описаніе путешествія, и старикъ читалъ вслухъ объ Африкѣ, объ огромныхъ лѣсахъ и дикихъ слонахъ, которые бродили тамъ. Старушка слушала, поглядывая на глиняныхъ слоновъ, служившихъ цвѣточными горшками.
— Могу себѣ представить все это!—говорила она.
А фонарь отъ души желалъ, чтобы въ него вставили восковую свѣчку; тогда бы старушка воочію увидала все, какъ и самъ фонарь: и высокія деревья, перепутавшіяся густыми вѣтвями, и голыхъ черныхъ людей верхомъ на лошадяхъ, и цѣлыя стада слоновъ, мявшихъ своими толстыми, неуклюжими ногами высокій тростникъ и цѣлые кусты, какъ тоненькія былинки.
— Что проку въ моихъ способностяхъ, если во мнѣ нѣтъ восковой свѣчки!—вздыхалъ фонарь.—У моихъ хозяевъ только и есть, что ворвань, да сальныя свѣчи, а этого мало.
Разъ у старичковъ появилась и цѣлая куча восковыхъ огарковъ; самые большіе изъ нихъ были сожжены, а маленькими старушка вощила нитки, когда шила. Восковыя свѣчки теперь у стариковъ были, но имъ и въ голову не приходило вставить хоть одинъ огарочекъ въ фонарь.
— Ну, вотъ, я и лежу тутъ со всѣми моими рѣдкими способностями!—сказалъ фонарь.—Внутри у меня цѣлое богатство, а я не могу подѣлиться имъ! Ахъ, вы не знаете, что я могу превратить эти голыя стѣны въ роскошнѣйшіе обои, въ густые лѣса, во все, чего пожелаете! Да и гдѣ вамъ знать это!
Фонарь, впрочемъ, всегда лежалъ такой вымытый и вычищенный въ углу, на самомъ видномъ мѣстѣ. Люди, правда, называли его старымъ хламомъ, но старики не обращали на это вниманія,—они любили фонарь.
Разъ, въ день рожденія старика, старушка подошла къ фонарю, лукаво улыбнулась и сказала:
— Постой-ка, я сейчасъ устрою ему иллюминацію!
Фонарь задребезжалъ отъ радости, думая: „Наконецъ-то ихъ озарило!“ Но его налили ворванью, а о восковой свѣчкѣ не было и помину. Онъ горѣлъ весь вечеръ, но зналъ теперь, что самый лучшій даръ его останется въ немъ при такой жизни мертвымъ капиталомъ. И вотъ, пригрезилось ему,—съ такими способностями немудрено и грезить—будто бы старики умерли, а онъ попалъ въ переплавку. Фонарю было такъ же страшно, какъ въ тотъ разъ, когда ему предстояло явиться на смотръ въ ратушу. Но хотя онъ и обладалъ способностью
описание путешествия, и старик читал вслух об Африке, об огромных лесах и диких слонах, которые бродили там. Старушка слушала, поглядывая на глиняных слонов, служивших цветочными горшками.
— Могу себе представить всё это! — говорила она.
А фонарь от души желал, чтобы в него вставили восковую свечку; тогда бы старушка воочию увидала всё, как и сам фонарь: и высокие деревья, перепутавшиеся густыми ветвями, и голых чёрных людей верхом на лошадях, и целые стада слонов, мявших своими толстыми, неуклюжими ногами высокий тростник и целые кусты, как тоненькие былинки.
— Что проку в моих способностях, если во мне нет восковой свечки! — вздыхал фонарь. — У моих хозяев только и есть, что ворвань, да сальные свечи, а этого мало.
Раз у старичков появилась и целая куча восковых огарков; самые большие из них были сожжены, а маленькими старушка вощила нитки, когда шила. Восковые свечки теперь у стариков были, но им и в голову не приходило вставить хоть один огарочек в фонарь.
— Ну, вот, я и лежу тут со всеми моими редкими способностями! — сказал фонарь. — Внутри у меня целое богатство, а я не могу поделиться им! Ах, вы не знаете, что я могу превратить эти голые стены в роскошнейшие обои, в густые леса, во всё, чего пожелаете! Да и где вам знать это!
Фонарь, впрочем, всегда лежал такой вымытый и вычищенный в углу, на самом видном месте. Люди, правда, называли его старым хламом, но старики не обращали на это внимания, — они любили фонарь.
Раз, в день рождения старика, старушка подошла к фонарю, лукаво улыбнулась и сказала:
— Постой-ка, я сейчас устрою ему иллюминацию!
Фонарь задребезжал от радости, думая: «Наконец-то их озарило!» Но его налили ворванью, а о восковой свечке не было и помину. Он горел весь вечер, но знал теперь, что самый лучший дар его останется в нём при такой жизни мёртвым капиталом. И вот, пригрезилось ему, — с такими способностями немудрено и грезить — будто бы старики умерли, а он попал в переплавку. Фонарю было так же страшно, как в тот раз, когда ему предстояло явиться на смотр в ратушу. Но хотя он и обладал способностью
