Рецензия на книгу Н. Троцкого (Гершензон)
| Рецензия: Н. Троцкий. Туда и обратно. Изд. «Шиповник». СПб. 1907. Стр. 123. |
| Опубл.: 1907. Источник: Вестник Европы. 1907. Кн. 10. С. 306-308 |
Имя автора этой книжки — еще у всех в памяти: бывший член петербургского Совета рабочих депутатов, он в январе настоящего года, вместе с 13 товарищами, быль сослан в Обдорск, но из Березова, не доезжая до места назначения, бежал и, добравшись на оленях до уральских заводов, благополучно — через Петербург — уехал за границу. Историю своей ссылки и бегства он и излагает в названной книжке, — излагает живо и просто, прекрасным литературным языком, но без особенной художественности. Кто читал великолепный рассказ о бегстве чрез Сибирь в «Воспоминаниях» Дебогория-Мокриевича, тому повествование г. Троцкого покажется слишком поверхностным. Оно лишено настроения; в нем, правда, нет сухости, и скромность, с которой автор описывает свое героическое бегство, подкупает читателя, но эта простота куплена ценою изобразительности и глубины. Это беспритязательный рассказ более о виденном, чем о пережитом, беглые записки о необычайном путешествии. В них много любопытного бытового материала. Автор забавно описывает, с какими предосторожностями их — Совет рабочих депутатов — везли в ссылку. Доехав до Тюмени по железной дороге, они двинулись дальше на лошадях. Стража на 14 ссыльных состояла из 52 конвойных солдата, капитана, пристава и урядника. Ехали крайне медленно, верст по двадцати в день; дело в том, что поверстный маршрута был составлен в Петербурге, в департаменте полиции, с таким расчетом, чтобы везти ссыльных только днем, во избежание побегов, и конвойное начальство, повинуясь этой инструкции, после положенного числа верст останавливало партию на ночлег, так что ехали всего три–четыре часа в сутки, остальное время стояли. Поезд состоял из 22 саней с 50 лошадьми; лошадей сгоняли издалека, а перегоны в тех местах короткие, в 10–15 верст; таким образом, остяку приходилось гнать свою лошадь верст за сто, чтобы провезти пару ссыльных на протяжении десяти верст, и так как время прибытия ссыльной партии заранее не было известно, то иной ямщик ждал ее на пункте недели две. Везли ссыльных, разумеется, с величайшими предосторожностями, доходившими до того, что им, например, не передавали полученные на их имя телеграммы, не позволяли и самим писать с дороги, не сообщали им, куда их везут, и т. д.; в Тобольске, где партия должна была простоять три дня, губернатор даже запретил добровольно следовавшим женам выйти из тюрьмы. И несмотря на все предосторожности, нескольким из этой партии, как известно, удалось бежать, частью в пути, частью позднее. Да и вообще, по словам автора, побеги политических в том краю — заурядное явление: «не бегут только ленивые»; из 450 ссыльных в одной части тобольской губернии осталось всего около 100. Это объясняется в значительной степени симпатией местного населения к политическим. Так, в большом торговом селе Самарове крестьяне отвели политическими бесплатно целый дом и подарили первым приехавшим туда ссыльным теленка и два куля муки. Лавки отпускают политическим товары дешевле, чем местным жителям, пароходы возят их даром. В маленьком селе Белогорье, Березовского уезда, при проезде той партии ссыльных, в которой находился автор, группа местных крестьян в складчину приготовила для них чай и закуску и собрала для них деньгами шесть рублей. И самому автору удалось бежать — и сравнительно очень легко — только потому, что за это взялся местный купец из сочувствующих. Впрочем, за последнее время уровень «ссылки», по свидетельству автора, сильно понизился, что не может не отразиться и на отношении к ней местного населения. В прежние годы ссыльные рекрутировались из сознательных элементов, из людей, входивших в революционные организации и, следовательно, стоявших, в умственном и моральном отношении на известной высоте; в последнем же два-три года, когда движение приняло стихийный, массовый характер, в ссылку попадают сплошь и рядом случайные люди, «бесшабашные представители ночной улицы большого города». И так, как, к тому же, наиболее сознательные люди бегут из ссылки, то остается в ней только серая масса, и при той круговой поруке, которою связаны морально все политические перед местными жителями, сознательными ссыльным приходится, конечно, не легко.
Описание бегства автора читается с захватывающим интересом. В этой поездка на оленях через тайгу и тундру на протяжении 700–800 весть под ежеминутным страхом погони есть что-то фантастическое. Можно быть разных мнений о той идее, которой служит г. Троцкий, но нет сомнения, что они весь поглощены ею и служат ей преданно. Он кончает свое предисловие такими словами: «Вся история — это огромная машина на службе наших идеалов. Она работаете варварски-медленно, с бесчувственной жестокостью, но она делает свое дело. Мы уверены в ней. И только в те минуты, когда ее прожорливый механизм поглощаете в качестве топлива живую кровь наших сердец, нам хочется крикнуть ей изо всех сил: — «Что делаешь, делай скорее!» Велик размах русской жизни! Этот человек, весь поглощенный своей идеей, — отдыхающий на своем неверном пути в жалкой остяцкой юрте, — это два полюса русской действительности.