Въ Полномъ Собраніи Законовъ не находится манифеста объ открытіи войны съ Наполеономъ въ 1812 году; о существованіи такого манифеста или о порученіи императора Александра кому-либо составить не упоминаетъ ни одинъ изъ нашихъ историковъ отечественной войны. Между тѣмъ у меня имѣется подлинный черновой проектъ этого манифеста, написанный съ небольшими помарками и орѳографически правильно, что въ то время составляло довольно рѣдкое явленіе. Фамилію составителя этого манифеста мои розысканія не открыли, но, по всему вѣроятію, онъ былъ лицомъ приближенныхъ къ Государю, хорошо знавшимъ всѣ тогдашнія событія. Слѣдующія на проектѣ манифеста слова тогдашняго государственнаго секретаря А. С. Шишкова указываютъ, что проектъ былъ переданъ на предварительный его просмотръ и одобреніе: «Читалъ сей манифестъ, и нахожу оный существомъ дѣла, мыслями, связью и слогомъ прекрасно написаннымъ». Манифестъ былъ изготовленъ, какъ можно предполагать, въ то же время, 13 іюня 1812 года, когда о нашествіи Наполеона отданъ Высочайшій приказъ войскамъ и состоялся рескриптъ графу Салтыкову.
Два лѣта коварствомъ и неограниченнымъ властолюбіемъ умышляемое нападеніе на имперію нашу наконецъ дѣйствіе свое воспріяло, вторженіемъ непріятеля въ границы наши и занятіемъ Ковны сего 12 Іюня. Симъ послѣднимъ опытомъ вѣроломства и необузданнаго честолюбія Французскаго императора положенъ предѣлъ нашему долготерпѣнію, и мы подъемленъ чистотою намѣреній нашихъ и миролюбіемъ освященное оружіе наше на отраженіе кровожаждущаго супостата.
Всей Европѣ извѣстны пожертвованія наши миру; извѣстны и тяжкія узы, кои мы добровольно на себя для сохраненія онаго возложили; извѣстна и точность, съ каковою мы, въ уваженіе святости вообще принятыхъ нами обязанностей, противъ воли сердца нашего, выдали Французскому императору вспомогательное войско наше во время войны его съ Австріею. Но едва лишь содѣйствіемъ нашимъ пролитіе человѣческой крови въ сей части Европы остановилось; едва торжественнымъ договоромъ водворились въ странахъ, войною удрученныхъ, тишина и порядокъ, какъ Французскій императоръ умышлялъ уже противъ существованія оныхъ, и мысленно размѣрялъ пространство времени, въ которое способно ему будетъ бросить пламенники свои на Сѣверѣ и обольстить коварными предложеніями легкомысленныхъ людей той части бывшаго народа Польскаго, которая познала истинное благоденствіе тогда только, когда къ имперіи нашей присоединилась.
Кто не вѣдаетъ о порабощеніи всѣхъ странъ Западныхъ подъ игомъ Французскаго императора страждущихъ?
Кто не испыталъ, что подъ названіемъ ново-установленныхъ царствъ, Французскій императоръ ищетъ токмо новыхъ данниковъ и новыхъ жертвъ для окровавленнаго алтаря своей славы? Такъ Голландія потеряла и богатства свои, и свою промышленность, и народъ сей, прежде мирными искусствами и мореходствомъ отличавшійся, нынѣ раболѣпствуетъ Франціи въ бѣдности и въ безславіи; такъ цвѣтущій Неаполь содѣлался добычею Французской ненасытности; и такъ называемое независимое королевство Вестфальское болѣе самыхъ Французскихъ провинцій истощается безпрестанными денежными налогами, и безпрестанною войною.
Приготовляя подобную участь и сѣверныхъ странъ, Французскій императоръ въ военной конвенціи 1809 года, съ Вѣнскимъ дворомъ заключенной, почелъ за нужное упомянуть имя какъ будто бы существующаго королевства Польскаго, не изъ какой либо къ жителямъ сей части Европы особенной привязанности, но въ единственномъ помышленіи произвести и въ семъ краѣ раздоръ и мятежи. Мы не упустили изъявить ему по сему случаю нашего негодованія, и получили въ отвѣтъ, съ самыми дружественными удостовѣреніями, предложеніе къ обезпеченію спокойствія въ Сѣверѣ истребить взаимнымъ согласіемъ и самое названіе Поляковъ и Польши и постановить[1] согласіе сіе особеннымъ договоромъ.
Мы почли не лишнимъ[2] воспользоваться симъ предложеніемъ и, обязавъ сколько возможно Французскаго императора актомъ торжественно утвержденнымъ, остановить всегдашнее его стремленіе къ низверженію всякаго благоустройства. Конвенцію, по сему предмету заключенную, и ничего инаго не содержавшую кромѣ того, что самимъ Французскимъ министерствомъ предложено, было посолъ Французскій въ С.-Петербургѣ съ нашимъ государственнымъ канцлеромъ подписали. Въ оной принято было взаимное обязательство не возстанавливать бывшаго королевства Польскаго, дабы не нарушить существующій порядокъ, и ограничитъ число войскъ въ герцогствѣ Варшавскомъ находящееся; но Французскій императоръ не долго устоялъ въ словѣ своемъ положить самому себѣ таковую благую преграду и[3] отказался упомянутый актъ утвердить своею ратификаціею, подъ предлогомъ якобы не находилось для него въ сей конвенціи достаточныхъ взаимныхъ выгодъ, какъ будто бы въ силу оной мы что либо новое приобрѣтали!
Симъ неожиданнымъ отступленіемъ отъ своихъ обѣщаній, Французскій императоръ обнаруживалъ дотаточно свои противъ благоденствія Имперіи нашей злотворные замыслы; но мы правиломъ себѣ положили избѣгать сколько возможно все то, что могло бы ускорить бѣдствія новой брани, и мнили доброю вѣрою нашею пристыдить Французскаго императора.
Не удовольствуясь симъ случайнымъ открытіемъ своихъ кововъ, онъ началъ мало по малу приближать войска свои къ странамъ, смежнымъ съ нашею имперіею. Въ концѣ 1810 года составилась въ Сѣверной Германіи Французская армія, болѣе и болѣе намъ угрожающая; Прусскія крѣпости Штетинъ, Кюстринъ и Глогау, кои въ силу торжественнаго обѣщанія долженствовали быть очищены, никогда изъ рукъ Французовъ не выходили; гарнизонъ Гданскій умножился; послѣдовали движенія въ герцогствѣ Варшавскомъ; усилилась такъ называемая Польская армія, и для вооруженія оной 40 т. ружей отправлены были изъ Майнца въ Варшаву.
Всѣ сіи очевидно непріязненныя намѣренія; извѣстія со всѣхъ сторонъ нами получаемыя о скопляющейся бурѣ войны, побудили насъ взятъ нужныя мѣры къ составленію арміи, соразмѣрной съ многолюдствомъ и величіемъ имперіи нашей, и хотя и не равняющейся числомъ съ Французскимъ безпредѣльнымъ ополченіемъ, каковое бы отяготило сверхъ мѣры нашихъ вѣрноподданныхъ, первѣйшій предметъ нашего попеченія, но достаточной по славѣ нашихъ ратниковъ, по единодушію ихъ оживляющему, къ пораженію и расточенію многочисленныхъ враговъ. Сіи мѣры, внутри Имперіи нашей принимаемыя, служили блистательнымъ противоположеніемъ правилъ, коими Французскій императоръ руководствовался для составленія войскъ своихъ: въ предѣлахъ нашихъ сыны одного семейства соединялись постепенно къ защищенію своихъ домовъ, своего стяжанія и независимости любезнаго отечества; у непріятеля — люди разноязычные, отъ самыхъ полуденныхъ странъ Италіи до народовъ у Сѣвернаго моря обитающихъ, и никакихъ сношеній съ Франціею не имѣющихъ, кромѣ непреодолимой ненависти къ ея правительству, отвлекались отъ мирныхъ и богоугодныхъ упражненій на похищеніе чужаго и на пріобрѣтеніе новыхъ проклинаній отъ Европы, невольно имя опустошаемой.
Между тѣмъ Французскій императоръ декретомъ присоединилъ Ганзеатическіе города и герцогство Ольденбургское къ своей имперіи.
Мы не могли молчать безъ потери достоинства и правъ нашихъ при семъ новомъ похищеніи, тѣмъ паче, что герцогство Ольденбургское принадлежало царствующему въ ономъ принцу Голштейнъ-Готторпскому, по уступленію въ Бозѣ почивающихъ предмѣстниковъ нашихъ, любезной сердцу нашему, бабки императрицы Екатерины II-й и любезнаго родителя нашего императора Павла I, коихъ благодѣяніе, оказанное близкому дома нашего родственнику, симъ насильствомъ уничтожилось; что августѣйшіе предшественники наши на Россійскомъ престолѣ приобрѣли упомянутое герцогство въ замѣну отрицанія отъ правъ своихъ на Шлезвигъ-Голштейнскія владѣнія, и что наконецъ самими нами въ Тильзитскомъ договорѣ съ Французскимъ императоромъ нарочною статьею утверждено спокойное владѣніе герцога Ольденбургскаго.
Кромѣ государственной обиды, Имперіи нашей нанесенной, въ внезапномъ и неожиданномъ нами присоединеніи Ганзеатическихъ городовъ и всего берега отъ Эльбы до Голландіи, Мы съ горестію усмотрѣли въ семъ поступкѣ какъ пренебреженіе нашихъ собственныхъ неоспоримыхъ правъ, такъ и въ изгнаніи Ольденбургскаго дома, съ коимъ мы нѣсколько времени прежде сего умножили связи родства нашего бракосочетаніемъ сына царствующаго Герцога съ любезною нашею сестрою, намѣреніе нанести личное императорской особѣ нашей оскорбленіе.
Мы предписали послу нашему въ Парижѣ подать ноту Французскому правленію, коею бы охранились права наши отъ могущаго впредь воспослѣдовать опроверженія, на умолчаніи нашемъ основаннаго. Ноту сію Французское министерство отринуло, и мы принуждены были въ слѣдствіе столь непристойнаго отказа, приказать посланникамъ нашимъ вручить министерствамъ разныхъ Европейскихъ дворовъ таковую же ноту, каковую мы въ единомъ Парижѣ представить предполагали, не имѣя какъ въ прежнемъ, такъ и въ послѣдующемъ поступкѣ иной цѣли, кромѣ обереженія нашихъ правъ на будущія времена посредствомъ протестаціи, основанной на заведенномъ въ подобныхъ случаяхъ въ Европѣ обычаѣ, который всегда почитался знакомъ умѣренности и отвращенія къ употребленію оружія на возвращеніе похищеннаго.
Но не таковымъ окомъ взиралъ Французскій императоръ на сей подвигъ нашей кротости. Пріобыкнувъ притѣснять царей и народы, не позволяя и самаго роптанія притѣсненнымъ, онъ воспалился яростію противъ сего безвреднаго изобличенія его несправедливости, и въ гордомъ гнѣвѣ своемъ, не закоснѣлся назвать манифестомъ войны сей плодъ нашего миролюбія. Требуя отъ насъ уничтоженія сей законной и нимало существующему порядку не предосудительной протестаціи, онъ предлагалъ въ возмездіе Герцогу Ольденбургскому Ерфуртскій округъ, который не составлялъ пятой части потеряннаго имъ владѣнія и котораго сей обиженный, но великодушный принцъ принять не разсудилъ за благо.
Но не[4] по единому сему обстоятельству, Французскій Императоръ мечтательно почиталъ себя въ правѣ на насъ жаловаться. Стремясь уровнять насъ въ разореніи и обезсиленіи съ властями ему повинующимися, онъ требовалъ, чтобы мы прекратили всякую торговлю, подъ предлогомъ якобы неутральныя суда, къ портамъ нашимъ приставающія, служили средствомъ къ распространенію Англійской промышленности и ея селеній въ Восточной н Западной Индіи находящихся. Строгія мѣры, принятыя нами по существующей между нами и Великобританіею войнѣ, явно доказываютъ, что малая остальная торговля, въ портахъ нашихъ производимая, нашими токмо и неутральнымъ властямъ принадлежащими товарами питалась, а никакой договоръ и никакое даже кривое истолкованіе обязательствъ нашихъ съ франціею не принуждали насъ къ пагубному уничтоженію всякой морской торговли; и мѣра сія тѣмъ безразсуднѣе бы съ нашей стороны оказалась, чѣмъ болѣе всему свѣту извѣстно, что самъ Французскій императоръ не токмо обыкновенною неутральною торговлею сколько можно пользуется, но и для вящщаго облегченія страждущаго Французскаго народа позволяетъ и непосредственное съ Англіею сношеніе способомъ разныхъ частныхъ торгующихъ особъ.
Тарифъ, нами въ концѣ 1810 года изданный, послужилъ также Французскому императору къ новымъ укорительнымъ требованіямъ, яко не выгодный для Французскихъ произведеній и рукодѣльности. Сіе наглое притязаніе предписывать образъ внутреннихъ учрежденій державамъ независимымъ, столь само собою неприлично, что не заслуживаетъ пространнѣйшихъ доводовъ къ опроверженію онаго.
Сколь ни ничтожны, сколь ни беззаконны вышеозначенныя причины къ возженію новой войны и пролитію человѣческой крови, императоръ Наполеонъ, опираясь на оныя и на оборонительное ополченіе наше, своими движеніями, поступками, вооруженіемъ и открытыми замыслами противъ благосостоянія Имперіи нашей причиненное, подвинулъ къ Пруссіи свою армію, принудилъ сіе изнуренное государство къ рабственному противъ насъ союзу, довершающему онаго разореніе, возставилъ противъ насъ устрашенную Австрію и наконецъ покушался мрачными своими происками склонить Оттоманскую порту къ продолженію войны своей съ Нами, за что и предлагалъ ей свой союзъ съ обѣщаніемъ возвратить ей не только Молдавію и Валахію, въ сію войну оружіемъ нашимъ завоеванныя и которыя съ другой стороны въ секретной Ерфуртской конвенціи, въ 1808 году съ нами заключенной, торжественно призналъ уже онъ за нами навсегда утвержденными, но и тѣ пріобрѣтенія, коими мы съ самаго Кайнарджинскаго мира обладаемъ.
Всѣ сіи вѣроломныя, насильственныя и враждебныя мѣры давали намъ неоспоримое право предупредить непріятельскія противъ насъ дѣйствія столь явно во всѣхъ мѣстахъ приготовляемыя; но и тутъ еще не хотѣли мы оставить безъ испытанія послѣднихъ средствъ къ сохраненію тишины и добраго согласія.
По неотступному требованію французскаго императора открыть съ нашей стороны негоціацію, къ спасительному устраненію произошедшихъ неудовольствій ведущую, предписали мы послу нашему въ Парижѣ пребывающему начала таковаго благотворительнаго условія, которое предупредило бы предстоящій разрывъ. Начала сіи сами собою гласятъ сколь болѣзненно было монаршему сердцу нашему предчувствовать неизбѣжность войны, и сколь рачительно мы оную отклонить старались.
Мы желали очищенія вновь занятой Пруссіи и Шведской Помераніи отъ всѣхъ французскихъ войскъ, одной для обезпеченія собственныхъ нашихъ границъ, а другой въ исполненіе союза нашего съ дворомъ Шведскимъ, коего никакія лукавыя непріятельскія домогательства съ истиннаго пути совратить не могли. Мы желали также отступленія отъ оскорбительнаго достоинству нашему притязанія принудить насъ къ запрещенію неутральной торговли, для самаго существованія имперіи нашей необходимой.
Въ взаимность наклонности Французскаго императора на столь умѣренныя наши требованія, для него никакой утраты не заключающія, мы предлагали, по предварительномъ оныхъ пріятію, сдѣлать нѣкоторыя измѣненія въ тарифѣ нашемъ для французской промышленности вообще, и особенно для винъ выгоднѣйшія, и изъявили при томъ расположеніе наше устроить, посредствомъ замѣны сколько возможно ограниченной, дѣло Герцогства Ольденбургскаго и нашу и по оному протестацію нарочнымъ актомъ уничтожить.
Чѣмъ же отвѣтствовалъ Французскій императоръ на таковое безпримѣрное съ нашей стороны снисхожденіе? Армія его подвинулась къ Вислѣ, и симъ движеніемъ принудила насъ оставить столицу нашу для обозрѣнія войскъ, къ оборонѣ нашей приготовленныхъ, и для наблюденія надъ арміею, всечасно къ нашимъ границамъ приближающагося.
Всѣ усилія посла нашего къ предупрежденію разрыва остались тщетны: французское министерство, проводя его льстивыми обѣщаніями отъ одного дня къ другому, оставило предложенія его безъ всякаго положительнаго отвѣта, и министръ иностранныхъ дѣлъ удалился изъ Парижа вслѣдъ за императоромъ Наполеономъ, чѣмъ и принудилъ посла нашего объявить ему, что хотя велѣнія наши и не полагали конца его во Франціи пребыванію, самыя обстоятельства однакоже предписывали ему требованіе его пашпортовъ, поелику присутствіе его въ Парижѣ содѣлывалось совершенно безполезнымъ.
Получивъ донесеніе о всѣхъ сихъ произшествіяхъ, мы еще никакого наступательнаго движенія себѣ не позволяли и не отчаявались въ сохраненіи мира. Непостижимо казалось непричастному злоумышленности духу нашему, чтобы Французской императоръ, въ слезахъ и стенаніяхъ столь многихъ народовъ обвиняемый, рѣшился еще разъ попрать всякое уваженіе къ суду Божіему, къ мнѣнію Европы и цѣлаго міра, къ собственнымъ выгодамъ своей имперіи, и въ заплату за неслыханную умѣренность напасть на государство, ничѣмъ его не оскорбившее.
Мы еще не преставали надѣяться, что рука его упадетъ при таковыхъ страшныхъ помышленіяхъ, когда онъ ворвался въ предѣлы Имперіи нашей съ военною силою.
Народъ, который въ младенчествѣ своемъ сотрясъ иго Азіатскихъ побѣдоносцевъ, отъ коихъ имени вся Европа трепетала; народъ, который посреди мятежей и безначалія нашелъ въ безпримѣрной храбрости своей средства къ изгнанію полчищъ иноплеменныхъ; народъ, который удивилъ вселенную быстрыми своими шагами въ поприщѣ славы: таковый народъ безъ сомнѣнія не ослабитъ и нынѣ усилій своихъ къ защищенію земли Русской, семействъ, стяжанія и независимости любезнаго отечества. Мы же въ умиленіи сердца нашего совокупно съ ними возсылаемъ мольбы ко Всевышнему, да приметъ Онъ подъ всемощный покровъ свой правое наше дѣло и, увѣнчавъ оборонительныя наши усилія вожделѣнными успѣхами, да прославитъ онъ между людей своихъ святое имя Свое, — яко отецъ всякой правоты и мститель ухищренія и пролитія крови невинныя.
Примѣчаніе. Въ печатной росписи книгамъ и рукописямъ бывшей Импер. Россійской Академіи, 1840 года показанъ въ числѣ рукописей подъ № 130-мъ: Проектъ манифеста о войнѣ 1812 года. Сличивъ эту рукопись, съ вышенапечатаннымъ документомъ, я нашелъ, что эта рукопись, поступившая изь бывшей Россійской Академіи въ библіотеку Академіи Наукъ, есть точная копія, съ сообщенной редакціи А. Ѳ. Бычковымъ, писанная на 2-хъ листахъ рукою Д. И. Языкова, съ слѣдующею его замѣткою въ концѣ: «Изъ содержанія сей бумаги видно, что это былъ проектъ манифеста о войнѣ съ Наполеономъ въ 1812 году; но не состоялся. Кто былъ сочинителемъ онаго, неизвѣстно. На концѣ бумаги написано карандашемъ, рукою тогдашняго государственнаго секретаря адмирала А. С. Шишкова, слѣдующее: «Читалъ сей манифестъ, и нахожу оный существомъ дѣла, мыслями, связью и слогомъ прекрасно написаннымъ». Петръ Григорьевичъ Бутковъ, которому принадлежитъ сія бумага, читалъ ее г‑ну президенту Россійской Академіи А. С. Шишкову, бывшему въ 1812 году, какъ сказано выше, государственнымъ секретаремъ; но его высокопревосходительство не могъ припомнить кѣмъ она была писана, а изъявилъ желаніе взять съ нея списокъ, который хранить въ академической библіотекѣ. Г. Бутковъ согласился на сіе, и по снятіи списка подлинникъ получилъ обратно 26 апрѣля 1839 года». Записана въ журналъ Россійской Академіи 29 апрѣля. Изъ этой приписки Языкова видно, что ни Шишковъ, ни Бутковъ и никто изъ членовъ бывшей Россійской Академіи въ 1839 году не могъ указать, кто былъ авторомъ этого любопытнаго проекта.