Страница:Андерсен-Ганзен 2.pdf/103

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана


однообразные, тяжелые, скорбные дни. Со слезами на глазахъ, печально смотрѣли на мать домашніе,—она не слушала ихъ утѣшеній, да и какія утѣшенія могли они предложить ей,—они сами были въ такомъ горѣ.

Сонъ, казалось, совсѣмъ покинулъ ее, а онъ одинъ могъ бы оказать ей лучшую услугу, подкрѣпивъ тѣло и успокоивъ душу. Домашніе уговаривали ее ложиться въ постель, она слушалась и лежала тихо, словно спала. Но однажды ночью мужъ прислушался къ ея дыханію, и ему показалось, что она дѣйствительно нашла, наконецъ, покой и облегченіе во снѣ. Онъ набожно сложилъ руки, помолился и скоро заснулъ самъ здоровымъ, крѣпкимъ сномъ. Онъ не слышалъ, какъ она поднялась, накинула на себя платье и тихонько вышла изъ дома, чтобы направиться туда, куда день и ночь влекли ее мысли—на могилу своего ребенка. Она прошла черезъ садъ, прилегавшій къ дому, въ поле и свернула на тропинку, которая вела за городъ, на кладбище. Никто не видалъ ея, и она никого.

Стояла чудная, ясная звѣздная ночь. Воздухъ былъ еще такъ мягокъ, сентябрь только начался. Мать вошла на кладбище и остановилась у могилки, похожей скорѣе на большой букетъ благоухающихъ цвѣтовъ. Опустившись на колѣни, она приникла лицомъ къ могилѣ, словно надѣясь увидѣть сквозь толстый земляной покровъ своего мальчика. Какъ живо помнила она его улыбку, любовное выраженіе глазъ! Они были все тѣ же даже на одрѣ болѣзни! Не забыть ей ихъ никогда! Какъ много говорилъ его взоръ, когда она наклонялась къ нему и брала его за руку, которую самъ онъ уже не въ силахъ былъ приподнять!.. И вотъ, какъ прежде, бывало, сидѣла она возлѣ его кроватки, такъ теперь сидѣла у его могилки! Но теперь она могла дать полную волю своимъ слезамъ, и онѣ ручьемъ бѣжали на могилу.

— Хочешь туда, къ твоему ребенку?—раздался возлѣ нея чей-то голосъ. Онъ прозвучалъ такъ ясно и такъ глубоко отозвался въ ея сердцѣ. Она оглянулась; возлѣ нея стояла человѣческая фигура, закутанная въ длинный черный плащъ, съ капюшономъ на головѣ. Она заглянула въ ея лицо: оно было строго, но внушало довѣріе, глаза горѣли чисто юношескимъ огнемъ.

— Къ моему ребенку!—повторила съ отчаянною мольбой мать.


Тот же текст в современной орфографии

однообразные, тяжёлые, скорбные дни. Со слезами на глазах, печально смотрели на мать домашние, — она не слушала их утешений, да и какие утешения могли они предложить ей, — они сами были в таком горе.

Сон, казалось, совсем покинул её, а он один мог бы оказать ей лучшую услугу, подкрепив тело и успокоив душу. Домашние уговаривали её ложиться в постель, она слушалась и лежала тихо, словно спала. Но однажды ночью муж прислушался к её дыханию, и ему показалось, что она действительно нашла, наконец, покой и облегчение во сне. Он набожно сложил руки, помолился и скоро заснул сам здоровым, крепким сном. Он не слышал, как она поднялась, накинула на себя платье и тихонько вышла из дома, чтобы направиться туда, куда день и ночь влекли её мысли — на могилу своего ребёнка. Она прошла через сад, прилегавший к дому, в поле и свернула на тропинку, которая вела за город, на кладбище. Никто не видал её, и она никого.

Стояла чудная, ясная звёздная ночь. Воздух был ещё так мягок, сентябрь только начался. Мать вошла на кладбище и остановилась у могилки, похожей скорее на большой букет благоухающих цветов. Опустившись на колени, она приникла лицом к могиле, словно надеясь увидеть сквозь толстый земляной покров своего мальчика. Как живо помнила она его улыбку, любовное выражение глаз! Они были всё те же даже на одре болезни! Не забыть ей их никогда! Как много говорил его взор, когда она наклонялась к нему и брала его за руку, которую сам он уже не в силах был приподнять!.. И вот, как прежде, бывало, сидела она возле его кроватки, так теперь сидела у его могилки! Но теперь она могла дать полную волю своим слезам, и они ручьём бежали на могилу.

— Хочешь туда, к твоему ребёнку? — раздался возле неё чей-то голос. Он прозвучал так ясно и так глубоко отозвался в её сердце. Она оглянулась; возле неё стояла человеческая фигура, закутанная в длинный чёрный плащ, с капюшоном на голове. Она заглянула в её лицо: оно было строго, но внушало доверие, глаза горели чисто юношеским огнём.

— К моему ребёнку! — повторила с отчаянною мольбой мать.