— Чудесно!—сказалъ придворный бонза.—Теперь я слышу! Точь-въ-точь наши колокольчики въ молельнѣ!
— Нѣтъ, это лягушки!—сказала опять дѣвочка.—Но теперь, я думаю, скоро услышимъ и его!
И вотъ запѣлъ соловей.
— Вотъ это соловей!—сказала дѣвочка.—Слушайте, слушайте! А вотъ и онъ самъ!—И она указала пальцемъ на маленькую, сѣренькую птичку, сидѣвшую въ вѣтвяхъ.
— Неужели!—сказалъ первый приближенный императора.—Никакъ не воображалъ себѣ его такимъ! Самая простая наружность!—Вѣрно онъ потерялъ всѣ свои краски при видѣ столькихъ знатныхъ особъ!
— Соловушка!—громко закричала дѣвочка.—Нашъ милостивый императоръ желаетъ послушать тебя!
— Очень радъ!—отвѣтилъ соловей, и запѣлъ такъ, что просто чудо.
— Словно стеклянные колокольчики звенятъ!—сказалъ первый приближенный.—Глядите, какъ работаетъ это маленькое горлышко! Удивительно, что мы ни разу не слыхали его раньше! Онъ будетъ имѣть огромный успѣхъ при дворѣ!
— Спѣть-ли мнѣ императору еще?—спросилъ соловей,—онъ думалъ, что тутъ былъ и самъ императоръ.
— Несравненный соловушка!—сказалъ первый приближенный императора.—На меня возложено пріятное порученіе пригласить васъ на имѣющій быть сегодня вечеромъ придворный праздникъ. Не сомнѣваюсь, что вы очаруете его величество своимъ дивнымъ пѣніемъ!
— Пѣніе мое гораздо лучше слушать въ зеленомъ лѣсу!—сказалъ соловей.—Но я охотно отправлюсь съ вами, если такъ угодно императору.
При дворѣ шла суетня и приготовленія къ празднику. Въ фарфоровыхъ стѣнахъ и въ полу сіяли отраженія сотенъ тысячъ золотыхъ фонариковъ; въ корридорахъ рядами были разставлены чудеснѣйшіе цвѣты съ колокольчиками, которые отъ всей этой бѣготни, стукотни и сквозняка звенѣли такъ, что не слышно было человѣческаго голоса.
Посреди огромной залы, гдѣ сидѣлъ императоръ, возвышался золотой шестъ для соловья. Всѣ придворные были въ полномъ сборѣ; позволили стоять въ дверяхъ и кухарочкѣ,—теперь,
— Чудесно! — сказал придворный бонза. — Теперь я слышу! Точь-в-точь наши колокольчики в молельне!
— Нет, это лягушки! — сказала опять девочка. — Но теперь, я думаю, скоро услышим и его!
И вот запел соловей.
— Вот это соловей! — сказала девочка. — Слушайте, слушайте! А вот и он сам! — И она указала пальцем на маленькую, серенькую птичку, сидевшую в ветвях.
— Неужели! — сказал первый приближённый императора. — Никак не воображал себе его таким! Самая простая наружность! — Верно он потерял все свои краски при виде стольких знатных особ!
— Соловушка! — громко закричала девочка. — Наш милостивый император желает послушать тебя!
— Очень рад! — ответил соловей, и запел так, что просто чудо.
— Словно стеклянные колокольчики звенят! — сказал первый приближённый. — Глядите, как работает это маленькое горлышко! Удивительно, что мы ни разу не слыхали его раньше! Он будет иметь огромный успех при дворе!
— Спеть ли мне императору ещё? — спросил соловей, — он думал, что тут был и сам император.
— Несравненный соловушка! — сказал первый приближённый императора. — На меня возложено приятное поручение пригласить вас на имеющий быть сегодня вечером придворный праздник. Не сомневаюсь, что вы очаруете его величество своим дивным пением!
— Пение моё гораздо лучше слушать в зелёном лесу! — сказал соловей. — Но я охотно отправлюсь с вами, если так угодно императору.
При дворе шла суетня и приготовления к празднику. В фарфоровых стенах и в полу сияли отражения сотен тысяч золотых фонариков; в коридорах рядами были расставлены чудеснейшие цветы с колокольчиками, которые от всей этой беготни, стукотни и сквозняка звенели так, что не слышно было человеческого голоса.
Посреди огромной залы, где сидел император, возвышался золотой шест для соловья. Все придворные были в полном сборе; позволили стоять в дверях и кухарочке, — теперь,