Роковой кружок (Твен)/ДО

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Перейти к навигации Перейти к поиску
Роковой кружокъ
авторъ Марк Твен, переводчикъ неизвѣстенъ
Оригинал: англ. The Death disk. — Перевод опубл.: 1901. Источникъ: Марк Твен. Роковой кружок — Санкт-Петербург: Т-во М. О. Вольф, 1907

[титул]
Роковой кружокъ
[-]
Родители затаили дыханіе и прислушались…
[1]
I.

ЭТО происходило въ Англіи, лѣтъ 250 тому назадъ, когда во главѣ англійскаго народа стоялъ знаменитый полководецъ Оливеръ Кромвель. Онъ правилъ страною какъ король, хотя и не захотѣлъ называть себя королемъ, а принялъ названіе лорда-протектора, т.-е. покровителя, а въ войскѣ считалъ себя только главнокомандующимъ.

Въ то время въ англійской арміи подъ начальствомъ Кромвеля служилъ полковникъ Мейферъ. Это былъ самый молодой полковникъ во всей арміи: ему исполнилось только тридцать лѣтъ. Несмотря на свою молодость, онъ считался опытнымъ и испытаннымъ воиномъ, такъ какъ свою военную карьеру началъ семнадцатилѣтнимъ юношею. Онъ участвовалъ во многихъ битвахъ и сраженіяхъ, шелъ шагъ за шагомъ впередъ и храбростью добился высокаго чина. Но вдругъ его постигъ [2]жестокій ударъ, который долженъ былъ положить конецъ его счастливой жизни.

Былъ долгій зимній вечеръ; на дворѣ было темно и бушевала буря; въ комнатѣ царило печальное молчаніе. Полковникъ и его молодая жена, изливъ другъ другу все свое горе, сидѣли молча передъ каминомъ, смотрѣли на огонь и чего-то ждали. Молодая женщина часто поглядывала въ сторону двери и содрогалась при каждомъ шорохѣ.

У нихъ былъ одинъ ребенокъ, семилѣтняя дочь Эбби. Она должна была сейчасъ войти, чтобы пожелать родителямъ спокойной ночи. Полковникъ, вспомнивъ это, сказалъ тихо женѣ:

— Вытри глаза и постарайся быть спокойной ради нея. Забудемъ на время то, что неизбѣжно должно свершиться.

— Я постараюсь забыть это, но только сердце мое разрывается отъ тоски, — отвѣтила жена.

— Мы должны покориться судьбѣ и терпѣливо перенести то, что насъ ожидаетъ. Господь справедливъ. Воля Его святая.

— Да, но какъ я ни стараюсь примириться съ этою ужасною ожидающею насъ судьбою, мнѣ это не удается… Ахъ, если-бы я могла велѣть моему сердцу молчать, но вѣдь я въ послѣдній разъ жму и цѣлую твою дорогую руку!

— Тише, она идетъ!

На порогѣ показалась маленькая фигурка въ длинной ночной рубашечкѣ; цѣлая масса кудрей [3]обрамляла крошечную головку и ниспадала на плечи ребенка. Она подбѣжала къ полковнику, вскочила къ нему на колѣни — и горячіе поцѣлуи осыпали кудрявую головку.

— Папа, не цѣлуй меня такъ крѣпко, ты растреплешь мои волосы.

— Прости, милая, мнѣ очень жаль, не сердись на меня!

— Да я не сержусь, папа, но я хотѣла-бы знать, серьезно-ли тебѣ жаль, что ты растрепалъ меня?

— Посмотри сама, Эбби, какъ мнѣ жаль, — и онъ закрылъ лицо руками и сдѣлалъ видъ, что плачетъ.

Дѣвочкѣ стало жалко, что она причинила такое горе своими словами, и, отнимая руки отъ лица отца, она приговаривала:

— Не плачь, папа. Я не хотѣла тебя обидѣть!

Вдругъ она разглядѣла сквозь пальцы, что онъ совсѣмъ не плачетъ, и воскликнула:

— Гадкій, ты не плачешь, ты только притворяешься. Я пойду къ мамѣ и никогда больше не приду къ тебѣ!

Она хотѣла соскользнуть съ его колѣнъ, но онъ удержалъ ее:

— Нѣтъ, оставайся, дорогая, я прошу у тебя прощенія и въ наказаніе сдѣлаю все, что ты прикажешь. Ну, чего-же ты хочешь?

Этимъ дѣло было улажено: личико ребенка [4]вновь озарилось улыбкой. Ласково теребя отца, дѣвочка потребовала въ наказаніе «сказку».

Вдругъ…

Родители затаили дыханіе и прислушались. Шаги! Все ближе, ближе, громче и громче, потомъ они прошли мимо и затихли вдали.

Они облегченно вздохнули, и отецъ проговорилъ:

— Сказку ты желаешь? Какую? веселую?

— Нѣтъ, папа, лучше страшную.

Полковникъ старался убѣдить Эбби выслушать лучше веселую сказку, но дѣвочка не захотѣла и настаивала на томъ, чтобы отецъ разсказалъ ей непремѣнно страшную сказку.

— Нельзя всегда разсказывать веселыя сказки, — сказала она. — Няня говоритъ, что людямъ далеко не всегда бываетъ весело. Правда это, папа?

Мать грустно посмотрѣла на дочку. Отецъ-же ласково замѣтилъ:

— Да, это правда, дорогая! На свѣтѣ бываетъ и горе. Это очень грустно, но это такъ.

— Ну, тогда разскажи, папа, сказку про горе, только такую страшную, чтобы мы дрожали отъ страха и думали, что горе случилось съ нами. Мама, сядь ближе и держи меня за руку; вмѣстѣ намъ не будетъ такъ страшно. Теперь начинай, папа!

— Хорошо, дитя мое. Я начинаю. Жили-были три полковника… [5]— Я знаю полковниковъ: вѣдь ты тоже полковникъ. Ну, разсказывай дальше!

— Во время одного сраженія они совершили преступленіе противъ дисциплины...

Незнакомое слово «дисциплина» удивило дѣвочку: она подняла голову, посмотрѣла на отца и спросила:

— Дисциплина? Что это такое? Это ѣдятъ?

Родители невольно улыбнулись; отецъ отвѣтилъ:

— Нѣтъ, дитя мое. Дисциплина это извѣстные порядки, которымъ обязанъ подчиняться и исполнять каждый воинъ, какъ солдатъ, такъ и офицеръ. Вотъ эти три полковника нарушили эти порядки; они ослушались приказанія. Имъ велѣно было сдѣлать видъ, что они нападаютъ на непріятеля, чтобы отвлечь его вниманіе и дать возможность главнымъ силамъ собственной арміи отступить, а они увлеклись, не исполнили того, что имъ было приказано, по-настоящему напали на непріятеля, разбили его и обратили въ бѣгство. Главнокомандующій разсердился на ихъ непослушаніе и, хотя онъ призналъ ихъ очень храбрыми, но все-же предалъ ихъ суду.

— Главнокомандующій — это Кромвель, папа?

— Да.

— Я видѣла его, папа! Онъ часто проѣзжалъ мимо нашего дома верхомъ во главѣ солдатъ, и мнѣ казалось, что онъ всегда на кого-то сердитъ [6]и всѣ боятся его… Только я не боюсь его: на меня онъ всегда смотрѣлъ такъ ласково!

— Ахъ, ты, дорогая болтунья! Слушай-же сказку. Полковниковъ признали виновными, а затѣмъ арестовали и привезли въ Лондонъ, гдѣ ихъ отпустили на короткое время домой, чтобы они могли проститься съ родными…

Опять шаги; всѣ прислушались. Нѣтъ, мимо. Молодая женщина прислонилась къ мужу, чтобы скрыть взволнованное лицо.

— Ну, вотъ, они прибыли въ Лондонъ сегодня утромъ…

Глаза ребенка широко раскрылись отъ изумленія.

— Какъ, папа, такъ это не сказка, а правда?

— Да, дорогая!

— Какъ я рада! Это гораздо интереснѣе. Продолжай, папа. Мама, милая, что съ тобою, ты плачешь?

— Ничего, дорогая, я… подумала о бѣдныхъ родныхъ.

— Не плачь, мама, все хорошо кончится, всѣ сказки хорошо кончаются. Разсказывай дальше, папа, чтобы скорѣе узнать, какъ все прошло и какъ они опять были счастливы. Вотъ слушай, мама!

— Раньше, чѣмъ отпустить домой, ихъ повели въ крѣпость.

— О, я знаю крѣпость. Ее видно отсюда. Ну, папа! [7] 

— Въ крѣпости ихъ судили и признали, что они совершили большое преступленіе, не исполнивъ приказанія. И военный судъ рѣшилъ разстрѣлять ихъ.

— Убить, папа?

— Да.

— Ахъ, гадкіе люди! Мама, ты опять плачешь? Не плачь, увидишь, все будетъ хорошо. Ты скорѣе разсказывай, папа, ты очень медленно разсказываешь.

— Я знаю, но я долженъ думать при этомъ.

— Не думай, прямо разсказывай, какъ было.

— Хорошо. И такъ три полковника...

— Ты знаешь ихъ?

— Да, милая... И такъ три полковника были приговорены къ смертной казни. Всѣ кругомъ были очень огорчены и даже самимъ судьямъ было жаль, и они пошли къ главнокомандующему и стали просить его помиловать ихъ, если-же нельзя помиловать всѣхъ троихъ, то, по крайней мѣрѣ, казнить только одного вмѣсто троихъ. Главнокомандующій остался непреклоненъ, говоря, что они не исполнили своего долга, ослушались приказанія своего начальника и должны быть наказаны для примѣра другимъ. Онъ позвалъ осужденныхъ и спросилъ, какъ-бы они поступили на его мѣстѣ, и всѣ трое сказали, что они сами сознаютъ, что заслуживаютъ смерти за ослушаніе. Это тронуло главнокомандующаго, онъ [8]подумалъ съ минуту и сказалъ: «Пусть они кинутъ жребій, который рѣшитъ, кому изъ троихъ надо умереть; остальные-же двое пусть останутся живы».

— Ну, и что-же, папа, они кинули жребій? Который-же долженъ изъ нихъ умереть, — бѣдный?

— Нѣтъ, они отказались.

— Отчего, папа?

— Они сказали, что тотъ, кому выпадетъ жребій, пойдетъ на смерть добровольно, значитъ, совершилъ-бы самоубійство; они-же всѣ трое христіане, а Св. Писаніе запрещаетъ самимъ распоряжаться своею жизнью. Они лучше согласны умереть всѣ трое, разъ судъ постановилъ казнить ихъ.

— Какъ это казнить?

— Это значитъ — разстрѣлять.

Опять шаги! Или это вѣтеръ? Нѣтъ, то дѣйствительно шаги, бой барабановъ, звуки трубъ...

— Откройте — именемъ закона! — раздается громкій голосъ за дверью.

— Папочка, солдаты, я люблю солдатъ! Дай я впущу ихъ, позволь мнѣ. Она соскочила съ колѣнъ, подбѣжала къ двери и открыла ее настежь:

— Войдите, войдите. Папа, это гренадеры! Я знаю гренадеровъ!

Отрядъ вошелъ и выстроился въ линію, офицеръ отдалъ честь. Полковникъ молча всталъ и отвѣтилъ тѣмъ-же; жена его, блѣдная какъ смерть, [9] 

— Она сиживала у меня на рукахъ, какъ ты теперь…
[11] съ искаженнымъ отъ ужаса лицомъ, стояла рядомъ съ нимъ; дѣвочка изумленно посматривала на всѣхъ…

Одно объятіе, долгое, безконечное, и, оторвавшись отъ жены и ребенка, полковникъ всталъ во главѣ отряда. Раздалась команда:

— Впередъ, въ крѣпость!

Полковникъ рѣшительными шагами направился къ выходу, за нимъ послѣдовала стража.

Когда дверь захлопнулась за ними, Эбби, обращаясь къ матери, сказала:

— Видишь, мама, какъ все хорошо кончилось, я говорила тебѣ! Папа пошелъ теперь въ крѣпость къ бѣднымъ полковникамъ — освободить ихъ.

— Бѣдное мое невинное дитя! — прошептала несчастная мать, прижимая къ себѣ ребенка.

II.

На слѣдующее утро несчастная жена полковника, сраженная горемъ, слегла въ постель. Доктора и сидѣлки чередовались у ея кровати; Эбби не пускали въ комнату матери, ей велѣли играть въ дѣтской и не безпокоить больную.

Одѣвшись въ теплое платье, Эбби выбѣжала на улицу: ей пришло въ голову, что отецъ въ крѣпости и не знаетъ о томъ, что мать заболѣла — надо предупредить его. [12] 

Какъ-разъ въ это время Кромвель потребовалъ къ себѣ судей. Онъ стоялъ среди комнаты, суровый и нахмуренный, ожидая, чтобы они заговорили.

— Мы пытались ихъ уговорить, — произнесъ одинъ изъ судей, — мы умоляли ихъ, но они упорно отказываются. Они не хотятъ тянуть жребія и предпочитаютъ лучше умереть всѣ трое.

Лицо Кромвеля омрачилось, онъ молчалъ.

— Хорошо, — проговорилъ онъ послѣ долгаго раздумья, — пусть-жо кто-нибудь другой броситъ за нихъ жребій. Пошлите за ними и проведите ихъ въ комнату рядомъ, поставьте ихъ лицомъ къ стѣнѣ, свяжите имъ руки назадъ. Когда ихъ приведутъ, пришлите мнѣ сказать.

Оставшись одинъ, Кромвель позвалъ къ себѣ дежурнаго и приказалъ ему привести перваго ребенка, котораго онъ встрѣтитъ на улицѣ.

Тотъ вышелъ. Едва онъ переступилъ порогъ, какъ встрѣтилъ Эбби. Онъ привелъ ее въ комнату.

Дѣвочка сейчасъ-же подошла ближе и, узнавъ Кромвеля, при имени котораго дрожали не только простые смертные, но даже самые знатные люди государства, нисколько не стѣсняясь, влѣзла ему на колѣни и сказала:

— Я знаю васъ, вы лордъ-протекторъ Кромвель! Я видѣла васъ раньше, когда вы проѣзжали [13]мимо нашего дома. Всѣ васъ боялись, только я не боялась: вы всегда ласково смотрѣли на меня, помните это? Вы вѣдь меня помните? На мнѣ было надѣто красное пальто и спереди голубые шнурки. Помните?

Улыбка озарила суровое лицо Кромвеля.

— Мнѣ очень жаль, малютка, но я долженъ сознаться, что…

Эбби не дала ему докончить.

— Значитъ, вы забыли. А вотъ я васъ не забыла.

— Мнѣ совѣстно, но теперь я обѣщаю, что никогда уже не забуду тебя больше. Даю тебѣ въ этомъ честное слово. Ты простишь меня? Будемъ друзьями?

— Хорошо, я васъ прощаю, хотя я не понимаю, какъ это вы могли меня забыть. Вы, вѣроятно, очень разсѣянный; впрочемъ, и я иногда бываю разсѣянна. Но меня всегда прощаютъ, потому что знаютъ, что я желаю исправиться. Я васъ прощаю, потому что я увѣрена, что вы исправитесь. Да кромѣ того я увѣрена, что вы добрый, но только прижмите меня къ себѣ покрѣпче, такъ, какъ мой папа.

— Съ удовольствіемъ, дитя мое. Ты напоминаешь мнѣ мою маленькую дочку. Она была такая-же добрая, нѣжная и ласковая дѣвочка, какъ и ты… Она также никого не боялась, шла ко всѣмъ и невольно заставляла каждаго любить себя. [14]Она сиживала у меня часто на рукахъ, какъ ты теперь, и, какъ ты, изгоняла изъ моего сердца заботу и тоску. Мы всегда были вмѣстѣ и играли вмѣстѣ съ ней. Эго было давно, давно…

— Вы любили ее очень, очень?

— Еще-бы! Я дѣлалъ все, что она приказывала.

— Какой вы добрый, поцѣлуйте меня!

— Охотно, съ радостью, и притомъ два раза. Вотъ этотъ поцѣлуй тебѣ, а этотъ моей покойной крошкѣ. Ты можешь теперь тоже приказывать мнѣ, какъ она, я буду слушаться тебя.

Эбби захлопала отъ радости въ ладоши, но въ ту же минуту за дверью послышались мѣрные шаги.

— Солдаты, солдаты! Я хочу видѣть ихъ.

— Сейчасъ, малютка, подожди: я тебѣ дамъ порученіе.

Въ эту минуту вошелъ офицеръ, почтительно поклонился и доложилъ:

— Они здѣсь, генералъ!

Затѣмъ онъ поклонился и вышелъ. Кромвель подошелъ къ столу и досталъ оттуда три восковыхъ кружка, которые въ старину печатали на важныхъ бумагахъ: два кружка бѣлыхъ, одинъ ярко-красный. Этотъ послѣдній долженъ былъ принести смерть одному изъ осужденныхъ.

— Какіе славные кружки! Это для меня?

— Нѣтъ, дорогая! Эго для другихъ. Посмотри въ другую комнату, тамъ ты увидишь трехъ [15] 

Малютка съ любопытствомъ поглядывала на три неподвижныя фигуры у стѣны…
[17]человѣкъ, стоящихъ лицомъ къ стѣнѣ, каждаго съ протянутой сзади рукой. Подойди и положи каждому въ руку по одному изъ этихъ кружковъ, по твоему выбору, а потомъ приходи опять ко мнѣ.

Эбби исчезла за портьерой, и Кромвель остался опять одинъ.

«Это навѣрное самъ Богъ внушилъ мнѣ счастливую мысль предоставить ребенку избрать того, кто долженъ быть казненъ, — подумалъ онъ, — теперь я увѣренъ, что болѣе достойные останутся въ живыхъ».

Между тѣмъ малютка, очутившись въ другой комнатѣ, съ любопытствомъ поглядывала на солдатъ и на три неподвижныя фигуры у стѣны. Вдругъ лицо ея озарилось радостной улыбкой; она прошептала:

— О, одинъ изъ нихъ — папа, я его узнала. Я дамъ ему самый красивый кружокъ!

Затѣмъ она весело подбѣжала ближе къ связаннымъ людямъ и, положивъ въ руку каждаго по кружку, просунула подъ руку отца свою головку и сказала:

— Папа, папа, посмотри, что я тебѣ дала.

Онъ посмотрѣлъ на красный кружокъ и упалъ на колѣни, сжимая въ объятіяхъ дитя, ставшее его палачомъ.

Солдаты, офицеры, равно какъ и счастливые товарищи бѣднаго осужденнаго, стояли окаменѣлые, пораженные ужаснымъ событіемъ. На [18]глазахъ у нихъ выступили слезы и они, растроганные, разрыдались. Такъ прошло нѣсколько минутъ. Наконецъ, дежурный офицеръ выступилъ впередъ, подошелъ къ полковнику Мейферу и, тронувъ его за плечо, проговорилъ:

— Мнѣ очень тяжело, но я долженъ выполнить мою обязанность…

— Что вы должны сдѣлать? — спросила Эбби. — Увести твоего отца…

— Увести? Зачѣмъ?

— Зачѣмъ?.. Я… я… я поведу его въ другую часть крѣпости.

— Нѣтъ, не смѣйте этого дѣлать. Мама больна и я пришла за папой; папа пойдетъ со мной домой, — при этомъ она обвила руками шею отца, — пойдемъ, папа!

— Бѣдное дитя, я не могу идти съ тобой, я пойду съ ними. Дѣвочка спрыгнула на полъ и оглянулась кругомъ съ удивленіемъ, потомъ подбѣжала къ офицеру и крикнула, топнувъ ножкой:

— Я же сказала вамъ, что мама больна, намъ надо скорѣе идти домой!

— Я дорого бы далъ, чтобы отпустить твоего отца, но я не могу, — отвѣтилъ дежурный офицеръ и затѣмъ, обращаясь къ солдатамъ, сказалъ:

— Впередъ — возьмите его!

Эбби, какъ молнія, бросилась вонъ изъ [19]комнаты. Черезъ секунду она вернулась, ведя за руку Кромвеля.

При его появленіи стража остановилась, солдаты замерли на мѣстѣ.

— Остановите ихъ, господинъ генералъ! Моя мама больна, и папа долженъ идти къ ней. Я сказала имъ это, но они не слушаютъ меня и хотятъ увести его.

Кромвель былъ пораженъ.

— Какъ... «папа»?.. Это, значитъ, твой отецъ?

— Конечно, неужели-же я дала-бы красивый красненькій кружокъ кому-нибудь, кромѣ него?

— Боже! — простоналъ Кромвель, — я хотѣлъ устроить все къ лучшему, и вдругъ получилось неслыханное злодѣяніе!

Эбби потеряла, наконецъ, терпѣніе.

— Вы же, генералъ, можете сказать, чтобы его отпустили! — говорила она плача. — Скажите имъ: вѣдь вы обѣщали, что будете меня слушаться, и вотъ я васъ прошу теперь, а вы не хотите исполнить моей просьбы.

Ласковая улыбка освѣтила суровое лицо Кромвеля. Положивъ руку на головку Эбби, онъ прговорилъ:

— Слава Богу! Я поспѣлъ во-время и могу сдержать мое слово! Дитя, ты права: я обѣщалъ тебя слушаться, и мой долгъ исполнить обѣщаніе. Полковникъ Мейферъ, вы свободны, возьмите вашу дочку!



Это произведение находится в общественном достоянии в России.
Произведение было опубликовано (или обнародовано) до 7 ноября 1917 года (по новому стилю) на территории Российской империи (Российской республики), за исключением территорий Великого княжества Финляндского и Царства Польского, и не было опубликовано на территории Советской России или других государств в течение 30 дней после даты первого опубликования.

Несмотря на историческую преемственность, юридически Российская Федерация (РСФСР, Советская Россия) не является полным правопреемником Российской империи. См. письмо МВД России от 6.04.2006 № 3/5862, письмо Аппарата Совета Федерации от 10.01.2007.

Это произведение находится также в общественном достоянии в США, поскольку оно было опубликовано до 1 января 1929 года.