— Какъ же! Разъ, утромъ, онъ пришелъ въ свой садъ и видитъ, что большая крапива дѣлаетъ листочками знаки прелестной красной гвоздикѣ; этимъ она хотѣла сказать гвоздикѣ: „Ты такъ мила, и я очень люблю тебя!“ Профессору это не понравилось, и онъ сейчасъ ударилъ крапиву по листочкамъ,—листочки у крапивы все равно, что пальцы,—да обжегся! Съ тѣхъ поръ и не смѣетъ трогать ея.
— Вотъ забавно!—сказала Идочка и засмѣялась.
— Ну, можно-ли набивать ребенку голову такими бреднями?—сказалъ скучный совѣтникъ, который тоже пришелъ въ гости и сидѣлъ на диванѣ.
Онъ терпѣть не могъ студента и вѣчно ворчалъ на него, особенно, когда тотъ вырѣзывалъ затѣйливыя и забавныя фигурки, вродѣ человѣка на висѣлицѣ и съ сердцемъ въ рукахъ,—его повѣсили за то, что онъ воровалъ сердца—или старой вѣдьмы на помелѣ, съ мужемъ на носу; все это очень не нравилось совѣтнику, и онъ всегда повторялъ:
— Ну, можно-ли набивать ребенку голову такими бреднями? Глупыя выдумки!
Но Идочку очень позабавилъ разсказъ студента о цвѣтахъ, и она думала объ этомъ цѣлый день.
„Такъ цвѣточки повѣсили головки потому, что устали съ бала!“ И Идочка пошла къ своему столику, гдѣ стояли всѣ ея игрушки; ящикъ столика тоже биткомъ былъ набитъ разнымъ добромъ. Идочкина кукла Соня лежала въ своей кроваткѣ и спала, но Идочка сказала ей:
— Тебѣ придется встать, Соня, и полежать эту ночь въ ящикѣ: бѣдные цвѣты больны, ихъ надо положить въ твою постельку, можетъ быть, они и выздоровѣютъ!
И она вынула куклу изъ кровати; Соня посмотрѣла на Идочку очень недовольно и не сказала ни слова,—она разсердилась за то, что у нея отняли постель.
Ида уложила цвѣты въ постельку, укрыла ихъ хорошенько одѣяльцемъ и велѣла имъ лежать смирно,—за это она обѣщала имъ напоить ихъ чаемъ, и тогда они встали бы завтра утромъ совсѣмъ здоровыми! Потомъ она завернула пологъ, чтобы солнышко не свѣтило цвѣточкамъ въ глаза.
Разсказъ студента не шелъ у нея изъ головы и, собираясь идти спать, Идочка не могла удержаться, чтобы не заглянуть за спущенныя на ночь оконныя занавѣски; на окошкахъ стояли
— Как же! Раз, утром, он пришёл в свой сад и видит, что большая крапива делает листочками знаки прелестной красной гвоздике; этим она хотела сказать гвоздике: «Ты так мила, и я очень люблю тебя!» Профессору это не понравилось, и он сейчас ударил крапиву по листочкам, — листочки у крапивы всё равно, что пальцы, — да обжёгся! С тех пор и не смеет трогать её.
— Вот забавно! — сказала Идочка и засмеялась.
— Ну, можно ли набивать ребёнку голову такими бреднями? — сказал скучный советник, который тоже пришёл в гости и сидел на диване.
Он терпеть не мог студента и вечно ворчал на него, особенно, когда тот вырезывал затейливые и забавные фигурки, вроде человека на виселице и с сердцем в руках, — его повесили за то, что он воровал сердца — или старой ведьмы на помеле, с мужем на носу; всё это очень не нравилось советнику, и он всегда повторял:
— Ну, можно ли набивать ребёнку голову такими бреднями? Глупые выдумки!
Но Идочку очень позабавил рассказ студента о цветах, и она думала об этом целый день.
«Так цветочки повесили головки потому, что устали с бала!» И Идочка пошла к своему столику, где стояли все её игрушки; ящик столика тоже битком был набит разным добром. Идочкина кукла Соня лежала в своей кроватке и спала, но Идочка сказала ей:
— Тебе придётся встать, Соня, и полежать эту ночь в ящике: бедные цветы больны, их надо положить в твою постельку, может быть, они и выздоровеют!
И она вынула куклу из кровати; Соня посмотрела на Идочку очень недовольно и не сказала ни слова, — она рассердилась за то, что у неё отняли постель.
Ида уложила цветы в постельку, укрыла их хорошенько одеяльцем и велела им лежать смирно, — за это она обещала им напоить их чаем, и тогда они встали бы завтра утром совсем здоровыми! Потом она завернула по́лог, чтобы солнышко не светило цветочкам в глаза.
Рассказ студента не шёл у неё из головы и, собираясь идти спать, Идочка не могла удержаться, чтобы не заглянуть за спущенные на ночь оконные занавески; на окошках стояли
