„Ну я-то сумѣю сберечь свою шкуру! Смѣлость города беретъ!“
Солнце стояло уже высоко, когда онъ подошелъ къ узкому проливу, соединявшему западное море съ Ниссумфіордомъ. Оглянувшись назадъ, онъ увидалъ вдали двухъ верховыхъ, а на нѣкоторомъ разстояніи за ними еще нѣсколькихъ пѣшихъ людей; всѣ они, видимо, спѣшили. Ну да ему-то что за дѣло?
Лодка была у другого берега; Юргенъ кликнулъ перевозчика; отчалили, но не успѣли выѣхать на середину пролива, какъ мчавшіеся во весь опоръ верховые доскакали до берега и принялись кричать, приказывая Юргену именемъ закона вернуться обратно. Юргенъ въ толкъ не могъ взять, что имъ отъ него надо, но разсудилъ, что лучше всего вернуться, самъ взялся за одно весло и принялся грести обратно къ берегу. Едва лодка причалила, люди, толпившіеся на берегу, вскочили въ нее и скрутили Юргену руки веревкою; онъ и опомниться не успѣлъ.
— Погоди! Поплатишься головой за свое злодѣйство!—сказали они.—Хорошо, что мы поймали тебя!
Обвиняли его ни больше, ни меньше, какъ въ убійствѣ: Мортена нашли съ перерѣзаннымъ горломъ. Одинъ изъ рыбаковъ встрѣтилъ вчера Юргена поздно вечеромъ на пути къ жилищу Мортена, Юргенъ уже не разъ угрожалъ послѣднему ножомъ—значитъ, онъ и убійца! Слѣдовало крѣпко стеречь его; въ Рингкьёпингѣ—самое вѣрное мѣсто, да не скоро туда доберешься. Дулъ какъ разъ западный вѣтеръ; въ какіе-нибудь полчаса, а то и меньше, можно было переправиться черезъ заливъ и выѣхать на рѣку Скэрумъ, а оттуда ужъ всего четверть мили до Сѣвернаго Восборга, гдѣ тоже есть крѣпкій замокъ съ валами и рвами. Въ лодкѣ былъ вмѣстѣ съ другими братъ старосты, и онъ полагалъ, что имъ разрѣшатъ посадить Юргена въ яму, гдѣ сидѣла вплоть до самой своей казни „Долговязая Маргарита“.
Оправданій Юргена не слушали: капли крови на рубашкѣ уличали его. Самъ-то онъ зналъ, что невиненъ, но другіе этому не вѣрили, и онъ рѣшилъ покориться судьбѣ.
Лодка пристала какъ разъ у того вала, гдѣ возвышался нѣкогда замокъ рыцаря Бугге, и гдѣ останавливались отдохнуть Юргенъ и его родители, на пути на пиръ, на поминки. Ахъ, эти четыре счастливыхъ, свѣтлыхъ дня дѣтства!.. Теперь его вели по той же самой дорогѣ, по тѣмъ же лугамъ, къ Сѣ-
«Ну я-то сумею сберечь свою шкуру! Смелость города берёт!»
Солнце стояло уже высоко, когда он подошёл к узкому проливу, соединявшему западное море с Ниссумфиордом. Оглянувшись назад, он увидал вдали двух верховых, а на некотором расстоянии за ними ещё нескольких пеших людей; все они, видимо, спешили. Ну да ему-то что за дело?
Лодка была у другого берега; Юрген кликнул перевозчика; отчалили, но не успели выехать на середину пролива, как мчавшиеся во весь опор верховые доскакали до берега и принялись кричать, приказывая Юргену именем закона вернуться обратно. Юрген в толк не мог взять, что им от него надо, но рассудил, что лучше всего вернуться, сам взялся за одно весло и принялся грести обратно к берегу. Едва лодка причалила, люди, толпившиеся на берегу, вскочили в неё и скрутили Юргену руки верёвкою; он и опомниться не успел.
— Погоди! Поплатишься головой за своё злодейство! — сказали они. — Хорошо, что мы поймали тебя!
Обвиняли его ни больше, ни меньше, как в убийстве: Мортена нашли с перерезанным горлом. Один из рыбаков встретил вчера Юргена поздно вечером на пути к жилищу Мортена, Юрген уже не раз угрожал последнему ножом — значит, он и убийца! Следовало крепко стеречь его; в Рингкьёпинге — самое верное место, да не скоро туда доберёшься. Дул как раз западный ветер; в какие-нибудь полчаса, а то и меньше, можно было переправиться через залив и выехать на реку Скэрум, а оттуда уж всего четверть мили до Северного Восборга, где тоже есть крепкий замок с валами и рвами. В лодке был вместе с другими брат старосты, и он полагал, что им разрешат посадить Юргена в яму, где сидела вплоть до самой своей казни «Долговязая Маргарита».
Оправданий Юргена не слушали: капли крови на рубашке уличали его. Сам-то он знал, что невинен, но другие этому не верили, и он решил покориться судьбе.
Лодка пристала как раз у того вала, где возвышался некогда замок рыцаря Бугге, и где останавливались отдохнуть Юрген и его родители, на пути на пир, на поминки. Ах, эти четыре счастливых, светлых дня детства!.. Теперь его вели по той же самой дороге, по тем же лугам, к Се-
