домой. Увидавъ, какая она хорошенькая, королева разгнѣвалась и возненавидѣла падчерицу. Она съ удовольствіемъ превратила бы и ее въ дикую лебедь, да нельзя было сдѣлать этого сейчасъ же, потому что король хотѣлъ видѣть свою дочь.
И вотъ, рано утромъ королева пошла въ мраморную, всю изукрашенную чудными коврами и мягкими подушками, купальню, взяла трехъ жабъ, поцѣловала каждую и сказала первой:
— Сядь Элизѣ на голову, когда она войдетъ въ купальню; пусть она станетъ такою же тупой и лѣнивой, какъ ты! А ты сядь ей на лобъ!—сказала она другой.—Пусть Элиза будетъ такой же безобразной, какъ ты, и отецъ не узнаетъ ея! Ты же лягъ ей на сердце!—шепнула королева третьей жабѣ.—Пусть она станетъ злонравной и мучится отъ этого!
Затѣмъ, она спустила жабъ въ прозрачную воду, и вода сейчасъ же вся позеленѣла. Позвавъ Элизу, королева раздѣла ее и велѣла ей войти въ воду. Элиза погрузилась, и одна жаба сѣла ей на темя, другая на лобъ, а третья на грудь; но Элиза даже не замѣтила этого и, какъ только вышла изъ воды, по водѣ поплыли три красныхъ мака. Если бы жабы не были отравлены поцѣлуемъ вѣдьмы, онѣ превратились бы, полежавъ у Элизы на головѣ и на сердцѣ, въ красныя розы; дѣвушка была такъ набожна и невинна, что колдовство никакъ не могло подѣйствовать на нее.
Увидавъ это, злая королева натерла Элизу сокомъ грецкаго орѣха, такъ что она стала совсѣмъ коричневой, вымазала ей личико вонючей мазью и спутала ея чудные волосы. Теперь нельзя было и узнать хорошенькую Элизу. Даже отецъ ея испугался и сказалъ, что это не его дочь. Никто не признавалъ ея, кромѣ цѣпной собаки, да ласточекъ, но кто же бы сталъ слушать бѣдныхъ животныхъ!
Заплакала Элиза и подумала о своихъ выгнанныхъ братьяхъ, тайкомъ ушла изъ дворца и цѣлый день брела по полямъ и болотамъ, пробираясь къ лѣсу. Элиза и сама хорошенько не знала, куда надо ей идти, но такъ встосковалась по своимъ братьямъ, которые тоже были изгнаны изъ родного дома, что рѣшилась искать ихъ повсюду, пока не найдетъ.
Недолго пробыла она въ лѣсу, какъ уже настала ночь, и Элиза совсѣмъ сбилась съ дороги; тогда она улеглась на мягкій мохъ, прочла молитву на сонъ грядущій и склонила головку на пень. Въ лѣсу стояла тишина, воздухъ былъ такой мягкій,
домой. Увидав, какая она хорошенькая, королева разгневалась и возненавидела падчерицу. Она с удовольствием превратила бы и её в дикую лебедь, да нельзя было сделать этого сейчас же, потому что король хотел видеть свою дочь.
И вот, рано утром королева пошла в мраморную, всю изукрашенную чудными коврами и мягкими подушками, купальню, взяла трёх жаб, поцеловала каждую и сказала первой:
— Сядь Элизе на голову, когда она войдёт в купальню; пусть она станет такою же тупой и ленивой, как ты! А ты сядь ей на лоб! — сказала она другой. — Пусть Элиза будет такой же безобразной, как ты, и отец не узнает её! Ты же ляг ей на сердце! — шепнула королева третьей жабе. — Пусть она станет злонравной и мучится от этого!
Затем, она спустила жаб в прозрачную воду, и вода сейчас же вся позеленела. Позвав Элизу, королева раздела её и велела ей войти в воду. Элиза погрузилась, и одна жаба села ей на темя, другая на лоб, а третья на грудь; но Элиза даже не заметила этого и, как только вышла из воды, по воде поплыли три красных мака. Если бы жабы не были отравлены поцелуем ведьмы, они превратились бы, полежав у Элизы на голове и на сердце, в красные розы; девушка была так на́божна и невинна, что колдовство никак не могло подействовать на неё.
Увидав это, злая королева натёрла Элизу соком грецкого ореха, так что она стала совсем коричневой, вымазала ей личико вонючей мазью и спутала её чудные волосы. Теперь нельзя было и узнать хорошенькую Элизу. Даже отец её испугался и сказал, что это не его дочь. Никто не признавал её, кроме цепной собаки, да ласточек, но кто же бы стал слушать бедных животных!
Заплакала Элиза и подумала о своих выгнанных братьях, тайком ушла из дворца и целый день брела по полям и болотам, пробираясь к лесу. Элиза и сама хорошенько не знала, куда надо ей идти, но так встосковалась по своим братьям, которые тоже были изгнаны из родного дома, что решилась искать их повсюду, пока не найдёт.
Недолго пробыла она в лесу, как уже настала ночь, и Элиза совсем сбилась с дороги; тогда она улеглась на мягкий мох, прочла молитву на сон грядущий и склонила головку на пень. В лесу стояла тишина, воздух был такой мягкий,
