Рим (Герсеванов)/ДО

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Рим
авторъ Николай Борисович Герсеванов
Опубл.: 1846. Источникъ: az.lib.ru(Из путевых впечатлений туриста).
Статья первая
.
Окрестности Рима. — Наружность. — Фонтаны. — Малярия. — Древний Рим. — Форум. — Храмы. — Материализм. — Литература. — Эпикуреизм. — Игры и зрелища. — Колизей. — Термы. — Пантеон. — Адрианов Мавзолей. — Стены. — Население древнего Рима.

РИМЪ.[править]

(Изъ путевыхъ впечатлѣній туриста).
Статья первая.
Окрестности Рима. — Наружность. — Фонтаны. — Маларія. — Древній Римъ. — Форумъ. — Храмы. — Матеріализмъ. — Литература. — Эпикуреизмъ. — Игры и зрѣлища. — Колизей. — Термы. — Пантеонъ. — Адріановъ Мавзолей. — Стѣны. — Населеніе древняго Рима.

Путешественники, въ-особенности поэты, съ грустью говорятъ о печальныхъ окрестностяхъ Рима, о безлѣсіи, запустѣніи ихъ, объ обширныхъ поляхъ, заглохшихъ, заросшихъ терніемъ и камышомъ, гдѣ изрѣдка попадаются въ сторонѣ груды камней, остатокъ моста, водопровода, древней дороги, или виднѣется вдали стадо воловъ, щиплющихъ скудную траву. Дорога, пролегающая по необработаннымъ полямъ, не оживлена; движенія очень-мало; рѣдко встрѣчается дилижансъ на тощихъ лошадяхъ, или пастухи верхомъ съ длинными заостренными палками. Все это, конечно, такъ: однако нѣтъ большой разницы между окрестностями Рима, — тѣмъ, что называется campagne de Rome, и прочими папскими владѣніями, почти та же дикость; и путешественника поражаетъ собственно не безлюдіе окрестностей, а то, что пустыня подходитъ къ самымъ воротамъ. Около другихъ столицъ, по мірѣ приближенія къ нимъ, виллы, мызы являются чаще, дѣятельность увеличивается, слышенъ шумъ, говоръ большаго населенія; задолго до городскихъ воротъ сплошной рядъ домовъ, становящихся съ каждымъ шагомъ больше, чище, богаче, означаетъ близость центра государства или области. Около Рима это замѣтно гораздо-меньше, и вотъ, вѣроятно, причина, почему окрестности его производятъ такое грустное впечатлѣніе. Вся часть дороги изъ Флоренціи въ Римъ, пролегающая по церковнымъ областямъ, а если вѣрить описаніямъ, всѣ Папскія-Владѣнія представляютъ то же запустѣніе; это огромная могила, въ которой погребенъ древній вѣчный Римъ.

Я въѣхалъ въ Римъ въ лучшемъ расположеніи духа, чрезъ тріумфальныя ворота del Popolo, воздвигнутыя по плану Микель-Анджело предъ площадью того же имени. Эта прекрасная площадь даетъ самое выгодное понятіе о городѣ, составляя одно изъ лучшихъ его украшеній. Впереди двѣ церкви одинаковой архитектуры; посрединѣ обелискъ, отъ котораго расходятся три главныя улицы; по сторонамъ сады, фонтаны, строенія; вправо таможня, такъ-что путешественнику, пока досматриваютъ его вещи, есть время любоваться прекраснымъ видомъ. Наслышавшись много о красотѣ Рима, который я такъ давно жаждалъ видѣть, зная его, любя заочно, получивъ при въѣздѣ самое выгодное о немъ мнѣніе, я думалъ, что coвременемъ онъ еще болѣе мнѣ полюбится, что я въ немъ заживусь, можетъ-быть, останусь надолго — и довольно-сильно ошибся. Надобно вымолвить правду: нѣтъ ничего печальнѣе Рима; весь городъ, древній, средній и новый, за исключеніемъ ватиканской части, есть не что иное, какъ обширная развалина въ вещественномъ и нравственномъ отношенія. Куда ни пойдете, на что ни взглянете, — все представляется въ видѣ старомъ; наружность города самая неблагообразная; ничто не радуетъ глазъ: у ли цы, даже главныя, узки и нечисты; на одномъ Корсо есть троттуары тѣсные, неудобные; фонарей очень-мало, да и тѣ горятъ тускло, такъ-что туристъ, привыкшій къ газовому освѣщенію въ другихъ столицахъ, имѣетъ право, не кривя душой, утверждать, что городъ вовсе не освѣщенъ; домы стары, мрачны, высоки; на Корсо, лучшей улицѣ, видны два дома, которые готовятся упасть и для предупрежденія несчастій подперты деревянными столбами. Во всемъ городѣ одно только новое или подновленное зданіе — изящный почтамтъ. Исключая двѣ-три улицы и площади, гдѣ кое-гдѣ замѣтна забота о чистотѣ, на всѣхъ прочихъ грязь и безпорядокъ доходятъ до высокой степени. По длинной, узкой и неснабженной троттуарами улицѣ, называющейся сначала Via Condotti, а послѣ перемѣняющей нѣсколько разъ имя, ведущей отъ Испанской-Площади къ Ватикану и всегда полной иностранцами, производятся всенародно всѣ работы, для которыхъ обыкновенно отводятся особыя мѣста въ отдаленныхъ частяхъ города. Здѣсь посреди улицы чистятъ лошадей, куютъ ихъ въ кузницѣ, изъ которой дымъ, за неимѣніемъ трубы, вылетаетъ на улицу; разводятъ огонь, стругаютъ доски, рубятъ дрова, пилятъ и тешутъ мраморъ, мѣшаютъ известь съ пуццоланскою землею; сверху на веревкахъ, протянутыхъ поперегъ улицы, развѣшано бѣлье для сушки… Можно вообразить, какая отъ этого нечистота и смрадъ. Полицейскихъ мѣръ нигдѣ не видно, хотя на каждомъ шагу встрѣчаются пѣшіе и конные солдаты. Въ городѣ, выстроенномъ по образцу древняго, нѣтъ или очень-мало дворовъ, и потому работы и дѣла, производящіяся обыкновенно внутри дворовъ, здѣсь отправляются на улицахъ и площадяхъ. Дворы въ дворцахъ и палаццахъ приличнѣе назвать портиками; они правильны, чисты, украшены колоннами, статуями и фонтанами. Отсутствіе дворовъ и общественныхъ гуляній въ Римѣ и другихъ городахъ Италіи объясняетъ, кажется, большое число хромыхъ, слѣпыхъ, калекъ и нищихъ, встрѣчаемыхъ повсюду въ этой землѣ: оставленныя безъ присмотра со стороны родителей, дѣти играютъ, рѣзвятся, проводятъ все время на улицахъ тѣсныхъ, душныхъ и подвергаются ушибамъ, разнымъ несчастіямъ, и пріучаются къ праздной, нищенской жизни. Въ этомъ отношеніи, какъ и во многихъ другихъ, Парижъ подаетъ хорошій примѣръ: Елисейскія Поля, тюльерійскій и палеруаяльскій сады съ утра до вечера наполнены дѣтьми.

Нечистота римскихъ улицъ не боится дождей; при мнѣ шли три или четыре раза проливные дожди, омывшіе улицы; не смотря на то, нечистота поражала непріятно на каждомъ шагу. Что жь бываетъ лѣтомъ, когда дожди рѣдки! Шумъ и движеніе на улицахъ утихаютъ совершенно вечеромъ; въ девять часовъ магазины давно заперты; вездѣ тихо и темно. Возвращаясь однажды изъ театра, я замѣтилъ, что всѣ шли серединою Корсо, а никого не было на троттуарѣ. Объясненіе этого обычая оказалось самымъ удовлетворительнымъ; быть ограбленнымъ или получить ударъ ножа въ бокъ поздно вечеромъ случается здѣсь не такъ рѣдко, чтобъ жители не брали противъ этого предосторожностей. Тотъ, кто идетъ по срединѣ улицы, менѣе подвергается нападенію разбойника, спрятаннаго за угломъ; онъ видитъ приближеніе подозрительнаго человѣка и можетъ приготовиться къ оборонѣ, тогда какъ еслибъ онъ шелъ по троттуару, невидимый ударъ ножа можетъ поразить его невзначай, прежде нежели онъ замѣтитъ убійцу и сдѣлаетъ малѣйшее движеніе для обороны. Я бывалъ иногда въ Римѣ у одного берлинскаго артиста, съ которымъ познакомился во время плаванія по Женевскому-Озеру; квартира его находилась въ лучшей части города. Въ первый разъ, какъ я пришелъ къ нему вечеромъ, онъ пенялъ, зачѣмъ не взялъ я фонаря и провожатаго. Лѣстница шла къ нему во второй этажъ длиннымъ корридоромъ, гдѣ сдѣланы были ниши для статуй. «Въ нишѣ» сказалъ онъ, «могъ быть спрятанъ человѣкъ, съ добрымъ намѣреніемъ зарѣзать или ограбитъ того, кто идетъ одинъ поздо по корридору».

Все это, вмѣстѣ взятое, скоро наводитъ сильную грусть, ведетъ къ мрачнымъ думамъ, усиливаетъ печальное дѣйствіе развалинъ всякаго рода, которыми наполненъ Римъ. Нельзя не согласиться, что вѣчный городъ представляетъ необыкновенную прелесть для нѣкотораго класса людей; за то онъ не нравится всѣмъ другимъ. Любителю старины, артисту, здѣсь обширное поле для дѣйствій; антикварій, архитекторъ, живописецъ могутъ прожить здѣсь нѣсколько лѣтъ, изучая любимый предметъ, и остаться даже на всю жизнь; ипохондрику, охотнику до развалинъ есть гдѣ бродить и мечтать. Но всякому другому здѣсь жить непріятно; разсматриваніе безсмертныхъ произведеній искусства не вознаградитъ его за неудобства всякаго рода, встрѣчаемыя на каждомъ шагу, и, осмотрѣвъ все замѣчательное, путешественникъ съ нетерпѣніемъ считаетъ дни и часы, чтобъ скорѣе выѣхать изъ Рима.

Изящные и многочисленные фонтаны, наслѣдіе древнихъ, краса новаго Рима, даютъ всѣ средства содержать городъ въ чистотѣ; ни одна столица, за исключеніемъ Лондона, и, можетъ-быть, Парижа, не имѣетъ столько воды въ своемъ распоряженіи. Красивѣйшіе фонтаны суть Треви и Павловъ. Фонтанъ Павловъ за Тибромъ, на высокомъ мѣстѣ, откуда прекрасный видъ Рима, -извергаетъ цѣлые потоки. Вода, впрочемъ, негодная для питья, проведена за пятьдесятъ-пять верстъ по водопроводамъ, устроеннымъ при Трянѣ. Предъ этимъ фонтаномъ случился съ шведскою королевою Христиною тотъ же анекдотъ, который разсказываютъ объ одномъ нѣмецкомъ принцѣ, принявшемъ ежедневное освѣщеніе Лондона за торжественную иллюминацію, сдѣланную но случаю его въѣзда въ столицу. Королева, видя вмѣсто обыкновеннаго фонтана, цѣлую рѣку текущую тремя потоками, и вообразивъ, что резервуары воды были заперты нѣсколько недѣль сряду, и краны вдругъ отперты при ея приближеніи, закричала: «довольно, довольно; благодарю васъ». Фонтанъ Треви, на тѣсной грязной площадкѣ, отличается изяществомъ и разнообразною красотой устройства. Вода проведена за восемнадцать столѣтій при Агриппѣ; нынѣшній видъ фонтанъ получилъ при папѣ Климентѣ XIII. Еще замѣчательны фонтаны на площади Навонской, и водометы среди колоннады Св.-Петра. Кромѣ того, множество другихъ поменьше на всѣхъ площадяхъ и предъ всѣми дворцами.

Фонтаны въ Римѣ устроены не для Чистоты и освѣженія воздуха, не въ-слѣдствіе дѣйствительной потребности многочисленнаго населенія, а для украшенія и чтобъ дать свободный стокъ водѣ, текущей по подземнымъ трубамъ, проведеннымъ еще при Римлянахъ. Кромѣ фонтановъ, теперь существующихъ, можно бы устроить нѣсколько другихъ, пользуясь древними водопроводами, которые тянутся въ раненыхъ направленіяхъ по пустыннымъ окрестностямъ Рима. Теперь водопроводы полуразрушены; трубы, съ ними соединяющіяся, засорены, и вода, просачиваясь въ землю, образуетъ лужи и болота: обильный источникъ лихорадокъ и другихъ болѣзней.

Къ неудобствамъ пребыванія въ Римѣ принадлежатъ разныя повальныя болѣзни, который порождаютъ сирокко, malaria и aria caltiva — мѣстныя названія для означенія зловреднаго воздуха, господствующаго въ тибрской-долинѣ лѣтомъ.

Древній Лаціумъ былъ хорошо населенъ и славился благорастворенностью воздуха; нынѣ совершенно-противное: лихорадки, горячки свирѣпствуютъ почти круглый годъ въ окрестностяхъ Рима, и особенно въ полосѣ, простирающейся до мора. Въ городѣ есть кварталы необитаемые, или гдѣ можно жить только нѣкоторое время года; мѣста около соборовъ св. Павла, св. Лаврентія и Іоанна Латеранскаго, стоящаго на возвышеній, опустѣли по причинѣ лихорадокъ, вѣчно тамъ господствующихъ. Жидовскій-Кварталъ, не смотря на отвратительную нечистоту низкое положеніе, Испанская Площадь, гдѣ исключительно поселяются иностранцы, не подвергаются лихорадкѣ.

Вопросъ, почему страна нѣкогда богатая и здоровая, будучи опустошена, становится вредною для новаго населенія, былъ разсматриваемъ неоднократно, и такъ важенъ, что имѣетъ право на все вниманіе ученыхъ медиковъ и папскаго правительства. Къ главнѣйшимъ причинамъ, почему окрестности многолюднаго и цвѣтущаго Рима, покрытыя нѣкогда безчисленными загородными домами, сдѣлались нынѣ необитаемыми, отнести можно: 1) засореніе водопроводныхъ трубъ каналовъ; вода, не находя истока, разлилась по окрестнымъ полямъ и образовала болота; 2) истребленіе деревьевъ; 3) разрушеніе зданій; гніющія между развалинами различныя вещества распространяли въ первое время вредные міазмы; и наконецъ упущеніе гигіеническихъ предосторожностей противъ климата, употреблявшихся прежними жителями. Можетъ-быть, есть еще другія причины, ускользнувшія до-сихъ-поръ отъ вниманія наблюдателей. Въ нынѣшнемъ состояніи Папскихъ-Владѣній, при бѣдности жителей и маломъ населеніи, нѣтъ никакой возможности устранить эти причины. Теперь Римъ и въ-особенности нѣкоторыя его окрестности пользуются репутаціею самаго нездороваго мѣста во всей Европѣ. Одинъ врачъ издалъ планъ окрестностей Рима, съ означеніемъ линіи уровня лихорадки; міазмы, поднимающіеся изъ земли, теряютъ злокачественность въ нѣкоторомъ возвышеніи; но не всегда такъ бываетъ, и мѣста высокія, неизвѣстно почему, дѣйствуютъ иногда на здоровье жителей губительнѣе низкихъ.

Римъ временъ царей, мало-извѣстный, баснословный, еще болѣе затемненный учеными розисканіями Нибура, хотѣвшаго все объяснитъ, не оставилъ по себѣ почти никакихъ вещественныхъ слѣдовъ. Отъ Рима республиканскаго, побѣдителя вселенной, лѣтъ тоже ничего въ цѣлости, а только развалины — Форума, темницъ, табуларія, и немногихъ другихъ зданій.

Любопытнѣйшія развалины древняго Рима, привлекающія особенное вниманіе всякаго, о которыхъ наиболѣе писали, суть, безъ сомнѣнія, Капитолій, — палладіумъ римской славы, отъ котораго рѣшительно ничего не осталось, — и Форумъ, гдѣ рѣшались важнѣйшія дѣла республики, подавались голоса для избранія сановниковъ, и ораторы говорили предъ собравшеюся народмою толпою. Мысль стремится сюда съ нетерпѣніемъ, въ надеждѣ найдти если не цѣлыя зданія, то по-крайней-мѣрѣ краснорѣчивыя развалины, -и не находитъ почти ничего. Низкое пространство между палатинскимъ и капитолійскимъ холмами покрыто обломками зданій, засыпано прахомъ аршинъ на пять и болѣе. Кое-гдѣ стоятъ три или четыре колонны, одинокія или вдѣланныя въ какую-нибудь церковь, и до половины засыпанныя землею. Недавно былъ здѣсь рывокъ для продажи скота и Forum назывался Campo Vaccino; теперь онъ переведенъ куда-то на другую площадь. Я глядѣлъ долго на эту кучу камней, превратившихся въ прахъ, и вся исторія державнаго города представилась мнѣ ясно въ главныхъ чертахъ своихъ. Какая ужасная исторія! Въ этомъ тѣсномъ пространствѣ заключалась участь міра въ-теченіе пятисотъ лѣтъ; каждый камень положенъ здѣсь въ память какого-нибудь великаго и безчеловѣчнаго событія; кровь, безпрестанно здѣсь проливавшаяся, тотчасъ омывалась слезами. Въ чьей головѣ родилась первоначально мысль, имѣвшая столь гибельное вліяніе на старый свѣтъ, что Римъ, едва-замѣтный разбойничій притонъ среди Лаціума, гдѣ обитало множество сильныхъ и воинственныхъ племенъ, долженъ покорить весь міръ? Плутархъ приписываетъ эту мысль Ромулу, завѣщавшему ее сенату и народу передъ смертью. Послѣднюю волю основателя Рима и на минуту сенатъ и терялъ изъ вида. Побуждаемый этою достойною проклятія мыслью, Римъ, для осуществленія ея, объявилъ вѣчную войну. Война была нормальнымъ его положеніемъ; отъ царствованія Нумы Помпилія до Августа, въ-теченіе шести или семи столѣтій, храмъ мира затворенъ былъ одинъ только разъ — послѣ первой пунической войны, и то на нѣсколько лишь месяцевъ. Долго Римъ велъ брань съ воинственными сосѣдями, соблюдая нѣкоторую умѣренность; потомъ завоевалъ Италію, и столкнувшись при первомъ шагѣ внѣ ея съ сильнымъ соперникомъ Карѳагеномъ, претерпѣлъ неудачи, силою воли восторжествовалъ надъ нимъ, и, тогда, увѣренный въ своихъ силахъ, устремился, какъ всеразрушающій потокъ, по всему міру, истребляя, грабя, наполняя его кровью. Тогдашнія войны не походили на нынѣшнія: съ тѣми, кто изъявлялъ немедленно покорность, Римъ поступалъ довольно-кротко; но жестокая участь ожидала дерзнувшихъ отставить свою независимость: царю, патриціямъ, народу, женамъ, дѣтямъ — никому не было пощады. Царь враждебнаго народа, попавъ въ плѣнъ, украсивъ тріумфъ побѣдителя, былъ предаваемъ смерти. Такъ поступилъ съ предводителемъ Галловъ, Версингеториксомъ, Цезарь, самый кроткій, самый великодушный изъ смертныхъ. Быть просто убитымъ считалось еще милостью; другіе не такъ счастливо кончали! Подлѣ Капитолія, въ небольшой часовнѣ, показываютъ отверстіе, гдѣ былъ спускъ въ извѣстныя мамертинскія теминцы: тамъ Югурта кончилъ бѣдственную жизнь свою. Ликторы сняли съ него одежду, и, не имѣя терпѣнія отстегнуть золотыя серьги, сорвали ихъ разодравъ уши, и бросили его въ темницу, гдѣ онъ шесть дней боролся съ голодною смертью. И по какому праву? по праву сильнаго! другаго права Римъ никогда не зналъ; онъ объявилъ ему воину, желая завладѣть африканскою провинціею. Югурту обвинили въ томъ, что онъ захватилъ престолъ, умертвивъ двоюродныхъ братьевъ; но у Африканцевъ не было закона о престолонаслѣдіи, и способнѣйшій изъ родственниковъ царя дѣлался его наслѣдникомъ. Участь, постигшая ІОгургу, ожидала Аннибала и Митридата: они предупредили ее самоубійствомъ. При покореніи края, знатныхъ и богатыхъ людей просто убивали; сильныхъ и храбрыхъ юношей сберегали для кровавыхъ увеселеній народа-царя; всѣхъ прочихъ жителей продавали въ вѣчную неволю. «Война, и горе побѣжденному!» вотъ итогъ всѣхъ рѣчей, замысловъ, дѣйствій Рима въ-теченіе семи-сотъ лѣтъ; ко всему прочему онъ былъ равнодушенъ; ни одна великодушная мысль, никакое человѣческое чувство не одушевляло его во все это время. Въ частныхъ исторіяхъ, въ школахъ и университетахъ твердятъ до-сихъ-поръ о добродѣтеляхъ римскаго народа. Гдѣ онѣ? я не вижу. Возьмемъ одинъ примѣръ изъ тысячи. Намъ указываютъ на Цинцината, слагающаго съ себя диктаторство, чтобъ взяться за соху. Тутъ не было никакого величія, ни добродѣтели, а была просто необходимость. Война производилась въ то время съ народами бѣдными и не могла обогатить полководца; не только золотой, даже серебряной монеты не было еще въ Римѣ; кромѣ земледѣлія, Римляне не знали другихъ занятій, ни торговли, ни мануфактуръ; жалованья отъ казны отставному полководцу не производилось, и Цинцинатъ долженъ былъ приняться за плугъ, чтобъ не умереть съ голода. Вникнувъ поближе въ обстоятельства времени, можно бы и другіе примѣры добродѣтелей народныхъ привести къ нулю. Я не вижу ни одной добродѣтели въ римскомъ народѣ , а великія страсти и способности: честолюбіе въ патриціяхъ, республиканскій патріотизмъ, доходящій до фанатизма въ плебеяхъ, то и другое развиваемые и управляемые необыкновеннымъ умомъ и постоянствомъ сената, вотъ въ четырехъ словахъ разгадка продолжительныхъ войнъ и успѣховъ римскаго народа. Республиканскій фанатизмъ замѣняетъ у него всѣ прочія качества и достоинства. Намъ съ-молоду такъ много толковали о добродѣтеляхъ римскаго народа, что любопытно знать, съ чего это взяли. Въ средніе вѣка, латинскій языкъ былъ господствующимъ языкомъ на всемъ западѣ: религія, науки, дипломація не знали другаго языка; всѣ знали по-латинѣ, занимай лисъ литературою Римлянъ, читали исторію и удивлялись ихъ подвигамъ, не понимая ихъ.

Какъ бы то ни было, а республиканскій фанатизмъ замѣнялъ имъ все, служилъ источникомъ добрыхъ и злыхъ дѣлъ; ему они приносили въ жертву самого-себя, отца, братьевъ, дѣтей. Горацій закалываетъ сестру за то, что она оплакиваетъ падшаго врага, милаго ея сердцу. Брутъ съ дикою поспѣшностью приноситъ двухъ сыновей въ жертву отечеству, какъ залогъ новаго порядка вещей. Они, конечно, были виновны; но отцу ли слѣдовало ихъ осуждать? Развѣ не могъ онъ предоставить другому роль судьи и палача? Манлій Торкватъ предаетъ казни молодаго сына, побѣдившаго, вопреки приказанію, въ единоборствѣ непріятельскаго военачальника. Регулъ безъ малѣйшей нужды и пользы жертвуетъ собой для будущихъ невѣрныхъ выгодъ отечества; и подвигъ его не только не возбуждаетъ никакого удивленія въ безпристрастномъ судьѣ, а кажется ему по-крайней-мѣрѣ необдуманнымъ: ничто не обязывало его ѣхать въ Римъ и говорить противъ мира. Преступленіе, или, если угодно, поступокъ втораго Брута, отцеубійцы, былъ столь же безполезенъ и необдуманъ. Чего хотѣлъ онъ? свободы? — она давно не существовала, и не могла существовать.

Лучшимъ тому доказательствомъ служатъ происшествія того замѣчательнаго дня: никто не хотѣлъ свободы; сенатъ разбѣжался, когда Брутъ сталъ приглашать его воспользоваться свободой; народъ, въ награду заговорщикамъ, сжегъ ихъ домы; самъ Брутъ потерялся и спрятался съ сообщниками въ капитоліи; властелиномъ Рима остался бѣдный трупъ Цезаря, именемъ котораго стали отдавать приказанія. Какъ ни великъ былъ фанатизмъ Брута, а совѣсть его наказала; смерть Цезаря повела къ новой междоусобной войнѣ, къ жестокостямъ тріумвировъ. Онъ это понималъ, и привидѣніе, явившееся ему въ палаткѣ ночью, наканунѣ рѣшительнаго сраженія, было просто — угрызенія совѣсти. Люди, жертвовавшіе первѣйшими чувствами природы при одной мысли о долгѣ, питавшіе къ республикѣ какое-то религіозное благоговѣніе, должны были рано или поздно восторжествовать надъ всѣми врагами.

Форумъ, не смотря на его необширность, заваленъ такимъ множествомъ остатковъ базиликъ, храмовъ, портиковъ и другихъ общественныхъ зданій, построенныхъ въ разное время, часто одни на развалинахъ другихъ, и разрушенныхъ по какимъ-нибудь причинамъ, что ученые до-сихъ-поръ несогласны въ наименованіяхъ, присвоенныхъ остаткамъ того или другаго зданія. Тріумфальныя арки сохранились хорошо. Объ этихъ аркахъ много говорятъ и пишутъ, а онѣ не важны или по-крайней-мѣрѣ неумѣстны. Форумъ возбуждаетъ живѣйшее любопытство, какъ свидѣтель буйной республиканской свободы, а до арокъ, воздвигнутыхъ раболѣпнымъ сенатомъ императорамъ, какое тутъ дѣло! къ-чему уцѣлѣла тутъ смарагдова колонна, памятникъ лести экзарха къ тирану Фокасу? она чистый нонсенсъ! Замѣчательнѣе прочихъ Титова арка, почти-разрушившаяся и недавно — возобновленная. Всего любопытнѣе въ ней барельефъ, изображающій святыню еврейскаго народа-священные сосуды іерусалимскаго храма; барельефъ много пострадалъ отъ времени, и, кромѣ подсвѣчника о семи свѣчахъ, немного можно на немъ разобрать. Это изображеніе — все, что осталось достовѣрнаго отъ знаменитаго соломонова храма. Священные сосуды, украсившіе тріумфъ Тита, хранились долго въ Капитоліи вмѣстѣ съ другими трофеями и, по разграбленіи Рима Вандаломъ Гензерихомъ, взяты имъ въ Африку; Велисарій, ниспровергнувъ Вандальское-Царство, перевезъ сосуды въ Константинополь, откуда какой-то императоръ возвратилъ ихъ Іерусалиму, но не Евреямъ, а христіанскому храму. Дальнѣйшая ихъ судьба неизвѣстна.

Форумъ Траяна отрытъ французами; но развалины его оказались ничтожными, ни къ чему не повели, ничего не объяснили ни въ историческомъ, ни въ архитектурномъ отношеніи. Колонна Траянова, которой база была засыпана, выиграла отъ-того, явившись въ настоящихъ размѣрахъ. Этотъ драгоцѣнный и любопытный остатокъ древности покрытъ прекрасными барельефами, изображающими подробности двухъ походовъ Траяна противъ Даковъ. Вмѣсто разрытія Форума, гораздо-лучше было бы устроить витую лѣстницу кругомъ колонны, чтобъ можно было разсмотрѣть чудесные барельефы.

Послѣ Форума, любопытнѣйшей безспорно развалины древняго Рима, важнѣйшія и лучше сохранившіяся суть: храмы, амфитеатры и термы. Палаты Цезарей представляютъ однѣ груды камней; отъ домовъ частныхъ лицъ и того не осталось; вѣтеръ занесъ ихъ прахомъ и заравнялъ мѣста, гдѣ они стояли. Это при первомъ взглядѣ доказываетъ, что въ Римѣ, какъ въ Греціи и Египтѣ, общественная жизнь была выше частной, и зданія, посвященныя пользамъ и удовольствіямъ народа, были несравненно-богаче, больше принадлежавшихъ частнымъ людямъ. Въ неизмѣримыхъ развалинахъ Ѳивъ, какъ въ Римѣ, стоятъ дворцы, храмы, отчасти хорошо сохранившіеся; а между-ними, тамъ, гдѣ были доны обывателей — нѣтъ ровно ничего. Совсѣмъ не то было бы съ нашими новыми городами, еслибъ рука времени или людей привела ихъ въ такое состояніе, въ какомъ находятся Римъ и Ѳивы. Въ Лондонѣ, будущій антикварій не безъ труда отъискалъ бы Церковь-св.-Павла или Вестминстерское Аббатство среди развалинъ частныхъ домовъ, свидѣтельствующихъ громадностью своею, что жители этого города были богаты, умны, образованы. Видя необъятныя развалины доковъ, мостовъ, богаделень, Колоссея, онъ долго не будетъ вѣрить, что они сооружены частными людьми, и, исполненный удивленія, поставитъ ихъ выше Римлянъ. Въ сравненіи съ общественными постройками, домы частныхъ людей въ Римѣ были малы, тѣсны, неуютны. Виллы, сколько можно судить по описаніямъ, были великолѣпнѣе.

Храмы, кромѣ Пантеона, не отличаются ни величиною, ни изяществомъ. Многіе изъ нихъ сохранились довольно-хорошо, по-крайней-мѣрѣ столько, что можно составить ясное понятіе о ихъ величинѣ и расположеніи; храмы Весты въ Римѣ и Тиволи, храмъ Фортуны, остатки ихъ въ Форумѣ и другіе свидѣтельствуютъ о томъ. Своды храма мира на Форумѣ огромны; но неизвѣстно въ точности, былъ ли это храмъ мира, или базилика Константина, или другое зданіе; во всякомъ случаѣ это постройка временъ послѣднихъ императоровъ.

Самые большіе, прочные, великолѣпные остатки древняго Рима, суть зданія, посвященныя общественнымъ удовольствіямъ, амфитеатры и термы. Какъ объяснить это? Римляне были исключительно народъ воинственный; во все время существованія республики, битвы не умолкали. Умная политика, постоянство сената, покорили наконецъ весь извѣстный міръ; сокровища Греціи, Малой-Азіи, Африки, стеклись въ стѣны владычицы свѣта; нравы измѣнились; изъ среды патриціевъ возвысились люди съ честолюбіемъ, дарованіями, захватившіе верховную власть и отнявшіе у народа его мнимую буйную свободу. Чѣмъ замѣнить ее, чтобъ онъ остался покоенъ? Народъ грубъ, необразованъ, безъ религіозныхъ понятій, безъ всякаго сочувствія къ изящному; народъ, однимъ словомъ, имѣетъ всѣ добрыя и дурныя качества простаго солдата. Отслуживъ свое время, состарѣвшись, разбогатѣвъ, разлѣнившись, солдатъ на покоѣ предается грубому матеріализму, находитъ удовольствіе въ однихъ физическихъ наслажденіяхъ. То же сдѣлалъ и инаго не могъ сдѣлать народъ римскій. Кажется, это не парадоксы, а дѣйствительно такъ было: отличаясь преимущественно горячею любовью къ отчизнѣ, переходившею за предѣлы благоразумія и обратившеюся въ жесточайшій политическій фанатизмъ, Римляне были равнодушны ко всему, что прямо до него не относилось; у нихъ не было настоящаго религіознаго чувства, какъ у Египтянъ и Евреевъ, — республика была ихъ божествомъ, ни поэтической жизни и воображенія Грековъ, жившихъ въ мірѣ фантазіи: слѣдовательно, не могло быть полной литературы; еще менѣе они способны были къ торговой дѣятельности Карѳагенянъ. Кромѣ земледѣлія, всѣ искусства и ремесла, предоставленныя рабамъ, были въ совершенномъ пренебреженіи. Какое религіозное чувство могло быть въ республикѣ, которая послѣ каждой войны, а за войною дѣло не стояло, включала въ число своихъ боговъ божества побѣжденныхъ народовъ и такимъ-образомъ нѣсколько разъ обновляла свою миѳологію? вѣрованіе въ египетскія божества было неоднократно изгоняемо и опять возстановляемо въ Римѣ. Въ самое цвѣтущее время добродѣтелей въ республикѣ, консулъ Клавдій Пульхеръ бросилъ въ море, въ виду всего флота, священныхъ цыплятъ, нехотѣвшихъ предъ начатіемъ битвы принимать пищи, сказавъ: «коли не хотятъ ѣсть, пусть же пьютъ». Цицеронъ говорилъ, что въ его время два авгура стыдились другъ друга, когда встрѣчались.

У солдатъ, ведшихъ безпрестанную войну, обязанныхъ служить до шестидесяти-лѣтняго возраста, проводившихъ остальное отъ службы время на Форумѣ, не могло быть другой литературы, кромѣ той, которая непосредственно относилась въ политической ихъ дѣятельности; у нихъ могли процвѣтать только исторія и краснорѣчіе. Великіе ихъ дѣеписатели, одушевленные дивною историческою судьбою республики, описали дѣянія предковъ и оставили неподражаемые образцы слога и искусства изложенія; къ сожалѣнію, книги ихъ растеряны и далеко неполны. Ораторы, бывшіе всегда государственными людьми, говорили на Форумѣ о выгодахъ отечества, о войнѣ, которую слѣдовало объявить, предлагали новые законы, обвиняли враговъ, защищали друзей, не заботясь о томъ, чтобъ передавать свои блестящія импровизаціи потомству, за исключеніемъ Цицерона, думавшаго безпрестанно о литературной славѣ. Поэзія Римлянъ была гораздо-ниже ихъ прозы, далеко не достигла блеска, всеобщности, богатства поэзіи Грековъ и походила за исторію. Виргилій хотѣлъ льстить народу, облекая въ гладкіе; холодные стихи преданія о происхожденіи Рима; неудачная поэма Лукана была исторіею украшенною, изложенною стихами. У Римлянъ процвѣла и развилась роскошно одна поэзіи — чувственная, одна философія — эпикурейская. Національными поэтами были Катулъ, нѣжный Овидій, воспѣвшій прекрасными стихами соблазнительные подвиги боговъ и искусство волочиться, Лукрецій, Луціанъ, осмѣявшій боговъ въ своей поэмѣ и умный, разсудительный Горацій, котораго, не знаю на какомъ основаніи, Фридрихъ Шлегель въ своей «Исторіи Литературы» пожаловалъ въ пламеннаго патріота, глубоко скорбящаго въ душѣ о потерѣ свободы и для разсѣянія предавшагося удовольствіямъ и стихотворству. Эта глубокая скорбь не мѣшала ему вести самую праздную эпкурейскую жизнь, быть къ милости у знатныхъ, льстить умно и тонко Цезарю, воспѣвать его царствованіе счастіе, дарованное имъ міру. Ни одна литература не носитъ на себѣ такого сильнаго отпечатка народнаго характера, какъ римская, непроизведшая ни одного ученаго, ни одного философа, кромѣ Цицерона, старавшагося безъ успѣха пересадить греческую философію за итальянскую почву. Кромѣ исторія, краснорѣчія и чувственной поэзіи, достигшихъ у Римлянъ полнаго, самобытнаго развитія, во всемъ прочемъ, въ наукахъ, искусствахъ, изящныхъ художествахъ, словесности, философіи, драмѣ, они были рабскими копистами Грековъ; архитекторы, ваятели была почти всѣ Греки; лучшія статуи, найденныя въ Италіи: Леоновъ, Геркулесъ Фарнезскій, Венера Meдичейская, Фарнезскій Волъ, изваяны Греками. Народной комедіи у Римлянъ не могло быть, потому-что не было общества, и въ греческихъ подражаніяхъ Плата и Теренція женскія лица суть рабыни; но странно, удивительно, что у нихъ не развилась трагедія; кажется, для этого не достало у нихъ воображенія, и весь ужасъ, все величіе героическихъ временъ перешли въ лѣтописи. Ни одна исторія не представляетъ такихъ богатыхъ драматическихъ элементовъ. Новые писатели черпали тамъ щедрою рукою и оставили многое нетронутымъ: на французской сценѣ явились Горацій, Лукрецій, Брутъ-старшій, Виргиній умерщвляющій свою дочь, Манлій, Силла, Смерть Помпея, Катилина, Брутъ-младшій и множество другихъ; Аддиссонъ изобразилъ смерть Катона, Шекспиръ Коріолана, Брута, тріумвиратъ; одни Нѣмцы почти ничего не заимствовали изъ римской исторіи. Не упоминаю о временахъ имперіи — этой длинной непрерывной цѣпи дворцовыхъ переворотовъ и семейныхъ трагедій: каждое царствованіе представляетъ нѣсколько богатѣйшихъ сюжетовъ, гдѣ соблюдены строго единства мѣста, дѣйствія и даже времени; нечего искать — стоить раскрыть любую страницу.

Будучи во всемъ, что касается умственнаго образованіи, рабскими подражателями Грековъ, Римляне превзошли ихъ и всѣ народы въ мірѣ, настоящіе и будущіе, въ искусствѣ наслажденія жизнью, или лучше-сказать, въ грубомъ эпикуреизмѣ. Пиры римскихъ патриціевъ пріобрѣли все* свѣтную, заслуженную славу; только одни они прорывали горы, чтобъ провести каналами воду изъ моря въ пруды и имѣть всегда свѣжую морскую рыбу; одни они бросали, за неловкость, за разбитую чашу, живыхъ рабовъ въ садки, чтобъ откармливать ими муренъ. Лукуллъ, представитель утопшаго въ матеріальныхъ наслажденіяхъ вельможи, былъ, однакожь, храбрый, искусный генералъ, кроткій и образованный человѣкъ. Патриціи скоро утѣшились въ потерѣ свободы, слѣдуя примѣру Лукулла и стараясь превзойдтя его, въ чемъ и успѣли.

Но народъ, но эти праздные, отставные солдаты, чѣмъ ихъ занять? чѣмъ цезари вознаградятъ ихъ за потерю свободы, т. е. за право толкаться цѣлый день на Форумѣ, шумѣть и подавать свой голосъ? Для забавы народа, считающаго себя превыше царей, надобны ему зрѣлища; чтобъ занять его праздность и заставить забыть Форумъ, надо новое сборное мѣсто, гдѣ-бы онъ могъ проводить цѣлый день ничего не дѣлая. Вотъ что объясняетъ, почему умные императоры строили огромные амфитеатры и термы, остатки которыхъ поражаютъ своимъ величіемъ. Первый большой театръ выстроилъ и первыя большія игрища далъ народу Помпей — тотъ, кто первый пользовался довольно-долго большою властью. Но какія зрѣлища могутъ занять этихъ грубыхъ солдатъ? Удовлетворитъ ли ихъ представленіе греческой трагедіи, или игры въ родѣ игръ олимпійскихъ, гдѣ поэты читали свои стихотворенія, гдѣ свободные юноши боролись, кидали диски, палестры, бѣгали въ запуски, бились на кулакахъ, иногда вооруженныхъ рукавицами гдѣ очень-рѣдко кончалось смертью? Грубымъ потомкамъ воиновъ нужны игрища, гдѣ льется кровь, гдѣ львы, тигры, сражаются съ людьми, гдѣ сотни гладіаторовъ бьются другъ противъ друга. Страсть народа къ этимъ безчеловѣчнымъ зрѣлищамъ дошла до неистовства; императоры льстили вкусу, отвлекавшему народъ отъ дѣлъ, воздвигали огромные цирки и амфитеатры и употребляли всѣ усилія, чтобъ угодить ему. Искусство разнообразить игры сдѣлалось предметомъ особаго изученія; дикіе звѣри терзали другъ друга; гладіаторы сражались съ ними и между собой, массами, десятками, парами, съ различными условіями, оружіями, иногда съ завязанными глазами, поражали другъ-друга сѣкирами, мечами, кинжалами, дротиками… надо жь разнообразить удовольствія народа! одно и то же наскучитъ. Рѣдкіе изъ бойцовъ оставались живыми. Народъ, обожавшій Юлія-Цезаря, ропталъ на него за то, что онъ лечилъ раненныхъ гладіаторовъ. Чтобъ зрители могли съ надлежащимъ комфортомъ наслаждаться этими зрѣлищами, протягивались навѣсы изъ холста для защиты отъ солнца; арена усыпалась песковъ, чтобъ кровь, впитываясь скорѣе въ землю, не мѣшала другимъ бойцамъ ходить по ней. Зрѣлища но истинѣ достойныя варварскаго, но великаго народа! Глядя на гигантскія развалины амфитеатровъ, нельзя еще представить себѣ всего ужаснаго величія римскихъ игрищъ. Императоръ Клавдій, при открытіи канала, устроеннаго для проведенія воды изъ озера Фуцмно въ Римъ, доставилъ народу зрѣлище еще величественнѣе: на озерѣ произошло большое морское сраженіе, гдѣ девятнадцать тысячъ человѣкъ на двадцати четырехъ корабляхъ сражались другъ противъ друга. Такой радостный случай былъ возвѣщенъ задолго по всей обширной имперіи; народъ собрался со всѣхъ концовъ земли, покрывалъ берега озера и окрестныя возвышенности. Битва продолжалась цѣлый день, и не многіе пережили побѣду… Игрища гладіаторовъ давались по поводу какого-нибудь радостнаго или торжественнаго происшествіе. Въ нынѣшніе времена, въ такихъ случаяхъ обыкновенно приносятъ благодареніе Богу, издаютъ милостивые манифесты, освобождаютъ должниковъ, прощаютъ недоимки, уменьшаютъ наказанія преступникамъ. Это одно показываетъ, какъ противоположно новое христіанское образованіе древнему римскому и какъ осторожно надо преподавать римскую исторію, чтобъ ре внушить дѣтямъ фальшивыхъ идей о добродѣтеляхъ римскаго народа. Кровавыя игрища Римлянъ принесли, однакожь, небольшую пользу; необыкновенное множество львовъ, тигровъ, крокодиловъ, истребляемыхъ въ циркахъ, уменьшило число ихъ и сдѣлало берега Африки болѣе-обитаемыми. Искусство ловить этихъ звѣрей должно было быть доведено до высокой степени совершенства.

Огромныя развалины Колизея, въ которомъ гораздо болѣе чѣмъ въ храмахъ, Капитоліи и Форумѣ видны вкусъ, наклонности, характеръ суровыхъ побѣдителей вселенной, въ этомъ отношеніи любопытнѣе всѣхъ прочихъ развалинъ. Нельзя безъ содроганія и вмѣстѣ съ тѣмъ безъ удивленія смотрѣть на великолѣпный этотъ памятникъ. Наружная его окружность тысяча-шестьсотъ-сорокъ футовъ, вышина сто-пятьдесятъ-семь; двѣнадцать тысячь плѣнныхъ Іудеевъ строили его; сорокъ-пятъ тысячъ зрителей, по самымъ точнымъ исчисленіямъ, а не сто-дадцать тысячъ, могли помѣщаться на мраморныхъ его ступеняхъ. При открытіи Колизея Титомъ, пять тысячъ дикихъ звѣрей упитали арену кровью; три тысячи гладіаторовъ сражались противъ нихъ и между собою. Амфитеатръ этотъ пострадалъ болѣе всего въ средніе вѣка отъ людей и до половины разрушенъ, мѣдныя скобы, связывавшія камни, вытащены; камни употреблены на постройку дворцовъ; мраморныя сѣдалища сняты. Какому-то папѣ пришла мысль воздвигнуть среди арены четырнадцать алтарей и учредить крестные ходы, что предохранило Колизей отъ конечнаго истребленія.

Термы, самыя величественныя послѣ Колизея развалины, посвящены были отдохновенію и удовольствіямъ народа; они не омыты кровью, какъ Колизей; на нихъ можно смотрѣть безъ ужаса. Термами, гдѣ бани были послѣднимъ дѣломъ, назывались огромныя зданія, замѣнившія Форумъ и, можетъ-быть, построенныя съ этою цѣлые. Внутри находились залы, дворы, портики, назначенные одни для отдохновенія и прогулки, другіе для гимнастическихъ упражненій; граждане встрѣчались здѣсь, узнавали и сообщали другъ другу новости; въ залахъ была библіотеки, картинныя галереи, собранія статуй. Народъ, привыкшій къ уличной общественной жизни, проводилъ здѣсь все свое время, забывъ совершенно Форумъ. Это было нѣчто въ родѣ нынѣшнихъ клубовъ, въ размѣрѣ гораздо-большемъ. Собственно бани находились подъ землею.

Термы Діоклетіана, въ которыхъ могли купаться въ одно время три тысячи человѣкъ, значительнѣе прочихъ. Окружность ихъ простиралась до четырехъ тысячъ трехъ-сотъ футовъ; онѣ застроены теперь монастыремъ, при которомъ есть сады, такъ-что трудно понять ихъ внутреннее расположеніе. Зала, служившая кабинетомъ для чтенія, превращена Микелъ-Анджеломъ въ великолѣпную и изящную церковь. Огромные своды термъ Антонина-Каракаллы, падающіе ежедневно, свидѣтельствуютъ о прочности и великолѣпіи общественныхъ построекъ Рима. Бани эти, устроенныя для тысячи шестисотъ человѣкъ, отдѣланы были богатѣйшимъ образомъ; здѣсь найдены Геркулесъ, Флора, Волъ, и другія извѣстныя статуи, составлявшія украшеніе Фарнезскаго дворца и перевезенныя оттуда въ Неаполь.

Термы Тита меньше и почти-совершенно разрушены; трудно доискаться, какъ они были расположены. Нѣсколько залъ зданія, составлявшихъ часть палатъ Нерона, послужили, по всей вѣроятности, основаніемъ, надъ которымъ Титъ надстроилъ свои бани; для укрѣпленія стѣнъ и сводовъ, залы не-роновы завалены до самаго верха землею. Это не мусоръ отъ развалинъ, потому-что нижнія стѣны и своды въ совершенной цѣлости, и не откуда было взяться землѣ. Очевидно, что опа насыпана до самаго верха съ намѣреніемъ укрѣпить нижній этажъ, надъ которымъ надстроили верхній. Теперь эту землю вывозятъ, и, кажется, трудятся попустому: нижній этажъ, обращенный подъ основаніе бань, не могъ принадлежать къ отдѣленіямъ дворца богато-отдѣланнымъ; для этого выбрали вѣрно самыя простыя залы; украшенія, статуи и мраморы, если были, то вынесены, и ничего интереснаго тутъ нельзя открыть.

Изящнѣйшій остатокъ древняго Рима, и, по мнѣнію слѣпыхъ приверженцевъ старины, прекраснѣйшій до-сихъ-поръ памятникъ въ Римѣ — Пантеонъ, выстроенный Агриппою, зятемъ и другомъ Августа, и посвященный Юпитеру-Мстителю, удивителенъ гармоніею и соразмѣрностью частей. Онъ сохранился почти въ томъ видѣ, въ какомъ выстроенъ, чѣмъ обязанъ какъ необыкновенной толстотѣ стѣнъ, такъ и тому, что обращенъ въ VII вѣкѣ въ христіанскую церковь. Но бронзовая крыша, мраморы, статуи, гробницы, барельефы, вызолоченныя бронзовыя украшенія купола, --все это исчезло. Портикъ его--верхъ совершенства въ архитектурѣ; въ самой Греціи нельзя найдти ничего изящнѣе.

Мавзолей Адріана, памятникъ гораздо-огромнѣе Пантеона, былъ, въ первоначальномъ видѣ, однимъ изъ великолѣпнѣйшихъ памятниковъ всѣхъ временъ и народовъ. Видъ его оригиналенъ, и неизвѣстно, что служило ему образцомъ. Большая половина этой гробницы разрушена, и остался только остовъ--огромная круглая башня. Наружная мраморная обкладка, двойной рядъ колоннъ, вазы, статуи, урны, -все истреблено во время нашествія варваровъ, а что осталось, то растаскано въ средніе вѣка. Изъ всѣхъ властителей Рима, Адріанъ владѣлъ, можетъ-быть, наиболѣе-обширнымъ и образованнымъ умомъ. Не мечтая о завоеваніяхъ, какъ предмѣстникъ его Траянъ и многіе другіе послѣ него, видя ясно, что имперія слишкомъ-пространна, онъ трудился всю жизнь, чтобъ скрѣпить сколько-нибудь это огромное цѣлое, и видѣлъ, кажется, въ искусствахъ, которыя любилъ страстно, средство къ образованію народа и смягченію грубыхъ нравовъ времени. Къ-несча-стію, вилла его совершенно разрушена, и самый мавзолей не даетъ никакой идеи о первоначальной своей красотѣ. Многіе приписывали и, кажется, несправедливо, тщеславію императора, сооруженіе монумента, которымъ будто-бы онъ хотѣлъ затмить египетскія пирамиды. Строить Фамильныя гробницы было въ духѣ времени. Августъ воздвигъ себѣ и своему семейству мавзолей, остатки котораго, обращенные въ балаганъ, видны и теперь; частные люди строили также пышные надгробные памятники; гробница Цециліи Метеллы, супруги Брасса, составляетъ до-сихъ-поръ предметъ общаго любопытства; простой патрицій, ничѣмъ неизвѣстный, Кай Секстій, завѣщеваетъ выстроить послѣ своей смерти погребальную пирамиду въ родѣ египетскихъ, очень-хорошо сохранившуюся. Каждая богатая фамилія имѣла свою фамильную гробницу; надгробные памятники украшаютъ, вдоль всѣхъ большихъ дорогъ, пустынныя окрестности вѣчнаго города. Одно ли тщеславіе воздвигало эти гробницы? Позволительно думать, что тутъ сколько-нибудь участвовало вѣрованіе въ другую, лучшую жизнь. Жалѣя о прошедшемъ, недовольные настоящимъ, не надѣясь на будущее, потерявъ давно вѣру въ нелѣпую миѳологію, Римляне по-неволѣ думали о жизни за гробомъ. Катонъ читаетъ всю ночь, предшествовавшую самоубійству, трактатъ Платона о безсмертіи души. Одинъ сенаторъ обѣщаетъ пріятелямъ, если есть другая жизнь, воротиться съ того свѣта и извѣстить ихъ; въ минуту казни, онъ ловитъ мгновенье, когда душа улетитъ изъ тѣла. Самъ Адріанъ сочинилъ предъ смертью нѣсколько стиховъ, гдѣ прощался съ своею душою. Мавзолеи его, построенный по правую сторону Тибра, внѣ городскихъ стѣнъ, служилъ во время изшествія враговъ предмостнымъ укрѣпленіемъ, былъ нѣсколько разъ осажденъ и взятъ въ средніе вѣка; потомъ обращенъ въ крѣпость, получилъ названіе Крѣпости-св.-Ангела, и теперь служитъ государственною темницей. Прочность постройки спасла его отъ совершеннаго разрушенія.

Стѣны Рима принадлежатъ къ остаткамъ древности; нѣсколько разъ при взятіи города онѣ были разрушены, и послѣ возобновлены па томъ самомъ мѣстѣ; такъ, по-крайней-мѣрѣ, думаютъ ученѣйшіе антикваріи. Стѣны, сами-по-ссбѣ неважныя, обозначаютъ пространство, занимаемое древнимъ городомъ, и даютъ возможность опредѣлить приблизительно его населеніе. Послѣ Ромула, котораго укрѣпленный станъ занималъ одинъ палатинскій холмъ, число жителей увеличилось такъ быстро, что при первыхъ его преемникахъ заселены были холмы Капитолійскій, Целинскій и Авентинскій. Сервій-Туллій присоединилъ къ нимъ Квиринальскій, Виминальскій и Эсквилинскій, и обвелъ городъ о семи холмахъ стѣною со рвомъ. Топографія Рима извѣстна очень-хорошо; о положеніи каждаго замѣчательнаго зданія написаны цѣлыя диссертаціи, и направленіе стѣнъ Сервія-Туллія опредѣлено со всею точностью. Стѣны эти и городъ, между ними заключающійся, остались безъ всякаго измѣненія въ-теченіе восьмисотъ лѣтъ, до царствованія императора Авреліана, между-тѣмъ, какъ населеніе постепенно возрастало. Почему же Сервій-Туллій занялъ подъ городъ и обвелъ стѣной мѣсто гораздо обширнѣе, нежели сколько надобность требовала въ его время? Римъ былъ окруженъ воинственными сосѣдями, завидовавшими возникавшему его величію, и съ которыми находился онъ въ безпрестанной враждѣ ; мудрый царь, вѣроятно, имѣлъ въ виду учрежденіе укрѣпленнаго лагеря, куда бы могли собраться жители окрестныхъ селеній, въ случаѣ непріятельскаго нашествія. По-временамъ, приходила мысль распространить городъ: Цезарь хотѣлъ отвести Тибръ въ сторону и увеличить Римъ всею нынѣшнею за-тибрскою частью; но не успѣлъ въ томъ; при Августѣ застроенъ былъ Помэрій во внутренней сторонѣ стѣнъ. Помэріемъ называлось извѣстное пространство земли по обѣ стороны городской стѣны, остававшееся пустымъ въ-слѣдствіе какихъ-то религіозныхъ обычаевъ. Мало-по-малу, городъ сталъ выходить за стѣны; предмѣстья сдѣлались многолюдными, и императоръ Авреліанъ, отразивъ не безъ труда Германцевъ, вторгшихся въ Италію, видя, что времена перемѣнились и столица имперіи можетъ подвергнуться нападенію варваровъ, выстроилъ новыя стѣны, присоединивъ къ городу лучшія предмѣстья, возникшія па Марсо-во.ѵъ-Полѣ; такимъ-образомъ, площадь, занимаемая городомъ, сдѣлалась вдвое болѣе. Нынѣшняя затибрская часть и Адріановъ-Мавзолей были внѣ стѣнъ Авреліана, которыхъ направленіе также очень-хорошо извѣстно.

Французскій академикъ Дюро де-ла-Маль, занимаясь изслѣдованіемъ вопроса о числѣ жителей древняго Рима, доказываетъ, основываясь на трудахъ извѣстнаго географа Данвиля и другихъ ученыхъ, что поверхность города, заключенная въ стѣнахъ Сервія-Туллія, безъ предмѣстій, равняется едва пятой части площади, занимаемой Парижемъ въ 1840 году и обозначаемой таможенною оградой. Потомъ онъ старается опредѣлить, въ которомъ изъ двухъ городовъ народъ жилъ тѣснѣе, исчисляетъ для того пустыя пространства въ Римѣ, площади, Помэрій, священныя рощи, окружавшія храмы и гробницы, форумы, термы, цирки, театры, ломы богачей, представлявшіе въ уменьшенномъ видѣ цѣлые города; разсматриваетъ способъ постройки домовъ, высоту ихъ, расположеніе, внутренніе дворы и сравниваетъ Римъ съ Парижемъ. Стѣны Рима со рвомъ занимали болѣе пространства, чѣмъ парижская каменная ограда, имѣющая не болѣе двухъ Футовъ ширины. Въ Римѣ считалось 275 площадей, въ Парижѣ только 106; въ столицѣ Франціи гораздо-менѣе церквей, нежели въ столицѣ имперіи, гдѣ находилось 424 храма, окруженныхъ священными рощами; за то въ первомъ городѣ множество общественныхъ садовъ и гуляній, которыхъ не было во второмъ. Палаты императоровъ занимали болѣе мѣста, чѣмъ всѣ три королевскіе дворца, вмѣстѣ взятые; улицы въ Парижѣ, вѣроятно, шире, чѣмъ были въ Римѣ.

Сообразивъ все это, Дюроде-ла Маль думаетъ, что пространство застроенныхъ мѣстъ и незастроенныхъ находилось въ обоихъ городахъ въ одинаковой пропорціи и допускаетъ, наконецъ, а это невѣроятно, что въ Римѣ жили вдвое тѣснѣе, чѣмъ въ Парижѣ. Въ Парижѣ въ 1817 году считалось не болѣе 714,000 жителей; слѣдовательно, въ Римѣ, составлявшемъ при первыхъ императорахъ пятую часть Парижа, безъ предмѣстій, никакъ не могло быть болѣе 267,000 ; а въ Римѣ, окруженномъ стѣнами Авреліана, считая гарнизонъ и иноземцевъ, находилось не болѣе 560,000 человѣкъ. Изъ этого видно, какъ ошибались писатели XVII и XVIII столѣтій, утверждавшіе, что Римъ имѣлъ восемь мильйоновъ, четыре мильйона, а самые умѣренные мильйонъ двѣсти тысячь жителей. Исаакъ Воссій зашелъ далѣе всѣхъ, насчитывая четырнадцать мильйоновъжителей при Веспасіанѣ. До-сихъ-поръ думали, что Римляне, покоривъ значительную часть Азіи, Африки и Европы, осуществивъ идею всемірнаго владычества, имѣли многочисленное населеніе, цвѣтущее земледѣліе и огромныя средства. Разсужденіе казалось справедливымъ, заключеніе совершенно-логическимъ; и однакожь противное, невѣроятное — есть историческій фактъ.

Римъ побѣдилъ Аннибала, покорилъ Южную-Галлію, Сицилію, Испанію съ 750,000 гражданъ способныхъ носить оружіе, то-есть, имѣющихъ отъ семнадцати до шестидесяти лѣтъ.

Число гражданъ послѣ того уменьшилось; это не помѣшало ему завоевать Иллирію, Грецію, Македонію, Африку и Малую-Азію.

Междоусобныя войны, терзавшія Италію, еще уменьшили число жителей, такъ-что при Цезарѣ было не болѣе 450,000 гражданъ; не смотря на то, во время этихъ междоусобій, покорены вся Галлія, Сирія, Палестина и Египетъ.

Въ заключеніе можно сказать, что въ исторіи утвержденія римскаго владычества, невѣроятное становится истиной, голыя цифры краснорѣчивѣе фразъ ораторовъ и поэтовъ, и что, наконецъ, Римъ совершилъ величайшія дѣла съ весьма малыми средствами.

"Отечественныя Записки", № 4, 1846