[439]
Ну и игрушекъ было въ дѣтской! А высоко на шкафу стояла копилка—глиняная свинья. Въ спинѣ у нея, конечно, была [440]щель, и ее еще чуть-чуть расширили ножемъ, чтобы проходили и серебряныя монеты, покрупнѣе. Такихъ въ свиньѣ лежало цѣлыхъ двѣ, не считая мелкихъ,—она была набита биткомъ и даже не брякала больше, а ужъ дальше этого ни одной свиньѣ съ деньгами идти некуда! Стояла она на шкафу и смотрѣла на все окружающее сверху внизъ,—ей, вѣдь, ничего не стоило купить все это: брюшко у нея было тугое, ну, а такое сознаніе удовлетворитъ хоть кого.
Всѣ окружающіе и имѣли это въ виду, хоть и не говорили о томъ,—у нихъ было о чемъ поговорить и безъ того. Ящикъ комода стоялъ полуоткрытымъ, и оттуда высунулась большая кукла. Она была уже не молода и съ подклеенною шеей. Поглядѣвъ по сторонамъ, она сказала:
— Будемъ играть въ людей,—и то, вѣдь, хорошо!
Поднялась возня, зашевелились даже картины на стѣнахъ, показывая, что и у нихъ есть оборотная сторона, хотя вовсе не имѣли при этомъ въ виду вступать съ кѣмъ либо въ споръ.
Была полночь; въ окна свѣтилъ мѣсяцъ, предлагая всѣмъ даровое освѣщеніе. Участвовать въ игрѣ были приглашены всѣ, даже дѣтская коляска, хотя она и принадлежала къ болѣе громоздкому, низшему сорту игрушекъ.
— Всякъ хорошъ по своему!—говорила она.—Не всѣмъ же быть благородными, надо кому-нибудь и дѣло дѣлать,—какъ говорится!
Свинья съ деньгами одна только получила письменное приглашеніе: она стояла такъ высоко, что устное могло и не дойти до нея—думали игрушки. Она и теперь не отвѣтила, что придетъ, да и не пришла! Нѣтъ, ужъ если ей быть въ компаніи, то пусть устроютъ такъ, чтобы она видѣла все съ своего мѣста. Такъ и сдѣлали.
Кукольный театръ поставили прямо передъ ней,—вся сцена была какъ на ладони. Начать хотѣли комедіей, а потомъ имѣлось въ виду общее угощеніе чаемъ и остроумная игра словами. Съ этого, впрочемъ, и началось. Лошадь-качалка заговорила о тренировкѣ и о чистотѣ породы, дѣтская коляска о желѣзныхъ дорогахъ и силѣ пара,—все это было по ихъ части, такъ кому же было и говорить объ этомъ, какъ не имъ? Комнатные часы держались политики—тики-тики! Они знали, когда надо „ловить моментъ“, но отставали, какъ говорили о нихъ злые языки. Камышевая тросточка гордилась своимъ желѣзнымъ башмачкомъ [441]и серебрянымъ колпачкомъ; она была, вѣдь, обита и сверху, и снизу. На диванѣ лежали двѣ вышитыя подушки, премиленькія и преглупенькія. И вотъ, началось представленіе.
Всѣ сидѣли и смотрѣли; зрителей пригласили щелкать, хлопать и грохотать въ знакъ одобренія. Но хлыстикъ сейчасъ же заявилъ, что не „щелкаетъ“ старухамъ, а только непросватаннымъ барышнямъ.
— А я такъ хлопаю всѣмъ!—сказалъ пистонъ.
„Гдѣ-нибудь да надо стоять!“ думала плевальница.
У каждаго были свои мысли!
Комедія не стоила мѣднаго гроша, но сыграна была блестяще. Всѣ исполнители показывались публикѣ только раскрашенною стороною; съ оборотной на нихъ не слѣдовало и смотрѣть. Всѣ играли отлично и совсѣмъ не на сценѣ: нитки были слишкомъ длинны; зато исполнители и выдавались тѣмъ больше. Склеенная кукла такъ расчувствовалась, что совсѣмъ расклеилась, а свинья съ деньгами ощутила въ брюшкѣ такое благодушіе, что рѣшилась сдѣлать что-нибудь для одного изъ актеровъ—напримѣръ, упомянуть его въ своемъ завѣщаніи, какъ достойнаго быть погребеннымъ вмѣстѣ съ нею, когда придетъ время.
Всѣ были въ такомъ восторгѣ, что отказались даже отъ чая и прямо перешли къ игрѣ словами,—это и называлось играть въ людей, и отнюдь не въ насмѣшку. Они, вѣдь, только играли, причемъ каждый думалъ лишь о самомъ себѣ, да о томъ, что подумаетъ о немъ свинья съ деньгами. А свинья совсѣмъ задумалась о своемъ завѣщаніи и погребеніи: „Когда придетъ время…“ Увы! Оно приходитъ всегда раньше, чѣмъ ожидаютъ,—бацъ! Свинья свалилась со шкафа и разбилась въ дребезги; монетки такъ и запрыгали по полу. Маленькія вертѣлись волчками, крупныя солидно катились впередъ. Особенно долго катилась одна,—ей очень хотѣлось людей посмотрѣть и себя показать. Ну, и отправилась гулять по бѣлу-свѣту; отправились и всѣ остальныя, а черепки свиньи бросили въ помойное ведро. Но на шкафу, на другой же день, красовалась новая, такая же. У нея въ желудкѣ было еще пусто, и она тоже не брякала—значитъ, была похожа на старую. Для начала и этого было довольно; довольно и намъ, кончимъ!
