комъ; другой—ключами на заднихъ фалдахъ, хоть ему и нечего было отпирать ими; третій—своимъ кафтаномъ, а его ужъ ѣла моль; четвертый—своимъ тѣломъ, а его ужъ точилъ червякъ!..
— Суета суетъ! Да, пора мнѣ сойти внизъ, помѣшать въ котлѣ жизни, да отвѣдать, каково на вкусъ его содержимое!—сказалъ онъ.—Но я еще посижу тутъ немножко: вѣтеръ такъ чудесно щекочетъ мнѣ спину; очень пріятно! Я посижу здѣсь пока вѣтеръ дуетъ съ той стороны. Надо же мнѣ отдохнуть немножко. Хорошо подольше понѣжиться утромъ въ постели, когда предстоитъ трудный день, говорятъ лѣнивцы, а лѣность—мать пороковъ, но, вѣдь, наша семья не заражена никакими пороками, говорю я, и то же скажетъ о своей семьѣ любой прохожій! Я посижу тутъ только пока вѣтеръ дуетъ съ той стороны,—онъ мнѣ по вкусу!
И онъ остался сидѣть, но сидѣлъ-то онъ на флюгерѣ шпица, и тотъ все вертѣлся съ нимъ, а онъ думалъ, что дуетъ все тотъ же вѣтеръ; онъ продолжалъ сидѣть и могъ сидѣть такъ безъ конца!
А въ Индійской странѣ, въ за̀мкѣ на солнечномъ деревѣ, стало такъ пусто и тихо, когда братья разошлись одинъ за другимъ.
— Имъ не повезло!—говорилъ отецъ.—Никогда не принесутъ они домой сверкающаго драгоцѣннаго камня, никогда я не обрѣту его! Они ушли, погибли!..
И онъ склонялся надъ книгой Истины, впиваясь взглядомъ въ страницу, на которой хотѣлъ прочесть о жизни послѣ смерти, но попрежнему ничего не видѣлъ на ней.
Слѣпая дочь была его утѣшеніемъ и отрадой; она такъ искренно была къ нему привязана, такъ любила его и, ради его счастья, она горячо желала, чтобы драгоцѣнный камень былъ найденъ и принесенъ домой. Но о братьяхъ она очень горевала; гдѣ они и что съ ними? Какъ ей хотѣлось увидать ихъ хоть во снѣ, но, удивительно, даже во снѣ она не могла съ ними свидѣться! Но вотъ, однажды ночью ей приснилось, что она слышитъ ихъ голоса; они зовутъ ее, они кричатъ ей изъ пучины житейскаго моря, и она пускается въ путь, уходитъ далеко-далеко и въ то же время все-таки какъ будто не выходитъ изъ отцовскаго дома. Братьевъ она такъ и не встрѣчаетъ, но въ рукѣ чувствуетъ какое-то пламя, которое,
ком; другой — ключами на задних фалдах, хоть ему и нечего было отпирать ими; третий — своим кафтаном, а его уж ела моль; четвёртый — своим телом, а его уж точил червяк!..
— Суета сует! Да, пора мне сойти вниз, помешать в котле жизни, да отведать, каково на вкус его содержимое! — сказал он. — Но я ещё посижу тут немножко: ветер так чудесно щекочет мне спину; очень приятно! Я посижу здесь пока ветер дует с той стороны. Надо же мне отдохнуть немножко. Хорошо подольше понежиться утром в постели, когда предстоит трудный день, говорят ленивцы, а леность — мать пороков, но, ведь, наша семья не заражена никакими пороками, говорю я, и то же скажет о своей семье любой прохожий! Я посижу тут только пока ветер дует с той стороны, — он мне по вкусу!
И он остался сидеть, но сидел-то он на флюгере шпица, и тот всё вертелся с ним, а он думал, что дует всё тот же ветер; он продолжал сидеть и мог сидеть так без конца!
А в Индийской стране, в за́мке на солнечном дереве, стало так пусто и тихо, когда братья разошлись один за другим.
— Им не повезло! — говорил отец. — Никогда не принесут они домой сверкающего драгоценного камня, никогда я не обрету его! Они ушли, погибли!..
И он склонялся над книгой Истины, впиваясь взглядом в страницу, на которой хотел прочесть о жизни после смерти, но по-прежнему ничего не видел на ней.
Слепая дочь была его утешением и отрадой; она так искренно была к нему привязана, так любила его и, ради его счастья, она горячо желала, чтобы драгоценный камень был найден и принесён домой. Но о братьях она очень горевала; где они и что с ними? Как ей хотелось увидать их хоть во сне, но, удивительно, даже во сне она не могла с ними свидеться! Но вот, однажды ночью ей приснилось, что она слышит их голоса; они зовут её, они кричат ей из пучины житейского моря, и она пускается в путь, уходит далеко-далеко и в то же время всё-таки как будто не выходит из отцовского дома. Братьев она так и не встречает, но в руке чувствует какое-то пламя, которое,