Дикая утка съ зелеными крыльями свила гнѣздо въ осоке одного изъ прудковъ, окаймленныхъ травой, которыми пестритъ солнечный склонъ Верховой горы.
Проѣзжавшій на скрипучей телѣгѣ, запряженной волами, метисъ видѣлъ только прудъ съ его обычной бахромой низко растущей травы, надъ которой росъ ивнякъ и возвышался старый тополь.
Но маленькой дикой уткѣ въ камышахъ и ея сосѣдямъ, дикимъ уткамъ другой породы на ближайшемъ прудкѣ, пріютившій ихъ прудъ представлялся цѣлымъ царствомъ, настоящимъ раемъ, ибо тутъ былъ ихъ домъ. Теперь созрѣвали плоды медоваго мѣсяца, а луна была подъ рукой во всей своей многообещающей полнотѣ. Действительно, маленькія утята приготовлялись пробить свою прозрачную скорлупу, и яйца, эти десять сокровищъ дикой утки, утратили уже значеніе интересныхъ неодушевленныхъ предметовъ. Каждое изъ нихъ уже въ зачаточномъ, сонномъ состояніи проявляло черты живой будущей личности.
Маленькая дикая утка лишилась своего друга ранней весной. По крайней мѣрѣ, онъ исчезъ, а такъ какъ местность изобиловала смертельными врагами, то предположеніе о его смерти было болѣе чѣмъ правдоподобно. Все ея вниманіе теперь поглощалось гнѣздомъ и будущимъ потомствомъ, заключеннымъ въ яйцахъ. Всю вторую половину іюня она ихъ особенно берегла, оставляя ежедневно только на самое короткое время, чтобы слетать за кормомъ, предварительно прикрывъ ихъ чучелкой, сделанной изъ пуха, выщипаннаго изъ собственной груди.
Однажды утромъ, когда утка улетала, предоставивъ чучелкѣ охрану гнѣзда, она услыхала сильный трескъ въ густомъ ближайшемъ ивнякѣ, но стойко продолжала путь. Когда она вернулась, въ голосѣ ея сосѣдки дикой утки еще звучала испуганная нотка, а внизу, около ея собственнаго гнезда оказались слѣды человѣческихъ ногъ.
Чучелку потревожили, но, странное дѣло, яйца были налицо и нетронуты.
Врагъ былъ такъ близко и, въ концѣ концовъ, потерпѣлъ неудачу. Дни шли, и по мѣрѣ того, какъ великое дѣло, которому она себя посвятила, приходило къ концу, маленькая Зеленое Крылышко ощущала въ своемъ сердцѣ растущую материнскую любовь къ десяти крошечнымъ плѣнникамъ, которые, благодаря ея заботамъ, должны были получить свободу. Она чувствовала, что они перестали быть просто яйцами, и иногда заговаривала съ ними тихимъ, сиплымъ голосомъ; тогда ей казалось, что они изнутри отвечали ей шепчущими «пи-и» или звуками, не передаваемыми на человѣческомъ языкѣ,—такъ они неуловимы для человѣческаго уха. И нѣтъ ничего удивительнаго, если, вылупившись, они уже знаютъ тѣ немногія несложныя слова, которыя составляютъ разговорный языкъ дикихъ утокъ.
Всѣ случайности ранняго времени года, угрожавшія гнѣзду, были за плечами; но родилась новая бѣда. Весна ознаменовала свое дальнейшее шествіе продолжительной засухой. Дождя не было въ продолженіе многихъ, многихъ дней, и, когда приблизился самый для нея важный день, она съ ужасомъ увидала, что прудъ быстро сокращается. Онъ уже былъ окаймленъ большимъ пространствомъ сплошной тины, и, если во-время не пойдутъ дожди, крошкамъ на первыхъ же шагахъ предстоитъ опасная переправа по сушѣ.
Но было такъ же немыслимо ускорить высиживаніе, какъ вызвать дождь; и въ послѣдніе дни своихъ материнскихъ попеченій она, какъ этого боялась, видѣла передъ собой обширную равнину грязи на томъ мѣстѣ, гдѣ раньше былъ прудъ.
Наконецъ, птенцы вылупились. Маленькія фарфоровыя гробницы разбились одна за другой, выпустивъ на свѣтъ Божій каждая по маленькому дикому утенку: десять крошечныхъ пятнистыхъ, пушистыхъ комочковъ, десять маленькихъ подушечекъ изъ желтаго плюша, десять крошечныхъ золотыхъ бомбоньерокъ съ глазками изъ драгоцѣнныхъ камней, заключающихъ въ себѣ безцѣнную искру жизни.
Но судьба поступила такъ жестоко! Добраться до пруда было теперь для нихъ вопросомъ жизни и смерти. О! Отчего старое солнце не дозволило этимъ пушкамъ хотя бы три дня поплескаться въ водѣ, чтобы набраться силъ для такого страшнаго сухопутнаго путешествія? Мать обязана тотчасъ же разрѣшить эту задачу, или потерять ихъ всѣхъ.
Утята не нуждаются въ пищѣ въ продолженіе нѣсколькихъ часовъ послѣ того, какъ вылупились. Ихъ тѣльца поддерживаются питательнымъ веществомъ яйца, изъ котораго они вышли. Но, разъ оно истощится, они непременно должны ѣсть. Ближайшій прудъ находился въ разстояніи полумили.
Главный вопросъ заключался въ слѣдующемъ: могутъ ли крошки-утята выдержать такой долгій путь? Какъ они избѣгнутъ безчисленныхъ опасностей въ дорогѣ? Вѣдь всякая борзая собака, соколъ, ястребъ, лисица, ласочка, койотъ, тарабаганъ, бѣлка и змѣя одинаково будутъ считать ихъ своей естественной добычей.
Все это мать инстинктивно чувствовала, хотя и не умѣла ясно выразить; какъ только десять птенцовъ согрѣлись и оживились, она повела ихъ въ траву. Тамъ они карабкались, пищали, падали, стараясь проникнуть сквозь стебли травы, которая, какъ бамбуковый лѣсъ, преграждала имъ дорогу. Ихъ мать должна была однимъ глазомъ смотрѣть за десятью, а другимъ—за всѣмъ міромъ, такъ какъ ни у нея, ни у нихъ не было друзей. Безчисленныя живыя существа, которыя ихъ окружали, были либо враждебны, либо равнодушны.
Послѣ продолжительнаго ковылянья они взобрались на отмель, вошли въ тополевую поросль и тутъ присѣли отдохнуть.
Одинъ крошка, наравнѣ съ другими храбро прокладывавший себѣ путь, такъ ослабѣлъ, что трудно было разсчитывать, чтобы онъ достигъ пруда, этой далекой обѣтованной земли.
Когда они достаточно отдохнули, мать издала тихое, нѣжное «квэкъ», которое, несомнѣнно, означало «пойдемте, дѣточки»; и они опять пустились въ путь, карабкаясь черезъ вѣтки, тихо пища, если все шло благополучно, и издавая жалобный пискъ, когда они попадали въ чащу. Наконецъ они вышли на широкое открытое мѣсто. Итти было легко, но тутъ грозила большая опасность отъ ястребовъ. Мать долго сидѣла въ чащѣ, изслѣдуя небо со всѣхъ сторонъ, передъ тѣмъ какъ отважиться выступить въ открытое поле. Потомъ, когда убедилась, что враговъ нѣтъ, она приказала своей маленькой арміи направиться въ большую пустыню, имѣвшую около ста ярдовъ протяженія.
Крошки изо всѣхъ силъ старались поспѣть за ней, выпрямляя угломъ свои маленькія тѣльца и растопыря, точно руки, свои тоненькія крылышки.
Ей страшно хотѣлось сдѣлать за разъ весь переходъ, но она вскорѣ поняла, что это невозможно. Болѣе крѣпкіе изъ ея птенцовъ могли еще держаться, но другіе едва тащились, отставая каждый по степени своей слабости. Они теперь составляли цѣлую процессію, длиной болѣе двадцати футовъ, а самый слабый ковылялъ на десять футовъ позади.
Становился неизбѣжнымъ опасный привалъ на открытомъ мѣстѣ. Птенцы подбежали къ матери съ прерывающимся дыханіемъ, и она въ смертельной тревогѣ легла около нихъ, пока къ нимъ не вернулась способность итти дальше. Тогда она повела ихъ, попрежнему тихо шепча: «Не бойтесь, дорогіе!»
Они не прошли еще и половины пути къ пруду, а путешествіе уже сильно отозвалось на нихъ. Птенцы снова вытянулись въ линію, съ большимъ разстояніемъ между последними, замыкавшими шествіе, какъ вдругъ, низко летя, почти касаясь земли, показался большой болотный ястребъ.
— «Сквэтъ!»—прохрипѣла мать, Зеленое Крыло, и всѣ крошки растянулись на землѣ, за исключеніемъ отставшаго. Будучи слишкомъ далеко, чтобы услышать тихое предостереженіе, онъ продолжалъ ковылять. Огромный ястребъ спустился, схватилъ когтями и понесъ пищавшаго утенка, поднявшись надъ кустами. Бѣдная мать могла только въ нѣмой печали наблюдать, какъ кровожадный пиратъ безнаказанно и безъ всякаго сопротивленія уносилъ вдаль ея желтый пушокъ. Но все-таки нѣтъ—не совсѣмъ; потому что въ то время, какъ онъ направлялся на отмель пруда, гдѣ жила его шайка молодыхъ разбойниковъ, онъ неосторожно пролетѣлъ надъ кустомъ, гдѣ гнѣздился королекъ. Этотъ безстрашный маленькій воинъ съ боевымъ кличемъ взвился въ воздухъ, подавая сигналъ къ началу охоты. Пиратъ уносился вдаль, за нимъ несся королекъ; одинъ изъ нихъ огромный, тяжеловесный и трусливый, другой—маленькій, ловкій и безстрашный какъ герой. Они летѣли все дальше и дальше, а королекъ съ каждымъ взмахомъ крыла все ближе настигалъ врага. Они скрылись изъ виду, и голоса ихъ потонули въ пространстве.
Материнское горе Зеленаго Крыла, конечно, менѣе глубокое, чѣмъ человѣческое, было тѣмъ не менѣе очень искренне. Но ей приходилось неусыпно заботиться о девятерыхъ. Они поглотили всѣ ея помыслы. Она какъ только могла скорее укрыла ихъ въ кустахъ, и тамъ имъ нѣкоторое время дышалось свободнее.
Съ этой поры Дикая Утка рѣшила путешествовать подъ прикрытіемъ листвы. Более часа прошло въ мелкихъ тревогахъ и частыхъ остановкахъ. Теперь прудъ былъ недалеко, и слава Богу, потому что утята были совсѣмъ изнурены, ихъ крошечныя перепончатыя лапы были исцарапаны въ кровь, и послѣднія силы ихъ оставляли. Они передохнули подъ тѣнью послѣдняго высокаго куста, прежде чѣмъ переправиться тѣсной кучкой черезъ открытое мѣсто, неровную прогалинку среди тополей.
Для нихъ всегда осталось тайной, что смерть все время слѣдовала за ними по пятамъ. Красная лисица напала на слѣдъ маленькаго утинаго выводка. Ея острое чутье подсказало ей, что стоило ей пойти по указанному направленію, чтобы немедленно полакомиться. И вотъ она ловко и беззвучно кралась по ясно намеченному слѣду,—она ихъ даже видѣла. При обыкновенномъ ходѣ событій она очень скоро проглотила бы всѣхъ—и мать и птенцовъ; но иногда событія рѣзко отклоняются въ сторону отъ прямого пути. Она была такъ близко, что могла, если бы умѣла, пересчитать маленькихъ пѣшеходовъ, какъ вдругъ вѣтеръ донесъ до нея звукъ, заставившій ее остановиться, потомъ проползти нѣсколько шаговъ; при слѣдующемъ дуновеніи вѣтра она пустилась бежать безъ оглядки, стараясь скрыться не замеченной. И неминуемая опасность, вернейшая смерть, была отвращена невидимой силой, о которой даже чуткое материнское сердце дикой утки ничего не подозрѣвало.
Крошки, переваливаясь, шли за матерью, которая вела ихъ скорыми шагомъ по открытому пространству. Къ счастью, длинный заливъ пруда былъ совсѣмъ подъ рукою, нужно было только перейти дорожку, лишенную деревьевъ. Она радостно туда направилась, крича:—Идите, мои дорогіе!
Но—увы!—пространство безъ деревьевъ было дѣломъ рукъ человѣческихъ, называемымъ «проѣзжей дорогой». По обѣ ея стороны находились два глубокихъ безконечныхъ оврага, которые люди называютъ «колесными колеями», и въ первый изъ нихъ попало четверо изъ ея птенцовъ. Пятеро ухитрились выкарабкаться, но другая колея оказалась еще глубже и шире, и они тамъ застряли.
Боже, вѣдь это было ужасно! Крошки были слишкомъ слабы, чтобы оттуда вылѣзть. Колеи казались безконечными, и мать не знала, какъ имъ помочь. Всѣ они были въ отчаяніи, и въ то время, какъ она растерянно металась взадъ и впередъ, подбодряя ихъ и умоляя напрячь послѣднія силы, передъ ней внезапно предсталъ тотъ, кого она боялась всего больше на свѣтѣ,—смертный врагъ утокъ, большой, высокій человѣкъ.
Зеленое Крыло бросилась къ его ногамъ, затрепетала и захлопала передъ нимъ крыльями. Не для того, чтобы молить о пощадѣ! О, нѣтъ! Она только старалась, чтобы онъ повѣрилъ, что она ранена, и сталъ ее преследовать, а она тѣмъ временемъ уведетъ его отъ утятъ.
Но человѣкъ зналъ эту уловку и не пошелъ на нее. Вмѣсто того онъ посмотрѣлъ кругомъ и нашелъ девять пушковъ съ блестящими глазами, сидѣвшихъ въ глубокихъ колеяхъ и тщетно пытавшихся спрятаться.
Онъ осторожно нагнулся и собралъ ихъ всѣхъ въ свою шляпу. Бѣдныя крошки! Какъ они испуганно пищали. Бѣдная мать! Какъ она горько плакала о своихъ дѣтяхъ! Она знала, что всѣ они будутъ истреблены у нея на глазахъ, и въ порывѣ отчаянія билась о землю грудью передъ этимъ ужаснымъ великаномъ.
Потомъ безсердечное чудовище пошло на берегъ пруда, безъ сомнѣнія для того, чтобы глоткомъ воды запить проглоченныхъ утятъ. Онъ наклонился, и черезъ минуту утята уже свободно плескались въ водѣ. Мать вылетѣла на прозрачную поверхность. По ея зову утята поспѣшили ее окружить. Она и не подозревала, что этотъ чѣловѣкъ ея другъ; она не знала, что это то божество, одного присутствия которая было достаточно, чтобы прогнать лисицу и избавить ихъ отъ страшной опасности,—его племя слишкомъ долго преслѣдовало ея племя, и она продолжала ненавидѣть его до конца дней своихъ.
Ея первыми побуждениями было увести утятъ отъ него подальше. Она поплыла съ ними прямо черезъ весь прудъ, что было большой ошибкой, потому что тутъ-то она могла подвергнуть дѣтей нападенію другихъ, действительно опасныхъ враговъ. Тотъ же громадный болотный ястребъ увидалъ ихъ и сталъ спускаться, разсчитывая захватить въ каждую лапу по утенку.
— Спасайтесь въ камыши!—вскрикнула Зеленое Крыло; и всѣ они туда устремились, быстро работая маленькими лапками, насколько позволяла имъ это сильная усталость.—Плывите скорѣй! Скорѣй!—кричала мать. Но ястребъ былъ уже совсѣмъ близко. Несмотря на ихъ быстрый ходъ, онъ черезъ минуту долженъ былъ ихъ настичь. Они были еще слишкомъ малы и не умѣли нырять. Казалось, спасенія не могло быть, какъ вдругъ, въ то самое мгновеніе, какъ ястребъ нацѣлился, сообразительная мать окунулась и, зачерпнувъ воды и пустивъ въ ходъ лапы и крылья, изо всей силы обдала ею ястреба. Тотъ былъ пораженъ неожиданностью и поднялся на воздухъ, чтобы отряхнуться, а мать тѣмъ временемъ подбодряла дѣтенышей. Они, действительно, крепились. Но ястребъ опять нагрянулъ и опять былъ отраженъ потокомъ брызговъ. Три раза онъ налеталъ, и три раза она его окачивала, пока птенцы не укрылись въ гостепріимныхъ камышахъ. Свирѣпый ястребъ тогда набросился на мать; но она умѣла нырять и, въ послѣдній разъ разбросавъ брызги, легко скрылась подъ водой.
Она вынырнула въ глубинѣ камышей и тихо позвала: «квээкъ, квээкъ!» Девять усталыхъ крошекъ собрались около нея, и тутъ только они могли, наконецъ, спокойно отдохнуть.
Но это еще не все. Не успѣли они начать лакомиться личинками насѣкомыхъ, какъ послышалось отдаленное «пи-и-пи-и». Зеленое Крыло снова издала материнское «кве-э-э-э-э-к-къ». И сквозь осоку, перебирая ножками, какъ взрослый, важно выплылъ недостающей птенчикъ, котораго унесъ ястребъ.
Когти не причинили ему вреда. Доблестный королекъ перехватилъ ястреба надъ прудомъ. При первомъ ударѣ его клюва ястребъ закричалъ и выронилъ свою добычу; утенокъ невредимо упалъ въ воду и спасся въ камыши, гдѣ дождался матери и братьевъ. Тутъ они всѣ счастливо прожили на большомъ пруду, пока не выросли и не улетѣли на собственныхъ крыльяхъ.
