лѣсу сосѣдней страны, путника, все богатство котораго, всѣ надежды на будущее заключались въ исписанныхъ листахъ, повѣствовавшихъ о „Фіеско“. Онъ могъ бы разсказать и о единственныхъ цѣнителяхъ—все, вѣдь, художникахъ—которые улизнули изъ комнаты во время чтенія этого произведенія и занялись игрою въ кегли! Онъ могъ бы разсказать о блѣдномъ бѣглецѣ, жившемъ недѣли, мѣсяцы на бѣдномъ постояломъ дворѣ, гдѣ самъ хозяинъ пилъ и бушевалъ, гдѣ царило буйное веселье въ то время, какъ юноша воспѣвалъ идеалы. Тяжелые, мрачные дни! Но сердце должно выстрадать все, о чемъ ему суждено пѣть.
Мрачные дни, холодныя ночи пронеслись и надъ старымъ колоколомъ, но онъ-то не чувствовалъ ихъ, какъ чувствуетъ тяжесть своего земного испытанія колоколъ въ человѣческой груди. Какъ же жилось молодому человѣку? Какъ жилось старому колоколу? Да колоколъ отправился въ далекій путь, куда дальше, чѣмъ разносился когда-то съ колокольни его звонъ, а звонъ колокола, звучавшаго въ груди молодаго человѣка, разнесся еще куда дальше; дальше, чѣмъ когда-либо ступала нога юноши, дальше, чѣмъ видѣлъ его глазъ; звонъ этотъ разносится по всему свѣту еще и до сихъ поръ. Но послушай сперва о церковномъ колоколѣ! Его увезли изъ Марбаха, продали, какъ старую мѣдь, въ баварскую землю. Какъ же онъ туда попалъ и когда? Объ этомъ пусть разскажетъ онъ самъ, коли можетъ; это не важно. Намъ довольно знать, что онъ попалъ въ столицу Баваріи. Много лѣтъ прошло съ тѣхъ поръ, какъ онъ упалъ съ колокольни; пора было его перелить, и вотъ, изъ него рѣшили отлить часть памятника великому сыну нѣмецкаго народа и страны. Послушай же, что вышло! Какія чудесныя совпаденія бываютъ на бѣломъ свѣтѣ! Въ Даніи, на одномъ изъ зеленыхъ острововъ, гдѣ шумятъ буковые лѣса, гдѣ такое множество кургановъ, жилъ-былъ бѣдный, бѣдный мальчикъ; онъ ходилъ въ деревянныхъ башмакахъ и носилъ въ старенькомъ платочкѣ обѣдъ своему отцу, рѣзчику, работавшему на верфи. Этотъ бѣдный мальчикъ сдѣлался гордостью своей родины,—онъ высѣкалъ изъ мрамора чудныя статуи, дивившія весь міръ. Ему-то именно и выпало на долю вылѣпить изъ глины прекрасный, величавый образъ, который потомъ отлили изъ металла, изображеніе того, чье имя отецъ занесъ въ свою библію, Іоганна-Христофа-Фридриха.
лесу соседней страны, путника, всё богатство которого, все надежды на будущее заключались в исписанных листах, повествовавших о «Фиеско». Он мог бы рассказать и о единственных ценителях — всё, ведь, художниках — которые улизнули из комнаты во время чтения этого произведения и занялись игрою в кегли! Он мог бы рассказать о бледном беглеце, жившем недели, месяцы на бедном постоялом дворе, где сам хозяин пил и бушевал, где царило буйное веселье в то время, как юноша воспевал идеалы. Тяжёлые, мрачные дни! Но сердце должно выстрадать всё, о чём ему суждено петь.
Мрачные дни, холодные ночи пронеслись и над старым колоколом, но он-то не чувствовал их, как чувствует тяжесть своего земного испытания колокол в человеческой груди. Как же жилось молодому человеку? Как жилось старому колоколу? Да колокол отправился в далёкий путь, куда дальше, чем разносился когда-то с колокольни его звон, а звон колокола, звучавшего в груди молодого человека, разнёсся ещё куда дальше; дальше, чем когда-либо ступала нога юноши, дальше, чем видел его глаз; звон этот разносится по всему свету ещё и до сих пор. Но послушай сперва о церковном колоколе! Его увезли из Марбаха, продали, как старую медь, в баварскую землю. Как же он туда попал и когда? Об этом пусть расскажет он сам, коли может; это не важно. Нам довольно знать, что он попал в столицу Баварии. Много лет прошло с тех пор, как он упал с колокольни; пора было его перелить, и вот, из него решили отлить часть памятника великому сыну немецкого народа и страны. Послушай же, что вышло! Какие чудесные совпадения бывают на белом свете! В Дании, на одном из зелёных островов, где шумят буковые леса, где такое множество курганов, жил-был бедный, бедный мальчик; он ходил в деревянных башмаках и носил в стареньком платочке обед своему отцу, резчику, работавшему на верфи. Этот бедный мальчик сделался гордостью своей родины, — он высекал из мрамора чудные статуи, дивившие весь мир. Ему-то именно и выпало на долю вылепить из глины прекрасный, величавый образ, который потом отлили из металла, изображение того, чьё имя отец занёс в свою библию, Иоганна-Христофа-Фридриха.
