Поиски городничего из Устюжны[править]
А. ЛАЗЕБНИКОВ, специальный корреспондент «Литературной газеты»[править]
В краеведческом музее Устюжны я познакомился с Августой Васильевной Головановой. Она была приятным гидом по экспозиционным залам, а потом показала мне свою собственную небольшую коллекцию. То были бережно хранимые письма А. И. Куприна к отцу — почтовому чиновнику Устюженского уезда. С разрешения Головановой я переписал эти письма и собрался уже уходить, когда она обратила мое внимание на незаметную рамку на стене тускло освещенного зала.
— Самый драгоценный экспонат, — сказала Августа Васильевна. — Этот документ попал к нам совершенно сказочным путем.
И пока она рассказывала о 73-летнем преподавателе русского языка — устюжанине Андрее Александровиче Поздееве, который добыл этот документ и «нашел ключик к давней литературной загадке», я бегло прочитал строки на плотном листе за стеклом:
«Милостливый Государь мой Иван Александрович
Известись частно, что проезжающий из Вологды на собственных лошадях и в карете некто в партикулярном платье с мальтийским знаком, проживает во вверенном Вам Городе более пяти дней… необходимостию считаю иметь от Вас сведения по какому случаю проживал он в Устюжне, не входил ли в общественные Собрания и в присутственные места и не обращал ли он какого-либо внимания на какие-нибудь предметы…»
Прочитав этот документ, я тут же поспешил к Поздееву в его маленький домик, утопавший в зелени тихой Театральной улицы.
Старый педагог начал с известной многим географической версии происхождения «Ревизора».
— Устюжане настолько уверовали, что происшествие, случившееся якобы в их городе, послужило сюжетом для комедии Гоголя, что готовы даже показать доверчивым приезжим дом унтер-офицерской жены, себя высекшей, или пустырь, где некогда стоял лабаз купца Абдулина.
Но можно ли доказать достоверность этого предания и возможны ли вообще такие доказательства? Эта мысль не оставляла учителя устюженской школы. Перечитывая как-то «Тяжбу» Гоголя, Поздеев подчеркнул два места: «Знавали ли в устюжском уезде помещицу Евдокию Малафеевну Жеребцову?» «…оставляю во владение родовое и благоприобретенное имение мое в Устюжском уезде…».
Учитель по-новому начал вчитываться в Гоголя. В союз с двумя строками из «Тяжбы» вступил еще Весьегонск — соседний с Устюжной городок, названный Гоголем в «Мертвых душах». На этом, пока очень зыбком фундаменте Поллеев заложил основу своих догадок. «Если Гоголь ничего не знал об этих глухих местах, — размышлял Поздеев, — не мог же он выбрать именно эти два соседних городка — Устюжну и Весьегонск… Значит, он знал и слышал о них».
И вот в первые школьные каникулы исследователь устремился в Новгород на поиски. В областном архиве Андрей Александрович решил установить фамилии городничих Устюжны. В конце двадцатых и в начале тридцатых годов прошлого столетия городскую власть здесь возглавлял Иван Александрович Макшеев. Это имя что-то напомнило Поздееву. Старожилы Устюжны в числе своих известных земляков называли географа, исследователя Аральского моря и Туркестанского края генерал-лейтенанта Макшеева, Алексей Иванович Макшеев мог быть сыном городничего.
В поисках его родни Поздеев направился в Ленинград. Здесь в конце прошлого столетия географ Макшеев преподавал в Академии генерального штаба.
— Когда в адресном столе Ленинграда мне назвали 80-летнюю Макшееву, единственную в списках, отчество которой было Алексеевна, я, вместо облегчения, почувствовал себя вдруг узником созданного собственным воображением плана поиска Сквозник-Дмухановского из Устюжны, — с улыбкой вспоминает учитель.
Старуха, жившая на Петроградской стороне, действительно, оказалась дочерью географа.
Просьба Поздеева — поделиться воспоминаниями об отце и деде — насторожила Наталью Алексеевну.
Андрей Александрович откровенно пояснил, что желание документально подкрепить версию о случившемся в Устюжне происшествии привело его сюда.
— Да ведь это вздор да молва, — решительно запротестовала старуха. — Отец мой опроверг эти слухи, оставив нам написанный нм за год до смерти лист.
В ту минуту Поздеев, кажется, впервые испытал то, что он назвал мне позже «ознобом открывателя».
— О чем, — спросил он, — запись?
— Обо всем, что изволил утверждать Николай Васильевич Гоголь-Яновский. Никаких богоугодных заведений в Устюжне никогда не бывало, а стало быть, и попечитель их, Земляника, — лицо вымышленное. Учитель же истории стульев вовсе не ломал, как изволил писать о нем автор комедии, а порол нерадивых учеников посерел класса.
…Позже Поздеев стал обладателем этого документа, написанного Макшеевым-сыном, но в тот день он узнал немало удивительного.
Кто-то из многочисленной родни этой старухи, — кто и где, она не обмолвилась, — хранит и по сей день бумагу новгородского губернатора Августа Денфера городничему, ее деду, о прибывшем в Устюжну неизвестном в партикулярном платье и с Мальтийским знаком; в живых еще некая Екатерина Ивановна Рубайло — владелица портрета маслом городничего.
Но главное, что увозил Поздеев из этого дома, лежало у него в кармане — список правнуков, бесчисленных внучатных племянников и племянниц Макшеева, названных ему Натальей Алексеевной.
На обдумывание нового маршрута у Андрея Александровича было достаточно времени. До следующих летних каникул оставался целый год. Он успел немало сделать в самой Устюжне. Екатерина Ивановна Рубайло, непреклонная вначале, как и ее ленинградская родственница, сдалась, наконец, уговорам Поздеева и передала ему портрет городничего. Она поведала ему, что над Макшеевыми немало злословили в свое время, видели в них прямых потомков Сквозника-Дмухановского.
— Всем им доставалось по-разному. Они старались, как умели, оградить себя от насмешек и оговора своих современников, — рассказывала Поздееву Рубайло, — даже бумажку какую-то припрятали…
Незримая круговая порука связывала всех этих здравствовавших старух и стариков, занесенных Поздеевым в свой список. Никто не пожелал ответить ему на письма, которые он неутомимо рассылал.
— Разочарования поджидали меня не только в переписке, но и во всех последующих поездках, — рассказывал Поздеев. — Я решил завершить свои поиски в Новгородской области, где безвыездно жила много лет в далеком от железной дороги Долговском сельсовете 76-летняя Евгения Алексеевна Синявина — не последняя и не самая еще старая в моем списке.
В доме Синявиной все говорило о старине. И я почему-то уверовал, — вспоминает Андрей Александрович, что после долгих бесплодных скитаний именно здесь, в этом доме, предстоит последняя битва. Старуха молчаливо слушала меня.
— Запрос Августа Денфера городничему Макашеву у вас, — настойчиво сказал я, — это мне хорошо известно. Старуха поднялась со стула и, учтиво извинившись, что оставляет меня одного, вышла из комнаты. Прошло несколько минут, и она появилась вновь, держа в руках какой-то древний том. Медленно перелистав его, она извлекла лист и протянула его мне.
«…если же он и ныне находится в Устюжне спросить о звании его и меня без промедления времени уведомить.
С почтением имею честь милостивый государь мой быть ваш покорный слуга Август Денфер» № 5829 20 майя 1829.
Поздеев обращает мое внимание, что дата, поставленная над текстом документа — «27 майя 1829 года», --сделана другой рукой, написана иным почерком. Это дата получения бумаги в Устюжне. По тем временам довольно быстро прошла она путь от Новгорода до канцелярии городничего. Бумагу, видимо, гнали вовсю.
Лицом к лицу с этим интереснейшим документом Поздеев задавал себе множество вопросов:
— Где, в каких архивах искать ответ городничего? Не может быть, чтобы офицер Кексгольмского полка, поручик в отставке Макшеев не ответил незамедлительно и подробно своему высокому шефу о происшествии в вверенном ему городе. Что за таинственная причина заставила много лет спустя сына городничего скрыть у себя дома документ, который подтверждал упорную версию тех дней о географическом происхождении сюжета «Ревизора».
Не помогли ли друзья генерала Макшеева извлечь из архивов этот документ?
— Я считаю, что самые интересные поиски еще впереди. — говорит Андрей Александрович. — Моя находка — лишь малая толика. Главные находки ждут своих исследователей.
г. УСТЮЖНА.
Вологодской области.