Страница:Андерсен-Ганзен 1.pdf/284

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница выверена


Въ это время по деревнѣ проѣзжала большая старинная карета и въ ней важная старая барыня. Она увидала дѣвочку, пожалѣла ее и сказала священнику:

— Послушайте, отдайте мнѣ дѣвочку, я позабочусь о ней.

Каренъ подумала, что все это вышло, благодаря ея краснымъ башмакамъ, но старая барыня нашла ихъ ужасными и велѣла ихъ сжечь. Каренъ пріодѣли и стали учить читать и шить. Всѣ люди говорили, что она очень мила, зеркало же твердило: „Ты больше, чѣмъ мила, ты прелестна“.

Въ это время по странѣ путешествовала королева съ своею маленькою дочерью, принцессой. Народъ сбѣжался ко дворцу; была тутъ и Каренъ. Принцесса, въ бѣломъ платьѣ, стояла у окошка, чтобы дать людямъ посмотрѣть на себя. У нея не было ни шлейфа, ни короны, зато на ножкахъ красовались чудесные, красные сафьяновые башмачки; нельзя было и сравнить ихъ съ тѣми, что сшила для Каренъ башмачница. Въ свѣтѣ не могло быть ничего лучше этихъ красныхъ башмачковъ!

Каренъ подросла и пора было ей конфирмоваться; ей сшили новое платье и собирались купить новые башмаки. Лучшій городской башмачникъ снялъ мѣрку съ ея маленькой ножки. Каренъ съ барыней сидѣли у него въ мастерской; тутъ же стоялъ большой шкафъ со стеклами, за которыми красовались прелестные башмачки и лакированные сапожки. Можно было залюбоваться на нихъ, только не старой барынѣ: она очень плохо видѣла. Между башмаками была и пара красныхъ, точь-въ-точь какъ тѣ, что красовались на ножкахъ принцессы. Ахъ, что за прелесть! Башмачникъ сказалъ, что они были заказаны для графской дочки, да не пришлись по ногѣ.

— Это, вѣдь, лакированная кожа?—спросила старая барыня.—Они блестятъ!

— Да, блестятъ!—отвѣтила Каренъ.

Башмачки были примѣрены, оказались впору, и ихъ купили. Но старая барыня не знала, что они красные,—она бы никогда не позволила Каренъ идти конфирмоваться въ красныхъ башмакахъ, а Каренъ какъ разъ такъ и сдѣлала.

Всѣ люди въ церкви смотрѣли на ея ноги, когда она проходила на свое мѣсто. Ей же казалось, что и старые портреты умершихъ пасторовъ и пасторшъ, въ длинныхъ черныхъ одѣяніяхъ и плоеныхъ круглыхъ воротничкахъ, тоже уставились на ея красные башмаки. Сама она только о нихъ ду-


Тот же текст в современной орфографии

В это время по деревне проезжала большая старинная карета и в ней важная старая барыня. Она увидала девочку, пожалела её и сказала священнику:

— Послушайте, отдайте мне девочку, я позабочусь о ней.

Карен подумала, что всё это вышло, благодаря её красным башмакам, но старая барыня нашла их ужасными и велела их сжечь. Карен приодели и стали учить читать и шить. Все люди говорили, что она очень мила, зеркало же твердило: «Ты больше, чем мила, ты прелестна».

В это время по стране путешествовала королева со своею маленькою дочерью, принцессой. Народ сбежался ко дворцу; была тут и Карен. Принцесса, в белом платье, стояла у окошка, чтобы дать людям посмотреть на себя. У неё не было ни шлейфа, ни короны, зато на ножках красовались чудесные, красные сафьяновые башмачки; нельзя было и сравнить их с теми, что сшила для Карен башмачница. В свете не могло быть ничего лучше этих красных башмачков!

Карен подросла и пора было ей конфирмоваться; ей сшили новое платье и собирались купить новые башмаки. Лучший городской башмачник снял мерку с её маленькой ножки. Карен с барыней сидели у него в мастерской; тут же стоял большой шкаф со стёклами, за которыми красовались прелестные башмачки и лакированные сапожки. Можно было залюбоваться на них, только не старой барыне: она очень плохо видела. Между башмаками была и пара красных, точь-в-точь как те, что красовались на ножках принцессы. Ах, что за прелесть! Башмачник сказал, что они были заказаны для графской дочки, да не пришлись по ноге.

— Это, ведь, лакированная кожа? — спросила старая барыня. — Они блестят!

— Да, блестят! — ответила Карен.

Башмачки были примерены, оказались впору, и их купили. Но старая барыня не знала, что они красные, — она бы никогда не позволила Карен идти конфирмоваться в красных башмаках, а Карен как раз так и сделала.

Все люди в церкви смотрели на её ноги, когда она проходила на своё место. Ей же казалось, что и старые портреты умерших пасторов и пасторш, в длинных чёрных одеяниях и плоёных круглых воротничках, тоже уставились на её красные башмаки. Сама она только о них ду-