ныя калоши, стоявшія рядомъ,—самъ мастеръ не отличилъ бы ихъ другъ отъ друга!
— Господинъ письмоводитель!—сказалъ вошедшій съ бумагами полицейскій.
Письмоводитель обернулся къ нему и поговорилъ съ нимъ, а когда вновь взглянулъ на калоши, то уже и самъ не зналъ, которыя были его собственными: тѣ-ли, что стояли слѣва или что справа?
„Должно быть, вотъ эти мокрыя—мои!“—подумалъ онъ, да и ошибся: это были какъ разъ калоши Счастья; но почему-жъ бы и служителю полиціи не ошибиться иногда? Онъ надѣлъ ихъ, сунулъ нѣкоторыя бумаги въ карманъ, другія взялъ подъ мышку,—ему надо было просмотрѣть и переписать ихъ дома. День былъ воскресный, погода стояла хорошая, и онъ подумалъ, что недурно будетъ прогуляться въ Фредериксбергскій садъ.
Пожелаемъ же этому тихому, трудолюбивому молодому человѣку пріятной прогулки,—ему вообще полезно было прогуляться послѣ продолжительнаго сидѣнія въ канцеляріи.
Сначала онъ шелъ, не думая ни о чемъ, такъ что калошамъ не было еще случая проявить свою волшебную силу.
Въ аллеѣ письмоводитель встрѣтилъ молодого поэта, который сообщилъ ему, что уѣзжаетъ путешествовать.
— Опять уѣзжаете!—сказалъ письмоводитель.—Счастливый вы народъ, свободный! Порхаете себѣ, куда хотите, не то, что мы! У насъ цѣпи на ногахъ!
— Онѣ приковываютъ васъ къ хлѣбному мѣстечку!—отвѣчалъ поэтъ.—Вамъ не нужно заботиться о завтрашнемъ днѣ, а подъ старость получите пенсію!
— Нѣтъ, все-таки вамъ живется лучше!—сказалъ письмоводитель.—Писать стихи, это—удовольствіе! Всѣ васъ расхваливаютъ, и къ тому же вы сами себѣ господа! А вотъ попробовали бы вы посидѣть въ канцеляріи, да повозиться съ этими пошлыми дѣлами!
Поэтъ покачалъ головой, письмоводитель тоже, каждый остался при своемъ мнѣніи, съ тѣмъ они и распрощались.
„Совсѣмъ особый народъ эти поэты!“—подумалъ письмоводитель.—„Хотѣлось бы мнѣ побывать на ихъ мѣстѣ, самому стать поэтомъ. Ужъ я бы не писалъ такихъ ноющихъ стиховъ, какъ другіе!—Сегодня какъ разъ настоящій весенній день для
ные калоши, стоявшие рядом, — сам мастер не отличил бы их друг от друга!
— Господин письмоводитель! — сказал вошедший с бумагами полицейский.
Письмоводитель обернулся к нему и поговорил с ним, а когда вновь взглянул на калоши, то уже и сам не знал, которые были его собственными: те ли, что стояли слева или что справа?
«Должно быть, вот эти мокрые — мои!» — подумал он, да и ошибся: это были как раз калоши Счастья; но почему ж бы и служителю полиции не ошибиться иногда? Он надел их, сунул некоторые бумаги в карман, другие взял подмышку, — ему надо было просмотреть и переписать их дома. День был воскресный, погода стояла хорошая, и он подумал, что недурно будет прогуляться в Фредериксбергский сад.
Пожелаем же этому тихому, трудолюбивому молодому человеку приятной прогулки, — ему вообще полезно было прогуляться после продолжительного сидения в канцелярии.
Сначала он шёл, не думая ни о чём, так что калошам не было ещё случая проявить свою волшебную силу.
В аллее письмоводитель встретил молодого поэта, который сообщил ему, что уезжает путешествовать.
— Опять уезжаете! — сказал письмоводитель. — Счастливый вы народ, свободный! Порхаете себе, куда хотите, не то, что мы! У нас цепи на ногах!
— Они приковывают вас к хлебному местечку! — отвечал поэт. — Вам не нужно заботиться о завтрашнем дне, а под старость получите пенсию!
— Нет, всё-таки вам живётся лучше! — сказал письмоводитель. — Писать стихи, это — удовольствие! Все вас расхваливают, и к тому же вы сами себе господа! А вот попробовали бы вы посидеть в канцелярии, да повозиться с этими пошлыми делами!
Поэт покачал головой, письмоводитель тоже, каждый остался при своём мнении, с тем они и распрощались.
«Совсем особый народ эти поэты!» — подумал письмоводитель. — «Хотелось бы мне побывать на их месте, самому стать поэтом. Уж я бы не писал таких ноющих стихов, как другие! — Сегодня как раз настоящий весенний день для