Сказка о добром молодце, который отправился скитаться по свету затем, чтоб узнать, что такое страх (Гримм; Снессорева)
| ← Царь-лягушка | Сказка о добром молодце, который отправился скитаться по свету затем, чтоб узнать, что такое страх | Волк и семь козлят → |
| Оригинал: нем. Märchen von einem, der auszog das Fürchten zu lernen. — Источник: Братья Гримм. Народные сказки, собранные братьями Гримм. — СПб.: Издание И. И. Глазунова, 1870. — Т. I. — С. 11. |
Жил-был старик, у него было два сына; один был умён, смышлён и мастер на всякое дело, а другой был и туп, и бестолков, и не мог научиться никакому ремеслу. Кто, бывало, ни посмотрит на него, все в один голос говорят:
— Ну уж наделает он бед своему отцу!
Надо ли было сделать какое дело, всегда старшему приходилось за это приниматься; но когда отец посылал его по каким-нибудь делам поздно вечером, или когда дорога вела ночью мимо кладбища или другого какого-нибудь места, наводящего страх, тогда только умный сын обыкновенно говорил:
— Ах! Нет, отец, я не пойду туда! Я дрожу от страха, как только подумаю о том.
Он говорил, что дрожит от страха, потому, что трусил. А то, бывало, по вечерам станет кто-нибудь рассказывать разные истории, от которых мороз по коже подирал, и волосы дыбом становились, тогда слушатели часто кричали: «Ах, как страшно! Мы дрожим от страха!»
А младший сын сидит себе в углу, слушает и никак не может понять, что это значит: дрожать от страха.
— Вот они все говорят: «Мне страшно! Я дрожу от страха», а что же мне-то не страшно? — говорит он про себя. — Верно это тоже какая-нибудь наука, которой я никак не могу понять.
Раз отец говорит ему:
— Послушай-ка, молодец, что ты всё сидишь там в углу? Вишь, какой ты вырос большой да здоровый, пора бы тебе научиться уму-разуму, чтобы не даром хлеб есть. Вон как брат-то твой старается, а с тобою, видно, напрасны все труды, и ничему ты не научишься.
— Ах! Батюшка родимый, я и сам бы рад чему-нибудь научиться, — отвечал молодец, — а главное, если бы можно было научить меня дрожать от страха. Ведь я этого никак в толк не могу взять.
Услышал это старший сын и засмеялся, а сам подумал про себя:
«Боже мой! Какой у меня брат дурак! Из него никогда ничего путного не выйдет. Чтобы стать крюком, рано надо гнуться».
Отец вздохнул и сказал:
— Дрожать-то от страха ты, пожалуй, научишься, только хлеба этим не заработаешь.
Скоро после этого пришёл к ним в гости пономарь. Отец и порассказал ему о своей кручине, как младший у него сын ни на что не годен, как он ничего не знает и ничему не может научиться.
— Да что ещё! Представь только себе, когда я сказал ему, что пора бы ему научиться уму-разуму, чтобы зарабатывать себе хлеб, а он в ответ на то говорит мне, что желает научиться дрожать от страха!
— О! За этим дело не станет, — отвечал пономарь, — если он желает только научиться дрожать от страха, так отдайте его ко мне в науку, уж я вышколю его.
Отец был очень доволен этим предложением, подумав, что всё же лучше, если сын будет не совсем неотёсанным болваном.
Взял его пономарь к себе с тем, что он научит его звонить в колокола. Прошло несколько дней. Раз пономарь будит его в самую полночь и приказывает ему идти на колокольню и звонить.
«Узнаешь ты у меня, что такое страх», — думает пономарь, втихомолку прокрадываясь вперёд. Добрый молодец добрался до самого верха и когда повернулся, чтобы схватить колокольную верёвку, то увидал на лестнице как раз напротив себя белую фигуру.
— Кто там? — закричал он.
Но белая фигура не давала ответа, не шевелилась и с места не двигалась.
— Отвечай или убирайся прочь! — опять крикнул он. — Тебе здесь нечего делать ночью.
Но пономарь оставался неподвижен для того, чтобы его ученик счёл его за привидение.
— Чего тебе здесь надо? — опять крикнул молодец. — Говори, если ты честный человек, а не то полетишь ты у меня с лестницы.
Пономарь никак не воображал, что молодец не шутя грозит, да и стоит себе как каменный и не откликается. Тогда молодец в третий раз опросил его и как видит, что всё напрасно, так он разбежался и со всего размаху толкнул привидение с лестницы, так что оно кубарем скатилось вниз и растянулось там в углу. Молодец же отзвонил в колокола, вернулся домой, улёгся в постель и заснул, ни слова не говоря.
Пономариха долго ждала своего мужа, а его всё нет как нет. Тогда ей стало страшно, и она, разбудив молодца, спросила:
— Не знаешь ли ты, где остался хозяин? Ведь он вместе с тобою пошёл на колокольню.
— Не знаю, — отвечал он, — но на лестнице стоял кто-то и не хотел ни отвечать мне, ни уходить прочь, так что я счёл его за мошенника да и столкнул его с лестницы долой. Поди посмотреть, не он ли это. А жаль мне будет, коли он.
Пономариха побежала на колокольню и нашла мужа под лестницею; о́хает и стонет он, ногу себе поломавши.
Пономариха скорее снесла его в горницу, а сама с громкими криками поспешила к отцу доброго молодца.
— Вот что наделал ваш болван: мужа моего сбросил с лестницы, так что бедняк сломал себе ногу. Берите же вашего дурака, чтобы ноги его не было в нашем доме.
Перепугался отец, бросился со всех ног к сыну и разругал его.
— Что за безбожные поступки! — кричал он. — Видно, сам злой дух учит тебя.
— Отец, выслушай только меня: я не виноват. Ночью на колокольне стоял он точно человек, у которого недоброе было на уме. Я не знал, кто он, и до трёх раз уговаривал его отвечать мне или убираться прочь.
— Ах! — сказал отец. — Не нажить бы мне с тобой беды! Уйди, пожалуйста, с глаз моих долой; я и видеть тебя не хочу.
— Пожалуй, отец, я и сам не прочь уйти, подожди только до рассвета, тогда я отправлюсь путешествовать, чтобы научиться дрожать от страха; узнать бы мне хоть одну науку, которая может прокормить меня!
— Учись чему хочешь, — сказал на то отец, — мне теперь всё равно. Вот тебе пятьдесят рублей, рыскай себе по белу свету да смотри, ни одной душе не говори, откуда ты, и кто твой отец, потому что ты мне только стыд приносишь.
— Пожалуй, отец; если только ты ничего бо́льшего не желаешь и ничего лучшего не просишь, так за мной дело не станет, я уважу тебя.
Когда день настал, добрый молодец сунул в карман пятьдесят рублей и вышел на большую дорогу, а сам всё бормочет себе под нос:
— Ах, кабы мне только задрожать от страха! Только бы задрожать от страха!
Тут подошёл к нему прохожий и, услышав, что он бормочет про себя, пошёл рядом с ним; на дороге увидели они виселицу. Прохожий и говорит:
— Видишь вон то дерево, где семеро справляли свою свадьбу с дочкою верёвочного мастера, а теперь учатся летать? Сядь под ними и жди до полуночи, тогда ты наверно научишься дрожать от страха.
— Только-то? Ну это легко, и если в самом деле я так скоро научусь дрожать от страха, так ты получишь за науку все мои пятьдесят рублей; приходи только сюда завтра утром.
И пошёл молодец к виселице, сел под нею и ждёт, когда-то ночь настанет. Стало ему холодно; развёл он огонь, но в самую полночь подул такой сильный ветер, что и при огне молодец не мог согреться. От ветра повешенные постукивают, сталкиваясь друг с другом, а добрый молодец думу думает:
«Вот ты мёрзнешь и внизу у огня, а каково же должно быть тем беднякам, которые там наверху и мёрзнут, и бьются?»
Жалостливое сердце было у доброго молодца. Приставил он лестницу, влез на виселицу, снял прежде одного, потом другого, и так всех семерых по очереди. Потом развёл ещё ярче огонь и посадил всех повешенных вокруг огня, чтобы отогреть их. Сидят они и не шевелятся, а огонь захватывает их одежду. Увидел то добрый молодец и кричит им:
— Берегитесь, не то я опять повешу вас!
А мертвецы и ухом не ведут, молчат себе, а лохмотья их не тухнут. Тогда молодец рассердился и сказал:
— Если вы не хотите быть осторожнее, так я вам не помощник да и гореть с вами не намерен.
С этими словами он взял да и повесил их опять по очереди, а сам присел один к огоньку и крепко заснул.
На следующее утро пришёл к нему прохожий, в надежде поживиться с него пятидесятые рублями.
— Ну, — говорит, — теперь уж ты наверное научился, что значит дрожать от страха?
— Ничуть не бывало! Да и как было мне научиться? Вон те-то верхние во всю ночь и рта не разевали, да и то сказать, они сами так глупы, что не умели даже уберечь свои лохмотья от огня.
Тут прохожий смекнул, что ему видно не поживиться на тот день чужими рублями; так он и ушёл, говоря про себя:
«Ну уж такого молодца мне ещё не случалось встречать».
И молодец тоже пошёл своею дорогою; идёт он, а сам всё бормочет себе под нос:
— Ах! Когда бы мне только задрожать от страха, только бы пробрало меня хорошенько!
А за ним шёл извозчик и, услыхав эти слова, спросил:
— Да ты кто?
— Не знаю, — отвечал молодец.
— Откуда ты? — опять допрашивал извозчик.
— Не знаю.
— Кто твои отец?
— Я этого не смею сказать.
— Ну, что же ты там такое ворчишь себе под нос?
— Ах! — отвечал добрый молодец. — Мне так хочется, чтобы меня хорошенько пробрало страхом, так, чтобы я задрожал, но никто не может научить меня этому.
— Полно вздор-то молоть! — сказал извозчик. — Пойдём лучше со мною; я посмотрю, куда бы приютить тебя на ночлег.
Молодец пошёл за извозчиком, и к ночи пришли они в гостиницу, где хотели переночевать. При входе в горницу он опять вскрикнул:
— Ах, когда бы мне задрожать от страха! Хоть бы раз только задрожать!
Засмеялся хозяин, услышав такие слова, и сказал:
— Ну что ж, когда тебе так этого хочется, так здесь найдётся случай исполнить твоё желание.
— Ах, замолчи! — сказала жена. — Много смельчаков поплатилось жизнью, и как было бы жаль, если б и эти прекрасные глаза не увидали света божьего!
Но добрый молодец сказал на то:
— Как бы оно ни было тяжело, но я непременно хочу научиться страху; я за тем и пришёл сюда.
И не давал он хозяину покоя до тех пор, пока тот не рассказал ему, что неподалёку находится заколдованный за́мок, где всякий может узнать, что значит дрожать от страха, сто́ит только провести там три ночи. И у кого достанет на это храбрости, король обещал того женить на своей дочери, первой красавице в свете. В за́мке же были заключены неоценённые сокровища под охранением злых духов, и если высвободить от их власти этот клад, то можно сделаться из бедняка богачом. Многие смельчаки входили туда, но никто ещё не выходил оттуда жив.
На следующее утро добрый молодец явился к королю и сказал:
— Если будет дано на то ваше королевское позволение, так мне хотелось бы провести три ночи в заколдованном за́мке.
Король посмотрел на молодца: пришёлся он ему по нраву.
— Ты можешь требовать три вещи, но только неодушевлённые, — сказал он, — и можешь взять их с собою в заколдованный за́мок.
Добрый молодец на то отвечал:
— Так дайте же мне огня, скамью и станок с резцом.
Король тотчас велел отнести всё это к нему в за́мок ещё за́светло.
Когда наступила ночь, молодец вошёл в за́мок, развёл огонь в одной комнате, поставил тут же станок с резцом и сам сел возле него на скамейку.
— Ах! — говорит он. — Кабы меня хорошенько пробрало! Кабы затрястись бы мне от страха! Но, видно, мне и здесь не научиться этому делу.
Около полуночи вздумал он поярче развести огонь и стал его раздувать. В самое то время, как он занялся этим делом, вдруг кто-то из угла закричал:
— Ау! Мяу! Ух, как холодно!
— Эй! Дуралеи, чего разорались? Холодно вам, так подходите к огню да погрейтесь.
Не успел он крикнуть, как вдруг две огромные кошки из углов прыг, и прямо очутились по обеим сторонам у него, и так дико стали ворочать на него своими раскалёнными глазами. Чрез несколько минут кошки согрелись и говорят ему:
— Эй, приятель! Давай-ка в карты играть.
— Почему же и не поиграть? — отвечал он. — Но прежде покажите мне ваши лапы.
Кошки вытянули пред ним свои когти.
— Э! Да какие же у вас длинные когти! Подождите-ка, я немножко подрежу их.
Тут схватил он их за шиворот и, подняв на свой станок, крепко-накрепко привинтил их лапы.
— Нет, приятели, как я рассмотрел ваши пальцы, так у меня прошла охота играть с вами, — сказал он.
Недолго думая, убил молодец обеих кошек и бросил их в пруд на дворе. Усмирил он этих двух и хотел было опять сесть к огоньку. Вдруг со всех концов полезли чёрные кошки и чёрные собаки на огненных цепях, и всё больше да больше собиралось их, так что доброму молодцу и места не было куда деваться, а чёрные гости подняли страшный шум и всё ближе к нему подступали, наступали на его огонь, разбрасывали уголья и хотели совсем огонь потушить. Несколько времени он спокойно смотрел на эту суматоху, но когда они чересчур уже расшумелись, молодец поднял свой резец и закричал:
— Вон отсюда, всякая сволочь! — да и стал им тумаков давать; иные успели убежать, а других он убил да и в пруд побросал.
Вернулся он опять в горницу и стал раздувать искры, пока огонь разгорелся, и ему можно было опять греться. Сидел он, сидел, да уж глаза его стали слипаться: спать ему захотелось. Он осмотрелся вокруг и видит: в углу стоит пребольшая кровать.
— А мне только этого и надо! — сказал он и лёг спать.
Не успел он закрыть глаза, вдруг кровать покатилась, словно шестерней запряжена: скачет кровать через пороги и вверх и вниз по лестницам; вдруг скок — кровать перекувырнулась, всё выкинула, и на молодце целая гора очутилась. Но он отшвырнул подушки и одеяло под потолок и встал, говоря:
— Кто хочет, пускай катается, а я не хочу.
Взял да и растянулся на полу у огня, так и проспал до самого утра.
Утром пришёл король и, увидев молодца на полу, подумал, что верно привидения убили его, и он уже умер.
— Эх! Как мне жаль этого доброго молодца! — сказал король. — Вот и он погиб!
Услыхав его слова, добрый молодец поднялся и говорит:
— Ну, до этого ещё не дошло.
Король удивился, но и обрадовался, и стал расспрашивать его, каково ему тут было.
— Да не худо, — отвечал молодец, — одна ночь куда ни шла; другие две ночи верно также.
Пришёл он в гостиницу — удивился хозяин.
— А я и не думал видеть тебя в живых, — сказал он, — ну что? Небось теперь научился дрожать от страха?
— Какое! — отвечал молодец. — Всё понапрасну. Ах, кабы кто научил меня хоть немножко подрожать от страха!
На вторую ночь он опять пошёл в за́мок, уселся к огню и опять принялся за старое.
— Ах, кабы меня пробрало хорошенько! Кабы научили меня подрожать от страха!
Как только настала полночь, раздались шум и стукотня. Сначала потише, а там всё погромче да посильнее; вдруг всё смолкло, и потом с громким криком вылезло из трубы полчеловека, вылезло и упало к нему в ноги.
— Эй, вы! — закричал молодец. — Что так мало? Ещё нужна половина.
Снова начались шум, вой, и вдруг другая половина из трубы упала.
— Подожди-ка, — сказал молодец, — дай мне раздуть побольше огня для тебя.
Пока он раздувал, смотрит, а обе половины соединились уже, и на его месте сидел громада-человек.
— У нас не было такого уговора, — сказал добрый молодец, — ведь скамейка-то моя.
Чудовище-человек хотел было оттолкнуть доброго молодца — но куда! Тот не поддался, а столкнув его, сам сел на своё место.
Тогда из трубы стали падать люди, одни за другими, и принесли они с собой девять костей и две мёртвые головы, расставили их и стали играть в кегли. Молодец тоже не прочь в кегли поиграть и говорит:
— А что, можно мне с вами поиграть?
— Да, коли деньги у тебя водятся.
— Денег-то у меня не занимать стать, только ваши шары не больно круглы.
Он взял у них мёртвые головы, положил на станок и давай точить и выточил круглыми словно шар.
— Вот теперь они лучше будут кататься, — сказал он, — вишь как весело катаются!
Он стал играть и проиграл немного денег; когда же пробила полночь — всё исчезло с глаз долой.
Он лёг и спокойно заснул. На другой день пришёл король и стал расспрашивать:
— Ну, что с тобою было в эту ночь?
— Я в кегли играл и немного проигрался.
— Неужто ты не чувствовал страха?
— Ну вот какой там страх! Я только позабавился. Ах, кабы мне узнать, что такое страх!
На третью ночь он опять сел на свою скамью и с досадой бормотал себе под нос:
— Ах, кабы подрожать мне от страха!
Настала полночь; пришли шестеро великанов и принесли гроб с покойником.
Добрый молодец и говорит:
— Ах! Это верно мой двоюродный братец, который недавно умер!
Он поманил пальцем и крикнул:
— Подойди-ка сюда, братец, подойди!
Великаны поставили гроб на пол и отошли в сторону.
Добрый молодец подошёл к гробу, снял крышку, а там лежит мертвец. Он пощупал у него лицо, а оно холодно как лёд.
— Подожди-ка, братец, я тебя немножко пообогрею, — сказал он, а сам подошёл к огню, погрел свои руки и приложил их к его лицу; но мертвец остался холодным мертвецом.
Добрый молодец вынул его из гроба, уселся к огню, посадил его к себе на колени и тёр ему руки, чтоб привести кровь в движение. Но видит, что и это не помогает; тогда он вспомнил, что если двое лежат в постели, то это лучше всего согревает кровь, и, вспомнив об этом, он снёс мертвеца на постель, покрыл его одеялом и сам лёг с ним. Через несколько времени мертвец стал тёплым и зашевелился. Молодец тогда говорит ему:
— Вот видишь ли, братец, кабы не я тебя отогрел, что бы с тобою теперь было?
Вдруг мертвец громко закричал:
— А! Так я же теперь тебя задушу!
— Что? — крикнул молодец. — Так вот какая мне благодарность от тебя! Сейчас же ступай опять в свой гроб.
Он поднял мертвеца, бросил его в гроб и прихлопнул крышкой. Тогда опять приблизились шестеро великанов и унесли гроб с мертвецом.
— Эко горе! — сказал молодец. — Не хочет пробрать меня страх да и только! Видно в жизнь не научиться мне этой науке!
Тут вошёл человек ещё больше прежних и ещё ужаснее по виду, только он был стар, и его белая борода висела до колен.
— Ах, ты разбойник! — закричал длиннобородый старик. — Теперь ты скоро узнаешь страх, потому что теперь не убежать тебе от смерти; ты должен умереть.
— Ну, не так ещё скоро, — отвечал добрый молодец, — положим, что умереть мне надо когда-нибудь, но не за этим я сюда пришёл.
— Да ты уж не улизнёшь из моих рук, — сказал чудовищный великан.
— Потише, потише; не хвались идучи на брань, а похвались идучи с брани. Ведь я не уступаю тебе в силе, а, может быть, ещё буду и посильнее тебя.
— А вот мы увидим, — сказал ужасный старик, — если ты сильнее меня, так я отпущу тебя на волю. Пойдём попытаем нашу силу.
И он повёл его по тёмным коридорам в кузницу; тут схватил он топор и с одного размаха вбил наковальню в землю.
— Ну, я и почище этого сделаю, — сказал добрый молодец и подошёл к другой наковальне.
Старик двинулся поближе к нему и наклонился, чтобы посмотреть, что он будет делать, а белая его бородища до земли свесилась. Добрый молодец, недолго думая, взял топор и разом размахнул наковальню пополам, защемив туда и бороду старика.
— Вот теперь ты мой, — сказал молодец, — и умирать-то тебе приходится, а не мне.
Тут взял он железную палку и стал колотить чудовищного старика; колотил он его до тех пор, пока тот не заохал и не стал просить помилования, обещаясь за это дать ему несчётные богатства. Добрый молодец смиловался, вынул топор из щели и выпустил его бороду. Старик опять повёл его в за́мок и показал ему в подвале три ящика с золотом.
— Всё это, — сказал старик, — надо разделить на три части: одну для бедных, другую для короля, третью тебе.
Вдруг пробила полночь — привидение исчезло, и добрый молодец остался один в потёмках.
— Что ж тут такое? Ничего нет мудрёного выбраться отсюда, — сказал он и пошёл себе ощупью.
Скоро нашёл он дорогу в свою комнату и заснул крепким сном у огня. На следующее утро пришёл король и сказал:
— Ну, теперь ты уж наверное узнал, что значит дрожать от страха?
— Нет, — отвечал он, — да и на чём-то было учиться? Тут всего был только покойный мой братец, да ещё заходил какой-то старый бородач, который указал мне в подвале много денег. Но что такое страх, и как мне надо задрожать от страха, этого мне никто не показывал.
— Ты освободил за́мок от колдовства и можешь за то жениться на моей дочери, — сказал король.
— Всё это очень хорошо, — отвечал добрый молодец, — а всё же я не знаю до сих пор, как это надо дрожать от страха.
Принесли из подвала золото и весело отпраздновали свадьбу; но молодой королевич, как ни любил свою красавицу-жену и как ни веселился весельем счастливцев, а всё не переставал твердить свою старую песню:
— Ах! Если б мне только задрожать от страха, хоть бы только узнать, что такое страх!
Наконец это раздосадовало молодую королеву, а горничная и говорит ей:
— Погодите-ка, я помогу этому горю; научится он у меня дрожать от страха.
Пошла она к ручью, протекавшему в королевском саду, и приказала наловить полное ведро воды с пескарями. Ночью, когда королевич крепко заснул, молодая королевна, по совету горничной, сняла с него одеяло и вылила на него всё ведро с пескарями, так что маленькие рыбки так и затрепетали вокруг него. Королевич как вскочит да как закричит на радостях:
— Ах, как я дрожу от страха! Милая жена, вот теперь так я дрожу от страха! Ну, слава Богу, теперь я знаю, что такое страх, и как добрые люди дрожат от страха!