Современная жрица Изиды (Соловьёв)/1893 (ДО)/XXVI

Материал из Викитеки — свободной библиотеки

[278]

XXVI.

Хотя «теософическое общество» основано и въ весьма недавнее, сравнительно, время, въ 1875 году; однако дѣйствительное происхожденіе его до сихъ поръ терялось во мракѣ таинственности и неизвѣстности. Какъ его основатели, т. е. Блаватская и Олкоттъ, такъ и первые ихъ послѣдователи, сдѣлали все возможное для того, чтобы напустить какъ можно больше туману, [279]въ густыхъ волнахъ котораго легко задохнуться, но никакъ нельзя отыскать настоящей «колыбели» интереснаго младенца, бывшаго плодомъ духовнаго союза русской «скиталицы» и американскаго «полковника».

Вѣрно только одно — что интересный младенецъ получилъ свое бытіе въ Америкѣ, въ Нью-Іоркѣ, и это именно обстоятельство дало возможность виновникамъ его многознаменательной жизни окутать пеленами тайны его рожденіе. На американской почвѣ нетрудно выдумать и привести въ исполненіе что угодно, ничего не стоитъ, какъ устно, такъ и печатно, распустить самые баснословные слухи и найти достаточное количество людей, готовыхъ имъ вѣрить безо всякихъ разсужденій.

По легендамъ, пущеннымъ въ обращеніе теософами «перваго призыва», Е. П. Блаватская отъ юности своей находилась подъ особымъ покровительствомъ «тибетскихъ братьевъ», которые, взявъ ее на попеченіе, руководили всѣми шагами ея жизни, подготовляя въ ней исполнительницу великой миссіи, имѣющей міровое значеніе.

Когда приспѣло время открыть высшія истины человѣчеству, погрязшему въ заблужденіяхъ всякаго рода, Блаватская была вызвана въ Индію, получила тамъ, вмѣстѣ съ принятіемъ ею буддизма, высокія посвященія, а затѣмъ была послана въ Америку. Здѣсь она должна была соединиться съ другимъ избранникомъ, хоть и значительно менѣе достойнымъ, Олкоттомъ, и создать вмѣстѣ съ нимъ «теософическое общество». Олкоттъ становился, такъ сказать, тѣломъ этого учрежденія, а Блаватская — его душою. «Обществу» была гарантирована постоянная помощь тибетскихъ адептовъ, и двое изъ нихъ, Кутъ-Хуми и Моріа, брались вдохновлять Блаватскую и входить въ общеніе съ теософами, заслуживающими такую высокую честь.

Такова, въ общихъ чертахъ, сущность легенды. Что же касается дѣйствительной исторіи, я имѣю возможность въ значительной степени освѣтить ее, благодаря собственноручнымъ письмамъ Елены Петровны Блаватской, относящимся именно къ самому интересному времени — отъ конца 1874 года и до 1879 [280]года.[1] Мои читатели уже знаютъ, что́ такое письма Блаватской и какъ слѣдуетъ къ нимъ относиться. Но въ настоящемъ случаѣ ея писанія, какъ будетъ видно, получаютъ первостепенное документальное значеніе, и всякій легко и сразу, безъ какихъ бы то ни было комментаріевъ, увидитъ, что́ въ нихъ не можетъ быть правдой и что́ не можетъ быть ложью.

1873 годъ былъ годомъ рѣшительнаго перелома въ жизни Елены Петровны Блаватской. Ей исполнилось уже 42 года. Вмѣстѣ съ исчезнувшей молодостью исчезло и все, чѣмъ доселѣ жила она. Еслибы она была женщиной обыденной — ей пришлось бы погибнуть, превратиться въ ничто, или влачить самое жалкое существованіе. Но въ ней заключалась сила энергіи и таланта, которая именно теперь, когда ушла молодость со всѣми ея бурями, должна была широко и свободно развиться.

Волна жизни выбросила Елену Петровну на американскій берегъ, и она очутилась одна, безъ друзей и покровителей, безъ опредѣленныхъ средствъ къ жизни, безъ прежнихъ способовъ, которыми она могла бы заинтересовать собою. Она не потерялась, оглядѣлась, прислушалась — и рѣшила попробовать свои силы въ качествѣ спиритической писательницы. Она окружила себя таинственностью, стуками, завела знакомство въ редакціяхъ двухъ-трехъ газетъ, разсказывала интересныя вещи о своихъ разнообразныхъ путешествіяхъ.

Мало-по-малу становилась она извѣстной американскимъ спиритамъ какъ горячая послѣдовательница ихъ ученія и къ тому же обладающая сильными медіумическими способностями. Наконецъ, изъ Нью-Іорка, она отправилась въ Вермонтъ, на ферму братьевъ Эдди, въ то время надѣлавшихъ много шуму медіумовъ. Познакомилась она тамъ съ полковникомъ Олкоттомъ, пріѣхавшимъ въ качествѣ корреспондента для разслѣдованія чудесъ, совершавшихся братьевъ Эдди.[2] [281]

Она очевидно нашла, что энергичный и въ то же время необыкновенно покладистый полковникъ будетъ ей хорошимъ, полезнымъ товарищемъ — и быстро съ нимъ подружилась. Онъ сразу же оказалъ ей огромную услугу: въ своихъ корреспонденціяхъ наговорилъ о ней съ три короба разныхъ чудесъ и этимъ помогъ ея писательству. У нея мелькнула мысль, что хорошо было бы писать не только по-англійски въ американскихъ газетахъ, но и попытаться работать въ томъ же направленіи и для далекой родины, переводя свои статьи и другія интересныя вещи.

Весь вопросъ заключается въ томъ — какимъ образомъ доставлять все это въ Россію и черезъ кого хлопотать о напечатаніи. Она познакомилась съ Andrew Jackson Davis’омъ, писателемъ-спиритомъ, и онъ указалъ ей на человѣка, который, по его мнѣнію, могъ ей быть полезнымъ въ Россіи. Человѣкъ этотъ былъ А. Н. Аксаковъ, издатель лейпцигскаго журнала «Psychische Studien», издавна интересующійся всякими психическими вопросами и, между прочимъ, феноменами спиритизма.

28 октября 1874 года Елена Петровна писала А. Н. Аксакову: «Извините меня, если совершенно незнакомая вамъ личность адресуется такъ безцеремонно къ вамъ… Вотъ въ чемъ дѣло: я живу въ Америкѣ около полутора года уже и не имѣю намѣренья уѣзжать. Вся жизнь моя сосредоточилась здѣсь, т. е. жизнь внутренняя конечно, такъ какъ я слишкомъ устарѣла, чтобы интересоваться много внѣшней жизнью… То, что происходитъ теперь въ Америкѣ, въ Англіи и во Франціи, должно бы стараться объяснить у насъ. Спиритизмъ здѣсь не шуточное дѣло. Изъ 11 милліоновъ спиритовъ въ Соединенныхъ Штатахъ по послѣднему отчету, ихъ прибавилось до 18 милліоновъ, почти 50 проц. на 100, съ той самой минуты, какъ появились брошюры, защищающія спиритизмъ съ именами подобными Альфреду Уолласу, Круксу, Варлею и проч. Вся пресса заговорила разомъ. Попытки къ насмѣшкѣ, осужденію и хулѣ дѣлаются рѣже и рѣже. Въ прошломъ году еще рѣдко можно было найти въ такъ называемомъ «respectable Newspaper» статейку о какомъ-либо спиритскомъ фактѣ, теперь же, еле проходитъ одинъ день, чтобы [282]журналы не были переполнены сотнями фактовъ, доказательствъ и т. д. Журналы посылаютъ во всѣ стороны «reporter’овъ» и артистовъ къ медіумамъ. Я только на прошлой недѣлѣ вернулась отъ Эдди братьевъ, извѣстныхъ медіумовъ въ Рутландѣ Вермонтѣ, гдѣ провела 2 недѣли. Домъ и сосѣднія квартиры были наполнены корреспондентами. У «Eddys» духи усопшихъ разгуливаютъ чуть не днемъ. Нѣсколько разъ уже являлись они безъ помощи медіума, а по вечерамъ отъ 15 до 20 духовъ являются какъ во плоти передъ глазами зрителей во время сеансовъ. Я говорила, какъ при жизни, съ отцомъ, дядей, съ другими родными «по-русски» въ продолженіи 5 минутъ на платформѣ [3]. Семь особъ изъ числа давно умершихъ знакомыхъ, различныхъ націй, являлись, говорили со мной, каждый на своемъ языкѣ и уходили. Нельзя ли мнѣ будетъ прислать или, скорѣе, постоянно присылать къ вамъ отсюда переводы статей о спиритическихъ фактахъ не неизвѣстныхъ личностей, — но такихъ людей, какъ Робертъ Дэль Оуэнъ, полковникъ Олкоттъ и лучшихъ здѣшнихъ писателей. Я со многими ими знакома и они даютъ мнѣ, съ удовольствіемъ, право переводить ихъ произведенія. Олкоттъ корреспондентъ, посланный нарочно однимъ изъ лучшихъ иллюстрированныхъ журналовъ Нью-Іорка, «The Grafic»[4] — въ Вермонтъ къ Эдди братьямъ. Онъ провелъ тамъ уже болѣе 2-хъ мѣсяцевъ, и его иллюстрированныя статьи производятъ фуроръ. Я также работаю для «Grafic» и могу высылать регулярно статьи, переведенныя и переписанныя начисто, съ копіями иллюстрацій, рисованныхъ перомъ и тушью. Вы вѣроятно также слышали о посмертномъ сочиненіи Диккенса. Вторая часть неоконченнаго имъ при жизни романа его «Эдвина Друда». Я перевела эту вторую часть, и она лежитъ готовая у меня… Духъ ли Диккенса написалъ ее или самъ медіумъ James, но эта вторая часть признана всей американской и европейской прессой (съ малыми исключеніями) за совершенное fac simile слога Диккенса и его неподражаемаго юмора… [283]Извиняюсь еще разъ за безцеремонность письма. Надѣюсь, что быть можетъ найдете свободную минуту отвѣтить мнѣ слова два. Очень бы я хотѣла видѣть напечатанное въ Россіи окончаніе вышеупомянутаго романа Диккенса. Я долго надъ нимъ работала и переводила съ манускрипта Джемса, какъ онъ писалъ подъ диктовку духа Диккенса…»

Письмо это не дошло еще по назначенію, какъ Е. П. Блаватская послала вслѣдъ за нимъ другое, отъ 14 ноября. Оно весьма краснорѣчиво и полно значенія для ея характеристики.

«Нѣтъ недѣли еще, какъ я писала вамъ и вотъ — горько каюсь въ томъ уже! Сегодня утромъ, по обыкновенію моему, когда я въ городѣ, я сидѣла у единственнаго друга моего, многоуважаемаго всѣми здѣсь Andrew Jackson Davis’а, онъ получилъ ваше письмо, писанное по-французски и, незная хорошо языка, просилъ меня прочесть и перевесть. Въ письмѣ этомъ вы пишете: «J’ai entendu parler de M-me Blavatsky par un de ses parents, qui la dit un medium assez fort. Malheureusement ses communications se ressentent de son moral, qui n’a pas été des plus sévères» [5]. Кто бы вамъ ни говорилъ обо мнѣ, они говорили правду, въ сущности, если не въ подробностяхъ; только видитъ одинъ Богъ, что выстрадала я за мое прошлое. Видно ужь такова судьба моя, что нѣтъ мнѣ на землѣ прощенья. Это прошлое, какъ печать проклятья на Каинѣ преслѣдовало меня всю жизнь и преслѣдуетъ даже сюда, въ Америку, куда я уѣхала, подальше отъ него и отъ людей, которые меня знали въ молодости. Вы сдѣлались невинной причиной тому, что теперь я буду принуждена бѣжать куда-нибудь еще подальше — куда? не знаю. Я не обвиняю васъ, видитъ Богъ, что писавши эти строки, я не имѣю ничего въ душѣ противъ васъ, кромѣ глубокаго, давно знакомаго мнѣ горя, за неисправимое прошлое. Andrew Jackson, который чувствуетъ и читаетъ людей яснѣе всякой книги (а въ этомъ никто не сомнѣвается кто его знаетъ), сказалъ мнѣ на это только слѣдующія [284]многознаменательныя слова: «я васъ знаю, такой какъ вы есть теперь, и чувствую васъ, до вашего же прошлаго я не хочу и не могу касаться, я напишу г-ну Аксакову, что онъ не знаетъ васъ лично, я же — знаю». Эти слова, сказанныя А. Ж. Дэвисомъ, достаточны будутъ для васъ, и мнѣ нѣтъ болѣе надобности стараться васъ увѣрять, что M-me Blavatsky, 20 лѣтъ назадъ, или теперь, когда ей за 40 уже — двѣ особы. Я «спиритка», и «спиритуалистка» въ полномъ значеніи этихъ двухъ названій… Я была «матерьялисткой» почти до 30 лѣтъ, и вѣрила и не вѣрила въ спиритизмъ. Не вѣря въ Бога, я не могла вѣрить въ будущую жизнь. Нравственность и добродѣтель я принимала за общественное одѣяніе, ради приличія — un masque social que l’on n’appliquait sur la figure que pour ne pas choquer l’estetique de son voisin, comme on mettrait du taffetas anglais sur une laide blessure [6]. Я ненавидѣла «общество» и такъ называемый свѣтъ, какъ ненавидѣла лицемѣріе въ какомъ бы оно видѣ ни проявлялось — ergo: шла противъ общества и установленныхъ приличій на проломъ. Результатъ: три строчки въ вашемъ письмѣ, которыя пробудили во мнѣ все прошлое и растравили всѣ старыя раны. Болѣе 10 лѣтъ уже я спиритка и теперь вся жизнь моя принадлежитъ этому ученію. Я борюсь за него и стараюсь посвящать оному всѣ минуты жизни моей. Будь я богата, я бы употребила всѣ мои деньги до послѣдняго гроша pour la propagande de cette divine vérité [7]. Мои средства очень плохи и я принуждена жить трудами своими, переводами и писать въ журналахъ.

Вотъ почему, я обратилась къ вамъ, съ предложеніемъ переводить на русскій языкъ все, что выходитъ здѣсь о спиритуализмѣ. Я перевела Эдвина Друда и онъ давно готовъ, также я перевожу теперь письма (Colonel H. S. Olcott), которыя производятъ въ эту минуту такую революцію въ умахъ матерьялистовъ.

Онъ инвестигировалъ, 8 недѣль, матерьялизаціи духовъ у [285]Eddy Brothers въ Вермонтѣ и я была у нихъ и жила 2 недѣли на фермѣ у нихъ, гдѣ съ нимъ и познакомилась. Его письма и сочиненія достойные соперники книгъ Роберта Дэль Оуена (Оwen), Эпса Саржента и другихъ защитниковъ. Но теперь, когда я узнала ваше справедливое, хотя суровое мнѣніе обо мнѣ, я вижу, что нѣту для меня спасенья кромѣ смерти. До гроба придется мнѣ тянуть «ce boulet de galerien social» [8]. Видно ни раскаяніе, ни добровольное изгнанье изъ родины, гдѣ есть у меня и братья и сестры и любимые родные, которыхъ я никогда уже не увижу на землѣ — ничто не усмиритъ гнѣва этого разъяреннаго дикаго звѣря, котораго зовутъ публичнымъ мнѣньемъ!

Одна есть у меня къ вамъ просьба: не лишайте меня добраго мнѣнія Andrew J. Davis’а. Не раскрывайте передъ нимъ того, что̀ если онъ узнаетъ и убѣдится, заставитъ меня бѣжать на край свѣта. У меня осталось лишь одно убѣжище для себя въ мірѣ — это уваженіе спиритуалистовъ Америки, тѣхъ, которые ничего не презираютъ столько — какъ «free love» [9].

Неужели вамъ принесетъ удовольствіе на вѣки убить нравственно женщину, которая ужь и такъ убита обстоятельствами? Извините за длинное письмо и примите увѣреніе въ глубокомъ уваженіи и преданности готовой къ услугамъ

Елены Блаватской.

23. „Irvin Place, New Iork“.

Конечно, ея корреспондентъ, получивъ это письмо, поспѣшилъ увѣрить, что ему «не принесетъ никакого удовольствія навѣки убить нравственно женщину».

Е. П. Блаватская снова писала изъ Гартфорда, 13 декабря 1874 года:

«Не знаю какъ благодарить васъ за вашу неизмѣримую доброту. Имѣя право презирать меня, какъ всякій благородный человѣкъ, за мою прошлую, грустную репутацію, вы такъ снисходительны и великодушны, что пишете мнѣ… Если есть у [286]меня надежда на будущее, то это только за гробомъ, когда свѣтлые духи помогутъ мнѣ освободиться отъ моей грѣшной и нечистой оболочки. Извините меня и простите, если я, въ минуту отчаянія, написала вамъ мое глупое второе письмо. Я васъ не поняла и думала, что вы, какъ и другіе, судите только по наружности. Прочитавъ ваше письмо, я увидѣла, какъ ошиблась въ васъ, и что вы готовы подать руку помощи даже и такой, какъ я грѣшная… Письмо ваше я получила какимъ-то чудомъ, котораго право не понимаю (слѣдуетъ пространное описаніе, какимъ образомъ письмо, посланное въ Нью-Іоркъ, очутилось въ Филадельфіи самымъ, якобы, сверхъестественнымъ образомъ). Я нахожусь на два дня по дѣламъ въ Гартфордѣ. Я пріѣхала посовѣтоваться съ полковникомъ Олкоттомъ на счетъ нѣсколькихъ перемѣнъ въ его письмахъ и добавленіяхъ. Онъ издаетъ теперь книгу на тэму своихъ писемъ въ «Grafic» книга такъ дополнена, что составляетъ 2 части, 600 страницъ. 1-ая часть будетъ составлена изъ оригинальныхъ писемъ, а 2-ая — публичное мнѣніе о спиритуализмѣ, антагонизмъ между наукой, религіей и феноменами спиритуализма. Послѣдній въ томъ видѣ, какъ онъ проявляется уже 40 лѣтъ въ общинѣ Шекеревъ и т. д. Книга эта слишкомъ обширна, чтобы ее переводить… лучше будетъ, если я пришлю переводъ писемъ такъ, какъ они были напечатаны въ «Daily Grafic». Всѣ рисунки и иллюстраціи духовъ я наклеиваю на листы переводовъ. Портретъ одного Гассанъ-Аги какъ онъ являлся мнѣ матерьялизованный въ Читтенденѣ, въ виду 40 человѣкъ, и говорилъ со мной половину по-русски, а половину по-грузински. Портретъ дяди моего Густава Алексѣевича Гана, который также являлся два раза. Вообще я играю большую роль въ письмахъ Олкотта, такъ какъ всѣ 7 духовъ, явившіеся ко мнѣ на фермѣ въ Вермонтѣ, послужили величайшимъ торжествомъ à la cause du Spiritualisme. Пока говорили духи только по-англійски и по-французски on avait raison de douter peut-être, car il était possible de soupçonner un jeu de prestige quelconque. Mais une fois, que 7 esprits materialisés, en chair et en os, tous differemment [287]habillés — selon leur pays et parlant 6 differentes langues, le Russe, le Turc, le Georgien, le Tartare, le Hongrois et l’Italien, parurent chaque soir et que tout le monde les entendit parler comme des personnes vivantes, les choses changerent d’aspect. Le pays est tout revolutionné. Je reçois des lettres de tous les pays, et de tous les editeurs. Un docteur nommé Beard, qui n’a passé qu’un jour à Chittenden, s’est permis d’insulter tous les spirites, en les appelant dans les journaux des «weak minded fouls and idiots» et je lui ai repondu à deux reprises différentes dans les journaux. Il parait que sans le savoir, j’ai frappé juste. Les spirites les plus emminents comme Robert Dale Owen, D-r Child et autres m’ont adressé des lettres et les editeurs du plus grand «Publishing C°» d’Amérique, içi à Hartford m’ont écrit pour me proposer de composer un volume de lettres sur differentes phases du Spiritisme et des manifestations physiques des esprits que j’ai vues aux Indes, en Afrique et ailleurs. Ils veulent m’acheter cet ouvrage. J’aurais ma fortune faite si je ne portais pas malheureusement mon nom maudit de Blavatsky. Je n’ose risquer de signer de ce nom un livre quelconque. Cela pourrait provoquer des souvenirs trop dangereux pour moi. Je prefère perdre 12 mille dollars que l’on m’offre, car les éditeurs me proposent 12 cent par copie et ils garantissent de vendre 100 mille copies. Voici les fruits amers de ma jeunesse que j’ai vouée à Satan, ses pompes et ses œuvres! Enfin! Je vous enverrai, Monsieur, à la fin de cette semaine, un paquet de faits et articles découpés des journaux les plus «respectables» du pays. Je vous enverrai aussi mes deux lettres imprimées, car cela vous donnera d’avance l’idée de l’immense interet que doit produire un livre comme celui de Col. Olcott. Imaginez vous, Monsieur, des esprits materialisés de bonnes russes parlant leur langue, des garçons Georgiens, des hommes Khourdes, de Garibaldiens Hongrois et Italiens, et enfin mon oncle [10] [288]русскій Предсѣдатель Гражданской Палаты въ Гроднѣ съ анненскимъ крестомъ на шеѣ, paraissant a 6.000 lieux de chez nous, en Amerique, dans une ferme isolée, perdue au milieu des montagnes du Vermont, avec des mediums fermiers grossiers, parlant mal même leur langue maternelle — et cela à moi, qu’ils ne connaissaient ni d’Adam ni d’Eve, devant une réunion de 40 personnes, composée de «reporters sceptiques», de medecins, de «clergyman», d’hommes distingués comme Olcott et de bien d’autres! Et pour couronner le tout dans une séance a part «the dark circle» un esprit, m’apportant la medaille de mon père pour la guerre de 1828 en Turquie et me disant ces mots devant tout le monde: I bring you, Helen Blavatsky, the badge of honor, received by your father for the war of 1828. We took this medal through the influence of your uncle, who appeared you this night — from your fathers grave at Stavropol and bring it you as a remembrance of us in whom you believe and have faith[11]

Я знаю эту медаль, я видала ее у отца и знаю что она была похоронена вмѣстѣ съ другими его крестами — съ нимъ. Она [289]срисована въ «Grafic» и она у меня! Понимайте это какъ хотите! отецъ умеръ въ прошломъ году въ Ставрополѣ. Какъ могли знать это духи? Какъ могли знать медіумы, что отецъ былъ военный и присутствовалъ въ сраженіяхъ, съ турками? Тайна, величайшая тайна![12] Въ Россіи, конечно, не повѣрятъ. Скажутъ, что Блаватская или съ ума сошла, а можетъ и хуже. Хорошо, что при 40 свидѣтеляхъ. Вы не можете повѣрить, какое впечатлѣніе это произвело на всѣхъ. Напишу отсылая письма, боюсь надоѣсть. Еще разъ, благодаря васъ, остаюсь съ истиннымъ почтеніемъ и преданностью, готовая къ услугамъ

Е. Блаватская.

P. S. Полковникъ Олкоттъ свидѣтельствуетъ вамъ свое почтеніе и посылаетъ свою фотографическую карточку. Онъ сдѣлался величайшимъ спиритуалистомъ изъ яраго скептика послѣ 13-ти недѣльнаго пребыванія у Эдди (братьевъ) въ Читтенденѣ… Если позволите, то пришлю вамъ свой портретъ литографированный и въ иллюстраціи «Daily Grafic» съ отчетомъ о моихъ путешествіяхъ въ Африкѣ и Суданѣ. Не знаю ужь почему они [290]мнѣ сдѣлали такую честь помѣстить меня на ряду съ Идой Пфейферъ и Ливингстономъ…»

Таковъ «прологъ» интересной, многоактной драмы, называющейся «теософическимъ обществомъ». Герои встрѣтились на фермѣ братьевъ Эдди, — у «платформы», на которой появлялись странные духи «en chair et en os» грузинъ, нянекъ, русскихъ чиновниковъ, — встрѣтились и поняли другъ друга. Они сразу увидѣли, что у нихъ общая «звѣзда», что они одного поля ягоды и что, поэтому, должны соединиться крѣпкими, неразрывными узами дружбы. Олкоттъ употребилъ всѣ мѣры для того, чтобы «муссировать» Блаватскую, онъ наболталъ о ней всякихъ чудесъ въ своихъ корреспонденціяхъ — и достигъ цѣли: ея статьи стали цѣниться, о ней заговорили, заинтересовались ею, ея портретъ долженъ былъ появиться (хотя, впрочемъ, не появился) на страницахъ «Grafic». Она не осталась въ долгу — напечатала двѣ статьи съ восторженными отзывами о книгѣ Олкотта, которая еще не вышла въ свѣтъ, но уже печаталась.

Извѣстность въ спиритическихъ кружкахъ и значительный литературный заработокъ поставили на ноги Елену Петровну. Богатыя ея способности и смѣлая фантазія развивались быстро — теперь, благодаря рекламамъ Олкотта, она становилась ученой женщиной, необыкновеннымъ медіумомъ, талантливой путешественницей по Африкѣ и Судану… Подъ ногами чувствовалась твердая почва. Одно тревожило: а вдругъ пойдутъ открытія изъ иного періода ея жизни, да пойдутъ еще изъ Россіи, отъ людей, заслуживающихъ полнаго довѣрія! — тогда все пропало.

При первомъ же звукѣ, намекнувшемъ ей на возможность такой опасности, она заволновалась и тотчасъ же рѣшила самый лучшій образъ дѣйствій. Еще не зная, что скоро ей понадобится роль «чистой дѣвственницы», она превратилась въ кающуюся Магдалину. Она обезоруживала своего русскаго корреспондента (казавшагося ей опаснымъ) искренностью и чистосердечіемъ раскаянія. «Была въ полномъ мракѣ; но увидѣла свѣтъ — и всю себя отдала этому свѣту, — объявляла она, просто [291]и задушевно, — спиритизмъ есть великая истина — и я до гроба буду служить ей…»

Не худо однако было бы, чтобъ еще кто-нибудь подтвердилъ ея слова русскому корреспонденту, для его окончательнаго успокоенія. И вотъ она ухватывается за того же Олкотта, нисколько не подозрѣвая, какъ это наивно и сшито бѣлыми нитками. Она сначала посылаетъ фотографическое изображеніе своего друга съ его подписью, а затѣмъ самъ Олкоттъ пишетъ въ Петербургъ длинное посланіе о чудесахъ спиритизма, интересъ къ которымъ охватываетъ всю Америку. Но дѣло не въ спиритизмѣ, а въ слѣдующихъ строкахъ:

«Je m’estime très heureux d’avoir fait la connaissance de M-me de Blavatsky, de laquelle il n’est pas trop dire qu’elle possède plus de savoir occulte en fait de relations mysterieuses entre les deux mondes (de Matière et d’Esprit) que toute autre personne — dans ce pays du moins. La sévérité de sa vie et l’enthousiasme qui l’anime toujours pour tout ce qui touche au Spiritisme offrent aux spiritualistes americains un fort bel exemple de conduite et de foi sincère [13]»

Этотъ «аттестатъ» написанъ даже на почтовой бумагѣ Елены Петровны, да и редактированъ, какъ и все длинное письмо, очевидно ею, ибо я знаю, съ какими ужасными выраженіями и ошибками писалъ Олкоттъ по-французски въ 1884 году. Нельзя же предположить, что десять лѣтъ передъ тѣмъ онъ зналъ французскій языкъ несравненно лучше.


Примечания[править]

  1. Съ этими письмами я познакомился, когда уже мой разсказъ давно печатался въ „Русскомъ Вѣстникѣ“, и получилъ я ихъ въ апрѣлѣ 1892 года. Они мнѣ переданы какъ полнѣйшее подтвержденіе моего разсказа и моихъ выводовъ, и какъ весьма важное дополненіе къ моимъ документамъ.
  2. По всей видимости, ошибка. Должно быть либо «совершавшихся у братьевъ Эдди», либо «совершавшихся братьями Эдди». — Примѣчаніе редактора Викитеки.
  3. Возвышенная эстрада передъ занавѣской, изъ-за которой появлялись фигуры, расхаживали и бесѣдовали съ зрителями.
  4. Имеется в виду журнал Daily Graphic. — Примѣчаніе редактора Викитеки.
  5. „Я слышалъ о г-жѣ Блаватской отъ одного изъ ея родственниковъ, который считаетъ ее сильнымъ медіумомъ. Къ несчастію ея сообщенія отзываются ея нравственностью, бывшей не изъ самыхъ строгихъ“.
  6. „за общепринятую маску, которую надѣвали только для того, чтобы не оскорблять эстетическаго чувства своего сосѣда, какъ прикрыли бы англійской тафтою безобразную рану“.
  7. „для пропаганды этой божественной истины“.
  8. „влачить цѣпь общественнаго каторжника“.
  9. „свободную любовь“.
  10. Е. П. Б. забыла, что полтора мѣсяца передъ тѣмъ она писала о томъ, что видѣла тамъ даже „своего отца, дядю и другихъ родныхъ и говорила съ ними какъ при жизни“. Теперь объ отцѣ и другихъ родныхъ упоминанія навсегда прекратились — остался одинъ дядя. Портретъ „этого дяди“ былъ срисованъ на фермѣ Эдди съ натуры и помѣщенъ въ „Grafic“; но оказалось, что почтенный покойникъ, за время своего пребыванія „на томъ свѣтѣ“, измѣнился до неузнаваемости — съ чѣмъ впослѣдствіи должна была согласиться и сама Е. П. Б.
  11. „имѣли, можетъ быть, основаніе сомнѣваться, потому что было возможно заподозрить какое-нибудь фокусничество. Но разъ что семь матеріализованныхъ духовъ, во плоти, всѣ различно одѣтые, въ своемъ національномъ костюмѣ, и говорящіе на шести различныхъ языкахъ: русскомъ, турецкомъ, грузинскомъ, татарскомъ, мадьярскомъ и итальянскомъ, — появлялись каждый вечеръ и всѣ ихъ слышали говорящими подобно живымъ людямъ — дѣло приняло совсѣмъ иной видъ. Происходитъ настоящая революція. Я получаю письма изо всѣхъ странъ и отъ всѣхъ издателей (!!!). Одинъ докторъ по фамиліи Beard, проведшій всего день въ Читтенденѣ, позволилъ себѣ оскорбить всѣхъ спиритовъ, назвавъ ихъ въ журналахъ „слабоумными и идіотами“, и я ему дважды отвѣчала. Самые почтенные спириты какъ Robert Dale Owen, D-r Child и другіе обратились ко мнѣ съ благодарственными письмами и издатели самаго большого въ Америкѣ издательскаго общества, здѣсь въ Гартфордѣ, написали мнѣ предлагая сочинить (!) томъ писемъ о различныхъ фазахъ спиритизма и о физическихъ проявленіяхъ духовъ, видѣнныхъ мною въ Индіи, въ Африкѣ и въ другихъ странахъ. Я бы нажила (этой книгой) себѣ состояніе, еслибы я, къ несчастію, не носила моего проклятаго имени Блаватской. Я не смѣю рискнуть подписать этимъ именемъ какую бы то ни было книгу. Это могло бы вызвать слишкомъ опасныя для меня воспоминанія. Я предпочитаю потерять двѣнадцать тысячъ долларовъ, которыя мнѣ даютъ, — ибо издатели предлагаютъ 12 центовъ съ экземпляра и гарантируютъ продажу ста тысячъ экземпляровъ. Вотъ горькіе плоды моей молодости, посвященной мною Сатанѣ и всѣмъ дѣламъ его! Ну, да что̀ тутъ! Я пришлю вамъ, милостивый государь, въ концѣ недѣли пакетъ съ разными вырѣзками изъ газетъ, самыхъ уважаемыхъ здѣсь. Я пришлю вамъ также два напечатанныхъ моихъ письма, ибо это заранѣе дастъ вамъ понятіе о громадномъ интересѣ, который должна возбудить книга, подобная книгѣ Олкотта. Представьте себѣ матерьялизованныхъ духовъ русскихъ служанокъ, говорящихъ на родномъ языкѣ, молодыхъ грузинъ, курдовъ, венгерскихъ и итальянскихъ гарибальдійцевъ и, наконецъ, моего дядю, русскаго Предсѣдателя Гражданской Палаты въ Гроднѣ съ анненскимъ крестомъ на шеѣ, появляющихся за 6.000 льё отъ насъ, въ уединенной фермѣ, затерянной среди горъ Вермонта, — при посредствѣ медіумовъ — грубыхъ фермеровъ, говорящихъ плохо даже на своемъ родномъ языкѣ, — и все это ради меня, которую они совсѣмъ не знаютъ, при собраніи въ 40 человѣкъ, состоящемъ изъ скептиковъ репортеровъ, докторовъ, духовныхъ лицъ, порядочныхъ людей подобныхъ Олкотту и другихъ! Къ довершенію же всего въ отдѣльномъ „темномъ“ сеансѣ одинъ духъ приноситъ мнѣ медаль моего отца за турецкую войну 1828 года и говоритъ мнѣ, при всѣхъ, слѣдующія слова: „Я приношу вамъ, Елена Блаватская, знакъ отличія, полученный вашимъ отцомъ за войну 1828 года. Эта медаль получена нами, — посредствомъ вліянія вашего дяди, который явился вамъ этой ночью, — изъ могилы вашего отца въ Ставрополѣ и я приношу ее вамъ какъ знакъ памяти отъ насъ, въ которыхъ и которымъ вы вѣрите“.
  12. Уголокъ этой „величайшей тайны“, какъ увидятъ читатели, открылся очень скоро, когда по поводу медали, имѣвшей совершенно фантастическій видъ, поднялся крупный скандалъ, а Блаватская, несмотря на всю свою находчивость и смѣлость, сбилась въ показаніяхъ и запуталась.
  13. „Я почитаю себя весьма счастливымъ познакомясь съ г-жей Блаватской, о которой можно сказать, что она обладаетъ бо́льшими познаніями относительно таинственныхъ сношеній между двумя мірами (матеріи и духа), чѣмъ кто-либо, въ этой странѣ по крайней мѣрѣ. Строгость ея жизни и постоянный ея энтузіазмъ ко всему, касающемуся спиритизма, являютъ американскимъ спиритуалистамъ прекрасный примѣръ поведенія и искренней вѣры“.