для многихъ вмѣстѣ въ большомъ или маломъ числѣ. И еслибъ кто изъ уваженія къ другимъ, боясь показаться предъ свѣтомъ, прежде нежели укрѣпится противъ всѣхъ страховъ, захотѣлъ бы въ уединеніи пріобрѣсть сію твердость; тотъ съ однимъ симъ питьемъ болѣе бы успѣлъ, нежели со всѣми другими пособіями; послѣ того полагаясь на природу свою и на стараніе, совершенно приготовленный, въ кругу многихъ собесѣдниковъ не убоится показать твердость свою при необходимомъ дѣйствіи питья; уже онъ не уступаетъ ему, но всегда имъ владѣетъ; онъ не сдѣлаетъ погрѣшности отъ забвенія, и не измѣнитъ добродѣтели. Опасаясь силы питья, которая преодолѣваетъ способности человѣка, онъ не позволитъ себѣ испить всей чаши до дна.
Кл. То есть будетъ умѣренъ.
Аѳ. Опять скажемъ такъ своему законодателю: правда, Богъ не далъ людямъ сего зѣлія страхъ наводящаго, и мы еще не обрѣли его. Очарованія сюда не входятъ: но нѣтъ ли питья для безстрашія, для чрезмѣрной неблаговременной смѣлости? что вы скажете?
Кл. Есть. Ето питье есть вино.
Аѳ. Не правда ли, что оно имѣетъ дѣйствіе совершенно противное тому, о которомъ мы говорили? оно дѣлаетъ пьющаго веселѣе, нежели какъ онъ былъ прежде; потомъ чѣмъ болѣе онъ пьетъ, тѣмъ болѣе исполняется пріятнѣйшихъ надеждъ и стремленія къ славѣ; словомъ, какъ мудрецъ, онъ дышетъ свободою, отважностію и неустрашимостію — говорить и дѣлать все, что вздумаетъ.
Кл. Въ етомъ всякой согласенъ съ тобою.
Мег. Безъ сомнѣнія.
Аѳ. Припомнимъ, что мы прежде сказали: что съ двухъ сторонъ особенно должно образовать свою душу: ничего не бояться въ нѣкоторыхъ случаяхъ, и всего бояться въ другихъ.
Кл. Кажется, ты говоришь о стыдѣ.
Аѳ. Да, о немъ. И такъ какъ мужеству и неустрашимости должно учиться среди ужасовъ: то можно заключить, что противному должно учиться въ противныхъ обстоятельствахъ.
Кл. Справедливо.
Аѳ. Въ какомъ положеніи мы дѣлаемся отважными, самонадѣятельными, въ томъ же самомъ, кажется, должны учиться не быть безстыдными и дерзкими, привыкать къ страху — говорить, дѣлать или терпѣть что либо постыдное.
Кл. Кажется такъ.
Аѳ. Причины, которыя дѣлаютъ насъ отважными и самонадѣятельными, суть гнѣвъ, любовь, надменность, невѣжество, корыстолюбіе и малодушіе. Къ сему принадлежитъ богатство, красота, сила, и все, что упоевая удовольствіемъ, повергаетъ насъ въ безуміе. Чтобъ открыть сіи страсти и побѣдить ихъ, можемъ ли мы избрать какое другое удовольствіе столь невинное, и при всей возможной осторожности столь сильное, какъ шутка и откровенность въ винѣ? разсмотримъ сіе ближе: чтобъ испытать сердце грубое, жестокое, отъ котораго произходятъ безчисленныя несправедливости, надобно ли искать особенныхъ случаевъ и самихъ себя безполезно подвергать опасности? или безопаснѣе усмотрѣть сіе въ пьяномъ? чтобъ узнать человѣка преданнаго любострастію, надобно ли для сего подвергать опасности тѣхъ, кои намъ всего дороже, — женамъ, дщерямъ и сынамъ узнавать расположеніе души гнусной? Можно бы представить тысячи доказательствъ тому, сколь важно разсматривать свойства людей въ шуткахъ, мимоходомъ, безъ всякихъ вредныхъ послѣдствій. Ни Критяне, ни другіе народы не станутъ противорѣчить тому, что сей способъ — познавать другъ друга есть самый лучшій; что легкостію своею, безопасностію и скоростію онъ превосходитъ всѣ прочіе.
Кл. Справедливо.
Аѳ. Полезнѣе же всего здѣсь то, что мы открываемъ свойства и разположенія людей тѣмъ же способомъ, которой можетъ врачевать ихъ и сдѣлать лучшими. Кажется таковъ предметъ политики, или Государственной науки. Не такъ ли?
Кл. Безъ сомнѣнія.