Л. Б. Каменев[править]
Ревизия ленинизма[править]
Статья тов. Осинского [Статья Н. Осинского «Реформа Рабкрина или реформа центрального аппарата (к XII съезду РКП(б)», как и статья Л. Каменева, была помещена во втором выпуске «Дискуссионного листка» «Правды» 24 марта 1923 г.] характерна во многих отношениях, но первым и немаловажным ее достоинством нужно признать то, что статья эта может служить прекрасным образчиком бюрократического извращения и немарксистского трактования важнейших вопросов, поставленных последними статьями тов. Ленина. Если бы т. Осинский [Осинский Н. (Оболенский Валериан Валерианович) (1887—1938) — заместитель председателя ВСНХ СССР.] посвятил свою статью исключительно критике практических предложений тов. Ленина, его статья вряд ли могла бы привлечь к себе внимание: давно ведь известно, что у тов. Осинского имеется рецепт спасения партии и Советского государства. По собственному признанию тов. Осинского, этот рецепт имеет уже 4-летнюю давность и датируется с весны 1918 года. Тов. Осинский имел возможность предъявлять партии свои планы спасения в течение этого срока неоднократно, но с той же настойчивостью, с которой т. Осинский предъявлял свои практические рецепты, партия неизменно их отвергала.
Характерны и важны в статье т. Осинского поэтому не его практические рецепты, не раз уже обсуждавшиеся, а его попытка связать неприемлемые для него практические предложения т. Ленина с общей линией последнего, начиная с весны 1918 года. По выражению т. Осинского, грехопадение т. Ленина «берет начало с его апрельской речи 1918 года» и «идет непрерывной цепью» с той же злосчастной весны и до настоящего момента. Эта «старинная идея» тов. Ленина заключается, по словам тов. Осинского, ни в чем ином, как в том, что «хозяйственное строительство надо делать чужими руками, руками более культурной буржуазии или буржуазной интеллигенции». Тов. Осинский тут же сообщает: что касается лично его, т. Осинского, то ему «с настоящей идеей т. Ленина, несмотря на глубокое и искреннее уважение к т. Ленину, приходится полемизировать с 1918 года».
«Глубокого и искреннего уважения» к тов. Ленину со стороны тов. Осинского никто не заподозрит. Всем известно, что революционная работа тов. Ленина вколотила «уважение» к себе даже в головы людей глубоко чуждых марксизму и пролетариату, вроде, скажем, сменовеховца Устрялова [Устрялов Николай Васильевич (1890—1938) — русский политический деятель, кадет, публицист, один из идеологов сменовеховства. С 1920 г. в эмиграции, в 1935 г. вернулся в СССР.].
Но партия, несомненно, будет глубоко удивлена сообщением тов. Осинского о том, что с весны 1918 года тов. Ленин стремится передать хозяйственное строительство Советской Республики в руки буржуазии, и о том, как тов. Осинский с того же времени, испытывая «глубокое и искреннее уважение» к тов. Ленину, видит себя вынужденным оборонять русских рабочих и крестьян, а заодно и мировую революцию, от злокачественной «старинной идеи» тов. Ленина.
Но что же, собственно, в данный момент заставило тов. Осинского «оторваться от теоретической работы» и взять на себя труд напомнить партии, как тов. Ленин с весны 1918 года систематически проповедует зловредные идеи? Что заставило тов. Осинского взяться за перо, облачиться в бранные доспехи и вновь и вновь — перед фактом ленинских статей — предупредить партию, что сдавать «ключи от нашего партийного хозяйства» нельзя было ни в 1918 году, ни сейчас, несмотря на «старинную» тягу тов. Ленина к этому противоестественному преступлению?
В чем действительно заключается основная мысль последних статей тов. Ленина?
Уже первую свою статью о Рабкрине, напечатанную 25 января этого года [Речь идет о статье В. И. Ленина «Как нам реорганизовать Рабкрин». (Предложение XII съезду партии)".], тов. Ленин заканчивает указанием на классовые отношения в Советской России. «Главная задача ЦК и ЦКК, как и нашей партии в целом, состоит в том, чтобы внимательно следить за обстоятельствами, из которых может вытечь раскол (между рабочими и крестьянами. — Л.К.) и предупреждать их, ибо в последнем счете судьба нашей Республики будет зависеть от того, пойдет ли крестьянская масса с рабочим классом, сохраняя верность союзу с ним, или она даст „нэпманам“, т. е. новой буржуазии, разъединить себя с рабочими, расколоть себя с ними».
Тов. Осинскому, правда, это показалось недостаточно вразумительным, но здесь уже не вина т. Ленина, а вина той ваты конституционной (по-русски: либерально-чиновничьей) ограниченности, которой уши т. Осинского ограждены от восприятия глубочайших социально-политических проблем Советской России.
Но т. Ленин пошел навстречу тов. Осинскому: во 2-ой статье он подробно разжевывает ту коренную проблему, которая стоит перед ним и перед партией и в свете которой т. Ленин только и ставит вопрос о реформах Рабкрина, ЦК и ЦКК и т. д. «Мы стоим, — пишет т. Ленин, — в настоящий момент перед вопросом, удастся ли нам продержаться при нашем мелком и мельчайшем крестьянском производстве, при нашем разорении до тех пор, пока западноевропейские страны закончат свое развитие к социализму». «Какая же тактика, — продолжает т. Ленин, — предписывается данным положением дел (в России и в международном масштабе) для нашей страны? Очевидно, следующая: мы должны проявить в величайшей степени осторожность для сохранения нашей рабочей власти, для удержания под ее авторитетом и под ее руководством нашего мелкого и мельчайшего крестьянства».
«Нам следует, — разжевывает дальше т. Ленин, — нам следует держаться такой тактики или применять для нашего спасения следующую политику: мы должны постараться построить государство, в котором рабочие сохранили бы свое руководство над крестьянами и доверие крестьян по отношению к себе». Так стоит вопрос. И прав т. Осинский: для т. Ленина, а за ним и для всей партии так стоит вопрос не со вчерашнего дня, а с злополучной для т. Осинского весны 1918 года.
Именно с 1918 года, с 8-го съезда партии, как свидетельствует сам т. Осинский, он придумал рецепт спасения партии и государства при помощи точного распределения функций между государственным и советским аппаратами, при помощи реорганизации Совнаркома, изменения состава ЦК и т. п. в пределах конституционных реформ. Тов. Ленин в это время, вместо того чтобы принять к сведению великолепные конституционные формулы т. Осинского, придумывал специальные методы укрепления союза рабочих и крестьян на почве данной экономики страны, вырабатывал и испытывал методы привлечения к хозяйственному строительству спецов и учил «левых» коммунистов учиться хозяйствовать у буржуазных организаторов производства.
В проблему упрочения и укрепления Советской власти России т. Ленин вводит, сравнительно с весны 1918 г., три новых элемента, ибо эти три элемента созданы самой жизнью и было бы величайшей глупостью их не замечать или не принимать в расчет при построении политики и стратегии партии.
Первый элемент — замедленное движение пролетарской революции на Западе. Тов. Ленин прямо указывает на то, что «завершение развития Европы к социализму совершается не так, как мы ожидали раньше», и призывает рассчитывать на тот худой конец, если нам придется «обеспечить наше существование до следующего военного столкновения между контрреволюционным империалистическим Западом и революционным и националистическим Востоком».
Второй элемент — это выяснившийся на опыте нашего 5-летнего хозяйствования угрожающе медленный рост восстановления промышленности, отстающий от роста сельского хозяйства.
Мы едем, пишет т. Ленин, «на лошади крестьянской, мужицкой, обнищалой, на лошади экономии, рассчитанных на разоренную крестьянскую страну».
С тем бесстрашием мысли, которое неоднократно спасало партию и революцию, т. Ленин указывает, что пересесть с этой лошади на пролетарского рысака мы сможем «только тогда», если научимся «ценою величайшей и величайшей экономии хозяйства в нашем государстве» создавать сбережения («малейшие сбережения», пишет т. Ленин) и вкладывать их в развитие нашей крупной машинной индустрии.
И, наконец, третий элемент: опять-таки на опыте выяснившаяся и доказанная негодность нашего аппарата, негодность политическая, поскольку этот государственный аппарат является связующим звеном между держащим в своих руках власть пролетариатом и многомиллионным крестьянством; негодность экономическая, поскольку аппарат этот разоряет нас и поглощает те именно сбережения, на основе которых только и возможно восстановление промышленности.
Мы вступили в трудную эпоху рабочей страды: мы должны уметь продержаться годы до нового мирового кризиса, формы которого, вероятно, будут не те, которых мы ждали в 1918—1919 годах. Мы должны во что бы то ни стало удержать и укрепить доверие крестьянства, не имея покуда возможности использовать для этой цели ресурсы хилой промышленности. Мы должны научиться ездить на той лошади, которая дана нам всем социально-экономическим укладом Восточно-Европейской равнины. Мы должны особенно внимательно следить и особенно тщательно заботиться о тех аппаратах, органах и проводах, которые связывают город и деревню. Мы должны для этого как можно тщательнее и внимательнее заняться нашим государственным аппаратом и реорганизовать его сообразно политическим задачам величайшей трудности, стоящим перед нами. «Лишь посредством максимальной чистки нашего аппарата, посредством максимального сокращения всего, что не абсолютно необходимо в нем, мы в состоянии будем удержаться наверняка». Я предлагаю начать это последнее дело с того конца, который называется Рабкрином и Центральной Контрольной Комиссией. — Вот звенья мысли т. Ленина.
«Вот как я связываю в своих мыслях общий план нашей работы, нашей политики, нашей тактики, нашей стратегии с задачами реорганизованного Рабкрина. Вот в чем для меня состоит оправдание тех исключительных забот, того исключительного внимания, которое мы должны уделить Рабкрину… Вот о каких высоких задачах мечтаю я для нашего Рабкрина». — Так заканчивает т. Ленин свою статью.
Тов. Ленин не мечтатель. Я совершенно уверен, что в лексиконе т. Ленина слова: мечта, мечтание и мечтать — совсем редки. Когда я дочитал статью т. Ленина и дошел до этих заключительных строк, до слов о том, о чем мечтает т. Ленин, я вспомнил, как 20 лет тому назад подобная же фраза о мечте т. Ленина с неслыханной силой ударила в сердца партийных работников.
В 1902 г. в книге, которая создала эпоху в развитии нашей партии, т. Ленин, защищая план создания общероссийской рабочей газеты (двадцать лет тому назад масштабы и задачи были поменьше нынешних!), писал: «эта газета стала бы частичкой громадного кузнечного меха, раздувающего искры классовой борьбы и народного возмущения в общий пожар. Вокруг этого самого по себе очень еще невинного и очень еще небольшого, но… общего дела систематически подбиралась и обучалась бы постоянная армия испытанных борцов. По лесам или подмосткам этой общей организационной постройки скорее поднялись и выдвинулись бы из наших революционеров Желябовы [Желябов Андрей Иванович (1851—1881) — революционный народник, один из создателей и руководителей „Народной воли“, редактор „Рабочей газеты“. Организатор покушения на Александра II. 1 марта 1881 г. Повешен.] и из наших рабочих — русские Бебели [Бебель Август (1840—1913) — один из основателей и руководитель германской социал-демократической партии и II Интернационала. Борец против милитаризма и войны.], которые стали бы во главе мобилизованной армии и подняли весь народ на расправу с позором и проклятием России. Вот о чем нам надо мечтать! — „Надо мечтать!“ — написал я эти слова и испугался» (Н. Ленин. Что делать?).
Тогда т. Ленин «испугался» окриков оппортунистической ограниченности «самых пыльных углов» тогдашней партии. Не знаю, «испугался» ли бы теперь тов. Ленин грозных упреков за свои «мечты» об удержании и укреплении Советской власти путем союза с крестьянством, «сбережений» в целях восстановления крупной промышленности, «умения торговать», «учебы», радикальной чистки госаппарата и т. д. со стороны «истинных защитников пролетарской диктатуры». Их ведь теперь у нас немало.
Мы видели, как т. Осинский выступает в «защиту» рабочих и «ключей от нашего хозяйства», которые т. Ленин склонен передать под контроль и в руки буржуазных спецов.
Мы знаем, как анонимная платформа, цитируемая т. Осинским, весьма строго выговаривает т. Ленину за «крайне характерное и весьма опасное выступление (на XI партсъезде) против преклонения перед ролью рабочих в хозяйственном строительстве и против коммунистического чванства».
Мы знаем, как эта платформа, знакомая т. Осинскому, фактически проповедует ликвидацию партийной диктатуры под весьма левым флагом охраны партии и рабочего класса от соблазна «власти, как самоцели» в стране, в которой диктатура пролетариата неизбежно должна маневрировать и считаться с давлением крестьянской массы.
Кстати, разве не характерно, что для этой, видимо, хорошо знакомой т. Осинскому платформы с ее ликвидаторско-меньшевистской сущностью, прикрытой левыми фразами, не нашлось у него другой характеристики, как указание на неудачность одного из заключающихся в этой платформе предложений.
То, что тов. Осинский скромно считает «совершенно неудачным предложением», выражено в этой, небезызвестной т. Осинскому, платформе в следующих словах: «Центр тяжести работы партии и партийных учреждений должен быть перенесен из госорганов в самодеятельные организации трудящихся (профсоюзы, кооперативы, культурно-просветительные кружки и т. д.). Необходимо открыть действительный, широкий, беспрепятственный доступ беспартийным вообще, беспартийным интеллигентам и квалифицированным работникам в частности на все советские должности, в том числе и на выборные; речь в данном случае идет о том, чтобы уничтожить монополию коммунистов на ответственные места, лишить партбилет значения патента».
Разве одно это предложение весьма «левой» платформы, упрекающей т. Ленина в опасных, оппортунистических выступлениях, не показывает, что в известных кругах партии под весьма левым флагом развивается тенденция, ведущая к превращению партии из партии властвующей в кружок пропагандистов. Разве не характерно, что тов. Осинский усмотрел здесь только «совершенно неудачное предложение», просмотрев за этим не только «неудачным», но просто неумным предложением настроение и тенденции, ведущие к гибели и партии и Советской республики.
Разве под этим предложением так уже трудно заметить противопоставление советского государства и рабочего класса, противопоставление, которое ныне составляет основную идею меньшевизма и которое легко может принимать самую «левую», радикальную форму противопоставления классовых интересов пролетариата и едущего на мужицкой лошади советского государства, но которое от этого не становится ни на каплю менее вредным для партии и для развития революции.
Разве мы в первый раз слышим из «самых пыльных углов нашей партии» попреки в «крестьянофильском уклоне» и разве для партии, прошедшей уже 25-летнюю школу борьбы с самыми тонкими и искусными подделками под революционный марксизм, трудно будет установить ликвидаторскую сущность подобных настроений даже тогда, когда они гордо напяливают на себя так мало идущее к ним облачение «коммунистической реакции».
Разве, наконец, мы не должны быть благодарны т. Осинскому за то, что он этим неоформленным, а иногда не додуманным до конца настроениям придал достойную принципиального спора форму нападения на «старинную идею» тов. Ленина, «берущую начало в его апрельской речи 1918 г.», и на его выступления, «идущие непрерывной цепью» с этого времени и до последней его статьи?
Вам хочется напомнить, что — несмотря на «глубокое и искреннее уважение» — вы с 1918 г. предупреждали партию против попытки т. Ленина «передать хозяйственное строительство в чужие руки, в руки более культурной буржуазии, или буржуазной интеллигенции», против его стремления «передать им решающее влияние в нашей промышленности в целом», против недооценки т. Лениным роли рабочих в государственном строительстве, против сдачи выходцам из чужого класса «ключей от нашего хозяйства».
Что же, давайте спорить на этой почве.
Доказывайте, что в этом была с весны 1918 г. линия т. Ленина, а за ним и всей партии, а не в том, чтобы — трезво учитывая отсутствие твердой базы в разоренной промышленности и преобладающее значение крестьянского хозяйства в общей экономике страны — удержать и укрепить Советскую власть и диктатуру пролетариата путем завоевания доверия крестьян, путем быстрейшего ус-воения высших достижений буржуазной техники, путем сплочения партии не вокруг самой «левой» политики, а путем проведения такой политики, которая помогла бы пролетариату удержаться у власти в неслыханно трудных условиях разоренной крестьянской страны и замедления европейской революции.
Но что же сделал со всем этим кругом идей т. Ленина — т. Осинский?
Ему, которому пришлось со «старинной идеей» т. Ленина полемизировать с 1918 г., показалось неуместным проследить ту длинную цепь соображений, которые привели т. Ленина от общей мысли апрельской речи 1918 г. и брошюры «О левом ребячестве и мелкобуржуазности» к практическим предложениям о чистке госаппарата, о Рабкрине, ЦКК [ЦКК РКИ — РКИ (Рабоче-крестьянская инспекция) — наркомат, орган государственного контроля в Советском государстве в 1920—1934 гг. С 1923 г. действовал совместно с центральной контрольной комиссией (ЦКК) ВКП(б) как единый советско-партийный орган.] и ЦК.
Напомнив ошибки тЛенина, т. Осинский, этот любитель строгих конституционных форм, немедленно противопоставил мыслям т. Ленина, имеющего дело с громадными социальными пластами, рассчитывающего на миллионные массы, на отношения, определяющие сознание миллионов, свои очень чинные, очень тонко обструганные и вполне кабинетские мысли о том, сколько человек должно быть в Исполнительной Коллегии ЦК и сколько раз эта Исполнительная Коллегия должна заседать; сколько членов из этой коллегии должны состоять в то же время членами Совнаркома; сколько должно быть замов и на какой срок должен созываться ЦИК. "Было бы довольно нетрудно показать, что все технические нестроения нашего центрального аппарата, помимо нашей нищеты, проистекают из того, что обрисованная выше единственно рациональная конструкция не применяется (вследствие «чисто личных и случайных обстоятельств» — говоря словами т. Ленина), так заявляет т. Осинский.
Самолюбование своими юридическими формулами и «рациональными конструкциями» есть, как известно, отличительная черта любителей конституционализма — увы — не только в буржуазных странах!
Три словечка: «помимо нашей нищеты» — и кивок на «личные обстоятельства» вскрывают всю глубину мысли и рецептуры т. Осинского. А не зависят ли и технические и всякие другие нестроения (не о технических недочетах идет речь у тов. Ленина, а совсем, совсем о другом) не только от нищеты и «личных обстоятельств» (одно это сопоставление чего стоит!), но и от классового строения советской республики; и от того, что мы не сможем пересесть и, вероятно, еще долго не сможем пересесть с крестьянской лошади на промышленного рысака; и от вытекающей отсюда постоянной необходимости маневрировать, и от замедления революции в Европе, и от колебаний в наших рядах, болезненно переживающих переход от революционных праздников к революционным будням? И сможет ли все это быть покрыто «рациональной конструкцией» т. Осинского?
Всяческая «рационализация», конечно, необходима, и партийному съезду придется обсудить и состав, и количество членов ЦК, и количество его заседаний, и состав работников, командированных в Совнарком и т. д. и т. п. Но единственно чего, надо думать, партия не позволит — это под видом «рациональной конструкции» проводить линию политической ревизии ленинизма, каким бы флагом эта ревизия ни прикрывалась.