Ромео и Джульетта (Шекспир; Григорьев)/1902 (ДО)/Акт третий
См. также одноимённые страницы.
| ← Актъ второй | Ромео и Джульетта — Актъ третій | Актъ четвертый → |
| Оригинал: англ. Romeo and Juliet. — См. Содержаніе. Перевод созд.: 1592, опубл: 1623/1860. Источникъ: В. Шекспиръ. Ромео и Джульетта // Полное собраніе сочиненій Шекспира / подъ ред. С. А. Венгерова — СПб.: Брокгаузъ-Ефронъ, 1902. — Т. 1. — (Библіотека великихъ писателей). |
- Википроекты
Пожалуйста, Меркуціо-другъ, уйдемъ!
День жаркій: Капулеты всюду бродятъ,
Коль встрѣтимся, не избѣжимъ мы ссоры!
Вѣдь кровь кипитъ ужасно въ зной такой.
Ты страшно похожъ на одного изъ такихъ молодцовъ, что, какъ только войдутъ въ трактиръ, хлопъ свою шпагу на столъ, да и говорятъ: дай-же Господи, чтобъ ты мнѣ нынче не понадобилась! — а чуть прошлись по второй чаркѣ, сейчасъ ее на-голо на трактирщика, хоть въ сущности совсѣмъ въ этомъ не было ни малѣйшей нужды.
Неужто я на такихъ похожъ?
Ну ужъ! во всей Италіи поискать такого забіяку! Чуть разгорячился — и вскипѣлъ, а какъ вскипѣлъ — то очень горячъ.
Какъ это?
Да такъ, что будь въ мірѣ двое такихъ, — скоро остался бы только одинъ, потому что этотъ одинъ какъ разъ укокошилъ бы другого. Ты! Да ты готовъ съ человѣкомъ подраться изъ-за того, что у него волосомъ больше или волосомъ меньше въ бородѣ чѣмъ у тебя. Ты съ человѣкомъ подерешься за то, что онъ орѣхи щелкаетъ, единственно по той причинѣ, что у тебя у самого глаза орѣховаго цвѣта… Ну, чьи глаза, кромѣ твоихъ, увидятъ тутъ предлогъ для ссоры? Въ твоей головѣ задору, что въ яйцѣ — бѣлка съ желткомъ… что, впрочемъ, не мѣшаетъ ей, отъ частыхъ колотушекъ, походить на выѣденное яйцо. Ты разъ подрался съ человѣкомъ за то, что онъ кашлялъ на улицѣ и кашлемъ разбудилъ твою собаку, которая спала на солнцѣ! Развѣ ты не сцѣпился разъ съ портнымъ за то, что онъ обновилъ камзолъ до праздниковъ, а съ другимъ за то, что онъ къ новымъ башмакамъ навязалъ старые банты? И ты-то мнѣ проповѣдуешь на счетъ ссоръ!
Еслибъ я былъ такой забіяка, какъ ты, я давно бы ужъ запродалъ въ полную собственность жизнь свою первому встрѣчному, лишь бы онъ поручился за одинъ часъ моего существованія.
Ужъ и въ полную собственность! О, простота!
Клянусь головой: идутъ Капулеты.
Клянусь головою, вотъ идутъ Капулеты.
Клянусь пяткой: мнѣ до нихъ дѣла нѣтъ!
Держитесь ближе — говорить я буду съ ними!
Привѣтъ, синьоры! Слово одному
Изъ васъ сказать хочу я.
Только что слово одному изъ насъ? А вы къ слову что нибудь прибавьте, чтобы вышло слово и ударъ.
На это вы меня всегда найдете готовымъ, мессеръ, если доставите удобный случай.
Точно трудно найти и безъ доставки!
Меркуціо! Ты въ ладу съ Ромео…
Въ ладу? что? ты насъ, кажется, считаешь за гудошниковъ? Ну, такъ скоро услышишь только разладицу.
Вотъ мой смычекъ — ты подъ него попляшешь! Чортъ возьми! Въ ладу!
Мы говоримъ на площади публичной.
Иль удалимтесь мы куда подальше,
Иль холодно обсудимъ наши споры,
Иль разойдемтесь: всѣ на насъ глядятъ.
Глаза на то, чтобы глядѣть. Пусть смотрятъ!
Ни для кого не сдвинусь съ мѣста я.
Мессеръ! миръ съ вами! вотъ мой человѣкъ!
Хочу повѣшенъ быть, мессеръ, сейчасъ же,
Когда ливрею вашу носитъ онъ.
Да! чортъ возьми! Коль позовете вы
Его съ собою въ поле, — онъ готовъ къ услугамъ,
И въ этомъ смыслѣ вы своимъ его зовите!
О, Ромео! ненависть моя одинъ лишь
Привѣтъ внушить мнѣ можетъ: ты подлецъ.
Тибальтъ! причины, по которымъ я
Люблю тебя, велятъ простить безумство
Привѣта твоего… Я не подлецъ.
Затѣмъ, прощай! меня, я вижу, ты не знаешь.
Мальчишка! ты не извинишь словами
Обидъ…вернись и мечъ свой обнажи.
Клянусь, что никогда тебя не оскорблялъ я,
Что я люблю тебя, хоть не повѣришь ты,
Пока причинъ любви не будешь вѣдать.
Итакъ, о Капулетъ, я имя это
Люблю какъ собственное. — Миръ съ тобою!
Холодное, безчестное смиренье!
Его сотретъ одно a la stoccata[1].
Помѣряемся, крысодавъ-Тибальтъ! (Вынимаетъ шпагу).
Ты то чего отъ меня хочешь?
Ничего, кромѣ одной изъ вашихъ девяти жизней, почтенный кошачій король![2] Эту я проглочу разомъ, а остальныя восемь, съ вашего позволенія, раскрошу на сухари. Соблаговолите вытащить за уши вашъ мечъ изъ ноженъ. Да поскорѣй только, а не то ваши уши съ моимъ познакомятся.
Къ вашимъ услугамъ! (Обнажаетъ шпагу).
Меркуціо добрый! Мечъ въ ножны вложи!
Ну, ну, синьоръ! passado!
Бенволіо! помоги мнѣ
И выбьемъ шпаги мы у нихъ. Синьоры,
Стыдитесь! Что за вспышки? О, Меркуціо!
Тибальтъ! Князь строго драки запретилъ
На улицахъ Вероны. Стой, Тибальтъ, Меркуціо!
Я раненъ!
Чума на оба ваши дома… Конченъ путь!
Ушелъ онъ — и не раненъ?
Ты же раненъ?
Да, да! царапина, царапина пустая!
Ея довольно, впрочемъ.. Гдѣ мой пажъ?
Эй ты, мерзавецъ! Поскорѣй хирурга! (Пажъ уходитъ).
Другъ, ободрись! Не глубока вѣдь рана.
Да, конечно: помельче колодца и поуже церковныхъ дверей, но съ меня и ея будетъ… Понавѣдайся ко мнѣ завтра, какимъ я буду лежать степеннымъ господиномъ. Я пришпигованъ достаточно для сей земной юдоли!.. Чума на оба ваши дома. Чортъ возьми! эта собака, крыса, мышь, кошка, могла убить человѣка… Хвастунъ, дрянь, мразь какая-то, которая дерется по руководству къ ариѳметикѣ! Зачѣмъ, чортъ возьми, сталъ ты между нами? Я раненъ изъ подъ твоей руки.
Я думалъ направить дѣло къ лучшему.
Ужъ какъ нибудь до дому доведи,
Бенволіо, силы я свои теряю.
Чума на ваши домы! Вотъ теперь,
По ихъ я милости, на кормъ червямъ
Пойду… я чувствую… О, ваши домы!
И вотъ, хорошій человѣкъ и князя
Ближайшій родственникъ и вѣрный другъ мой
Смертельнымъ пораженъ ударомъ
Изъ за меня, за честь мою.
Тибальтомъ оскорбленную, Тибальтомъ,
Съ которымъ я за часъ въ родство вступилъ.
О, милая Джульетта! Красота
Меня твоя позорно измѣнила
И нравъ желѣзный въ воскъ оборотила.
О, Ромео, Ромео! умеръ нашъ Меркуціо,
И благородный духъ ужъ воспарилъ
За облака, презрѣвши міръ земной.
О, роковой и мрачный день! начало
Скорбей и мрака многихъ, многихъ дней!
Вотъ снова бѣшенный Тибальтъ идетъ.
Живъ! въ торжествѣ! Меркуціо-же убитъ!
Лети-жъ на небо ты, святая кротость,
И бѣшенство, съ огнемъ во взорѣ, будь
Моимъ руководителемъ теперь!
Ну, имя подлеца, Тибальтъ, назадъ
Я отдаю тебѣ. Душа Меркуціо
Еще пути не много совершила
Надъ головами нашими и ждетъ,
Чтобы твоя соединилась съ нею.
Иль ты, иль я, иль оба мы — къ нему!
Мальчишка жалкій! Здѣсь ты неразлученъ
Былъ вѣчно съ нимъ, такъ отправляйся-жъ ты
Къ нему туда!
Мечъ дѣло разрѣшитъ.
Скорѣй спасайся, Ромео, ты! Народъ
Сбѣгается, а здѣсь лежитъ Тибальтъ убитый…
Не стой въ оцѣпенѣньи: князь осудитъ
На смерть, коли найдетъ тебя, бѣги!
О! я игрушка рока!
Что стоишь ты? (Ромео уходитъ).
Куда бѣжалъ тотъ, кто убилъ Меркуціо,
Тибальтъ-убійца? онъ куда бѣжалъ?
Вотъ онъ лежитъ — Тибальтъ.
Мессеръ! За мною!
Во имя князя повинуйтесь мнѣ.
Гдѣ гнусные зачинщики рѣзни?
Свѣтлѣйшій князь! Я разсказать могу
Печальныя подробности ихъ ссоры.
Вотъ здѣсь лежитъ, сраженъ рукою Ромео,
Тотъ, кто убилъ родного твоего.
Тибальтъ! племянникъ! брата сынъ родного!
О, князь! Племянникъ! Мужъ мой! Это кровь
Родного нашего! Князь! если справедливъ ты —
За нашу кровь Монтекки кровь пролей!
Племянникъ! о, племянникъ!
Бенволіо! кто кровавый началъ споръ?
Тибальтъ, рукою Ромео здѣсь убитый.
Съ нимъ кротко Ромео говорилъ, просилъ
Одуматься, пустую ссору бросить;
Предупреждалъ о вашемъ гнѣвѣ страшномъ,
Все это — съ тихимъ взглядомъ, кроткой рѣчью,
Едва не съ униженьемъ, — но ничѣмъ
Не могъ унять онъ бѣшеннаго нрава
Тибальтова; не внемля слову мира,
Тибальтъ рванулся съ остріемъ къ груди
Меркуціо; тотъ же, раздраженный, мечъ свой
Противъ него направилъ и, съ воинской
Небрежностью, одной рукою смерть
Онъ отражалъ, другою — посылалъ
Ее Тибальту; а Тибальтъ искусно
Оборонялся. Ромео закричалъ имъ:
„Стой, разойдись, друзья!“ и словъ своихъ быстрѣе,
Ударомъ ловкимъ, ихъ мечи развелъ;
Но въ этотъ мигъ, изъ подъ его руки,
Ударъ Тибальта вѣроломный на смерть
Меркуціо поразилъ. Тибальтъ ушелъ,
Но скоро вновь вернулся къ Ромео: тотъ
Уже пылалъ одной отмщенья жаждой…
Быстрѣе молніи они схватились,
Меча я вынуть не успѣлъ — Тибальтъ
Лежалъ уже убитый, и когда онъ
Упалъ, — бѣжалъ въ мигъ Ромео. Правда все,
Что я сказалъ, иль пусть умретъ Бенволіо.
О, государь! Вѣдь онъ — родня Монтеккамъ,
Лжетъ по пріязни, говоритъ неправду…
Соединилось двадцать ихъ коварно
И двадцать — одного едва убить могли.
Я правосудія прошу, — ты долженъ
Судъ правый дать намъ, государь! Убилъ
Тибальта Ромео; Ромео долженъ пасть.
Убилъ Тибальта Ромео, но Тибальтъ
Убилъ Меркуціо. Кто же мнѣ заплатитъ
За дорогую кровь родного моего?
Не Ромео, князь: онъ другомъ былъ Меркуціо.
Его вина лишь въ томъ, что порѣшилъ онъ
Того, кого законъ бы порѣшилъ:
Тибальта.
И за это въ наказанье
Ему изгнаніе опредѣляемъ мы
Не медля. Самъ я — жертва распрей вашихъ:
Кровь близкихъ мнѣ здѣсь льется изъ за васъ;
Но пеню тяжкую на васъ я наложу
И вы въ моихъ раскаетесь страданьяхъ…
Я буду глухъ на ваши оправданья,
Не тронете меня ни стономъ, ни мольбой!
Итакъ, пусть Ромео скроется скорѣе;
Иначе, здѣсь его погибель ждетъ!
Трупъ отнести и ждать велѣній нашихъ!
Щадить убійцъ — убійству помогать!
О, кони огненогіе! Спѣшите
Вы вскачь къ жилищу Фебову! Когда бы
Былъ Фаэтонъ возницею, давно
Угналъ бы васъ онъ къ западу, и ночь
Тѣнистая спустилась бы на землю.
Покровъ густой, и ночь пріютъ любви,
Раскинь скорѣй, чтобы людскіе взоры
Закрылися и Ромео трепеталъ
Въ объятіяхъ моихъ, никѣмъ не зримый.
Не порицаемый. Свѣтло съ избыткомъ
Любовникамъ среди восторговъ ихъ,
Отъ блеска собственной красы, — и если
Любовь слѣпа, тѣмъ лучше ладитъ съ ночью.
Приди-же, о торжественная ночь,
Ты, величавая жена, вся въ черномъ, —
И проиграть, выигрывая, ты
Меня въ игрѣ таинственной, которой
Двѣ непорочности залогомъ служатъ,
Наставь, о ночь! Приливъ нескромной крови
Закрой ты на щекахъ моихъ своей
Мантильей черною, пока любовь,
Сначала робкая, смѣлѣй не станетъ,
Но обратится въ долга чистоту.
Придите, ночь и Ромео, ты, мой день въ ночи:
День потому, что прилетишь
На крыльяхъ ночи ты, бѣлѣй чѣмъ первый снѣгъ
На перьяхъ ворона… Голубка-ночь,
Ночь ласковая съ черными очами!
Подай мнѣ Ромео моего, а если
Умретъ онъ, ты его тогда возьми,
На мелкія на звѣздочки разрѣжь
И сводъ небесъ такъ ярко озарится,
Что влюбится весь міръ въ тебя, о ночь,
И перестанетъ дню тщеславному молиться…
О! домъ любви себѣ купила я,
Но не владѣю имъ еще: сама
Я куплена, но не взята доселѣ…
Такъ скученъ этотъ день, какъ ночь подъ праздникъ
Скучна нетерпѣливому ребенку,
Которому обновку сшили, а надѣть
Обновки не даютъ… О! вотъ идетъ
Кормилица и новости несетъ!
Языкъ, который только произнесть
Умѣетъ имя Ромео, для меня
Краснорѣчивъ небесно.
Няня! что же,
Что новаго? а это что съ тобою?
Не лѣстница ль, которую велѣлъ
Принесть мой Ромео?
Лѣстница… да! да! (Бросаетъ лѣстницу на полъ).
Увы! что новаго? что ты ломаешь руки?
О, горе намъ! онъ умеръ, умеръ, умеръ!
Погибли мы, синьора! мы погибли!
Ужасный день! погибъ, убитъ онъ, умеръ!
Ужели небо можетъ быть такъ злобно?
Не можетъ небо: ну, такъ Ромео могъ…
О, Ромео, Ромео!
Ну, кто бы могъ подумать это? Ромео!
Что ты за дьяволъ, что меня такъ мучишь?
Въ аду отъ пытки отъ такой застонешь!
Себя что ль Ромео самъ убилъ? скажи ты.
Простое „да“ скорѣй меня отравитъ,
Чѣмъ василиска смертоносный взглядъ.
И я — не я, коль есть такое да.
Глаза его закрылись? Да? ну, что же?
Убитъ онъ? Да, скажи! — а нѣтъ, такъ нѣтъ!
Въ единомъ словѣ горе или счастье.
Я рану видѣла… Да, да! Своими
Я собственными видѣла глазами…
Владыко-Господи! На самой на груди
На молодецкой!.. Жалкій, бѣдный трупъ,
Окровавленный, жалкій трупъ и блѣдный,
Ну, словно пепелъ блѣдный, весь облитый кровью
Запекшейся… Я за-мертво упала.
О сердце, разорвися! ты — банкрутъ!
Въ тюрьму глаза! Свободы свѣтъ погасъ вамъ!
Ты, прахъ презрѣнный въ землю возвратися,
Не движься больше! Пусть одна доска
Навѣкъ тебя покроетъ вмѣстѣ съ Ромео!
Тибальтъ, Тибальтъ! Мой лучшій другъ на свѣтѣ!
Ты, честный, обходительный Тибальтъ!
Не думала я дожить до того,
Чтобы тебя увидѣть нынѣ мертвымъ!
Что за гроза съ противными вѣтрами?
Убитъ мой Ромео? умеръ нашъ Тибальтъ!
Любимый братъ и болѣе любимый
Супругъ!..
Что жъ не трубитъ труба послѣдняго суда?
Кто жъ живъ теперь, коль этихъ двухъ ужъ нѣтъ?
Тибальтъ убитъ и Ромео вашъ въ изгнаньи!
Убилъ Тибальта Ромео и въ изгнаньи!
О Боже! Ромео могъ Тибальта кровь пролить?
Да! пролилъ, пролилъ! Горе намъ! онъ пролилъ!
О, сердце змѣя подъ цвѣточной оболочкой!
Когда драконъ въ такой великолѣпной
Пещерѣ обиталъ?.. Тиранъ
Съ неотразимою красою!
Бѣсъ въ видѣ серафима! Хищный воронъ
Съ крылами голубя!.. Ягненокъ
Лютѣй волковъ свирѣпыхъ! Содержанье
Презрѣнное подъ дивно свѣтлой формой!
Противорѣчье страшное тому,
Чѣмъ кажется на видъ!.. Святой проклятый,
Вельможный нищій!.. О, природа! что же
Ты создала изъ ада, если духа злобы
Ты въ этотъ райскій образъ поселила —
И въ переплетъ такой красивый, многоцѣнный
Когда нибудь переплетали ль книгу
Съ столь гнуснымъ содержаньемъ? О! коварство
Обмана поселилося въ палатахъ
Роскошнѣйшихъ!
Ни совѣсти, ни чести
И ни стыда въ глазахъ нѣтъ больше у людей!
Что всѣ-то всѣ — обманщики, злодѣи,
Клятвопреступники!.. Ахъ! гдѣ мой человѣкъ?
Скорѣй немного водки! Ужъ состарятъ
Меня печали эти, это горе…
Позоръ на Ромео!
Опаршивѣй твой языкъ
За это слово! Не рожденъ онъ для позора!
Стыдъ устыдится самъ чела его коснуться:
На томъ челѣ — короноваться чести,
Единой повелительницѣ міра!
О! звѣремъ я была, когда его ругала!
И говорите такъ вы объ убійцѣ брата?
Неужто жъ дурно говорить должна я
О томъ, кто мужъ мнѣ. Властелинъ мой бѣдный!
О! чей языкъ твое рѣшится имя
Благословить, когда ужъ даже я,
Твоя жена трехъ-часовая,
Проклясть его успѣла?..
Но для чего, злодѣй, убилъ ты брата?
Но братъ-злодѣй иначе бы убилъ
Супруга моего! О, прочь же, прочь
Вы, слезы глупыя! Скорѣе возвратитесь
Къ источнику прямому! Ваша дань —
Печали дань: ее вы радости несете!
Вѣдь живъ мой мужъ, котораго Тибальтъ
Хотѣлъ убить!.. Погибъ Тибальтъ, который
Супруга моего хотѣлъ убить!
Все это такъ, какъ надо: что жъ я плачу?
Но слово есть одно — тяжелѣ смерти
Тибальта — убивающее слово!
Его бы я забыть совсѣмъ хотѣла…
Но ахъ! оно надъ памятью моею
Нависло тяжестью какъ смертный грѣхъ
Надъ грѣшною душой… Тибальтъ погибъ,
Но Ромео — изгнанъ! Изгнанъ!
О! это слово: изгнанъ! — десять тысячъ
Тибальтовъ умертвило! Пусть и горе
Тибальта смерть, но еслибъ только
Одна она, то горе переносно…
И если горе приходить привыкло
Въ сообществѣ, а не одно къ намъ, — что же,
Сказавши, что Тибальтъ погибъ, она
Еще тутъ не прибавила: отецъ твой
Скончался или мать иль оба вмѣстѣ?
Обыкновенное все это бъ горе было!
Но вслѣдъ за вѣстью, что Тибальтъ погибъ,
Другая: Ромео изгнанъ!.. съ этимъ словомъ
Отецъ и мать, Тибальтъ и Ромео и Джульетта,
Все сгибло, умерло! Мой Ромео изгнанъ!
Конца, предѣла, мѣры и границъ
Нѣтъ въ этомъ смертномъ словѣ! Слова нѣтъ
Для выраженья безысходной муки!
Кормилица! гдѣ мой отецъ, гдѣ мать?
Надъ мертвымъ тѣломъ стонутъ все и плачутъ.
Пожалуйте! я къ нимъ васъ проведу.
Или слезами раны обмываютъ?
Но осушатся слезы ихъ; свои же
Я сберегу, чтобъ плакать объ изгнаньи Ромео.
Веревки эти подними. Бѣдняжка
Ты, лѣстница! Покинута и ты,
Какъ я-же: обѣ! Ромео нашъ въ изгнаньи!
Къ моей постели ты должна была
Дорогой быть ему, но, видно, дѣвой
Умру я въ дѣвственномъ вдовствѣ!
Идемъ же, лѣстница! идемъ же, няня,
На брачную постель мою! Отдамъ
Не Ромео, смерти я свою невинность!
Ступайте въ комнату. Пойду — найду
Я Ромео, чтобъ утѣшить васъ… Я знаю,
Гдѣ онъ теперь… Ужъ вы повѣрьте мнѣ:
Вашъ Ромео будетъ здѣсь сегодня ночью!
Пойду къ нему: онъ у Лоренцо въ кельѣ.
Найди ты мнѣ его!.. Отдай вотъ это
Кольцо ему и пусть мой рыцарь вѣрный
Въ послѣдній разъ придетъ со мной проститься!..
Выдь, Ромео, выдь, несчастный человѣкъ!
Несчастье въ существо твое влюбилось,
И обручился ты съ бѣдой!
Отецъ! что новаго? что князь рѣшилъ?
Какое ищетъ доступа ко мнѣ
Еще несчастіе?
Ты коротко
Сжился уже съ сообществомъ подобнымъ…
О приговорѣ князя вѣсть принесъ я.
Что жъ? Легче ль онъ послѣдняго суда?
Уста его, по милости высокой,
Не смерть тебѣ — изгнанье изрекли.
Изгнанье! О! будь жалостливъ! Скажи,
Что смерть! Страшнѣй изгнанья ликъ, страшнѣй
Чѣмъ смерти ликъ. Не говори: изгнанье!
Вѣдь только изъ одной Вероны изгнанъ ты.
Будь терпѣливъ: Господень міръ пространенъ.
Да міра нѣтъ за стѣнами Вероны!
Чистилище за ними, пытки, адъ!
Оттуда изгнанъ я, изъ міра изгнанъ:
Изъ міра же изгнанье — смерть. Изгнанье —
То смерть подъ ложнымъ именемъ! И смерть
Изгнаньемъ называя, рубишь ты
Мнѣ голову сѣкирой золотою
И улыбаешься при смертномъ взмахѣ!
О, грѣхъ смертельный! О, неблагодарность
Грубѣйшая! Смерть за вину, по нашимъ
Законамъ, заслужилъ ты: кроткій князь
Взялъ сторону твою, законъ нарушилъ;
Смерть, слово черное, онъ обратилъ
Въ изгнаніе: великая то милость;
А ты и видѣть этого не хочешь!
Нѣтъ! Пытка то, не милость. Небо тамъ
Лишь только, гдѣ живетъ Джульетта! Кошка,
Собака, мышь ничтожная, какая бъ
То ни была презрѣннѣйшая тварь,
Живутъ въ раю тамъ, могутъ видѣть рай…
А Ромео… онъ не можетъ! О! достойнѣй,
Почетнѣе и счастливѣе мухи
Житье чѣмъ Ромео!.. Ей всегда доступны
И рукъ Джульетты бѣлизна, и счастье
Безмѣрное касаться губокъ, губокъ,
Которыя, въ стыдливой чистотѣ,
Одна другой касаяся, краснѣютъ.
Дается это мухѣ: я же долженъ
Бѣжать! Она вольна, а я — изгнанникъ…
И говорить ты можешь, что не смерть
Изгнанье? Не имѣлъ въ запасѣ что ли
Ты яда, остраго ножа, какого бъ
То ни было орудія иного
Внезапной смерти, чтобъ меня покончить
За разъ, а непремѣнно словомъ „изгнанъ“
Убить меня хотѣлъ ты! Изгнанъ! Падре!
То слово осужденные въ аду
Произнесутъ со скрежетомъ и стономъ…
Какъ сердца у тебя достало, у тебя,
Служителя Господняго, отца
Духовнаго, врача грѣховъ и друга,
Мнѣ словомъ „изгнанъ“ сердце разорвать?
Безумный человѣкъ, дай слово ты сказать!
Ты говорить опять мнѣ станешь объ изгнаньи?
Оружіе тебѣ хотѣлъ бы дать
Я противъ слова этого. Ищи ты
Въ бальзамѣ философіи отрадъ
И обрѣтешь въ самомъ изгнаньи утѣшенье.
Опять изгнанье! Къ черту философью!
Вѣдь философія твоя Джульетты
Мнѣ не создастъ? И города она
Не передвинетъ съ мѣста? приговора
Не перемѣнитъ? Такъ зачѣмъ она?
На что годна? Не говори о ней мнѣ!
Охъ, вижу я, помѣшанные глухи.
Да какъ же иначе, коль слѣпы мудрецы?
Давай, обсудимъ мы спокойно дѣло.
Какъ можешь ты судить о томъ, чего
Не чувствуешь? Будь молодъ ты какъ я
И будь твоей любовію Джульетта,
И, только что женившись, ты убилъ бы
Тибальта, и съ ума какъ я сошелъ бы,
И будь какъ я ты изгнанъ, ну, тогда
Ты могъ бы говорить, тогда ты могъ бы
Рвать волосы и по землѣ валяться,
Какъ я теперь,
Заранѣе свою могилу измѣряя.
Встань! Въ дверь стучатся! Спрячься, добрый Ромео!
Нѣтъ! Развѣ облака отъ пара вздоховъ
Меня отъ глазъ людскихъ сокроютъ, можетъ быть!
Ты слышишь, какъ стучатся! Встань ты, Ромео!
Тебя вѣдь схватятъ!
Подождите!
Встань же!
Ступай въ мою рабочую!
Сейчасъ!
О Господи! что за безумство!
Тотчасъ!
Кто тамъ стучитъ? Откуда? Что угодно?
Впустите-ко! узнаете, съ чѣмъ къ вамъ я!
Пришла я отъ синьоры отъ Джульетты.
Ну, такъ добро пожаловать! Идите!
Ахъ, мой отецъ святой! Скажи, святой отецъ,
Гдѣ мужъ моей синьоры, гдѣ тутъ Ромео?
Вонъ на землѣ онъ, пьянъ отъ слезъ своихъ.
Ну, вотъ совсѣмъ, какъ и моя синьора,
Точнехонько!
О, горестное сходство!
Плачевный видъ!
Лежитъ она вотъ такъ же,
Рыдаетъ все да плачетъ, плачетъ да рыдаетъ!
Да встаньте, встаньте, если вы мужчина.
Джульеттой васъ я, ею заклинаю: встаньте.
Что очень въ охи вы вдались да въ ахи?
Кормилица!
Синьоръ, синьоръ! Вѣдь всѣ помремъ мы!
Ты о Джульеттѣ говорила? что съ ней?
О, лютаго она убійцу видитъ
Теперь во мнѣ, который запятналъ
Цвѣтъ первый нашихъ радостей такою
Родной и близкой кровью? Гдѣ она?
Что съ ней? Что говоритъ о страсти тайной
О нашей тайная моя жена?
Ахъ, ничего, синьоръ! А все лишь плачетъ-плачетъ!
То на постелю бросится, то вскочитъ,
Зоветъ Тибальта, Ромео вдругъ кричитъ
И бросится опять въ постелю!
Это имя,
Какъ пуля изъ пищали смертоносной,
Ее сражаетъ, какъ рука моя сразила
Проклятая ея родного… О! скажи мнѣ,
Скажи мнѣ, падре: гдѣ, въ которой части
Состава моего презрѣнной имя
Сокрыто это? о, скажи, чтобъ могъ я
Жилище ненавистное его
Разрушить. (Хочетъ заколоться).
Удержи отчаянную руку!
Мужчина ль ты? По виду ты мужчина,
Но по слезамъ ты женщина, а дикій
Твой замыселъ достоинъ только звѣря
О, баба безобразная подъ видомъ
Мужчины! или, хуже даже, звѣрь ты
Чудовищный подъ видомъ обоихъ!
Ты изумилъ меня: клянусь святымъ
Я нашимъ орденомъ! Въ тебѣ я больше
Предполагалъ характера и воли!
Убилъ Тибальта, а теперь себя
Убить ты хочешь и убить жену,
Которая живетъ однимъ тобою!
Вѣдь самого себя проклятью предаешь ты,
Ругаешься надъ жизнью, небомъ и землею!
Жизнь, небо и земля соединились
Въ твоемъ рожденьи: ты отъ нихъ отъ всѣхъ
Отречься хочешь! Фуй!.. Вѣдь ты срамишь
Любовь свою и красоту и умъ!
Какъ ростовщикъ богатствами владѣешь
Безъ пользы ты, какъ надо не умѣешь
Употреблять любовь и умъ и красоту.
Краса твоя — фигура восковая,
Лишенная душевной силы мужа;
Любовь твоя и клятва — вѣроломство,
Убійство той, кого клялся любить ты;
А умъ твой разумъ, это украшенье
Любви и красоты, — слѣпой вожакъ для нихъ,
И все равно теперь, что у солдата
Неловкаго въ пороховницѣ порохъ;
Онъ вспыхнулъ отъ оплошности твоей
И сталъ тебѣ въ погибель, не въ защиту.
Ну, встань же, человѣкъ! Жива твоя Джульетта,
Изъ за которой ты отъ горя умиралъ;
Ты счастливъ: могъ ты быть убитъ Тибальтомъ,
Но самъ убилъ Тибальта! Ты ль не счастливъ?
Законъ, грозящій смертью — другъ тебѣ,
Смерть обратилъ въ изгнанье онъ. Ну, ты ли
Не счастливъ? Надъ головой твоею явно
Сосредоточились благословенья,
Ухаживаетъ счастье за тобой;
А ты, какъ нравная, упрямая дѣвчонка,
На счастье и любовь все губы дуешь!
Смотри, смотри! съ такими будетъ худо!
Ступай къ женѣ, какъ было рѣшено,
Влѣзь въ комнату, утѣшь ее ты въ горѣ,
Но не забудь уйти до смѣны стражи;
Иначе въ Мантую не проберешься ты…
Тамъ жить ты долженъ до тѣхъ поръ, пока
Удобнаго мы времени не сыщемъ
Бракъ объявить и помирить семейства,
Прощеніе у князя испросить
И вновь сюда призвать тебя. И будешь
Ты во сто разъ счастливѣе тогда,
Чѣмъ горестенъ теперь при разставаньи.
Иди впередъ, кормилица! Синьорѣ
Ты кланяйся, скажи, чтобъ уложила
Своихъ пораньше спать… Они теперь
Утомлены печалію и скоро
Заснутъ. А Ромео — за тобой!
Ахъ, Боже
Ты Господи! Вотъ, кажется бы, ночь
Я цѣлую все слушала такіе
Разумные совѣты! Ну, ужъ правда:
Ученье свѣтъ, а неученье тьма.
Синьоръ, скажу синьорѣ, что придете.
Скажи! да не забудь сказать ты милой,
Чтобы меня готовилась бранить.
А вотъ, мессеръ, кольцо она отдать вамъ
Просила. Но спѣшите-ко, ужъ поздно!
О! Какъ меня подарокъ оживилъ!
Ступай же… Доброй ночи! Но смотри ты:
Судьба твоя зависитъ отъ того,
Чтобъ ты ушелъ отсюда до разсвѣта.
Живи ты въ Мантуѣ: найду слугу
Я твоего и онъ по временамъ
Къ тебѣ являться будетъ съ доброй вѣстью
О всемъ, что здѣсь хорошаго случится.
Ну, дай мнѣ руку! Поздно. Доброй ночи!
Когда бъ меня звала отсель не радость
Превыше радости самой,
Разстаться грустно было бъ мнѣ съ тобой.
Прощай!
Бѣды такія выпали, мессеръ,
Что дочь предупредить мы не успѣли…
Извольте видѣть: очень ужъ любила
Она Тибальта, брата своего.
И я вѣдь тоже… Ну да всѣ родимся,
Чтобъ умереть мы! Поздно ужъ теперь;
Внизъ не сойдетъ она. Я самъ вѣдь былъ бы —
Готовъ хоть побожиться — съ добрый часъ,
Безъ вашего сообщества, въ постели.
Для сватовства не время — время плача.
Синьора, доброй ночи! Дочкѣ вашей
Поклонъ мой.
Передамъ — и завтра утромъ
Ея узнаю мысли: нынче жъ ночью
Замкнулась вся она въ свою печаль.
Мессеръ Парисъ! Могу ручаться смѣло
Вамъ за любовь я дочери… Она,
Я полагаю, управлять собою
Мнѣ дастъ во всемъ: да что тутъ? полагаю,
Сомнѣній нѣтъ! Жена! сходи-ко къ ней
Ты прежде, чѣмъ уляжешься въ постелю,
И о любви ты сына моего
Париса извѣсти ее… Да ей
Скажи — замѣть ты это хорошенько —
Что въ середу… постой!.. какой бишь день то
Сегодня?
Понедѣльникъ, мой синьоръ!
А! понедѣльникъ… Да… Эге! ну, въ среду
Ужъ слишкомъ скоро. Пусть въ четвергъ.
Въ четвергъ, молъ,
Пойдешь ты подъ вѣнецъ съ синьоромъ графомъ.
Вы будете ль готовы? Вамъ по нраву ль
Такая скорость? Шуму подымать
Не станемъ мы большого… Такъ, два-три
Пріятеля… А то вѣдь только что убитъ
Тибальтъ; ну, могутъ, знаете, подумать,
Что о родномъ мы нашемъ не горюемъ,
Коль пиръ задать… Съ полдюжины друзей
И — все тутъ. Что жъ, о четвергѣ какихъ
Вы мыслей?
Мой синьоръ, зачѣмъ четвергъ — не завтра?
Прекрасно. Ну, ступайте… такъ въ четвергъ!
Сходи къ Джульеттѣ прежде, чѣмъ ложиться.
Къ дню свадьбы приготовъ ее, жена!
Прощайте, мой синьоръ! Эй! въ комнату мнѣ свѣчку!
Однако, правду молвить, такъ ужъ поздно,
Что скоро будетъ рано… Доброй ночи!
Ужъ ты идешь? Еще не скоро день…
То соловья, не жаворонка голосъ
Въ твой боязливый слухъ вонзился звономъ…
Ночью всегда поетъ онъ на гранатѣ…[3]
Повѣрь мнѣ, милый, это соловей!
Нѣтъ! жаворонокъ это — вѣстникъ утра,
Не соловей! Взгляни, любовь моя:
Завистливые проблески ужъ ярко
Край облаковъ востока золотятъ…
Сгорѣли свѣчи ночи, день веселый
Всталъ на дыбки на высяхъ горъ туманныхъ…
Идти и жить мнѣ надо, иль остаться
И умирать!
Тотъ блескъ — не свѣтъ дневной.
Я это знаю, знаю хорошо.
То — метеоръ отъ испареній солнца,
Чтобы тебѣ въ ночи свѣтить какъ факелъ
И въ Мантую дорогу озарять.
Останься же, идти еще не время!
Ну пусть меня возьмутъ, влекутъ на смерть!
Доволенъ я, коль ты того желаешь!
Да! этотъ сѣрый свѣтъ — не утра взоръ,
То — Цинтіи чела лишь отблескъ блѣдный,
И то не жаворонокъ высоко надъ нами
Подъ сводомъ неба громко зазвенѣлъ…
И больше, больше у меня желанья
Остаться здѣсь, чѣмъ воли уходить.
Приди ты, смерть: привѣтъ тебѣ! Джульетта
Такъ хочетъ. Жизнь, душа моя! Ну, что же?
Давай же говорить… еще не день.
То день, то день! Увы! бѣги скорѣе!
То жаворонокъ звонко дребезжитъ,
И рѣзкіе, нескладные свои
Намъ звуки сверху сыплетъ… Вотъ, вѣдь лгутъ же,
Что дѣлитъ пѣснь онъ сладко на лады:
Онъ нашъ съ тобою ладъ теперь разстроилъ…
И говорятъ еще вотъ, что онъ съ жабой
Глазами помѣнялся… О! зачѣмъ
Они и голосами не смѣнялись?[4]
Тотъ голосъ руку отъ руки твоей
Мою отторгнулъ… Трескотней своей
Передразсвѣтною тебя онъ изгоняетъ…
Бѣги… Все ярче, ярче разсвѣтаетъ.
Все ярче? Наше горе — все темнѣй.
Синьора!
Что кормилица?
Идетъ къ вамъ,
Синьора, ваша матушка сюда (Уходитъ).
Окно! впускай же солнце ты и жизнь
Ты выпусти мою!
Прощай, прощай!
Одинъ лишь поцѣлуй, и я спущуся.
Ушелъ ты… милый! господинъ мой! мужъ мой!
Мой другъ! Я каждый часъ во дню должна
Вѣсть отъ тебя имѣть… Въ минутѣ много
Дней для меня… Ахъ! если такъ, стара
Я буду, какъ увижу Ромео снова.
Прощай! Не пропущу, любовь моя, ни разу
Я случая поклонъ тебѣ прислать.
О! какъ ты думаешь, мы свидимся ли снова?
Не сомнѣваюсь я, и горе наше будетъ
Намъ въ будущемъ бесѣдъ предметомъ сладкимъ.
О, Боже! Духъ живетъ во мнѣ зловѣщій,
И кажешься теперь, когда внизу ты,
Мнѣ мертвецомъ во глубинѣ могилы:
Иль лгутъ глаза, иль блѣденъ ты ужасно.
И мнѣ, любовь моя, такою жъ точно
Ты кажешься, повѣрь! Сухое горе
Кровь нашу пьетъ… Прощай! Прощай!
О, счастье, счастье! Всѣ тебя зовутъ
Непостояннымъ… Если въ самомъ дѣлѣ
Ты таково, какое можетъ дѣло
Быть до того тебѣ, кто постоянствомъ
Какъ Ромео славенъ? Будь непостоянно!
Его держать, надѣюсь я, не будешь
Ты долго при себѣ, а отошлешь
Назадъ ко мнѣ.
Эй, дочка! встала ты?
Кто тамъ? Синьора матушка! Ужели
Такъ рано поднялась иль такъ поздно
Ложится? что приходъ нежданный значитъ?
Ну, какъ ты, Джуля?
Мнѣ не хорошо, синьора.
О братниной все смерти плачешь ты?
Не вымоешь его слезами изъ могилы —
Да еслибъ даже вымыла, отъ нихъ онъ
Не ожилъ бы. Ну, перестань же, полно!
Умѣренное горе о любви
Свидѣтельствуетъ многое: слишкомъ много горя
О скудости ума въ насъ говоритъ.
О, дайте тяжкую утрату мнѣ оплакать!
Ее лишь тяжелѣй ты будешь ощущать,
А все же близъ себя не ощутишь
Ты черезъ то оплаканнаго друга.
Утрату ощущая такъ глубоко,
Я только и могу теперь, что плакать
О другѣ.
Полно, дочка! Не о смерти
Его ты столько плачешь, какъ о томъ,
Что живъ еще подлецъ, его убившій.
Какой подлецъ, синьора?
Гнусный Ромео!
Подлецъ и онъ, огромнымъ разстояньемъ
Одинъ съ другимъ раздѣлены. Господь,
Прости ему! Я отъ души, прощаю,
А все же человѣка нѣтъ на свѣтѣ,
Кто волновалъ бы сердце мнѣ какъ онъ.
Да, потому что живъ убійца гнусный.
Да, что живетъ отъ рукъ моихъ далеко.
Зачѣмъ за брата смерть не мщу одна я?
Мы отомстимъ; ужъ ты не безпокойся!
Ну, полно плакать! Въ Мантую, куда онъ,
Злодѣй нашъ, изгнанъ, я пошлю кого-нибудь
И поднесутъ такой ему пріемецъ
Хорошаго напитка, что къ Тибальту
Въ сообщество отправится онъ скоро.
Тогда — неправда ль — будешь ты довольна?
Нѣтъ! Мнѣ не успокоиться, пока
Сама я Ромео не увижу… смерть…
Скорбь въ сердцѣ бѣдномъ лютая о миломъ!
Синьора! Если вы кого найдете,
Кто ядъ снесетъ, сама я приготовлю
Тотъ ядъ. Его принявши, Ромео скоро
Заснетъ покойно. О! какъ больно сердцу
То имя слышать и лишенной быть
Возможности накинуться и смерть
Тибальта выместить на всемъ составѣ
Его убійцы.
Поищи ты средства,
А человѣка я тебѣ найду…
Но, дочка, я къ тебѣ съ веселой вѣстью.
О! радость кстати въ эти дни печали!
Какая жъ вѣсть? скажите мнѣ, синьора.
Заботливаго Богъ тебѣ послалъ
Отца, дитя мое… Чтобы скорѣе
Тебя отъ горя оторвать, онъ праздникъ,
Какого не ждала ты и какого
Я не надѣялась, теперь готовитъ.
Синьора, что же за день веселья это?
Вотъ что, дитя мое: въ четвергъ по утру рано
Изящный, молодой и благородный
Синьоръ Парисъ во храмѣ пресвятаго
Петра, счастливецъ, назоветъ тебя
Счастливою супругою своею.
Нѣтъ, храмъ Петра и самъ мнѣ Петръ свидѣтель,
Не буду я счастливою супругой!
Поспѣшности дивлюсь я… Выхожу
Я замужъ прежде, чѣмъ женихъ спросилъ
Меня: согласна-ль? Васъ прошу, синьора,
Отцу и господину моему
Сказать, что не хочу еще я замужъ;
А захочу, такъ выйду я, клянуся,
Скорѣй за Ромео, за того, кто мнѣ
Такъ ненавистенъ, какъ извѣстно вамъ,
Чѣмъ за Париса! Новости ужъ, точно!
Вотъ твой отецъ. Скажи ему сама,
И поглядимъ мы, какъ онъ это приметъ.
Какъ солнышко взойдетъ — падетъ роса на землю;
Но по закатѣ сына брата моего
Дождь ливмя льетъ…
Ну, что? ты словно жолобъ, дочь, все плачешь,
Все — ливень слезъ да вздохи… Маленькой своею
Особою изволишь представлять
Ты разомъ вѣтеръ и челнокъ и море,
Въ твоихъ глазахъ, которые могу
Назвать я моремъ, слезъ приливы и отливы;
Челнокъ же — это твой составъ тѣлесный;
Ныряющій среди соленыхъ волнъ;
А вѣтры — вздохи; вмѣстѣ со слезами,
На-перерывъ свирѣпствуя, они,
Коли не встанетъ тишь, разрушить могутъ
Разбитый бурею составъ. Жена!
Ты объявила ль ей рѣшенье наше?
Да, мой синьоръ; но вотъ она не хочетъ,
Изволитъ васъ благодарить покорно.
Ужъ лучше бъ съ гробомъ, дура, повѣнчалась!
Постой!.. дай мнѣ понять, дай мнѣ, понять, жена…
Какъ? что? не хочетъ? насъ благодарить изволитъ?
И честью не гордится? Не считаетъ
Себя счастливой эта дрянь, что ей
Мы выбрали въ мужья достойнаго синьора?
Я не горжусь, хоть вамъ и благодарна.
Гордиться нечѣмъ тѣмъ, что намъ противно,
Но благодарной быть могу я даже
За зло, котораго причиною — любовь.
Что это? А! умничать! Какія
Слова такія слышу я? „Горжусь“
И „благодарна вамъ я“ и „неблагодарна“
И „не горжусь“. Ну, умница — синьора!
Изволь-ко, не благодаря, ты быть
Мнѣ благодарной, не гордяся — гордой,
И ножки разсубтильныя изволь ты
Мнѣ къ четвергу расправить, чтобы съ графомъ
Парисомъ въ храмъ Петра идти вѣнчаться.
Не то вѣдь я на петлѣ потащу!
Ахъ, погань блѣдно-желтая! Ахъ, мразь ты!
Ахъ, рожа сальная!
Фуй! фуй! Въ умѣ ли ты?
Отецъ! я на колѣняхъ умоляю…
Дозвольте вы мнѣ вымолвить хоть слово!
Прочь… прахъ тебя возьми, мерзавка… Прочь!
Дѣвчонка самонравная! Тебѣ вѣдь
Ужъ сказано: иди въ четвергъ ты въ церковь,
Иль не кажись мнѣ больше на глаза!
Не поперечь, не отвѣчай, ни слова!
И такъ ужъ руки чешутся… жена!
Ну, вотъ мы вѣчно плакались съ тобою,
Что дѣтище одно намъ далъ Господь…
Нѣтъ, вижу я, и одного довольно,
И этимъ мы наказаны однимъ!
Прочь ты страмница!
Боже, царь небесный
Спаси ее! Грѣшно вамъ, мой синьоръ!
А отчего бъ грѣшно мнѣ, ваша мудрость?...
Языкъ на привязи держите, ваше
Высокоуміе! Идти извольте
Звонить имъ къ вашимъ кумушкамъ вы лучше.
Я не худое что сказала.
Ну
И Богъ съ тобой!
Ужъ слова не скажи!
Молчи ты, дура старая! Ступай
Ты съ кумушками важничай за фляжкой.
Здѣсь важность на себя не напускай!
Не горячись ты!
Господи-Владыко!
Да какъ еще я не сошелъ съ ума?
Днемъ, ночью, каждый часъ и каждый мигъ,
За дѣломъ, за игрою, — одинъ ли,
Съ гостями ли, — единственную я
Имѣлъ заботу, какъ ее мнѣ замужъ
Получше выдать… Ну и вотъ: нашелъ
Я дворянина благородной крови,
Съ прекраснымъ состояньемъ, молодого,
Воспитаннаго, съ головы до ногъ —
Что говорится — полнаго достоинствъ,
Какого лучше пожелать нельзя!
И эта своенравная дѣвчонка,
И эта плакса-кукла отвѣчать
На предложенье счастія изволитъ:
„Я замужъ не хочу“, „я не люблю“,
„Я слишкомъ молода“. „Вы извините“!
Ну, ты не хочешь замужъ? Хорошо!
Я извиню тебя по свойски; можешь
Идти кормиться, гдѣ ты хочешь. Только
Со мной ужъ больше не живи! Ты слышишь?
Подумай же: шутить я не люблю…
Четвергъ-то близко! Положи-ко руку
Ты на сердце да здраво разсуди!
Коль ты — моя, тебя за друга выдамъ,
А не моя — ступай куда глаза глядятъ.
Ходи съ сумой по улицамъ, таскайся,
Хоть околѣй отъ голода! Клянусь,
За дочь тебя я больше не признаю;
Ничто мое твоимъ не будетъ. Вотъ что
Одумай-ко… Я въ словѣ не солгу. (Уходитъ).
Хоть не паритъ-ли жалость въ небесахъ?
Оттуда ль хоть не взглянетъ въ бездну скорби?
О, матушка родная! Не отринь
Меня ты, бракъ отсрочь ты хоть на мѣсяцъ,
Хоть на недѣлю… Если же нѣтъ, готовьте
Въ Тибальтовомъ мнѣ склепѣ гробовомъ
Вы ложе брачное!
Со мною ты
Не говори… Ни слова не скажу я:
Какъ хочешь поступай, — мнѣ дѣла нѣтъ! (Уходитъ).
О, Господи! Кормилица, скажи ты,
Какъ быть? Что дѣлать? Мужъ мой на землѣ, —
На небѣ клятва: какъ же эта клятва
На землю можетъ вновь сойти, доколѣ
Ее назадъ мнѣ мужъ мой, не пришлетъ,
Покинувъ землю?.. Поддержи меня ты,
Совѣтъ мнѣ дай… Увы! увы! Ужели
Способны небеса такія сѣти
Столь слабому, какъ я, созданью ставить?
Ну, что жъ ты скажешь?.. Неужели нѣтъ
Ни слова радостнаго у тебя,
Ни утѣшенія, кормилица?
Вы вотъ что
Послушайте, вѣдь Ромео изгнанъ. Что вы
Хотите, прозакладую, что онъ
Придти сюда за вами не посмѣетъ,
А если и придетъ онъ, такъ украдкой…
И значитъ, слѣдуетъ по моему
По разсужденью вамъ за графа выйти.
А ужъ мужчина-то какой!
Что Ромео? тряпка передъ нимъ! орелъ онъ.
Синьора; у орла-то даже есть ли
Такіе сѣрые и бодрые глаза,
Какъ у Париса… Душенькой своею
Я побожусь, что счастіемъ считаю
Для васъ замужство я второе это —
И лучше не въ примѣръ чѣмъ первое оно.
Да ежели и нѣтъ, такъ все же первый
Вашъ умеръ или все равно что умеръ:
Хоть живъ, а вамъ не годенъ ни на что.
Ты говоришь отъ сердца?
И отъ сердца
И отъ души отъ всей, — хоть лопни сердце
И сгинь душа!
Аминь.
Что вы сказали?
Ну! ты меня утѣшила чудесно!
Ступай, синьорѣ матушкѣ скажи,
Что батюшку прогнѣвала, пошла я
Къ отцу Лоренцо въ келью, чтобъ въ грѣхѣ
Покаяться и получить прощенье.
Иду. Вотъ что умно — такъ ужъ умно! (Уходитъ).
Хрычовка-грѣховодница! Злой бѣсъ!
Который больше грѣхъ твой? что меня
Ты подучала клятву преступить,
Иль что посмѣла мужа моего
И господина тѣмъ же языкомъ
Ты поносить, которымъ выше всякихъ
Похвалъ его превозносила ты же
Сама разъ тысячу? Такъ прочь же, прочь же.
Совѣтница! Отнынѣ грудь моя
И ты между собою цѣлой бездной
Раздѣлены. Пойду теперь я къ падре:
Не сыщетъ ли къ спасенью средствъ какихъ?
А нѣтъ, — такъ смерть всегда въ рукахъ моихъ!
Примѣчанія[править]
- ↑
Меркуціо. Его сотретъ одно a la stoccata.
Итальянскій терминъ, означающій быстрый ударъ рапирою.
- ↑
Меркуціо. Почтенный кошачій король.
Ср. выше, примѣч. къ стр. 216.
- ↑
Ночью всегда поетъ онъ на гранатѣ.
Григорьевъ сдѣлалъ къ этому мѣсту такое примѣчаніе:
«Неправильный стихъ, который измѣнить можно было-бы такъ:
Всегда поетъ онъ ночью на гранатѣ,
если-бы я не пытался удержать въ этомъ классическомъ мѣстѣ особенную музыкальность оригинала, по возможности даже съ сохраненіемъ удареній на нѣкоторыхъ словахъ».
- ↑
Джульетта. . . . . . О, зачѣмъ
Они и голосами не смѣнялись?Если бы жаворонку дать голосъ жабы, то кваканье не было бы признакомъ начинающагося дня, а слѣдовательно — и сигналомъ разлуки влюбленныхъ.