верному Восборгу, гдѣ по прежнему стояла осыпанная цвѣтами бузина и цвѣтущія, душистыя липы. Онъ словно только вчера проходилъ тутъ.
Въ лѣвомъ надворномъ крылѣ замка, подъ одною изъ высокихъ лѣстницъ, открывался спускъ въ низкій сводчатый подвалъ. Оттуда выведена была на казнь „Долговязая Маргарита“. Она съѣла пять дѣтскихъ сердецъ и думала, что, если съѣстъ еще два, пріобрѣтетъ умѣнье летать и дѣлаться невидимкою. Въ стѣнѣ была пробита крошечная отдушина, но освѣжающій ароматъ душистыхъ липъ не могъ черезъ нее пробраться. Сырость, плѣсень, голыя доски вмѣсто постели—вотъ что нашелъ Юргенъ въ подвалѣ. Но чистая совѣсть, говорятъ, мягкая подушка, значитъ—Юргену спалось хорошо.
Толстая дверь была заложена тяжелымъ желѣзнымъ болтомъ, но призраки суевѣрія проникаютъ и черезъ замочную скважину, проникаютъ и въ барскія хоромы, и въ рыбачьи хижины, а сюда, къ Юргену, пробирались и подавно. Онъ сидѣлъ и думалъ о „Долговязой Маргаритѣ“, о ея злодѣяніи… Въ воздухѣ какъ будто витали еще ея послѣднія мысли, мысли, которымъ она предавалась въ ночь передъ казнью. Приходили Юргену на умъ и разсказы о чудесахъ, какія совершались тутъ при жизни помѣщика Сванведеля: собаку, сторожившую мостъ, каждое утро находили повѣшенною на цѣпи на перилахъ моста. Всѣ эти мрачныя мысли осаждали и пугали Юргена, и лишь одно воспоминаніе озаряло подвалъ солнечнымъ лучомъ—воспоминаніе о цвѣтущей бузинѣ и липахъ.
Впрочемъ, не долго сидѣлъ онъ тутъ; его перевели въ Рингкьёпингъ, въ такое же суровое заточеніе.
Въ тѣ времена было не то, что въ наши; плохо приходилось бѣдному человѣку. У всѣхъ еще въ памяти было, какъ крестьянскіе дворы и цѣлыя селенія обращались въ новыя господскія помѣстья, какъ любой кучеръ или лакей становился судьею и присуждалъ бѣдняка крестьянина за самый ничтожный проступокъ къ лишенію надѣла или къ плетямъ. Кое-что подобное и продолжало еще твориться въ Ютландіи: вдали отъ королевской резиденціи и просвѣщенныхъ блюстителей порядка и права, съ закономъ поступали довольно произвольно. Такъ это было еще спола́горя, что Юргену пришлось потомиться въ заключеніи!
Что за холодъ стоялъ въ помѣщеніи, куда его засадили!
верному Восборгу, где по-прежнему стояла осыпанная цветами бузина и цветущие, душистые липы. Он словно только вчера проходил тут.
В левом надворном крыле замка, под одною из высоких лестниц, открывался спуск в низкий сводчатый подвал. Оттуда выведена была на казнь «Долговязая Маргарита». Она съела пять детских сердец и думала, что, если съест ещё два, приобретёт уменье летать и делаться невидимкою. В стене была пробита крошечная отдушина, но освежающий аромат душистых лип не мог через неё пробраться. Сырость, плесень, голые доски вместо постели — вот что нашёл Юрген в подвале. Но чистая совесть, говорят, мягкая подушка, значит — Юргену спалось хорошо.
Толстая дверь была заложена тяжёлым железным болтом, но призраки суеверия проникают и через замочную скважину, проникают и в барские хоромы, и в рыбачьи хижины, а сюда, к Юргену, пробирались и подавно. Он сидел и думал о «Долговязой Маргарите», о её злодеянии… В воздухе как будто витали ещё её последние мысли, мысли, которым она предавалась в ночь перед казнью. Приходили Юргену на ум и рассказы о чудесах, какие совершались тут при жизни помещика Сванведеля: собаку, сторожившую мост, каждое утро находили повешенною на цепи на перилах моста. Все эти мрачные мысли осаждали и пугали Юргена, и лишь одно воспоминание озаряло подвал солнечным лучом — воспоминание о цветущей бузине и липах.
Впрочем, недолго сидел он тут; его перевели в Рингкьёпинг, в такое же суровое заточение.
В те времена было не то, что в наши; плохо приходилось бедному человеку. У всех ещё в памяти было, как крестьянские дворы и целые селения обращались в новые господские поместья, как любой кучер или лакей становился судьёю и присуждал бедняка крестьянина за самый ничтожный проступок к лишению надела или к плетям. Кое-что подобное и продолжало ещё твориться в Ютландии: вдали от королевской резиденции и просвещённых блюстителей порядка и права, с законом поступали довольно произвольно. Так это было ещё спола́горя, что Юргену пришлось потомиться в заключении!
Что за холод стоял в помещении, куда его засадили!
