что скоро начнетъ дуть попутный вѣтеръ. Птенцы наши постоятъ за себя на маневрахъ, насколько я ихъ знаю!
И обрадовалась же супруга викинга, найдя утромъ у своей груди крошечную, прелестную дѣвочку! Она принялась цѣловать и ласкать малютку, но та начала кричать и отбиваться ручонками и ножонками; ласки, видимо, были ей не по вкусу. Наплакавшись и накричавшись, она, наконецъ, уснула, и тогда нельзя было не залюбоваться прелестнымъ ребенкомъ! Жена викинга не помнила себя отъ радости; на душѣ у нея стало такъ легко и весело,—ей пришло на умъ, что и супругъ ея съ дружиной явится такъ же нежданно, какъ малютка. И вотъ, она поставила на ноги весь домъ, чтобы успѣть приготовиться къ пріему желанныхъ гостей. По стѣнамъ развѣшали ковры собственной ея работы и работы ея служанокъ, затканные изображеніями боговъ и богинь: Одина, Тора и Фрейи. Рабы чистили старые щиты и тоже украшали ими стѣны; по скамьямъ были разложены мягкія подушки, а на очагъ, находившійся посреди главнаго покоя, навалили груду сухихъ полѣньевъ, чтобы сейчасъ же можно было развести огонь. Подъ вечеръ жена викинга такъ устала отъ всѣхъ этихъ хлопотъ, что уснула, какъ убитая.
Проснувшись рано утромъ, еще до восхода солнышка, она страшно перепугалась: дѣвочка ея исчезла! Она вскочила, засвѣтила лучину и осмотрѣлась: на постели, въ ногахъ, лежала—не малютка, а большая, отвратительная жаба. Жена викинга въ порывѣ отвращенія схватила тяжелый желѣзный, дверной болтъ и хотѣла убить животное, но оно устремило на нее такой странный, скорбный взглядъ, что она не рѣшилась его ударить. Еще разъ осмотрѣлась она кругомъ; жаба испустила тихое жалостное кваканье; тогда жена викинга отскочила отъ постели къ отверзтію, замѣнявшему окно, и распахнула деревянную ставню. Въ эту минуту какъ разъ взошло солнце; лучи его упали на постель и на жабу… Въ то же мгновеніе широкій ротъ чудовища сузился, сталъ маленькимъ, хорошенькимъ ротикомъ, все тѣло вытянулось и преобразилось—передъ женой викинга очутилась ея красавица-дочка, жабы же какъ не бывало.
— Что это?—сказала жена викинга.—Не злой-ли сонъ приснился мнѣ? Вѣдь, тутъ лежитъ мое собственное дитя, мой эльфъ!—И она прижала дѣвочку къ сердцу, осыпая поцѣлуями, но та кусалась и вырывалась, какъ дикій котенокъ.
Не въ этотъ день и не на другой вернулся самъ викингъ,
что скоро начнёт дуть попутный ветер. Птенцы наши постоят за себя на манёврах, насколько я их знаю!
И обрадовалась же супруга викинга, найдя утром у своей груди крошечную, прелестную девочку! Она принялась целовать и ласкать малютку, но та начала кричать и отбиваться ручонками и ножонками; ласки, видимо, были ей не по вкусу. Наплакавшись и накричавшись, она, наконец, уснула, и тогда нельзя было не залюбоваться прелестным ребёнком! Жена викинга не помнила себя от радости; на душе у неё стало так легко и весело, — ей пришло на ум, что и супруг её с дружиной явится так же нежданно, как малютка. И вот, она поставила на ноги весь дом, чтобы успеть приготовиться к приёму желанных гостей. По стенам развешали ковры собственной её работы и работы её служанок, затканные изображениями богов и богинь: Одина, Тора и Фрейи. Рабы чистили старые щиты и тоже украшали ими стены; по скамьям были разложены мягкие подушки, а на очаг, находившийся посреди главного покоя, навалили груду сухих поленьев, чтобы сейчас же можно было развести огонь. Под вечер жена викинга так устала от всех этих хлопот, что уснула, как убитая.
Проснувшись рано утром, ещё до восхода солнышка, она страшно перепугалась: девочка её исчезла! Она вскочила, засветила лучину и осмотрелась: на постели, в ногах, лежала — не малютка, а большая, отвратительная жаба. Жена викинга в порыве отвращения схватила тяжёлый железный, дверной болт и хотела убить животное, но оно устремило на неё такой странный, скорбный взгляд, что она не решилась его ударить. Ещё раз осмотрелась она кругом; жаба испустила тихое жалостное кваканье; тогда жена викинга отскочила от постели к отверстию, заменявшему окно, и распахнула деревянную ставню. В эту минуту как раз взошло солнце; лучи его упали на постель и на жабу… В то же мгновение широкий рот чудовища сузился, стал маленьким, хорошеньким ротиком, всё тело вытянулось и преобразилось — перед женой викинга очутилась её красавица-дочка, жабы же как не бывало.
— Что это? — сказала жена викинга. — Не злой ли сон приснился мне? Ведь, тут лежит моё собственное дитя, мой эльф! — И она прижала девочку к сердцу, осыпая поцелуями, но та кусалась и вырывалась, как дикий котёнок.
Не в этот день и не на другой вернулся сам викинг,
