Русские заветные сказки (Афанасьев)/Поп, попадья, поповна и батрак

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Перейти к навигации Перейти к поиску
Поп, попадья, поповна и батрак
автор Александр Николаевич Афанасьев
См. Русские заветные сказки. Из сборника «Русские заветные сказки». Источник: приводится по изданию: А. Н. Афанасьев Русские заветные сказки. — Спб.: ТОО "Бланка", АО "Бояныч", 1994. — С. 141—146.

Собрался поп нанимать себе работника, а попадья ему приказывает:

— Смотри, поп, не нанимай похабника; у нас дочь невеста! — Хорошо, мать! Не найму похабника.

Поехал поп, едет себе путём- дорогою, вдруг попадается ему навстречу молодой парень, идёт пешком-шажком.

— Здравствуй, батька!

— Здравствуй, свет! Куда Бог несёт?

— Хочу, батька, в работники наниматься.

— А я, свет, еду искать работника; наймись ко мне.

— Изволь, батька!

— Только с тем уговором, свет, чтоб по-соромски[1] не ругаться.

— Я, батька, отродясь не слыхивал, как и ругаются-то!

— Ну, садись со мной; мне такого и надо.

А поп ехал на кобыле; вот он поднял ей хвост и указывает кнутовищем на кобылью пизду:

— А это, свет, что?

— Пизда, батька!

— Ну, свет, мне эдаких похабников не надо; ступай, куда хошь![2]

Парень видит, что дал маху, делать нечего, слез с телеги и стал раздумывать, как бы ухитриться да надуть попа. Вот он обогнал попа стороною, забежал вперед, шубу свою выворотил и опять идёт навстречу:

— Здравствуй, батька!

— Здравствуй, свет! Куда Бог несёт?

— Да вот, батька, иду наниматься в работники.

— А я, свет, ищу себе работника; иди ко мне жить, только с уговором: не ругаться по-соромски; кто из нас выругается по соромски, с того сто рублей! Хочешь?

— Изволь, батька, я и сам терпеть не могу таких ругателей!

— Ну, хорошо! Садись, свет, со мною.

Парень сел и поехали вместе в деревню. Вот поп отъехал маленько, поднял у кобылы хвост и показывает кнутовищем на пизду:

— Это, свет, что такое?

— Это тюрьма, батька!

— Ай свет, я такого и искал себе работника.

Приехал поп домой, вошёл с батраком в избу, задрал у попадьи подол, показывает на пизду пальцем: — А это что, свет?

— Не знаю, батюшка! Я сроду не видывал такой страсти!

— Не робей, свет! Это тоже тюрьма.

Потом кликнул свою дочь, заворотил ей подол, показывает на пизду:

— А это что?

— Тюрьма, батюшка!

— Нет, свет! Это подтюрьмок.[3]

Поужинали и легли спать: батрак влез на печь, собрал поповы носки, надел их на хуй обеими руками и закричал во всё горло:

— Батька! Я вора поймал! Дуй скорей огня.

Поп вскочил, бегает по избе, словно бешеный.

— Не пускай его, держи его! — кричит батраку.

— Небось, не вывернется!

Поп вздул огонь, полез на печь и видит: батрак держится руками за хуй, а на хую надеты носки.

— Вот он, батюшка, вишь, все носки твои заграбастал; надо наказать его, мошенника.

— Что ты, с ума что ли спятил? — спрашивает поп.

— Нет, батька, я не люблю ворам потачку давать; вставай, мать, давай-ка его, мошенника, в тюрьму сажать.

Попадья встала, а батрак ей:

— Становись-ка скорей раком!

Делать нечего, стала попадья раком, батрак и зачал её осаживать.

Поп видит, дело плохо и говорит:

— Что ты, свет, делаешь? Ведь ты ее ебёшь!

— А, батька! Уговор-то был по-соромски не ругаться: заплати-ка сто рублёв!

Пришлось попу раскошеливаться; а работник отъёб попадью, держит хуй в руках да своё кричит:

— Этого тебе, каналья, мало, что в тюрьме сидел, еще и в подтюрьмок посажу тебя!

— Ну-ка, голубушка, — говорит поповне, — отворяй подтюрьмок!

Поставил и её раком, да зачал осаживать по-своему. Попадья накинулась на попа:

— Что ты смотришь, батька! Ведь он дочь нашу ебёт!

— Молчи, — говорит ей поп, — за тебя заплатил сто рублей, не прикажешь ли заплатить и за неё столько же! Нет, пускай делает, что хочет, а я ничего говорить не стану!

Отработал батрак поповну, как нельзя лучше. Тут поп и прогнал его из дому.[4]

Примечания[править]

  1. Вариант: Матерным
  2. Вариант: Парень спроста отвечает: «Повыше-то жопа, а пониже-то пизда» — «Ну, брат, слезай с телеги долой да убирайся от греха к хую; меня с тобой попадья и в избу-то не пустит: она похабного до смери не любит.»
  3. Вариант: Пришёл поп с батраком в избу, попадья на лавку, подняла подол, расставила ноги и говорит батраку: «Смотри-ка, что это у меня?» А батрак будто испугался, как побежит из избы вон; она его ухватила: «Чего ты, глупенький, боишься? Вить это право ничего.» А тут ещё попова дочь заворотила подол и спрашивает батрака: «А у меня что?» Батрак дрожит со страху и посматривает во двор. «Ну, — говорит попадья, — мы тебя, голубчик, больше стращать не будем; а вот, что я скажу: у меня меж ног тюрьма, а у дочки-то перетюрьм-тюрьма: кто провинится в воровстве или в чём ином нехорошем — того сюда и посадим!»
  4. Вариант: Вот батрак и ухитрился: украл серебряную ложку и привязал её мочалкою на хуй. Стала обыскивать его попадья, спустила с него портки, увидела ложку, засмеялась и говорит: «Ишь тебя черт догадал! Ведь я же тебе говорила, что за воровство в тюрьму сажают». — «Да я, матушка, сам ворам не потатчик; за такую вину надо его подлеца посадить в перетюрьм-тюрьму». Поп с попадьей видят, куда дело пошло и говорят: «На первый раз-де и простить можно!» — «Вы-то прощаете, — говорит батрак, — да я-то не прощу: вить про меня худая слава пойдёт! В перетюрьм-тюрьму его, бестию!» Поп и попадья стали его уговаривать, просить да кланяться и упросили батрака не сажать вора к поповне в перетюрьм-тюрьму, а взять за то сто рублей деньгами. Тем и сказка кончилась.