Скоропадский, Иван Ильич, гетман Малороссии (1708—1722 гг.). Родился в 1646 г., не ранее 28-летнего возраста поступил на службу писцом в войсковую канцелярию, присмотрел себе в Чернигове невесту из фамилии Полуботок (Пелагея Никиф.) и, женившись, остался здесь жить; писарем оставался никак не менее 10 лет. Особенно стал подвигаться С. по службе в гетманство Мазепы (1687—1708 гг.); около 1700 г. овдовел, вскоре женился во второй раз на Настасье Марковне (урожденной Маркович); был в то время уже генеральным бунчужным, а потом вскоре сделался генеральным есаулом. В 1706 г. С. назначен был стародубским полковником, получив в управление один из обширнейших и богатейших округов. На этом уряде С. оставался до конца октября 1708 г., когда, совершенно неожиданно, получено им было от гетмана Мазепы письмо, в котором последний приглашает его «покинуть враждебную власть Москвы, от многих лет во всезлобном своем намерении положившую истребить последние казацкие права и вольности» (письмо написано 30 октября, из Дегтяровки). Надо полагать, Мазепа надеялся на поддержку С., как своего протеже, которого он полюбил за скромность и услужливость, награждал и выдвигал по службе. Но С. не имел ни малейшего желания менять свое положение, которым он был очень доволен. Когда взятие Батурина (2 ноября) несколько сгладило тяжелое впечатление гетманской измены, тотчас же решено было приступить к выборам нового гетмана. 4 числа сам царь Петр отправился в Глухов, чтобы присутствовать на выборах. Более прав на булаву имел Апостол, миргородский полковник, но он только что вернулся от Мазепы и был «в подозрении», затем — черниговский полковник Полуботок, но последний казался опасным царю, как смелый и энергичный человек. Третьим кандидатом был С. Петр и остановил на нем свое внимание, зная его за человека слабохарактерного, ни в каком случае не опасного. Булава и не мечталась С.; он испугался своего избрания, отказывался, к чему склоняла его и жена, имевшая на него очень большое влияние. Однако, с 6 ноября С. стал гетманом.
В своем первом гетманском универсале С. приглашает всю Украйну быть верной Москве, не льститься дружбой шведов, которые, кроме того, что совсем чужды Украйне, даже и не соседи с ней. Вскоре после Полтавской битвы, 17 июля, С. подал царю статьи о Малороссии, где просил об утверждении прав, вольностей и порядков, доселе бывших в малороссийском войске, о том, чтобы великороссийские воеводы не вмешивались в городские и полковые дела, а присматривали бы только «за замками», расправы без малороссийской старшины сами не чинили, чтобы выведены были гарнизоны, помещенные в некоторых малороссийских городах, в частности о себе, как гетмане, просил, чтобы гетману слушаться одного только государя, указы получать только от его имени. Окончательные ответы на эти статьи даны были Петром в январе 1710 г. Много нового и неожиданного для гетмана было в этих ответах. В Киев назначался от правительства наместник — воевода князь Д. М. Голицын, в Глухове, подле гетмана, учреждалась должность «государева министра», особого чиновника, который должен был отвечать перед правительством за благонадежность гетмана и участвовать вместе с ним в управлении страной. Первым таким «государевым министром» при С. был назначен суздальский наместник А. П. Измайлов. Ему даны были в распоряжение великорусские полки, которые раньше находились при Мазепе. Измайлов жил мирно с гетманом, но в сентябре того же 1710 г. он должен был оставить свой пост, потому что сделал один нетактичный поступок — подписал вместе с С. увещательную грамоту последнего к запорожцам, среди которых начались волнения и беспорядки, сношения с изменниками. Нетактичность поступка заключалась в том, что Измайлов помешал гетману лишний раз выступить со своей показной самостоятельностью и притом в таком видном и безобидном случае. Гетман, узнавши, что Измайлова хотят сменить, просил тогдашнего канцлера Головкина, чтобы оставили Измайлова при нем по-прежнему, уверяя, что живет с ним согласно, доволен его благоразумными советами. Но Измайлов был отозван, а на его место назначены двое: думный дьяк Виниус и стольник Федор Протасьев. Присутствие при гетмане великорусских чиновников — одного, потом двоих, разумеется не могло не возбудить неудовольствие в Малороссии и не вызвать опасений за существующий порядок. Среди малороссийского войска пошли толки, что "министры, приставленные к гетману, не дают ему сделать шага свободного, всякое письмо гетмана осматривают, что гетман не станет долее терпеть такой опеки над собой и весной, в союзе с запорожцами и татарами, пойдет на Москву, жалели, при этом, что Мазепа не объявил о своем намерении всей старшине и людям посполитым… Эти слухи стали известны киевскому воеводе Голицыну, который еще в феврале 1710 г. писал о них канцлеру Головкину. В предупреждение предполагаемой измены Голицын советует всеми мерами стараться перессорить гетмана с полковниками и тем еще более обессилить гетманскую власть. «Когда народ узнает, что гетман такой власти не будет иметь, как Мазепа, то, надеюсь, будет приходить с доносами». О С. Голицын писал, что он «всякими способами внушает злобу на тех, кои хотя мало к нам склонны», и особенно не советует содействовать исполнению гетманской просьбы о том, чтобы дана была ему Умань: «ему Умани давать не следует, пусть живет со всеми своими делами у нас в середине, а не в порубежных местах». Ставилось, таким образом, препятствие к исполнению личной просьбы гетмана, несмотря на то, что сами «царские советники» сумели выпросить себе у С. маетности в изобилии (Меньшиков, Головкин, Шафиров). Голицын вообще не симпатизировал С. и с удовольствием всегда принимал клеветнические доносы на него. Гетман это знал и беспокоился. Канцлер старался успокоить его насчет нерасположения киевского воеводы и писал: «я писал к кн. Г., чтоб он ни из каких городов и мест регименту вашего никого не велел брать, не списавшись с вами и без согласия вашей вельможности, и ежели случится какое дело государственное, то делал бы согласно с вами; указом ему к вашей вельможности писать не велено. Как мы видим, что у вашей вельможности с воеводою киевским несогласно; однако ж царское величество на вашу верность есть благонадежен и безосновательным никаким доносам поверено не будет, в чем изволите, вельможность ваша, быть надежен». Из этих слов канцлера видно, как далеко заходил в своем недоверии и нерасположенности к гетману киевский воевода и как бессилен был гетман. Правительство, действительно, избегало случаев оскорблять гетмана, даже сослало в Архангельск знатного казака Забелу, старавшегося выставить в подозрительном свете поведение С.; но доносы продолжались. В мае 1713 г. гетман писал Головкину, что объят размышлением: от начала гетманства своего имеет несносные скорби от злобных и безбожных клеветников. Канцлер по-прежнему уверял его, что царское величество о верности его довольно известен. Вследствие донесений Протасьева в начале 1715 г. гетман получил царскую грамоту, в которой для пресечения произвола и злоупотреблений полковников своей властью предписывалось сократить их права, между прочим, в деле выбора ими старшин и сотников. Этот царский приказ оказал действие искры, брошенной в горючий материал; недовольство полковников своим гетманом усилилось и полковники между собой назначили нового гетмана Полуботка — рецепт Голицына осуществился, даже слишком: «нынешний гетман человек смирный, за Украйну стоять не умеет; кто ни нападет, все дерут… Не Мазепа — проклятый Иуда, а нынешний гетман проклятый, не стоит за Украйну, а москали ее разоряют». На полковников жаловались, что они разоряют простой народ, а они жаловались, что разоряют народ москали своими войсковыми поборами, а виноват во всем гетман, который по своей слабости все позволяет. Полковники отказывают гетману в повиновении: «они на него… обращают не много внимания» — писал Протасьев канцлеру в 1716 г. Вообще на гетмана не обращали внимание. С. принужден был жаловаться, например, на Меньшикова, который, не довольствуясь тем, что было дано ему гетманом после Полтавской битвы (Почеп, Ямполь) самовольно присвоил себе лишние участки земли и людей. Положение гетмана было более, чем незавидное. Под перекрестным огнем недоверчивых взглядов он не знал, что делать. В 1717 г. он выдал свою дочь за сына царского сановника П. А. Толстого. Сватовство со знатным лицом внушило С. мысль поднять свой престиж, прибегнуть к помощи своего нового родственника. Гетман прежде всего пожаловался свату на Протасьева: что он будто бы постарался другим отдать землю, которую гетман хотел взять себе. Протасьев в униженных письмах оправдывался перед сильным человеком и просил, чтобы его отозвали из Малороссии. Но уже трудно, невозможно было подняться гетману, хотя бы даже и при помощи сильных рук Толстого. Напрасно было трудиться восстанавливать то, против чего восстало само время: гетманство отживало свой век. Отживал свой век и С. Шестидесяти с лишком лет от роду он принял в свои руки гетманскую булаву, отказываясь, ссылаясь на свою дряхлость; немудрено, что теперь эта булава выпадала у него из рук. В 1722 г. С. собрал свои последние силы и бодрость духа, какая у него осталась, и вместе с гетманшей, окруженный свитой, едет в Москву поздравлять царя с Ништадским миром. Здесь был нанесен ему решительный удар, которого он не вынес. Гетмана встретили в Москве хорошо, но проводили плохо. Гостил он там около полугода. Эти полгода были эпилогом в жизни С. В последний раз он пытается быть гетманом — защитником интересов полусамостоятельной Малороссии, напоминает царю о «статьях», но в ответ получает 29 апреля указ об учреждении малороссийской коллегии, состоящей под председательством бригадира Вельяминова из шести штаб-офицеров украинских гарнизонов. Таким образом вместо одного чиновника при гетмане явилась целая коллегия. В ответ на жалобу С., что этим уничтожаются пункты Хмельницкого, Петр собственноручно написал: «Вместо того, как постановлено Хмельницким, чтоб верхней апелляции быть у воевод великороссийских, оная коллегия учреждена, и тако ничего нарушения постановленным пунктам… не мнить». С таким подарком С. отправился в конце июня домой и только успел доехать до Глухова. 3 июля его ве стало. Погребен он был в Глухове.
Соловьев, «История России». — Лазаревский, «Семья Скоропадских», «Исторический Вестник», 1880, VIII. — Тарасенко-Атрешков, «Очерки Украйны». — Н. Ханенко, «Диариуш, или повседневная Записка», «Чтения Моск. Общ. истории и древностей российских», 1858 г., кн. I. Здесь подробно описано время пребывания С. в Москве «со всеми оказиями и церемониями». — Переписка С. хранится в Военно-учебном архиве Главного Штаба; часть ее напечатана также в упомянутых «Чтениях Московск. Общ.». «Матер. военно-уч. арх. Главн. Штаба», т. І. — Судиенко, «Материалы для отечеств. истории», 2 т. Киев, 1853—54 гг. — Некоторые универсалы С. и другая его переписка напечатана в «Киевской Старине» 1885 и 86 гг., в «Собрании сочинений Максимовича», І т., в «Собрании южнорусских словесных памятников» Кульжинского и в изданиях временной комиссии для разбора древних актов при Киевском Генерал-губернаторе. — Иконников, «Опыт русской историографии», т. І, кн. 1, ст. 493—497 и по указателю.