всему міру! Вѣка пройдутъ прежде, чѣмъ воистину можно будетъ сказать: „Вотъ послѣдній лебедь, вотъ послѣдняя пѣснь, раздавшаяся изъ лебединаго гнѣзда!“
всему миру! Века пройдут прежде, чем воистину можно будет сказать: «Вот последний лебедь, вот последняя песнь, раздавшаяся из лебединого гнезда!»
Отецъ оставилъ мнѣ лучшее наслѣдство—свой веселый нравъ. А кто былъ мой отецъ? Ну, это къ дѣлу не относится! Довольно сказать, что онъ былъ живой весельчакъ, круглъ и толстъ; словомъ—и душа и тѣло его были въ разладѣ съ его должностью. Да какую же онъ занималъ должность, какое положеніе въ обществѣ? Э, въ томъ-то и дѣло, напиши или напечатай я это въ самомъ началѣ, многіе, пожалуй, отложили бы книжку въ сторону,—дескать, это не по нашей части! И, однако, мой отецъ не былъ ни палачомъ, ни заплечныхъ дѣлъ мастеромъ; напротивъ, по своей должности онъ часто занималъ мѣсто во главѣ почетнѣйшихъ лицъ города! Мѣсто это было его по праву, и вотъ, ему приходилось быть впереди всѣхъ—даже впереди епископа и самихъ принцевъ крови: онъ возсѣдалъ на козлахъ[1] погребальной колесницы!
Ну, теперь все сказано! Я могу только прибавить, что, глядя на моего отца, возсѣдающаго на колесницѣ смерти, укутаннаго въ длинный, широкій черный плащъ, въ обшитой черными каймами треуголкѣ на головѣ, глядя на его веселое, круглое, какъ солнце, смѣющееся лицо, никому и въ голову не шли скорбныя мысли о смерти и похоронахъ. Лицо моего отца такъ и говорило: „Пустяки, все обойдется лучше, чѣмъ думаютъ!“
Такъ вотъ, отъ него-то я и унаслѣдовалъ свой веселый нравъ и привычку посѣщать кладбище; это очень пріятная прогулка, если только предпринимаешь ее въ хорошемъ расположеніи духа. Кромѣ того, я тоже выписываю „Листокъ Объявленій“, какъ и мой покойный отецъ.
Я уже не очень молодъ, у меня нѣтъ ни жены, ни дѣтей, ни библіотеки, но, какъ сказано, я выписываю „Листокъ Объявленій“—и будетъ съ меня! По моему, это самая лучшая газета; то же говорилъ и покойникъ отецъ. „Листокъ“ приноситъ свою пользу, даетъ всѣ нужныя человѣку свѣдѣнія; изъ него узнаешь—кто проповѣдуетъ съ церковныхъ каѳедръ, и кто—со страницъ новыхъ книгъ, гдѣ можно найти себѣ помѣщеніе, прислугу и гдѣ пріобрѣсти одежду, пищу, гдѣ открывается
Отец оставил мне лучшее наследство — свой весёлый нрав. А кто был мой отец? Ну, это к делу не относится! Довольно сказать, что он был живой весельчак, кругл и толст; словом — и душа и тело его были в разладе с его должностью. Да какую же он занимал должность, какое положение в обществе? Э, в том-то и дело, напиши или напечатай я это в самом начале, многие, пожалуй, отложили бы книжку в сторону, — дескать, это не по нашей части! И, однако, мой отец не был ни палачом, ни заплечных дел мастером; напротив, по своей должности он часто занимал место во главе почетнейших лиц города! Место это было его по праву, и вот, ему приходилось быть впереди всех — даже впереди епископа и самих принцев крови: он восседал на козлах[1] погребальной колесницы!
Ну, теперь всё сказано! Я могу только прибавить, что, глядя на моего отца, восседающего на колеснице смерти, укутанного в длинный, широкий чёрный плащ, в обшитой чёрными каймами треуголке на голове, глядя на его весёлое, круглое, как солнце, смеющееся лицо, никому и в голову не шли скорбные мысли о смерти и похоронах. Лицо моего отца так и говорило: «Пустяки, всё обойдётся лучше, чем думают!»
Так вот, от него-то я и унаследовал свой весёлый нрав и привычку посещать кладбище; это очень приятная прогулка, если только предпринимаешь её в хорошем расположении духа. Кроме того, я тоже выписываю «Листок Объявлений», как и мой покойный отец.
Я уже не очень молод, у меня нет ни жены, ни детей, ни библиотеки, но, как сказано, я выписываю «Листок Объявлений» — и будет с меня! По-моему, это самая лучшая газета; то же говорил и покойник отец. «Листок» приносит свою пользу, даёт все нужные человеку сведения; из него узнаёшь — кто проповедует с церковных кафедр, и кто — со страниц новых книг, где можно найти себе помещение, прислугу и где приобрести одежду, пищу, где открывается
