мнѣнія, пока не выскажутся всѣ три мышки, а мышиный царь не объявитъ, что̀ должно быть сказано дальше.
Такъ вотъ, послушаемъ!
— Пускаясь въ свѣтъ,—начала мышка:—я, какъ и многія мои ровесницы, воображала, что успѣла уже проглотить всю житейскую премудрость; какъ бы не такъ! Много воды утечетъ, пока оно будетъ такъ на дѣлѣ! Я рѣшилась отправиться моремъ и сѣла на корабль, отплывавшій на сѣверъ. Мнѣ случалось слышать, что корабельный поваръ долженъ умѣть обойтись малымъ; да какъ не обойтись, когда подъ рукой цѣлыя свиныя туши, полныя бочки солонины и затхлой муки! Что и говорить, столъ на кораблѣ прекрасный, но нечего и думать о томъ, чтобы научиться тамъ варить супъ изъ колбасной палочки! Много ночей и дней плыли мы; и качало насъ, и обдавало солеными брызгами—всего было! Когда же мы, наконецъ, прибыли куда слѣдовало, я оставила корабль; оказалось, что мы были далеко-далеко отъ родины, на сѣверѣ.
А странно въ самомъ дѣлѣ: покидаешь свой домъ, свой насиженный уголокъ, плывешь на кораблѣ, гдѣ у тебя тоже образуется своего рода уголокъ, и глядь—очутилась за сотни миль отъ родины на чужой сторонѣ! Тамъ были дремучіе сосновые и березовые лѣса; какъ сильно пахли эти деревья! Но я не охотница до такого запаха! А лѣсныя и полевыя травы испускали такой пряный ароматъ, что я расчихалась и сейчасъ же подумала о колбасѣ. Были тутъ и большія лѣсныя озера; вблизи вода въ нихъ казалась такою прозрачною, свѣтлою, а издали—черною, какъ чернила. По озерамъ плавали бѣлые лебеди. Сначала я приняла было ихъ за пѣну—такъ неподвижно они лежали на водѣ, но потомъ увидала, что они летаютъ и ходятъ, и узнала ихъ. Они, вѣдь, изъ породы гусей,—сразу видно по ихъ походкѣ. Вообще отъ родни не слѣдуетъ отпираться! И я тоже держалась своей родни—лѣсныхъ и полевыхъ мышей, но онѣ оказались ужасными невѣждами, особенно по части угощенія, а, вѣдь, для чего же я и пустилась въ далекій путь?! Самая мысль о томъ, что можно сварить супъ изъ колбасной палочки, до того ихъ поразила, что сразу же облетѣла
мнения, пока не выскажутся все три мышки, а мышиный царь не объявит, что́ должно быть сказано дальше.
Так вот, послушаем!
— Пускаясь в свет, — начала мышка: — я, как и многие мои ровесницы, воображала, что успела уже проглотить всю житейскую премудрость; как бы не так! Много воды утечёт, пока оно будет так на деле! Я решилась отправиться морем и села на корабль, отплывавший на север. Мне случалось слышать, что корабельный повар должен уметь обойтись малым; да как не обойтись, когда под рукой целые свиные туши, полные бочки солонины и затхлой муки! Что и говорить, стол на корабле прекрасный, но нечего и думать о том, чтобы научиться там варить суп из колбасной палочки! Много ночей и дней плыли мы; и качало нас, и обдавало солёными брызгами — всего было! Когда же мы, наконец, прибыли куда следовало, я оставила корабль; оказалось, что мы были далеко-далеко от родины, на севере.
А странно в самом деле: покидаешь свой дом, свой насиженный уголок, плывёшь на корабле, где у тебя тоже образуется своего рода уголок, и глядь — очутилась за сотни миль от родины на чужой стороне! Там были дремучие сосновые и берёзовые леса; как сильно пахли эти деревья! Но я не охотница до такого запаха! А лесные и полевые травы испускали такой пряный аромат, что я расчихалась и сейчас же подумала о колбасе. Были тут и большие лесные озёра; вблизи вода в них казалась такою прозрачною, светлою, а издали — чёрною, как чернила. По озерам плавали белые лебеди. Сначала я приняла было их за пену — так неподвижно они лежали на воде, но потом увидала, что они летают и ходят, и узнала их. Они, ведь, из породы гусей, — сразу видно по их походке. Вообще от родни не следует отпираться! И я тоже держалась своей родни — лесных и полевых мышей, но они оказались ужасными невеждами, особенно по части угощения, а, ведь, для чего же я и пустилась в далёкий путь?! Самая мысль о том, что можно сварить суп из колбасной палочки, до того их поразила, что сразу же облетела