— Ну, ужъ нельзя и высказать своего мнѣнія!—сказалъ старый портретъ.
Тутъ Яльмаръ проснулся.
— Добрый вечеръ!—сказалъ Оле-Закрой Глазки.
Яльмаръ кивнулъ ему головкой, вскочилъ и повернулъ прадѣдушкинъ портретъ лицомъ къ стѣнѣ, чтобы онъ опять не вмѣшался въ разговоръ.
— А теперь ты разскажи мнѣ сказки про пять зеленыхъ горошинъ, родившихся въ одной шелухѣ, про пѣтушиную ногу, которая ухаживала за куриной ногой, и про штопальную иглу, что воображала себя швейной иголкой.
— Ну, хорошенькаго понемножку!—сказалъ Оле-Закрой Глазки.—Я лучше покажу тебѣ кое-что. Я покажу тебѣ своего брата, его тоже зовутъ Оле-Закрой Глазки, но онъ ни къ кому не является больше одного раза въ жизни. Когда же явится, беретъ человѣка, сажаетъ къ себѣ на лошадь и разсказываетъ ему сказки. Онъ знаетъ только двѣ: одна такъ безподобно хороша, что никто и представить себѣ не можетъ, а другая такъ ужасна, что… да нѣтъ, невозможно даже и сказать—какъ!
Тутъ Оле-Закрой Глазки приподнялъ Яльмара, поднесъ его къ окну и сказалъ:
— Сейчасъ увидишь моего брата, другого Оле-Закрой Глазки. Люди зовутъ его также смертью. Видишь, онъ вовсе не такой страшный, какимъ рисуютъ его на картинкахъ! Кафтанъ на немъ весь вышитъ серебромъ, что твой гусарскій мундиръ; за плечами развѣвается черный бархатный плащъ! Гляди, какъ онъ скачетъ въ галопъ!
И Яльмаръ увидалъ какъ мчался во весь опоръ другой Оле-Закрой Глазки и сажалъ къ себѣ на лошадь и старыхъ и малыхъ. Однихъ онъ сажалъ передъ собою, другихъ позади; но сначала всегда спрашивалъ:
— Какія у тебя отмѣтки за поведеніе?
— Хорошія!—отвѣчали всѣ.
— Покажите-ка!—говорилъ онъ.
Приходилось показать, и вотъ, тѣхъ, у кого были отличныя, или хорошія отмѣтки, онъ сажалъ впереди себя и разсказывалъ имъ чудную сказку, а тѣхъ, у кого были посред-
— Ну, уж нельзя и высказать своего мнения! — сказал старый портрет.
Тут Яльмар проснулся.
— Добрый вечер! — сказал Оле-Закрой Глазки.
Яльмар кивнул ему головкой, вскочил и повернул прадедушкин портрет лицом к стене, чтобы он опять не вмешался в разговор.
— А теперь ты расскажи мне сказки про пять зелёных горошин, родившихся в одной шелухе, про петушиную ногу, которая ухаживала за куриной ногой, и про штопальную иглу, что воображала себя швейной иголкой.
— Ну, хорошенького понемножку! — сказал Оле-Закрой Глазки. — Я лучше покажу тебе кое-что. Я покажу тебе своего брата, его тоже зовут Оле-Закрой Глазки, но он ни к кому не является больше одного раза в жизни. Когда же явится, берёт человека, сажает к себе на лошадь и рассказывает ему сказки. Он знает только две: одна так бесподобно хороша, что никто и представить себе не может, а другая так ужасна, что… да нет, невозможно даже и сказать — как!
Тут Оле-Закрой Глазки приподнял Яльмара, поднёс его к окну и сказал:
— Сейчас увидишь моего брата, другого Оле-Закрой Глазки. Люди зовут его также смертью. Видишь, он вовсе не такой страшный, каким рисуют его на картинках! Кафтан на нём весь вышит серебром, что твой гусарский мундир; за плечами развевается чёрный бархатный плащ! Гляди, как он скачет в галоп!
И Яльмар увидал как мчался во весь опор другой Оле-Закрой Глазки и сажал к себе на лошадь и старых и малых. Одних он сажал перед собою, других позади; но сначала всегда спрашивал:
— Какие у тебя отметки за поведение?
— Хорошие! — отвечали все.
— Покажите-ка! — говорил он.
Приходилось показать, и вот, тех, у кого были отличные, или хорошие отметки, он сажал впереди себя и рассказывал им чу́дную сказку, а тех, у кого были посред-
