ЕЭБЕ/Семитские языки: различия между версиями

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Содержимое удалено Содержимое добавлено
Automated import of articles
(нет различий)

Версия от 19:21, 4 июня 2011

Семитские языки (שפות שמיות‎) — языки народов так называемой семитской семьи (см. Семиты): евреев и их сородичей (моабитян, аммонитян и эдомитян), финикиян, арабов, эфиопов, вавилонян и ассирийцев и различных арамейских племен. Как и индогерманские наречия, различные диалекты семитской языковой семьи принадлежат к группе флексирующих языков (т. е. языков, выражающих различные грамматические отношения посредством изменения звуков корня или присоединения к корню разных окончаний). В обеих семьях агглютинативная стадия развития (т. е. присоединение приставок и слов к корню) прошла (или вовсе не существовала), и словосочетание происходит не путем «сочинения», a взаимного «подчинения» различных частей речи. Но на этом и кончается аналогия между семитской и индогерманской языковыми семьями; различия между ними так существенны, что в них следует видеть два отдельных типа человеческой речи, развивавшихся независимо один от другого. Наиболее характерной особенностью семитских языков является так называемая «трехбуквенность» их корней. За весьма малыми исключениями, эти корни состоят из трех согласных звуков, напр. ktl, קטל‎; с этими тремя согласными связывается основное значение, идея слова, a гласные звуки лишь сопровождают согласные и служат для выражения оттенков значения, напр. katala — он убил, kutila — он был убит, katlun — убийство. Далее, в С. Я. нет особых форм для обозначения времени действия; такое обозначение может быть достигнуто лишь синтаксическим путем. Этимологически эти языки могут отмечать действие или как совершенное (совершенный вид), или как еще совершающееся (несовершенный вид), или как такое, которое следует совершить (повелительное наклонение). Наконец, характер действия и его точное отношение к субъекту или объекту выражаются в С. Я. особыми, чуждыми индогерманским наречиям, способами (так назыв. «глагольными основами», ננינים‎). Определенное изменение гласных корня указывает на страдательный характер (katala — он убил, kutila — он был убит); удвоение средней согласной корня отмечает интенсивность действия или его распространение на большое число объектов (kattala — он много убивал или он убил многих); путем приставки к корню префикса ’a (ha или scha) достигается каузативный (причинный) смысл, префикса n или префикса (реже инфикса) t — рефлексивный (возвратный) смысл. Но если следует признать глубокое различие между семитской и индогерманской языковыми группами, зато не подлежит никакому сомнению ближайшее родство между семитскими языками и египетским, принадлежащим к хамитской семье. Это родство основывается на следующих общих особенностях: 1) тождество многих корней, 2) окончание женского рода -t в единственном, -wt в множ. числе; 3) окончание -j двойств. числа; 4) сходство личных местоимений и местоименных суффиксов; 5) «трехбуквенность» корней, свойственная и египетскому языку; 6) способы указания характера etc. действия. Кроме того, в египетском языке сохранились остатки системы, вполне напоминавшей систему совершенного вида в семитских языках.

Между собою различные наречия семитской семьи находятся в теснейшей связи, приблизительно так, как диалекты славянского корня — русский, польский, сербский, болгарский etc. Обыкновенно разбивают их на две больших группы — южно- и северно-семитскую, на которые распался в древнейшую эпоху прасемитский народ.

Южно-семитская группа отличается наибольшей полнотой содержания и в лексическом, и в этимологическом, и синтаксическом отношениях; она поэтому рассматривается семитологами как идеал развития С. Я. Особую важность для сравнительного изучения С. Я. представляют различные диалекты арабского языка. Эти диалекты содержат наиболее полный комплекс характерных гортанных и свистящих звуков и чрезвычайно богаты гласными. Количество глагольных и именных форм также разрослось в арабских диалектах до необычайных размеров. Это последнее замечание относится, главным образом, к так назыв. «классическому» арабскому языку, т. е. языку Корана и классической арабской литературы. Число глагольных основ доведено в нем до 15, число именных форм — около 50. Этот диалект отличается также правильностью и строгой последовательностью изменений грамматических форм и изобилием синтаксических возможностей. Более грубы и бедны по конструкции диалекты северно-арабских надписей и современных племен: сирийско- и египетско-арабский, тунисский, алжирский, мальтийский, оманский и т. д. — Все эти диалекты, как северно-арабские, могут быть противопоставлены южно-арабским диалектам, главнейшими выразителями которых являются наречия эфиопского языка: собственно эфиопский, или г’ез, абиссинский, или амhâрский, тигрê, тигринья, hарâри и гурâгê; затем следуют два собственно южно-арабских наречия — сабейское и минейское, a также современные диалекты — меhри и сокотри. Сабейские и минейские надписи, начертанные особым алфавитом, сохранили только 9 глагольных основ вместо 15 классического арабского языка. Различие между этими наречиями основывается, главным образом, на особенностях в образовании причинной основы: свойственный минейскому языку префикс sa в сабейском заменяется аналогичным по употреблению ha. — Древнейшие эфиопские надписи начертаны сабейским письмом, и лишь с 380 г. по Р. Хр. входит в употребление особый г’езский шрифт. Г’езский язык является священным языком Абиссинии, приблизительно как латинский язык в богослужении романских народов. Имея много общего с арабскими диалектами, напр. «ломаное», или «внутреннее», образование множественного числа (не посредством приставки, a путем изменения гласных звуков), эфиопский язык в то же время приближается к наречиям северно-семитской группы (напр. k в 1-м лице совершенного вида глаголов). Особенностью эфиопского языка является симметрическое развитие в нем глагольных основ. Современные абиссинские диалекты несколько отличаются от эфиопского языка, причем тигрê и тигринья образуют одну, a амhâский, hарари и гурâгê — другую тесно сплоченные группы.

Северно-семитские диалекты менее близки друг к другу, чем южно-семитские. Древнейшими представителями этой группы являются языки обитателей Месопотамии — вавилонян и ассирийцев. Говоря об особенностях, представляемых этими двумя языками, следует иметь в виду, что их развитие с самого начала подверглось влиянию весьма важного фактора: они были втиснуты в рамки чуждого им письма (так назыв. «клинописи»). Этим объясняется полное выпадение гортанных (кроме h и перешедшего в него g; все остальные гортанные звуки частью совершенно исчезли из языка, частью были сведены к удержавшемуся в некоторых случаях ’); далее, той же причиной обусловливается заметное в вавилонском языке стремление к замене велярного k звуком g, эмфатического s — z и эмфатического t — d. Ассирийский язык, получивший «клинопись» от вавилонян уже в несколько «осемитизированном» виде, строже удерживает различия между k и g, s и z, t и d; наоборот, в нем скорее заметно стремление передавать k через k и d через t. Оба эти языка обладают одной чрезвычайно интересной особенностью: наряду с совершенным (перманзив) видом, из общесемитского несовершенного вида они выработали два отдельных типа, из которых один служит для выражения прошедшего, другой — настоящего времени. Некоторые особенности представляет также образование в этих двух языках глагольных основ. — Древнейшая из вавилонских надписей (Эсара, царя Адаба) относится к четвертому тысячелетию до Р. Хр.; последний составленный на вавилонском языке документ датирован 5 г. царя Персии Пихаришу, т. е. 81 г. по Р. Хр. Современное знакомство с ханаанейской группой С. Я. ограничивается, если не считать нескольких надписей (Меши, Эшмуназара, Марсельского тарифа etc.), одним лишь еврейским языком (см.). Древнейший памятник этого языка — песнь Деборы (Судей, V), относящаяся, вероятно, ко 2-му тысячелетию до Р. Хр. Главной особенностью ханаанейской группы является употребление консекутивного «вав». Эта особенность замечается исключительно в надписи Меши и в библейско-еврейском языке; в позднем еврейском, финикийском и пуническом языках она исчезает. — Ханаанейская группа употребляет следующие глагольные основы: kal (простая основа), рi’el и pu’al (активная и пассивная усилительные основы), hiφ’îl (в финикийском jiφîl) и hoφ’al (активная и пассивная причинные основы), hiθpa’el (рефлексив усилительной основы), и niφal (рефлексив простой основы); другие формы редки.

Третью группу северно-семитских языков составляют арамейские диалекты. Арамейцы появляются в истории около 1500 г. до Р. Хр. В это время происходило арамейское передвижение на запад из Месопотамии в Сирию; арамейцы сделались, таким образом, как бы посредниками между семитскими народами, и их язык уже тогда употреблялся в международных сношениях, заменяя и вавилонский, и ханаанейские языки. Древнейшие известные образцы арамейского языка представлены пока коротенькими пометками на вавилонских документах и двумя стелами из Зенджирли (8—7 вв. до Р. Хр.). В персидскую эпоху арамейский язык был официальным для западных провинций. Имевшиеся от этой эпохи немногие надписи пополнены в последнее время с избытком находкой арамейских папирусов в Элефантине (см. Египет в побиблейское время). Несколько отличаются от этого языка палестинские еврейско-арамейские диалекты: развивавшееся под влиянием древнееврейского языка библейско-арамейское наречие и тесно примыкающие к нему некоторые другие. Во всех их каузативная основа образуется посредством префикса ha (вместо восточно-арамейского ’а). Переходную ступень к чисто арамейским диалектам представляет самаритянское наречие, еще содержащее в себе некоторые еврейские элементы; оно, a равно и некоторые другие палестинские наречия (язык иерусалимского Талмуда, etc.), характеризуется смешением гортанных. К арамейской группе принадлежит также язык надписей Набатейского царства, процветавшего на протяжении 2—3 столетий; его столица Петра была разрушена Траяном в 105 году. Согласно Теодору Нельдеке, набатеи были арабским племенем, употреблявшим арамейский язык исключительно в качестве литературного. — В Пальмире найдены надписи, охватывающие два-три века по третье христианское столетие. Язык пальмирских надписей, во многих отношениях примыкающий к западно-арамейской группе, имеет некоторые особенности (например, множеств. число на ), сближающие его с группой восточно-арамейской. Изучение диалекта северно-центральной Сирии ограничивается сирийскими надписями, собранными Литтманном (Semitic Inscriptions, pp. 1—56), дающими мало грамматического материала. Все же они обнаруживают некоторые диалектические различия, напр. 3-е л. ед. ч. несов. вида с префиксом п. Ярким выразителем арамейской группы является сирийский язык — язык христианско-арамейских переводов Библии, начиная со 2-го века, и обширной христианской литературы. В восточной части Римской империи он вместе с греческим был употребительнейшим языком вплоть до арабского завоевания. Его характерные особенности — несов. вид с n и status emphaticus на â. Вавилонский Талмуд написан на вавилонско-арамейском языке, не вполне, однако, чистом. К нему примыкает язык мандеев, полухристианской, полуязыческой секты, члены которой жили в различных частях Вавилонии. Этот язык чище и лишен следов еврейского влияния. Он употребляет в несов. виде или n, или l. На территории древней Ассирии, в Курдистане и Урмии, некоторые христиане и евреи употребляли также арамейский диалект. Урмийское наречие развито американскими миссионерами в новый литературный язык, отличающийся от старого, главным образом, в глагольных формах. Для арамейской группы характерна крайняя бедность гласными звуками. Кроме того, ее отношение к другим семитским языкам может быть иллюстрировано перечислением ее глагольных основ, особенно развитых в сирийском (эдесском) и мандейском языках. Они имеют четыре активных основы: простую, усилительную и две причинных (’af’el и šaf’el), и 4 рефлексивных к ним, образующихся путем присоединения префикса А. В еврейско-палестинском диалекте šaf’el и его рефлективная основа отсутствуют. В библейско-арамейском и в надписях из Зенджирли вместо ’af’el появляется haf’el, и он не имеет рефлексивной основы.

Ср. труды: F. Müller, Die semitischen Sprachen, в его Grundriss der Sprachwissenschaft, III, II, Вена, 1887; E. Renan, Histoire générale et système comparé des langues sémitiques, 3-e изд., Париж, 1863; T. Nöldeke, Die semitischen Sprachen, eine Skizze, 1-е изд., 1872 (обработка его известной статьи в Encyclopaedia Britannica), 2-е изд., Лейпциг, 1899; id., Beiträge zur semitischen Sprachwissenschaft, Страсбург, 1904; id., Beiträge zur semitishen Sprachwissenschaft, 2-e série, 1912; Hermann Reckendorf, Zur Charakteristik der semitischen Sprachen, в Actes du X-e congr. des orient., sect. II, Лейден, 1896; William Wright, Lectures on the comparative grammar of the Semitic languages, Кембридж, 1890; О. E. Lindberg, Vergleichende Grammatik der semitischen Sprachen, 1897; Henrich Zimmern, Vergleichende Grammatik der semitischen Sprachen, Elemente der Laut- und Formenlehre, Бepлин, 1898; Carl Brockelman, Semitische Sprachwissenschaft, Лейпциг, 1906; id., Grundriss der Vergleichender Grammatik der semitischen Sprachen, 1907—1912 (в двух томах); id., Kurzgefasste vergleichende Grammatik d. semitischen Sprachen, I, Берлин, 1908 (в серии Porta; Linguarum Orientalium, XXII); P. Haupt, Ueber die semitischen Sprachlaute u. deren Umschrift, в Abhandl. d. Berl. Akademie der Wissenschaften, 1861; D. H. Müller, Zur Geschichte d. semitischen Zischlaute, в Verhandlungen des VII Internat. Orientalisten-Kongresses, sem. Sektion, Вена, 1888; H. Zimmern, Zur assyrischen und vergleichenden semitischen Lautlehre, в Zeitschrift für Assyriologie, V, 1890; J. Barth, Zur vergleichenden Semitischen Grammatik, I—IV, в ZDMG. (1894), XLVIII; Abel H. Huizinga, Analogy in the Semitic languages, Балтимора, 1891; S. Fraenkel, Zum sporadischen Lautwandel in den semitischen Sprachen, в Beiträge z. Assyriologie, III (1895); H. Hupfeld, System der semitischen Demonstrativbildung und der damit zusammenhängenden Pronominal- und Partikelnbildung, в Zeitschrift f. d. Kunde d. Morgenl., II (1839); C. Vogel, Die Bildung des persönlichen Fürwortes in Semitischen, 1866; P. Jensen, Ausruf, Frage u. Verneinung in d. semitischen Sprachen, в Zeitschr. für Fölkerpsychologie, XVII (1888); J. Barth, Beiträge zur Suffixlehre des Nordsemitischen, в Amer. journ. of Semitic languages, XVII; P. Haupt, Studies on the comparative grammar of the semitic languages, 1878. Об отношении семитской языковой группы к индоевропейской, см. Schleiher, Beiträge zur vergl. Sprachforschung, 1861, II; T. Nöldeke, в Orient u. Occident, 1863, II; Brugmann, Grundriss d. vergleichender Grammatik, I, 1897. Об отношении семитской языковой группы к хамитской см.: Ermann, Das Verhältnisse des aegyptischen zu den semitischen Sprachen, в ZDMG., XLVI (1892), 93—126; id., Die Flexion des aegyptischen Verbums, в Sitzungsberichte der Königlichen Akademie der Wissenschaften zu Berlin, 1900, pp. 317—353; id., Aegyptische Grammatik (в серии Porta Linguarum Orientalium), 2-е изд., Берлин, 1902; Steindorf, Koptische Grammatik, 2-е изд., ib., 1904, в вышеупомянутой серии). см. Арабский язык, язык еврейский. [По статье Т. Нельдеке, в Enc. Britannica, XXIV, 1911, 617—630 и Бартона, в J. E., XI, s. v. Semitic languages].

Раздел4.