жаба не могла теперь догнать ея, а вокругъ все было такъ красиво! Солнце такъ и горѣло золотомъ на водѣ! Лизокъ съ вершокъ сняла съ себя поясъ, однимъ концомъ обвязала мотылька, а другой привязала къ своему листку, и листокъ поплылъ еще быстрѣе.
Мимо летѣлъ майскій жукъ, увидалъ дѣвочку, обхватилъ ее за тонкую талію лапкой и унесъ на дерево, а зеленый листокъ поплылъ дальше, и съ нимъ мотылекъ,—онъ, вѣдь, былъ привязанъ и не могъ освободиться.
Ахъ, какъ перепугалась бѣдняжка, когда жукъ схватилъ ее и полетѣлъ съ ней на дерево! Особенно жаль ей было хорошенькаго мотылечка, котораго она привязала къ листку: ему придется теперь умереть съ голоду, если не удастся освободиться. Но майскому жуку и горя было мало.
Онъ усѣлся съ крошкой на самый большой зеленый листокъ на деревѣ, покормилъ ее сладкимъ цвѣточнымъ сокомъ и сказалъ, что она прелесть какая хорошенькая, хоть и совсѣмъ не похожа на майскаго жука.
Потомъ къ нимъ пришли съ визитомъ другіе майскіе жуки, которые жили на томъ же деревѣ. Они оглядывали дѣвочку съ головы до ногъ, и жучки-барышни пожимали щупальцами.
— У нея только двѣ ножки! Жалко смотрѣть!—говорили однѣ.
— У нея нѣтъ щупальцевъ!—сказали другія.
— Какая у нея тонкая талія! Фи! она совсѣмъ человѣкъ! Какъ некрасиво!—сказали въ одинъ голосъ всѣ жучки женскаго пола.
А Лизокъ съ вершокъ была премиленькая! Майскому жуку, который принесъ ее, она тоже очень нравилась сначала, а тутъ, вдругъ, и онъ нашелъ, что она безобразна, и не захотѣлъ больше держать ее у себя,—пусть идетъ, куда знаетъ. Онъ слетѣлъ съ нею съ дерева и посадилъ ее на ромашку. Тутъ дѣвочка принялась плакать о томъ, что она такая безобразная: даже майскіе жуки не захотѣли держать ее у себя! А на самомъ-то дѣлѣ она была прелестнѣйшимъ созданіемъ въ свѣтѣ: нѣжная, ясная, точно лепестокъ розы.
Цѣлое лѣто прожила Лизокъ съ вершокъ одна-одинешенька въ лѣсу. Она сплела себѣ колыбельку и подвѣсила ее подъ большой лопушиный листъ,—тамъ дождикъ не могъ достать ее. Питалась крошка сладкимъ цвѣточнымъ сокомъ, а пила росу, кото-
жаба не могла теперь догнать её, а вокруг всё было так красиво! Солнце так и горело золотом на воде! Лизок с вершок сняла с себя пояс, одним концом обвязала мотылька, а другой привязала к своему листку, и листок поплыл ещё быстрее.
Мимо летел майский жук, увидал девочку, обхватил её за тонкую талию лапкой и унёс на дерево, а зелёный листок поплыл дальше, и с ним мотылёк, — он, ведь, был привязан и не мог освободиться.
Ах, как перепугалась бедняжка, когда жук схватил её и полетел с ней на дерево! Особенно жаль ей было хорошенького мотылёчка, которого она привязала к листку: ему придётся теперь умереть с голоду, если не удастся освободиться. Но майскому жуку и горя было мало.
Он уселся с крошкой на самый большой зелёный листок на дереве, покормил её сладким цветочным соком и сказал, что она прелесть какая хорошенькая, хоть и совсем не похожа на майского жука.
Потом к ним пришли с визитом другие майские жуки, которые жили на том же дереве. Они оглядывали девочку с головы до ног, и жучки-барышни пожимали щупальцами.
— У неё только две ножки! Жалко смотреть! — говорили одни.
— У неё нет щупальцев! — сказали другие.
— Какая у неё тонкая талия! Фи! она совсем человек! Как некрасиво! — сказали в один голос все жучки женского пола.
А Лизок с вершок была премиленькая! Майскому жуку, который принес её, она тоже очень нравилась сначала, а тут, вдруг, и он нашёл, что она безобразна, и не захотел больше держать её у себя, — пусть идёт, куда знает. Он слетел с нею с дерева и посадил её на ромашку. Тут девочка принялась плакать о том, что она такая безобразная: даже майские жуки не захотели держать её у себя! А на самом-то деле она была прелестнейшим созданием в свете: нежная, ясная, точно лепесток розы.
Целое лето прожила Лизок с вершок одна-одинёшенька в лесу. Она сплела себе колыбельку и подвесила её под большой лопушиный лист, — там дождик не мог достать её. Питалась крошка сладким цветочным соком, а пила росу, кото-
