— Который часъ?—спросилъ ночного сторожа какой-то прохожій и, конечно, не дождался отвѣта. Тогда прохожій легонько щелкнулъ сторожа по носу; тѣло потеряло равновѣсіе и растянулось во всю длину,—ночной сторожъ былъ мертвъ. Прохожій перепугался, но мертвый остался мертвымъ; заявили въ полицію, и утромъ тѣло отвезли въ больницу.
Вотъ была бы штука, если бы душа вернулась и стала искать тѣло тамъ, гдѣ оставила его, т. е. нa Восточной улицѣ! Она навѣрное бросилась бы въ полицію, а потомъ въ контору объявленій искать его въ отдѣлѣ потерянныхъ вещей и, наконецъ, уже отправилась бы въ больницу. Не стоитъ, однако, безпокоиться, душа поступаетъ куда умнѣе, если дѣйствуетъ самостоятельно,—только тѣло дѣлаетъ ее глупой.
Какъ сказано, тѣло ночного сторожа привезли въ больницу и внесли въ пріемный покой, гдѣ, конечно, первымъ долгомъ сняли съ него калоши, и душѣ пришлось вернуться обратно; она сразу нашла дорогу въ тѣло, и разъ, два—человѣкъ ожилъ! Онъ увѣрялъ потомъ, что пережилъ ужаснѣйшую ночь въ жизни; даже за двѣ серебряныхъ марки не согласился бы онъ пережить такія страсти во второй разъ; но теперь дѣло было, слава Богу, покончено.
Въ тотъ же день его выписали изъ больницы, а калоши остались тамъ.
Всякій копенгагенецъ, конечно, знаетъ наружный видъ „Больницы Фридерика“, но, можетъ быть, исторію эту прочтутъ и не копенгагенцы, поэтому нужно дать маленькое описаніе.
Больница отдѣлена отъ улицы довольно высокою рѣшеткой изъ толстыхъ желѣзныхъ прутьевъ, разставленныхъ настолько рѣдко, что, какъ говорятъ, многіе тощіе студенты-медики могли отлично протискиваться между ними, когда имъ нужно было сдѣлать въ неурочный часъ маленькій визитъ по сосѣдству. Труднѣе всего въ такихъ случаяхъ было просунуть голову, такъ что и тутъ, какъ вообще часто въ жизни, малоголовые оказывались счастливцами.
Ну, вотъ, для вступленія и довольно.
Въ этотъ вечеръ въ больницѣ дежурилъ какъ разъ такой
— Который час? — спросил ночного сторожа какой-то прохожий и, конечно, не дождался ответа. Тогда прохожий легонько щёлкнул сторожа по носу; тело потеряло равновесие и растянулось во всю длину, — ночной сторож был мёртв. Прохожий перепугался, но мёртвый остался мёртвым; заявили в полицию, и утром тело отвезли в больницу.
Вот была бы штука, если бы душа вернулась и стала искать тело там, где оставила его, т. е. нa Восточной улице! Она наверное бросилась бы в полицию, а потом в контору объявлений искать его в отделе потерянных вещей и, наконец, уже отправилась бы в больницу. Не стоит, однако, беспокоиться, душа поступает куда умнее, если действует самостоятельно, — только тело делает её глупой.
Как сказано, тело ночного сторожа привезли в больницу и внесли в приемный покой, где, конечно, первым долгом сняли с него калоши, и душе пришлось вернуться обратно; она сразу нашла дорогу в тело, и раз, два — человек ожил! Он уверял потом, что пережил ужаснейшую ночь в жизни; даже за две серебряных марки не согласился бы он пережить такие страсти во второй раз; но теперь дело было, слава Богу, покончено.
В тот же день его выписали из больницы, а калоши остались там.
Всякий копенгагенец, конечно, знает наружный вид «Больницы Фридерика», но, может быть, историю эту прочтут и не копенгагенцы, поэтому нужно дать маленькое описание.
Больница отделена от улицы довольно высокою решёткой из толстых железных прутьев, расставленных настолько редко, что, как говорят, многие тощие студенты-медики могли отлично протискиваться между ними, когда им нужно было сделать в неурочный час маленький визит по-соседству. Труднее всего в таких случаях было просунуть голову, так что и тут, как вообще часто в жизни, малоголовые оказывались счастливцами.
Ну, вот, для вступления и довольно.
В этот вечер в больнице дежурил как раз такой
