Алексей Михайлович, второй русский царь из дома Романовых, сын царя Михаила Феодоровича от брака с Евдокией Лукьяновной Стрешневой, род. 10-го марта 1629 г., вступил на престол 13-го июля 1645 г., ум. 29-го января 1676 г. В 1634 г. назначен был к царевичу дядькой Борис Ив. Морозов и в помощники ему Василий Иванович Стрешнев; тогда же назначены к царевичу 20 стольников, из которых иные надолго сохранили милость его даже когда он вступил на престол. Таковы Афанасий Матюшкин, любопытные письма к которому царя, касающиеся охоты, сохранились до нашего времени, и Василий Голохвастов. Учение царевича продолжалось с 1634 по 1637 г. Учился он букварю, часослову, апостолу, письму и пению церковному по октоиху, словом, прошел весь тогдашний курс. Остальное добавлялось тогда собственным чтением, и царь Алексей был одним из самых больших начетчиков своего времени. Замечательно, что Морозов, известный приверженностью к иноземным обычаям, одел, как царевича, так и весь штат его, в немецкое платье. В 1642 г. царевич был объявлен народу. Ему было только 16 лет, когда по кончине отца своего он вступил на престол. Ясно, что в первое время молодой царь не мог быть самостоятельным; делами правил Морозов, человек умный, сознававший необходимость преобразований, но своекорыстный и честолюбивый. Первой мерой Морозова было введение нового налога на соль, взамен некоторых мелких налогов, и разрешение продажи табаку, который был сделан монополией казны. Налог на соль вызвал ропот и был одною из причин последовавших смятений. В 1647 г. царь задумал жениться; из 200 девиц, собранных во дворец по тогдашнему обычаю, выбрана была дочь Рафа Всеволожского. Нашли случай обвинить ее в том, будто она страдает падучей болезнью и скрывает ее, за что Всеволожские были высланы из Москвы. Многие современники обвиняли Морозова в интриге, погубившей невесту; обвинение это как бы подтвердилось тем, что, когда в 1648 г., января 16-го, царь вступил в брак с Марией Ильинишной Милославской, Морозов через 10 дней женился на сестре ее Анне. Благодаря этому двойному браку, Милославский и родственники его, Трахониотов и Плещеев, получили важные назначения и проявили свое корыстолюбие; с ними народная молва соединила имена дьяка Чистого и гостя Шорина, обвиняемого в возвышении цены на соль.
Жалобы на них не доходили до царя, и потому 25-го мая жалобщики, окружив толпой царя, выехавшего на площадь, схватили его лошадь под уздцы и просили отставить Плещеева; царь обещался; но бояре начали бранить народ; толпа рассвирепела; чтобы остановить ее, Плещеева отправили на казнь; но бунтовщики убили его сами; убили также и Чистого, разграбили дом Морозова. На другой день волнение продолжалось; успокоил мятеж дядя царя, боярин Романов, обещанием выдать Трахониотова и Морозова; первый и был выдан, но Морозова отправили в Кирилло-Белозерский монастырь с письмом царя, предписывавшего беречь "своего приятеля". Скоро он был возвращен: Милославский, чтобы смягчить народ к Морозову, угощал выборных горожан; сам царь во время одного крестного хода произнес речь, в которой, сознавая вину Морозова, выразил желание возвратить его. Морозов возвратился, и влияния на дела не имел. Открывшиеся недостатки заставили подумать об их устранении: налог на соль уничтожили; табак, против которого существовало предубеждение, запрещен; а в 1649 г. уничтожена монополия англичан, вызывавшая жалобы русских купцов; англичанам позволено было приезжать только в Архангельск. Любопытно, что одною из причин этой меры выставлено было то, что англичане "государя своего Карлуса короля убили до смерти, за такое злое дело в Московском государстве быть им не довелось". 16-го июня 1648 г., по совету с патриархом и боярами, положено было составить Уложение. Работы по этому делу поручены были боярам: князю Никите Ив. Одоевскому, кн. Сем. Вас. Прозоровскому, окольничему кн. Ф. Ф. Волконскому и дьякам: Леонтьеву и Грибоедову. 3-го октября 1648 г. проект Уложения представлен был земскому собору. Такая скорость первоначальной работы, состоявшей в сведении судебников с последующими указами, Литовским статутом и Кормчею, объясняется (К. Д. Кавелин) тем, что главным источником Уложения послужили записные книги приказов. Собор, заседавший до конца января 1649 г., внес много нового в Уложение, что доказывается (Н. П. Загоскин) указанием на челобитные выборных людей. Любопытно, что статьи о Монастырском приказе, столь возбудившие против себя Никона, относятся к этому источнику. Составленное таким образом Уложение было подписано выборными и напечатано (точное время издания Уложения, по исследованию Н. П. Загоскина, неизвестно). Московские смуты отразились и на других городах: взволновался Сольвычегодск против сборщика податей и Устюг Великий против своего воеводы. Бунт в этих городах был усмирен легко; но труднее было усмирить старые вечевые города: Новгород и Псков, взволнованные тем, что правительство, не решившись выдать Швеции перебежчиков корелов, постановило заплатить за них хлебом во Пскове. Псковичи, смущенные слухами о том, будто царь находится под влиянием немцев, не хотели допустить вывоза хлеба (1650 г.). Воевода Собакин не оказал нужного такта, город взволновался; волнение распространилось на Новгород, где митрополит Никон принял слишком энергическую меру: проклял зачинщиков; за это бунтовщики ворвались в собор Софийский и избили митрополита. В Москву была послана челобитная. Пришло войско с кн. Хованским во главе; обещана смена воеводы. Новгород смирился; но во Пскове бунт еще не утихал; отсюда тоже послана была челобитная и вместе с тем письмо к боярину Романову с просьбою о допущении к суду воеводскому земских старост и выборных. В просьбе было отказано: "При предках наших", писали из Москвы, "никогда не бывало, чтобы мужики с боярами, окольничими и воеводами у расспросных дел были и впредь того не будет". Подошел с войском Хованский, прислан увещевать коломенский епископ Рафаил; созван был даже собор, которому предложен вопрос: что делать, если увещания не подействуют? Однако, удалось смирить бунт увещаниями, и даже "лучшие люди" перехватали зачинщиков и отправили их в Москву. В жизни царя Алексея Михайловича важное значение имеет сначала сближение, а потом разлад его с знаменитым Никоном. Никон, известный своим умом и благочестием еще патриарху Филарету, обратил на себя внимание царя, когда в 1646 г. приехал из Кожеозерской обители (бывшей в Олонецкой губернии) за милостыней в Москву. Царь оставил его в Москве, и он был поставлен архимандритом в Новоспасский монастырь, родовую усыпальницу Романовых. Вместе с тем, царь приказал ему еженедельно приезжать в дворцовую церковь и заведовать раздачей милостыни. В 1648 г. Никон посвящен был в митрополита новгородского. Отдаление несколько поколебало влияние Никона; быть может, даже слишком энергический образ его действий не особенно нравился; но в 1651 г. Никон снова утвердил свое влияние. По его мысли, перенесены были в Успенский собор тела Иова и Гермогена и решено было перевезти из Соловецкого монастыря св. мощи Филиппа; это дело поручено было митрополиту Никону с несколькими высшими сановниками. С Никоном послана была грамота к святому, заключающая в себе просьбу о прощении греха царя Иоанна. В этом случае последовали примеру Феодосия Младшего, пославшего такую же грамоту по случаю перенесения мощей Иоанна Златоустого. До нас дошло несколько писем царя к Никону во время этой поездки; из этих писем видно, что Алексей Михайлович советовался с ним не в одних духовных делах. Извещая о смерти патриарха Иосифа, царь сообщает митрополиту о том, как он сам переписывал имущество, оставшееся после покойного, передавая ему боярские толки: "Никогда такого бесчестия не было, что теперь государь выдал нас митрополиту"; выражает полную радость, что после смены дворецкого "слово его стало во дворце страшно". Словом, открывает перед Никоном все свои дела и помышления. Намеками ("обирать на патриаршество именем Феогноста", т. е. известного Богу) царь давал ему знать, что желает его на патриаршество. Когда Никон возвратился, ему предложили патриаршество; он отрекался; царь в слезах умолял его принять. Никон спросил, обратясь к боярам и народу: "Будут ли почитать его как архипастыря и отца и дадут ли ему устроить церковь?" Все клялись исполнить его желание, и Никон согласился. 25-го июля 1652 г. он поставлен в патриархи. Долго пользовался он полным доверием царя, который дал ему титул "великого государя" и звал его своим "собинным другом"; но обстоятельства, о которых будет сказано ниже, довели их до окончательного разрыва.
Между тем готовились события, которые должны были придать царствованию Алексея Михайловича особенное историческое значение и повести спор между Россией и Польшей к разрешению, последовавшему при Екатерине II: Малороссия восстала под предводительством Хмельницкого и готова была отдаться Московскому государству. Московское правительство издавна стремилось, между прочими своими целями, к возвращению древних русских областей, отторгнутых Польшей, и потому прочного мира между двумя государствами существовать не могло; споры порубежные, споры за титул всегда вели к жалобам и в случае нужды могли послужить достаточным предлогом к войне. Сверх того, в Польше находила приют большая часть самозванцев, все еще продолжавших появляться. Впрочем, в начале царствования Алексея велись с Польшей переговоры о союзе против крымцев, для чего знаменитый Адам Кисель приезжал в Москву; но переговоры эти кончились только оборонительным союзом. Подобного рода сношение было только случайностью, вообще же дипломатические сношения двух государств ограничивались взаимными жалобами. В Москве внимательно следили за событиями в Польше; но к войне приступали только в крайних случаях. Принимая перебежчиков из Польши (Остраница), московское правительство не решалось принять под свое покровительство казаков. Появление Хмельницкого усилило сношения между Украйной и Москвой; но московское правительство выжидало, опасаясь большой войны и стараясь убедиться в серьезности казацких предложений. Хмельницкий писал: "Мы желаем, чтобы государь был и ляхам, и нам государем и царем"; царские посланцы находили в народе полную готовность к соединению с Москвой. После поражения под Берестечком (в 1651 г.) Хмельницкий грозил в случае невмешательства напасть на Москву с татарами; посланцы московские слышали и в народе толки о необходимости подчиниться туркам, если Москва не поддержит их. Казаки начали переселяться в московские пределы: на пространстве от Путивля до Острогожска поселились казацкие слободы, впоследствии образовавшие слободские полки (Слободская Украйна); сам Хмельницкий со всем войском предлагал переселиться на Литовский рубеж Московского государства; но это предложение было отклонено. Вмешательство пока ограничивалось заступлением за казаков перед польским правительством, конечно, безуспешным, даже когда Хмельницкий указывал на то, что он получает приглашение от других государств, особенно от Швеции, и когда вопрос о соединении был решен. Попробовали еще раз послать в Польшу послов; поехали кн. Б. А. Репнин и кн. Ф. Ф. Волковский; но поляки отвечали гордо и даже на требование наказания тех, кто неправильно писал царский титул, отвечали требованием выдачи патриарха, поставлявшего священников в областях, уступленных Польше при Михаиле; о казаках же сказали, что их следует обратить в холопов. Эта мирная попытка была последней; к Хмельницкому послано было уведомление о приеме его в подданство, а в Москве собран собор для объявления неправды польского короля (1-го октября 1653 г.). Собор приговорил начать войну с Польшей. В декабре послан Бутурлин в Переяславль привести гетмана и все войско запорожское к присяге. 8-го января 1654 г. собралась в Переяславле рада, на которой войску предложено было избрать в покровители: короля, султана или царя. На речь гетмана казаки отвечали криком: "Волим под царя восточного православного! Лучше в своей вере умереть, чем ненавистнику Христову, поганому достаться". Войско присягнуло; хотели, чтобы Бутурлин присягнул за царя, но он твердо отказался. В Киеве митрополит с честью встретил Бутурлина, но едва согласился на то, чтобы присягнула его шляхта, Колебания его понятны: он боялся покушений подчинить его московскому патриарху вместо отдаленного константинопольского. В марте казацкие посланники Зарудный и Тетеря привезли в Москву статьи, на которых казаки соглашались на соединение. Приготовления к войне делались сильные: в Голландии и Швеции были закуплены мушкеты, в Голландии — порох; оттуда же были приглашены офицеры. Замечательно, что Алексей Михайлович счел нужным известить о войне короля французского и цезаря. Еще летом 1653 г. царь делал смотр войску на Девичьем поле и здесь, в общих выражениях, известил о возможности войны. 25-го октября он прямо объявил в Успенском соборе, что война начинается. В начале 1654 г. началось движение войск: первым вышел кн. Алексей Никитич Трубецкой, который должен был идти через Брянск в Украйну и там соединиться с Хмельницким; 18-го мая выступил сам царь, съездив предварительно помолиться к Троице и в Саввин монастырь. Это главное войско двинулось на Смоленск; боярин Вас. Бор. Шереметев отправился в Белгород охранять границу от крымцев; к Полоцку шел Вас. Петр. Шереметев; Хмельницкий отрядил наказного гетмана Золотаренко в Белоруссию. В этой войне московским войскам много помогло то обстоятельство, что народ везде стоял за них, а поляки ждали и в Белоруссии казацкой войны. К тому же и государь многих привлекал своею милостью: кто покорялся из шляхты, тот получал жалование; кто не покорялся, того отпускали. Дорогобуж, Белой, Невель сдались в несколько дней. 28-го июня государь стал под Смоленском, на другой день его поздравили со взятием Полоцка. Затем сдались Рославль и Мстиславль. Даже поражение, понесенное русским войском под Оршею, не остановило его успехов, ибо вскоре после того Радзивилл, теснимый войском, вчетверо многочисленнейшим, отступил к Неману и был разбит Трубецким близь Борисова. Золотаренко, овладев Гомелем, Быховым, Пропойском, соединился с царем под Смоленском. 23-го сентября сдался Смоленск. После этого царь возвратился в Вязьму. В Москве, между тем, свирепствовала язва, заставившая царицу и Никона удалиться из Москвы. Это бедствие многие приписывали нововведениям Никона; началось волнение в народе, но, к счастью, было непродолжительно; меры, принятые для пресечения заразы: остановка сообщений, устройство застав, засек, были неудовлетворительны по недостатку военной силы. Смертность в Москве и по городам была чрезвычайно велика; всего, как полагают, умерло в России до 700000 чел. В начале декабря мор прекратился. Между тем, Шереметев взял Витебск; Хмельницкий же действовал чрезвычайно медленно, а Золотаренко ссорился с царскими воеводами. Ранней весной 1655 г. царь снова выступил в поход. Велиж и Минск сдались. Кн. Як. Куденетович Черкасский, соединясь с Золотаренко, разбил Радзивилла и Гонсевского в полмили от Вильны, после чего город сдался (29-го июля). Вскоре сдались Ковно и Гродно. 3-го июля царь торжественно въехал в Вильну и принял титул государя полоцкого и мстиславского, а потом великого князя литовского, Белые России, волынского и подольского. Между тем, Хмельницкий и Бутурлин успешно действовали в Червонной Руси и Польше. Посреди успехов русских войск явилось новое неожиданное усложнение: Карл X, преемник Христины, задумал воспользоваться затруднением Польши и утвердить на севере господство Швеции. Он вступил в союз с курфюрстом Бранденбургским, желавшим прекратить свою ленную зависимость от Польши. В июле 1655 г. войска шведские вступили в Великую Польшу. В августе явился сам король, занял левый берег Вислы, потом взял Варшаву и Краков; Ян Казимир удалился в Силезию. Эти обстоятельства побудили Польшу искать мира или, по крайней мере, возможности задержать одного врага. Начались переговоры о перемирии. Посредничество к заключению мира принял на себя цезарь, для которого важно было, чтобы католическая Польша не уступила места протестантской Швеции: в октябре 1655 г. послы его, Аллегретти и Лорбах, явились в Москве. В ноябре царь возвратился в Москву. Тогда принято было посредничество цезаря и после приезда польского посланника назначен был съезд для переговоров. Шведскими послами, жившими тогда в Москве, указаны были неправды их короля: занял он города, уже прежне завоеванные русскими; с Данией завязались переговоры о союзе против Швеции. Несмотря на заявление Карла X, будто неприязненные столкновения начались против его воли, 17-го мая война была объявлена; но еще 15-го послан был Потемкин к Канцам (Ниеншанц, ныне Охта) и скоро взял крепость; 15-го июля сам царь вступил в Ливонию, 31-го был взят Динабург и назван Борисоглебском; взятый вскоре за тем Кокенгаузен переименовали Царевичевым Дмитриевым городом. 20-го августа царь осадил Ригу, но эта осада была снята, ибо разнесся слух, что Карл X идет на Ливонию. Взятием Дерпта окончились удачи русских в этой войне. Царь отступил к Полоцку, где и ожидал известий о ходе переговоров, начавшихся близ Вильны. С русской стороны уполномоченными были: кн. Н. Ник. Одоевский, кн. Н. Н. Лобанов-Ростовский и дьяки Дохтуров и Юрьев; с польской: Красинский, воевода полоцкий, и Завиша, маршалок великий. В то же время в места, занятые русскими, разнесены были грамоты, извещавшие, что царь не отказывается от вел. кн. Литовского. 24-го октября заключено при посредстве цезарских послов перемирие, которым положено: прекратить военные действия; до заключения вечного мира России владеть завоеванными местами; помогать друг другу в войне со Швецией; созвать для избрания Алексея Михайловича в преемники Яну Казимиру особый сейм, на котором должны быть уполномоченные от царя; унию уничтожить, дозволить свободное исповедание и православной, и католической веры. Царь был доволен этим договором; недоволен был Хмельницкий, который писал царю, что если бы велел он ему, своему верноподданному, идти на ляхов, "то и без посольских бы договоров будет он, великий государь, коруною Польшей и вел. кн. литовскому обладателем к московскому государству вкупе". Нетерпеливый и самовластный гетман под влиянием неудовольствия вошел в сношения с иностранными державами: со Швецией, Венгрией и даже Польшей. В начале 1657 г. он заключил договор с Карлом, по которому Украйна признавалась совершенно независимой, а Польша делилась между Карлом и Рагоци. Между тем в Польше началось религиозное движение против шведов-протестантов, и положение Карла X становилось затруднительным; Чарнецкий действовал против него с успехом; Ян Казимир ободрился. В Москве охладели к войне со Швецией; не охладел только воевода Царевичева Дмитриева города, Аф. Лавр. Ордын-Нащокин, этот просвещенный и умный дипломат, мечтавший о приобретении морского берега. Дела малороссийские становились все более и более запутанными, особенно по смерти Богдана (27-го июля 1657 г.). Гетманом еще при жизни Богдана был избран шестнадцатилетний сын его Юрий; но хитрый польский шляхтич Выговский, бывший писарем, успел устроить так, что, по смерти старого гетмана, его избрали в гетманы на то время, пока Юрий будет учиться. В Украйне в то время были две партии: большинство, простые казаки, искренно желавшие соединения с единоверною Москвою, и меньшинство, зачные казаки, желавшие обратиться в польскую шляхту и подчинить себе большинство. Выговский был представителем этой партий. Зная слабость Польши, Выговский искал себе опоры в союзе с Крымом. Когда это узнали в Москве, послали денег и запасов донским казакам и тем дали им возможность напасть на Крым. Между главными лицами казацкими нашлись противники Выговского; самым важным из них был полтавский полковник Мартын Пушкарь. Видя шаткость своего положения, Выговский должен был хитрить с Москвою; но в Москве знали положение дел, знали, что ни черни, ни запорожцев не было на избирательной раде и требовали новой рады, которая собралась в Переяславле; на этой раде тоже не было запорожцев; здесь московский посланец Хитров предложил послать в город московских воевод; Выговский оттянул переговоры об этом. Когда на этой раде Выговский был избран снова, он решился покончить с Пушкарем, который не шел на мирные соглашения; соединясь с татарами, гетман разбил и убил Пушкаря. В Москве все еще надеялись удержать Выговского и не принимали решительных мер, а между тем он заключил с Польшей Гадячский договор (в сентябре 1658 г.) которым Украйна присоединялась к Польше и Литве на основании полного равенства. Выговский продолжал притворяться даже тогда, когда его войска появились под Киевом и били отбиты. Измена Выговского оживила Польшу. Сделанное на сейме предложение об избрании царя в наследники Яна Казимира было встречено протестом епископов, требовавших от него принятия католицизма; новый съезд послов обоих государств кончился ничем: поляки требовали возвращения Литвы; война возобновилась. Кн. Ю. А. Долгорукий разбил и взял в плен Гонсевского при Варте; но Выговский, соединясь с ханом, разбил Трубецкого под Конотопом (27-го июня 1659 г.); в этом бою погиб цвет московской конницы; в плен взято 5000 чел. Слух о поражении взволновал Москву: начали укреплять город. Хан ушел и тем ослабил Выговского; собралась новая рада; выбрали Юрия Хмельницкого, который подчинился Москве на условиях, менее благоприятных, чем условия Богдана. Неустойчивость малороссийских дел побудила искать мира со Швецией: еще в 1657 г. заговаривали об этом со стороны Швеции, но комиссары съехались на Нареве (у Велиасара) в 1658 г. С русской стороны были кн. Прозоровский и Ордын-Нащокин. Заключено перемирие на три года с удержанием за Россией ее завоеваний в Ливонии (20-го декабря). В 1661 г. был заключен договор в Кардиссе (21-го июня) шведским послом Бентгорном и русским кн. П. С. Прозоровским: Россия уступила все свои завоевания. Иначе поступить было невозможно: Польша вела войну счастливо, а финансы царские были чрезвычайно запутаны. Поляки, уже обеспеченные оливским миром с Швецией (в апреле 1660 г.), надеясь на постоянные измены казаков, могли действовать энергично: на Волыни В. Б. Шереметьев, встретив Потоцкого и Любомирского у Любара, присужден был отступить к Чуднову, где несколько дней держался в укрепленном лагере и мужественно бился; но измена Хмельницкого заставила его согласиться на унизительный договор, по которому московские воеводы должны были очистить украинские города, а сам Шереметев остался заложником (23-го октября 1660 г.); но кн. Барятинский, стоявший под Киевом, и Чаадаев в самом Киеве, отказались исполнить этот договор, и Шереметев остался пленником в Крыму. В Москве встревожились этим известием; царь начал готовиться к отъезду в Нижний. Тем не менее, дела в Украйне были не так плохи: оказалось, что за царя вся левая сторона Днепра и Запорожье; правда, здесь появились три кандидата на гетманство: наказный гетман Самко, нежинский полковник Золотаренко и запорожский кошевой Иван Мартынович Брюховецкий, которые друг на друга жаловались в Москву. Польское же войско требовало жалованья и, не получая его, разошлось. Это обстоятельство помогло русским оправиться. Царское правительство поспешило выбором гетмана, ибо Юрий, оставленный поляками, начал с ним переговоры; к тому же, предпочтение одного соперника другому непременно повело бы к измене того, который был отстранен. Посреди постоянных смут и взаимных доносов московское правительство имело нужду в преданном человеке, который имел бы влияние и стоял вне партий. Таким человеком преимущественно могло быть лицо духовное; но не митрополит, ибо с вопросом о митрополите соединялся вопрос о подчинении его константинопольскому или московскому патриарху; поэтому, не признавая Дионисия, изменившего с Выговским, в Москве не могли и думать о новом митрополите. Выбор остановился на нежинском протопопе. Максиме Филимонове, известном своей преданностью Москве. Поставленный в епископы мстиславские (5-го мая 1661 г.) под именем Мефодия, он приехал в Малороссию, и когда собралась рада и был выбран Самко, Мефодий протестовал против этой рады потому, что на ней не было черни и запорожцев. Скоро заподозрили Самко на основании его родства с Хмельницким, который снова появился с крымцами, даже имел некоторый успех, но вследствие волнений в своем войске отдал булаву Тетере и постригся. Мефодий стоял за Брюховецкого, но окончательно спор решился уже в 1663 г. на черной раде в Нежине (18-го июля). Брюховецкий выбран гетманом, а враги его Самко и Золотаренко казнены. Пока в Малороссии шли смуты, в Литве и Белоруссии войска московские терпели поражения. Осенью 1661 г. Хованский был разбит поляками при Кушликах. Потеряны Гродно, Могилев, Вильна, где воевода кн. Мышецкий, оказавший героическое сопротивление, был казнен поляками. Повсюду русское войско терпело нужду от недостатка припасов и от финансового кризиса, выразившегося в выпуске медных денег. Все это заставило желать мира: в 1661 г. явились в Москву цезарские послы Августин фон-Мейерн (впоследствии барон фон-Мейерберг) и Орацио Кальвуччи с предложением посредничества. Царь отправил гонца в Варшаву с изъявлением готовности начать переговоры, но король, надеясь возвратить Малороссию, отклонил предложение. В 1662 г. послан был Ордын-Нащокин, которому доверено было уступить Смоленск и северские города, лишь бы только сохранять южную Ливонию. Но Ян Казимир предпочел лично вступить в Украйну, чтобы оружием приобрести выгодный мир. В октябре 1663 г. он перешел Днепр и прошел до Глухова, где потерпел неудачу и должен был отступить, хотя полководцы его, Чарнецкий и Ян Собеский, впоследствии король, успешно действовали в Малороссии; между тем кошевой Серко и стряпчий Косагов сдерживали татар. Брюховецкий и Ромодановский, после отступления короля, снова заняли некоторые города. Полоцк, Витебск и Динабург взяты были русскими воеводами. Все эти события, впрочем, мало подвигали дело к концу: в Украйне, кроме присутствия поляков и разделения войска на две стороны по течению Днепра, существовали еще иные причины несогласий: казаки косо смотрели на горожан; духовенство не желало подчинения Москве, ибо власть отдаленного константинопольского патриарха приучила главу его к самостоятельности; к тому же оно считало себя гораздо образованнее московского духовенства; затем царское правительство постоянно считало нужным ввести своих воевод во все малороссийские города, а Малороссия смотрела на это недоверчиво. Брюховецкий решился отправиться в Москву, где уступками надеялся создать себе твердую опору. Это понятно: запорожец, бывший слуга Хмельницкого, был представителем черни и настолько же склонялся к Москве, насколько шляхтич Выговский склонялся к Польше. В Москве (в сентябре 1665 г.) Брюховецкий согласился на назначение воеводы и даже сам потребовал назначения митрополита из Москвы: с местным, стоявшим за самостоятельность, он не ужился бы. В декабре он вернулся, получив сан боярина и женившись на дочери кн. Д. А. Долгорукова. Его призывали в Малороссию совершившиеся там события: место Тетери занял энергический, предприимчивый Петр Дорошенко, который, не надеясь на Польшу, занятую тогда восстанием Любомирского, и опасаясь московских порядков, неприятных для вождей Малороссии, решился поддаться туркам и с их помощью соединить под своей булавой всю Украйну. Мефодий известил царя и Брюховецкого о новой опасности. Приезд Брюховецкого был встречен в Малороссии нерадостно: города были недовольны его корыстолюбием и притязаниями на уничтожение привилегий, казаки — назначением воеводы из Москвы, а также и тем, что доходы Малороссии, которые по статьям Хмельницкого, должны идти на содержание войска, попадали в руки старшин, стремившихся обратиться в высшее сословие. Более всего недовольны были предложением назначить митрополита из Москвы. На это жаловался и Мефодий. Неудовольствие еще более возросло после заключения Андрусовского перемирия. Мир нужен был обеим сторонам: пересылались о нем с обеих сторон, и послы русские и польские съехались было в Дуровичах (близ Красного), но не сошлись в условиях (1664 г.). Любопытно, что один из русских послов, Ордын-Нащокин, подал царю записку, в которой указывал на то, что мир с Польшей необходим для того, чтобы обратиться против Швеции, для чего можно было, по его мнению, пожертвовать Малороссией, во царь на это не согласился. После новых пересылок, к которым Польшу побуждало восстание Любомирского, послы съехались, в апреле 1666 г., в деревне Андрусове. С русской стороны главным деятелем был Ордын-Нащокин, с польской — Юрий Глебович, староста жмудский. Переговоры затянулись до 13-го января 1667 г., когда заключено было перемирие на 13 лет. Польша получила Витебск, Полоцк, Динабург и всю Ливонию, а также правобережную Украйну; Киев на два года оставался за Россией; Запорожье состояло под покровительством обоих государств. Андрусовский договор, несмотря на свой, по-видимому, временный характер, заключил вековую борьбу с Польшей, которая уже не подымалась более в этом виде, и окончательно утвердил преобладание Москвы; но Украйну он не удовлетворил: ее более всего поразила уступка правого берега Днепра, особенно Киева. Дорошенке оставалось или подчиниться Польше, или вести с нею войну. Он решился на последнее, несмотря, на то, что из Москвы ему советовали не соединяться с "агарянами". С крымцами окружил он гетмана Собеского, вступившего в Украйну, и только отступление хана, вызванное нападением Серка на Крым, спасло поляков. Помирясь на время с поляками, Дорошенко не покидал, однако, надежды на соединение обеих половин Украйны. Недовольство андрусовским договором поддерживало его надежды. Ему удалось соблазнить самого Брюховецкого обещанием вручить ему булаву. Брюховецкий принял покровительство турок; на Украйне начались восстания; только в немногих городах оставались царские воеводы. Дорошенко торжествовал и, переехав на левый берег, приказал убить Брюховецкого; но, вызванный своими семейными делами в Чигирин, поручил войско Многогрешному, который перешел на сторону России и на раде в Глухове был избран гетманом (1669 г.). Дорошенко обратился к султану Магомету IV, который объявил Польше войну. Королю Михаилу Вишневецкому, выбранному после отречения Яна Казимира, султан послал грозную грамоту с требованием очищения Украйны. Вслед за грамотой турецкое войско вошло в Украйну и взяло Каменец-Подольский (1672 г.). Поляки спешили заключить буджановский мир, и хотя на следующий год Ян Собеский, избранный королем в 1673 г., возобновил войну и разбил турок у Хотина, но очистить от них польскую Украйну было трудно. Пользуясь тем, что поляки уступили Украйну туркам, в Москве совершенно изменили политику. Гетман Самойлович, занявший место Многогрешного, свергнутого по желанию старшин и отвезенного в Сибирь, в конце 1673 г. вступил в Заднепровье. Города сдавались ему один за другим, крымцы были разбиты, а Дорошенко заперся в Чигирине. В феврале 1674 г. старшины, отрекшись от него, присягнули царю; на раде, созванной кн. Ромодановским, Самойлович был провозглашен гетманом на обеих сторонах Днепра.
Тяжелая 30-летняя война требовала больших пожертвований от народа, казна была истощена. Сверх того, ограничение иноземной торговли уменьшило ввоз серебра. Средство облегчить положение найдено по совету Ф. М. Ртищева: выпущены медные деньги, которые должны были ходить наравне с серебряными. Так продолжалось до 1658 г., когда, после измены Выговского, в Малороссии, вследствие смут, поколебалось доверие к правительству; тогда деньги эти начали падать: на рубль приходилось наддавать по 6 денег. Падение курса шло быстро, и в 1665 г. на 1 руб. сер. приходилось давать 12 медью. Дороговизна настала страшная. К этому еще присоединилась выделка фальшивых денег, которую не остановили и строгие меры, ибо фальшивые монетчики давали взятки тестю царя Милославскому и в подделке монет участвовали даже головы, которым поручен был надзор за монетным делом. Народ начал роптать; появились на улицах бумажки с именем лиц, участвовавших в денежном деле. Нашлись люди, которые хотели снести бумажку к Милославскому; у них вырвали ее и торжественно прочли в церкви св. Феодосия на Лубянке. Из церкви толпа отправилась в Коломенское, где тогда был царь, с криком: "Милославского, Ртищева!" Царь вышел к народу. Ему показали письмо; он обещал разобрать дело, даже с одним из толпы "ударил по рукам". Толпа стала расходиться. В то время из Москвы шла вторая толпа, захватившая сына гостя Шорина, тоже подозреваемого по денежному делу. На дороге встретила она царя криком: "выдай изменников". "Я — государь, — сказал царь, — мое дело сыскивать и наказание учинить, кому доведется, по своему; дела так не оставлю, в том жена моя и дети порукою". Крики не унимались; стрельцы и придворные начали разгонять толпу; она разбежалась: кое-кто утонул, много было перебито и переловлено. Наказания были строгие, но составителя записки не нашли. В 1665 г. вышел указ оставить делать медные деньги и ввести опять серебряные.
Ко всем бедствиям, внутренним и внешним, прибавилась ссора царя с патриархом. Никон, любимый друг царя, по своему характеру должен был иметь много врагов. Гордый, самовластный, полный веры в свою власть, он не знал предела своей воле. С одной стороны, своими мерами для исправления книг и церковных обрядов он возбудил против себя приверженцев старины, а с другой — личным характером нажил много врагов. Враги Никона были и между людьми близкими к царю: Стрешнев назвал свою собаку Никоном; раздражен был против него и Романов; при дворе царицы благосклонно слушали защитников старины, видевших в Никоне нововводителя. Раздражение было обоюдное: Никон принимал энергические меры, а враги противопоставляли ему свое ожесточение, резко его осуждали, не останавливались и перед клеветою, иногда и несознательной. К тому же, Никон являлся противником Уложения и осуждал его при всяком случае. Продолжительное отсутствие царя, по справедливому замечанию Соловьева, усилило самовластие Никона, а с другой стороны царь в отдалении отвык от его влияния и многое в образе действий патриарха должно было его поразить, тем более, что жалобы и внушения шли с разных сторон. Трудно определить, когда начался разрыв; вероятно, это делалось постепенно: царь просто начал удаляться от Никона. Первым явным поводом к разрыву был обед, во дворце по случаю приезда грузинского царевича Таймураза (1654 г.). Никон не был приглашен, а окольничий Хитров ударил во дворце палкою патриаршего боярина, посланного разузнать, отчего это произошло. Никон написал к царю, царь не ответил, а между тем послал кн. Ю. Ромодановского сказать ему, чтобы он не назывался "великим государем". Раздосадованный Никон решился сложить с себя патриаршество. 10-го июля 1658 г., прочитав в Успенском соборе поучение Златоуста об обязанностях пастыря, он объявил, что он пастырь неискусный, а потому отказывается от сана. Написав письмо к царю, он сел ожидать ответа; пришли бояре и стали упрекать его за титул "великого государя". Три дня прожил Никон в Москве и, не дождавшись ответа, уехал в Воскресенский монастырь. Сюда явились к нему кн. Трубецкой и Лопухин с вопросом: почему уехал? — Уехал по болезни — отвечал он. Бояре намекнули, что можно выбрать другого патриарха. Царь все медлил, а взаимное раздражение росло: бояре сделали обыск в патриаршем доме; Никон был обижен, обижен был и тем, что крутицкий митрополит совершил "хождение на осляти". Оскорбление свое он выражал резко и тем еще усиливал неудовольствие. В феврале 1660 г. решено было созвать собор для рассуждения о выборе нового патриарха. Решили поставить нового патриарха, а Никона считать чуждым архиерейства, чести и священства. Это последнее решение основано на постановлении собора, созванного в IX в. по делу Фотия ("первовторой"). Епифаний Словенецкий, составлявший акт собора, признал вторую половину решения незаконной. Мнение его восторжествовало: Никон признан отрекшимся. Сам он требовал себе участия в постановлении; но и его желание, и постановление собора остались без последствий. В начале 1661 г. Никон вернулся в Воскресенский монастырь из Крестового, куда был удален в ожидании нападения Выговского на Москву. Здесь ждала его новая неприятность: монастырский приказ, управляемый его врагом, отдал землю, принадлежавшую монастырю, окольничему Боборыкину. Никон тщетно жаловался и потому решился прибегнуть к самоуправству: велел крестьянам сжать рожь на этой земле и свезти в монастырь. Боборыкин подал челобитную; крестьян позвали в суд. Никон написал царю резкое письмо. В эго время приехал в Москву митрополит Газский Паисий Лигарид, подвергшийся в отечестве запрещению и искавший убежища в России. Умный, образованный, но хитрый грек понял выгоду стать на стороне врагов Никона. Стрешнев написал ему вопросы по делу Никона, на которые Паисий отвечал тонко и изворотливо. На эти вопросы и ответы Никон составил свои замечания, любопытные для определения и его характера, и его иерархических стремлений. Скоро Паисию представился случай личного знакомства с Никоном: отчаясь в получении земли, присужденной Боборыкину, Никон проклял его; Боборыкин донес, что он проклял царя; наряжена была комиссия из членов духовных, в числе которых был Паисий, и светских. Комиссия вела себя неприлично: под благословение не подошли; говорили больше не о деле, так как Никон утверждал, что царя не проклинал; тоже подтверждали служки. Впрочем, члены комиссии ездили едва ли не за тем, чтобы раздражить Никона, чего и достигли: он наговорил много вредного для себя: "за такие обиды, — говорил он, — и теперь стану молиться: приложи, Господи, зла славным земли!". Паисий, теперь ставший открытым врагом Никона, предложил послать к восточным патриархам. Царь отвечал: "да, но дай мне немного подумать и посоветоваться с боярами". Бояре решили послать; письмо было доставлено из вопросов о царской и патриаршей власти, но без упоминания имени Никона. С письмом послан был грек Мелетий, приятель Паисия. Патриархи осудили поступки Никона, одобрили действия царя и решили, что местные архиерей могут судить патриарха; впрочем, и в ответе имени Никона не упоминается. Решено было при гласить патриархов приехать; на вызов отозвались двое: Паисий Александрийский и Макарий Антиохийский. Несмотря на эти переговоры, Никон не терял надежды на примирение; надежду поддерживал в нем сам царь, сказавший Воскресенскому архимандриту, что он смуте не верит и гнева на патриарха не имеет. Вот почему Никон нисколько не удивился, когда постоянный благоприятель его, Зюзин, известил его, что царь желает, чтобы он воротился в Москву и шел в Успенский собор. Но он все-таки не поехал, пока не получил второго письма. Так как Зюзин советовал Никону не говорить, что он призван царем, то Никон, явясь в собор, сказал, что имел видение. Неожиданное прибытие патриарха смутило всех, в особенности же царя; он послал за боярами и духовенством. Тогда Паисий восстал против приезда патриарха и послал сказать ему, чтобы ехал обратно. С досады Никон выдал Зюзина. Потеряв надежду на примирение, Никон просил не посылать к патриархам, обещал не вступаться в дела, когда будет выбран новый патриарх, и указывал монастыри, которые желал удержать за собой. Началась переписка по этому вопросу, даже собирался собор, но все осталось без последствий. Видя, что суда патриархов не миновать, Никон написать к ним письмо, которое было перехвачено. Патриархи прибыли 2-го ноября 1666 г. Паисий составил записку, чтобы ознакомить патриархов с делом. Суд над Никоном начался в декабре. Четыре заседания посвящены были обсуждению его действий, причем Никон вел себя гордо и с достоинством. В вину ему было поставлено, что он мешался в дела, неподобающие патриаршей власти и достоинству, предавал многих анафеме, погубил Павла Коломенского, и т. д. Постановлено было: лишив Никона сана, сослать его в Белозерский Ферапонтов монастырь (упразднен в 1798 г.). Царь нередко посылал ему подарки и приказал смягчить суровость заточения; перед смертью он послал просить у него отпустительной грамоты и в завещании испрашивал у него прощения. Никон, разрешив на словах, не дал грамоты, может быть, и оттого, чтобы она не считалась вынужденною у заточенного. В то время, как решалась участь Никона, поднят был вопрос о расколе. В феврале 1666 г. 9 архиереев признали правильным собор 1654 г. об исправлении книг и осудили всех отступников. То же подтвердили и вселенские патриархи в 1667 г. Первым важном убежищем раскола был Соловецкий монастырь, в котором еще в 1658 г. возникла смута по поводу новоисправленных книг. Сопротивление Соловецкого монастыря было так сильно, что правительство отправило против него войско (1668 г.); несколько раз монастырь выдерживал осаду и только в 1675 г. сдался воеводе Мещеринову. Более важным волнением по тому объему, которое оно приняло, и по тому значению, которое могло иметь, был бунт донского казака Стеньки Разина. Первый слух об его шайке относится к 1667 г. Он стал на буграх близь Паншина городка и отсюда сторожил добычу. Сначала ограбил он на Волге караван гостя Шорина; потом, перейдя с Волги на Яик (Урал), овладел Яицким городком и, выйдя с Яика в Каспийское море, разграбил персидские города. На возвратном пути в Астрахань (1669 г.) казаки принесли повинную и могли возвратиться на Дон. Здесь Разин набрал шайку из голутвенных людей и с ними в 1670 г. распустил слух, что идет против бояр, взял Царицын и Астрахань, перебил воевод, а жителям дал казацкое устройство. Взял он также Саратов и Самару и повсюду разослал своих агентов, которые появлялись в Москве и доходили даже до Белого моря; особенно успешно действовал он в нынешних губерниях: Тамбовской, Пензенской, Нижегородской. Первое поражение нанес ему кн. Барятинский у Симбирска, который вслед за тем усмирил восстание в соседних местах; затем другими воеводами усмирены и другие приволжские местности. Стенька снова пробовал поднять Дон, но здесь атаман Корнило Яковлев, составив сильную партию в пользу порядка, захватил Стеньку, который и был казнен в Москве (1761 г.). Скоро покорилась и Астрахань, где еще держались бунтовщики. Так еще трудна была борьба государства с анархическими элементами, которые находили себе простор в степях, населенных по большей части кочевниками, где города были редки, а ратных сил мало. Напряжение всех сил для осуществления внешних целей, неизбежных по самому положению Московского государства, усиливало брожение беглецами из разных мест. Впрочем, безустанная удаль казаков вела не только к разбоям; для нее находился и другой выход, полезный для государства: казаки с каждым годом все далее и далее проникали в Сибирь; искатели "новых землиц" доходили до Камчатки, промышляли рыбьим зубом на берегах Ледовитого моря, проникали в Манджурию. Из этих удальцов особенно известны: боярский сын Андрей Булыгин, якутский казачий десятник Михайло Стадухин, служилый человек Семен Дежнев, Ерофей Хабаров и приказный человек Онуфрий Степанов. Правительство пользовалось подвигами этих смельчаков, немедленно строило города и старалось укрепить за собой приобретенные земли. При Алексее Михайловиче возникли в Сибири Нерчинск (1658 г.), Иркутск (1659 г.), Селенгинск (1666 г.) и нек. др. В эту же эпоху подчинились власти царской калмыки, кочевавшие в Астраханских степях (1655 г.). Грузинские цари признали покровительство России, но, разумеется, только по имени. Крым был во враждебных отношениях; царь Алексей Михайлович усилил оборонительную линию от крымцев; защите этой границы много помогло переселение малороссов от польских притеснений в слободы нынешней Харьковской губернии. Отражая набеги крымцев, правительство наступательно действовало через казаков, раз только царская рать под предводительством кн. Каспулата Муциловача Черкасского проникла через Гнилое море во внутренность полуострова. Дипломатические сношения при Алексее Михайловиче принимают более правильный вид: в Москве появляются постоянные иностранные резиденты; иногда съезжалось несколько посланников, которые вели между собою переговоры; но вообще наша дипломатия занята была, главным образом, своими вопросами; за делами польскими и шведскими, о которых мы уже говорили, следовали сношения торговые. С этой стороны замечательны сношения с Англией, прерванные революцией и возобновившиеся после возвращения Стюартов. В 1663 г. кн. Прозоровский и Ордын-Нащокин ездили поздравлять Карла II с восшествием на престол. Вслед за тем прибыл в Москву гр. Карлейль, старавшийся, но безуспешно, о восстановлении торговых привилегий. Кроме европейских держав, посылались послы в Персию, Китай (Байков, Спафарий); была попытка завести сношения с Ауренг-Зебом (Великим Моголом). Во главе посольского приказа стояли Ордын-Нащокин (до его пострижения в 1670 г.) и Матвеев; замечателен дьяк Алмаз Иванов. В истории русского права царствование Алексея Михайловича замечательно преимущественно Уложением. Но этим законодательная деятельность не завершилась: вышли новоуказные статьи по делам уголовным, по суду над духовными, уставы: ратный, полицейский, корабельный и т. д. В управлении заметно усиление централизации: земские думы собираются более для формы; боярская дума часто обходится; получает особое значение приказ тайных дел (род государевой канцелярии, в которой сосредоточены разного рода дела); число приказов увеличивается; в областном управлении усиливается власть воевод. В финансовой системе сошное "письмо" заменено подворным, уничтожены некоторые внутренние таможенные пошлины, у англичан отняты монополий. В 1667 г. издан Новоторговый Устав, которым обеспечены обороты русских купцов; определены права и обязанности иностранцев; в 1667 г. заключен договор с армянскими купцами для торговли с Персией. Принимались меры для покровительства виноделию, горному делу, даже шелководству в Астрахани. В военном деле также введены некоторые преобразования: приглашены иностранные офицеры; заведены полки на европейский лад: конные (рейтарские) состояли из копейщиков, рейтаров и драгун, набирались из детей боярских и охочих людей всякого рода; пешие (солдатские) формировались из даточных крестьян. В 1647 г. вышла книга: "Учение и хитрость ратного строения пехотных людей" (перевод немецкой тактики Фронсберга, вышедшей при Карле V). К тому же царствованию относятся первые попытки основания флота: по мысли Ордын-Нащокина, построен в Деднове корабль "Орел" (1667 г.), сожженный Разиным.
Алексей Михайлович был полным представителем идеала московского царя, как его рисовали себе наши предки. Прежде всего он был набожен и строго исполнял религиозные обряды: в великий пост он обедал только три раза в неделю; не пропускал ни одного богослужения, часто вставал ночью и молился до утра. По праздникам кормил нищих; иногда сам отправлялся в тюрьмы и богадельни и лично раздавал милостыню; любил юродивых: так, особенно доверял он Василию Босому († в 1652 г.); в Вильну въезжал с ним какой-то старичок: предполагают, что это был тоже юродивый. Сердечность кроткого царя сказывалась во всех его отношениях: сколько любви в его утешениях кн. Одоевскому по случаю смерти его сына, или Ордыну-Нащокину по случаю бегства сына его Воина; сколько нежной заботливости о Морозове, Никоне; иностранцы (Рейтенфельс, Коллинз) хвалят милосердие царя: так, по рассказу первого, он остановил жестокое обращение грузинского царевича с его прислугою, а по рассказу второго — отверг предложение казнить беглецов с поля битвы, сказав: "это было бы жестоко: Бог не всем даровал равную храбрость". С милосердием царя соединялось правосудие: он выслушивал челобитчиков; говорят, что у его Коломенского дворца стоял ящик для опускания просьб; есть предание, что он часто не узнанный вмешивался в толпу. Чувство правды высказывается во всех его действиях и доходит иногда до тонкой деликатности: так, он не хотел взять ничего из вещей умершего патриарха потому, что был душеприказчиком. Во всем, даже в мелочах, как, напр., в соколиной охоте, царь любил порядок и строго взыскивал за его нарушение. Мягкость характера у Алексея Михайловича, как и у большинства людей мягких, соединялась со вспыльчивостью, скоро утихавшею. Так, он прибил за хвастовство тестя своего в заседании думы; известно его раздраженное письмо к кн. Ромодановскому. Лично он был очень деятелен: до нас дошло много бумаг, им писанных или исправленных; сохранившиеся письма его напечатаны. Письма его по большей части очень простодушны и редко замечается в них витиеватость. Это отличает его письма от писаний Грозного, в которых постоянно виден книжник. Мягкий всегда, царь легко подчинялся чужому влиянию; вспомним Морозова, Никона; но были вопросы, в которых он не уступал. Так он отверг предложение Нащокина, готового пожертвовать Малороссией из-за Ливонии. В частной жизни царя сказался его характер: он любил не оргии, как Грозный, а соколиную охоту, для которой составил свой "Урядник", рассказы "верховых богомольцев" (дворцовых нищих), да в последние годы театральные представления, которыми тешил его Матвеев. Вообще в эти годы, под влиянием своей второй супруги Натальи Кирилловны и Матвеева, царь допустил некоторые уклонения от старого быта, чему способствовали также его походы и появление при Дворе западнорусских ученых, из которых Симеона Полоцкого выбрал он наставником царевичей Алексей Михайлович был женат два раза: 1) на Марии Ильинишне кн. Милославской (род. в 1625 г., вст. в брак в 1648 г., января 16, † в 1669 г., марта 4); от нее дети: Дмитрий (род. в 1649 г., октябрь; † в 1651 г., октябрь), Евдокия (род. в 1650 г., февраль, † в 1712 г., март), Марфа, в монашестве Маргарита (род. в 1652 г., август, † в 1707 г., июль), Алексей (род. в 1654 г., февраль, † в 1670 г., январь), Анна (род. в 1655 г., январь, † в 1659 г., май), София, в монашестве Сусанна (род. в 1657 г., сентябрь, † в 1704 г., июль), Екатерина (род. в 1658 г., ноябрь, † в 1718 г., май), Мария (род. в 1660 г., январь, † в 1723 г., март), Феодор (род. в 1661 г., май, † в 1682 г., апрель), Феодосия (род. в 1662 г., май, † в 1713 г., декабрь), Симеон (род. в 1665 г., апрель, † в 1669 г., июль), Иоанн (род. в 1666 г., август, † в 1696 г., январь), Евдокия (род. в 1669 г., февраль, † в 1669 г., февраль); 2) на Наталии Кирилловне Нарышкиной (род. в 1651 г., августа 22, вст. в брак в 1671 г., января 22, † в 1694 г., января 26); ее дети: Петр (род. в 1672 г., мая 30, † в 1725 г., января 25), Наталия (род. в 1673 г., август, † в 1716 г., июнь), Феодора (род. в 1674 г., сентябрь, † в 1678 г., ноябрь).
Из общих историй России царствование Алексея Михайловича описано: в " Истории России" Соловьева, т. X, XI, XII; в "Повествовании о России" Арцыбашева, III, кн. VI; у Германа, в "Gesch. des russ. Staates ", т. III. Отдельные монографии: Берха, "Царств. Алексея Михайловича", СПб. 1831 г.; Медовикова, "Истор. значение царств. Алексея Михайловича", М. 1854 г.; Хмырова, "Царь Алексей Михайлович" ("Древн. и Нов. Россия" 1875 г., №№ 9—12). — Много сведений у Барсукова, "Род Шереметевых", т. III, IV, V. — Характеристики: у Забелина, "Опыты изучения русск. древн.", т. I, M. 1872 г.; у Платонова, "Ист. Вестн." 1886 г., № 5.; у Зернина, "Москвитянин" 1854 г., № 14 и "Библ. для Чт." 1860 г., № 12. Из первоначальных источников важнейшие: Котошихина, "О России в царств. Алексея Михайловича"; "Полн. собр. законов", т. I; "Собр. Гос. Грам.", т. IV; "Акты Арх. Эксп.", т. IV; "Акты зап. и юго-зап. России", т. III—ХII, XIV; "Акты Ист.", т. IV; "Доп. к Акт. ист.", т. Ш—VI; "Акты Зап. России", т. V; "Дворц. разр.", т. III; "Пам. дипл. снош.", т. III—V; "Пам. Киевск. комм.", т. III, IV; "Древн. Росс. Вивлиофика"; Тейнера, "Monum. Historiques", Rome, 1859; "Зап. слав.-русск. отд. Археол. Общ.", т. II; "Письма царя Алексея Михайловича", М. 1857 г.; — Крыжанича, "Русск. госуд. в ХVII в.", M. 1860 г. и др. Из иностранцев: Олеарий (перевод Барсова в "Чт. общ. ист." 1868 и 1870 г.); Павла Алепского о пребывании в Москве патриарха Макария "Travels of Macarius", L. 1829—30, извлечение в "Библ. для Чт." 1836 г., № 3, 4, в "Чт. общ. ист.", начат полный перевод; Мейерберг, русский перевод в "Чт. общ. ист. " 1873 г.; Лизек, извлечение в "От. Зап." Свиньина, ч. ХХХIII, XXXV; Рейтенфельс, извлечение в "Ж. М. Н. Пр." 1839 г., № 7; Карлейль, французский перевод в "Bibl. Elzivirienne"; Колинс, русский перевод в "Чт. Общ. ист.", год І, кн. І; Потоцкий, извлечение в "Северн. Арх." 1825 г., ч. XVII, XVIII Palmer, William. The Patriarch and the Tsar, 6 v., London, 1873—1875 (здесь — путешествие Макария, допросы Никона, Записки Паисия Лигарида) и др.