лимся вволю свои триста лѣтъ,—это таки порядочный срокъ,—тѣмъ слаще будетъ отдыхъ по смерти! Сегодня, вечеромъ, у насъ при дворѣ балъ!
Вотъ было великолѣпіе, какого не увидишь на землѣ! Стѣны и потолокъ танцовальной залы были изъ толстаго, но прозрачнаго стекла; вдоль стѣнъ рядами лежали сотни огромныхъ пурпурныхъ и травянисто-зеленыхъ раковинъ съ голубыми огоньками въ серединѣ; огни эти ярко освѣщали всю залу, а черезъ стекляныя стѣны—и самое море; видно было, какъ къ стѣнамъ подплывали стаи и большихъ и малыхъ рыбъ, сверкавшихъ пурпурно-золотистою и серебристою чешуей.
Посреди залы бѣжалъ широкій ручей, и на немъ танцовали водяные и русалки подъ свое чудное пѣніе. Такихъ чудныхъ голосовъ не бываетъ у людей. Русалочка же пѣла лучше всѣхъ, и всѣ хлопали ей въ ладоши. На минуту ей было сдѣлалось весело при мысли о томъ, что ни у кого и нигдѣ, ни въ морѣ, ни на землѣ, нѣтъ такого чудеснаго голоса, какъ у нея; но потомъ она опять стала думать о надводномъ мірѣ, о прекрасномъ принцѣ и печалиться о томъ, что у нея нѣтъ безсмертной души. Она незамѣтно ускользнула изъ дворца и, пока тамъ пѣли и веселились, грустно сидѣла въ своемъ садикѣ; черезъ воду доносились къ ней звуки валторнъ, и она думала: „Вотъ онъ опять катается въ лодкѣ! Какъ я люблю его! Больше, чѣмъ отца и мать! Я принадлежу ему всѣмъ сердцемъ, всѣми своими помыслами, ему бы я охотно вручила счастье всей моей жизни! На все бы я пошла ради него и безсмертной души! Пока сестры танцуютъ въ отцовскомъ дворцѣ, я поплыву къ морской вѣдьмѣ; я всегда боялась ея, но, можетъ быть, она что-нибудь посовѣтуетъ или какъ-нибудь поможетъ мнѣ!“
И русалочка поплыла изъ своего садика къ бурнымъ водоворотамъ, за которыми жила вѣдьма. Ей еще ни разу не приходилось проплывать этой дорогой; тутъ не росло ни цвѣтовъ, ни даже травы—одинъ голый сѣрый песокъ; вода въ водоворотахъ бурлила и шумѣла, какъ подъ мельничными колесами, и увлекала съ собой въ глубину все, что только встрѣчала на пути. Русалочкѣ пришлось плыть какъ разъ между такими бурлящими водоворотами; затѣмъ на пути къ жилищу вѣдьмы лежало еще большое пространство, покрытое горячимъ пузырившимся иломъ; это мѣстечко вѣдьма называла своимъ торфянымъ болотомъ. За нимъ уже показалось и самое жилье вѣдьмы, окруженное
лимся вволю свои триста лет, — это-таки порядочный срок, — тем слаще будет отдых по смерти! Сегодня, вечером, у нас при дворе бал!
Вот было великолепие, какого не увидишь на земле! Стены и потолок танцевальной залы были из толстого, но прозрачного стекла; вдоль стен рядами лежали сотни огромных пурпурных и травянисто-зелёных раковин с голубыми огоньками в середине; огни эти ярко освещали всю залу, а через стекляные стены — и са́мое море; видно было, как к стенам подплывали стаи и больших и малых рыб, сверкавших пурпурно-золотистою и серебристою чешуей.
Посреди залы бежал широкий ручей, и на нём танцевали водяные и русалки под своё чудное пение. Таких чудных голосов не бывает у людей. Русалочка же пела лучше всех, и все хлопали ей в ладоши. На минуту ей было сделалось весело при мысли о том, что ни у кого и нигде, ни в море, ни на земле, нет такого чудесного голоса, как у неё; но потом она опять стала думать о надводном мире, о прекрасном принце и печалиться о том, что у неё нет бессмертной души. Она незаметно ускользнула из дворца и, пока там пели и веселились, грустно сидела в своём садике; через воду доносились к ней звуки валторн, и она думала: «Вот он опять катается в лодке! Как я люблю его! Больше, чем отца и мать! Я принадлежу ему всем сердцем, всеми своими помыслами, ему бы я охотно вручила счастье всей моей жизни! На всё бы я пошла ради него и бессмертной души! Пока сестры танцуют в отцовском дворце, я поплыву к морской ведьме; я всегда боялась её, но, может быть, она что-нибудь посоветует или как-нибудь поможет мне!»
И русалочка поплыла из своего садика к бурным водоворотам, за которыми жила ведьма. Ей ещё ни разу не приходилось проплывать этой дорогой; тут не росло ни цветов, ни даже травы — один голый серый песок; вода в водоворотах бурлила и шумела, как под мельничными колёсами, и увлекала с собой в глубину всё, что только встречала на пути. Русалочке пришлось плыть как раз между такими бурлящими водоворотами; затем на пути к жилищу ведьмы лежало ещё большое пространство, покрытое горячим пузырившимся илом; это местечко ведьма называла своим торфяным болотом. За ним уже показалось и са́мое жильё ведьмы, окружённое
