Русская старина (журнал)/1870 изд. 2 (ДО)/001/Запрещение журнала «Московский Телеграф» 1834 г.

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Запрещеніе журнала «Московскій Телеграфъ» 1834 г.
авторъ П. Н. Полевой
См. Оглавленіе. Источникъ: Журналъ «Русская Старина». Томъ I — СПб.: Типографія И. Н. Скороходова, 1870.

[572]

Запрещеніе журнала «Московскій Телеграфъ».
Письма Н. А. Полевого 2 и 29 марта 1834 г.

Н. А. Полевой прожилъ послѣдніе десять лѣтъ своей жизни (отъ конца 1835 по 1846 гг.) въ Петербургѣ. Отъ этого десятилѣтія сохранилось у меня довольно много его писемъ; большая часть ихъ писана Николаемъ Алексѣевичемъ къ женѣ изъ Москвы, куда онъ принужденъ былъ отлучаться отъ времени до времени по дѣламъ.

Между этими письмами, имѣющими преимущественно интересъ семейный, мнѣ удалось отыскать два такихъ письма, которыя заключаютъ въ себѣ подробности, важныя для будущей біографіи Н. А. Полевого. Письма эти относятся къ такому періоду его жизни, который доселѣ остается еще очень темнымъ: оба письма писаны въ томъ самомъ мартѣ 1834 года, въ теченіе котораго былъ запрещенъ „Московскій Телеграфъ“, а редакторъ его арестованъ.

Поводомъ къ запрещенію „Телеграфа,“ какъ извѣстно, послужила критика, написанная Ксенофонтомъ Алексѣевичемъ Полевымъ на только-что явившуюся въ то время патріотическую пьесу Кукольника „Рука Всевышняго отечество спасла“. Критика эта напечатана была въ отсутствіе Н. А. Полевого, который, въ концѣ февраля 1834 года, поѣхалъ изъ Москвы по дѣламъ въ Петербургъ, вовсе не предвидя грозившей ему опасности, тѣмъ болѣе, что онъ уже привыкъ довѣрять своему опытному помощнику дѣло изданія журнала, во всѣхъ тѣхъ случаяхъ, когда самъ не могъ руководить имъ; да ему и въ голову не приходила мысль о какой-нибудь крупной обмолвкѣ или неосторожности своего вѣрнаго помощника и друга. На дѣлѣ вышло однакоже иначе: критика на пьесу Кукольника, напечатанная въ „Телеграфѣ“, дала поводъ нѣкоторымъ давнимъ врагамъ этого журнала заговорить такъ громко и такъ прямо указать на него, какъ на о́рганъ вредный и вольнодумный, что не только на этотъ о́рганъ было немедленно наложено запрещеніе, но и самый редакторъ его, Николай Алексѣевичъ Полевой, потребованъ къ отвѣту.

Въ то время, какъ такая грозная туча собиралась надъ головою Николая Алексѣевича, онъ преспокойно доживалъ въ Петербургѣ послѣдніе дни своего кратковременнаго, дѣлового пребыванія и писалъ оттуда въ Москву, къ женѣ своей, между прочимъ, слѣдующее (отъ 2 марта 1834 г.):

„....Я былъ бы неблагодаренъ, если бы не сказалъ спасибо Петербургу. Меня здѣсь удивительно ласкаютъ и принимаютъ, такъ что я неуспѣваю уже и отдавать визитовъ, и принужденъ отказываться отъ приглашеній на вечера и обѣды. Молодые литераторы здѣшніе [573]такъ были обрадованы мною, что уговариваютъ меня списать портретъ, для чего сложили подпискою деньги, чтобы послѣ того гравироватъ его. Но я отказался отъ этого; также отказался и отъ обѣда, который хотѣли мнѣ дать здѣшніе многіе купцы, собравшись вмѣстѣ.“

Среди всѣхъ этихъ радушныхъ встрѣчъ и овацій, какъ со стороны „молодыхъ литераторовъ“, которые видѣли въ Николаѣ Алексѣевичѣ своего достойнаго собрата, такъ и со стороны купечества, которое гордилось Николаемъ Алексѣевичемъ, какъ замѣчательнымъ представителемъ своего сословія, непромѣнявшимъ купеческаго званія ни на какіе чины и отличія въ то время, когда все къ нимъ стремилось — среди всего этого Николай Алексѣевичъ, судя по тому же письму отъ 2 марта 1834 г., скучалъ по семьѣ своей и съ нетерпѣніемъ ожидалъ только минуты свиданія своего съ женой и дѣтьми. Около 15 марта возвратился онъ наконецъ въ Москву; но не успѣлъ онъ еще и отдохнуть съ дороги, какъ уже, къ величайшему ужасу всѣхъ окружающихъ, Н. А. былъ внезапно схваченъ и съ жандармомъ, на перекладной тележкѣ, препровожденъ въ Петербургъ. Это произошло такъ быстро, что 29 числа того же марта Николай Алексѣевичъ уже писалъ къ женѣ своей первое письмо изъ-подъ ареста, стараясь успокоить ее и насчетъ своего путешествія въ Петербургъ, и насчетъ своего нравственнаго состоянія. Приводимъ здѣсь это письмо отъ слова до слова:

„Едва пріѣхалъ я, какъ спѣшу успокоитъ тебя, милый другъ Наташа[1], что я добрался до Петербурга, хоть съ отколоченными ребрами отъ почтовыхъ тележекъ и отъ прегадкой дороги, но здоровъ совершенно и спокоенъ, какъ будто эти строчки пишу въ своемъ кабинетѣ, и хочу для шутки переслать тебѣ съ Сергѣемъ[2].

„Прошу тебя, милый другъ, заплатить мнѣ такимъ же спокойствіемъ души за исполненіе просьбы: беречь себя. Не воображай себѣ, ни дороги моей какимъ-нибудь волоченьемъ негодяя подъ стражею, ни теперешняго моего пребыванія чѣмъ-нибудь въ родѣ романической тюрьмы: мой голубой проводникъ[3] былъ добрый хохолъ и усердно услуживалъ мнѣ. Сидѣли мы, правда, рядомъ; за то рабочіе инвалиды по московскому шоссе снимали передъ нашею тѣлѣжкою шапки, что меня забавляло чрезвычайно. [574]

„Теперь я пока живу въ свѣтлой, не очень красивой, но комнатѣ, и мнѣ дали бумаги и перьевъ — буду оканчивать Аббаддонну, или напишу, можетъ быть, препоучительную книгу нравственныхъ размышленій о суетѣ міра, etc. etc. Брату[4] отдѣльно не пишу; покажи ему это письмо, почему я и прибавляю въ немъ, что гдѣ бы я ни былъ, и что бы я ни былъ — въ душѣ моей вѣчно будетъ онъ мнѣ единственный другъ. О дѣлѣ я ничего еще не могу сказать, ибо графъ А. X.[5] только сказалъ мнѣ, чтобы я отдыхалъ съ дороги. Крѣпкій вѣрою, крѣпкій своею правотой и совѣстью, я не боюсь ничего, и даже въ эту минуту не промѣняюсь со многими, которые сегодня спокойно встали съ постели и поскачутъ по Петербургу въ богатыхъ экипажахъ. Мое благословеніе всѣмъ дѣтишкамъ[6];… всѣмъ, кого не испугало и не отогнало отъ тебя и брата нечаянное мое путешествіе — поклонъ. Твой всегда Николай“.

29 марта 1834 г. С.-Петербургъ.

Нельзя не подивиться тому спокойствію и твердости, съ какими писано это письмо человѣкомъ, такъ внезапно отторгнутымъ судьбою отъ жены и семьи, отъ любимой дѣятельности, отъ всего, съ чѣмъ такъ тѣсно связано было его благосостояніе и вся будущность его дѣтей. Полагаю, что очень немногіе изъ всѣхъ подвергавшихся такимъ же несчастнымъ случайностямъ, умѣли встрѣтить ихъ, подобно Николаю Алексѣевичу, съ непоколебимою вѣрою въ свою правоту и совершенную чистоту своей совѣсти.

Сообщ. П. Н. Полевой.

Примѣчанія[править]

  1. Наталья Францовна Полевая, супруга Николая Алексѣевича, рожденная Терренбергь жива и до сихъ поръ; ей тогда было всего 26 лѣтъ отъ роду.
  2. Сергѣй Николаевичъ Полевой — третій сынъ Николая Алексѣевича. Въ настоящее время полковникъ гвардіи; тогда ему было не болѣе трехъ лѣтъ отъ роду.
  3. Т.-е. жандармъ, сопровождавшій Николая Алексѣевича.
  4. Т.-е. Ксенофонту Алексѣевичу Полевому. Замѣчаемъ это потому, что кромѣ Ксенофонта, у Н. А. было еще двое братьевъ — Еисей и Петръ; но тѣ ужъ не имѣли рѣшительно никакого отношенія къ его литературной дѣятельности. Ксенофонтъ Алексѣевичъ умеръ 7 апрѣля 1867 г.
  5. Графъ Бенкендорфъ.
  6. Точки эти стоятъ на мѣстѣ пропущенныхъ нами шутливыхъ подробностей о дѣтяхъ и другихъ домашнихъ; подробности эти въ письмѣ занимаютъ цѣлыхъ девять строкъ. Кстати не мѣшаетъ замѣтить, что дѣтей уже и тогда было у Николая Алексѣевича семь человѣкъ. Прим. П. Н. Полевого.