Мотылекъ спросилъ еще разъ, потомъ еще, отвѣта все не было, онъ соскучился и прямо полетѣлъ свататься.
Это было раннею весной; всюду цвѣли подснѣжники и крокусы.
— Недурны!—сказалъ мотылекъ.—Миленькія подросточки! Только… зеленоваты больно!
Мотылекъ, какъ и всѣ юноши, искалъ дѣвицъ постарше.
Потомъ онъ оглядѣлъ другихъ и нашелъ, что анемоны горьковаты, фіалки немножко сантиментальны, тюльпаны—щеголихи, бѣлыя лиліи простоваты, липовые цвѣты и малы, да и родни у нихъ пропасть, яблочные цвѣты, конечно, чуть-чуть не розы, но ужъ черезчуръ недолговѣчны: вѣтромъ пахнуло, и нѣтъ ихъ, стоитъ-ли тутъ жениться? Горошекъ понравился ему больше всѣхъ: бѣлорозовый, просто кровь съ молокомъ, нѣжный, изящный, да и на кухнѣ не ударитъ лицомъ въ грязь, словомъ, дѣвица хоть куда! Мотылекъ совсѣмъ было ужъ собрался посвататься, да вдругъ увидалъ рядомъ стручекъ съ увядшимъ цвѣткомъ.
— Это… кто же?—спросилъ онъ.
— Сестрица моя!—отвѣчалъ горошекъ.
— Такъ потомъ и вы такая же будете?
Мотылекъ испугался и поскорѣе улетѣлъ прочь.
Черезъ изгородь перевѣшивалась цѣлая масса каприфолій; но эти барышни съ вытянутыми желтыми физіономіями были ему совсѣмъ не по вкусу. Да, но что же было ему по вкусу? Подите, узнайте!
Весна прошла, прошло и лѣто, настала осень, а мотылекъ не подвинулся съ своимъ сватовствомъ ни на шагъ. Появились новые цвѣты въ роскошныхъ нарядахъ, но что толку? Съ годами сердце все больше и больше начинаетъ тосковать о весенней свѣжести, объ оживляющемъ ароматѣ юности, а не искать же ихъ у осеннихъ георгинъ и штокъ-розъ! И мотылекъ полетѣлъ къ кудрявой мятѣ.
— На ней нѣтъ никакихъ особыхъ цвѣтовъ, но она вся одинъ сплошной благоухающій цвѣтъ, ее я и возьму!
И онъ посватался.
Но мята не шелохнула листочкомъ и, наконецъ, сказала:
— Дружба и—больше ничего! Мы оба стары; друзьями мы еще можемъ быть, но пожениться?.. Нѣтъ, что за дурачество на старости лѣтъ!
Такъ мотылекъ и остался ни съ чѣмъ. Онъ ужъ черезчуръ
Мотылёк спросил ещё раз, потом ещё, ответа всё не было, он соскучился и прямо полетел свататься.
Это было раннею весной; всюду цвели подснежники и крокусы.
— Недурны! — сказал мотылёк. — Миленькие подросточки! Только… зеленоваты больно!
Мотылёк, как и все юноши, искал девиц постарше.
Потом он оглядел других и нашёл, что анемоны горьковаты, фиалки немножко сентиментальны, тюльпаны — щеголихи, белые лилии простоваты, липовые цветы и малы, да и родни у них пропасть, яблочные цветы, конечно, чуть-чуть не розы, но уж чересчур недолговечны: ветром пахнуло, и нет их, стоит ли тут жениться? Горошек понравился ему больше всех: бело-розовый, просто кровь с молоком, нежный, изящный, да и на кухне не ударит лицом в грязь, словом, девица хоть куда! Мотылёк совсем было уж собрался посвататься, да вдруг увидал рядом стручок с увядшим цветком.
— Это… кто же? — спросил он.
— Сестрица моя! — отвечал горошек.
— Так потом и вы такая же будете?
Мотылёк испугался и поскорее улетел прочь.
Через изгородь перевешивалась целая масса каприфолий; но эти барышни с вытянутыми жёлтыми физиономиями были ему совсем не по вкусу. Да, но что же было ему по вкусу? Пойдите, узнайте!
Весна прошла, прошло и лето, настала осень, а мотылёк не подвинулся со своим сватовством ни на шаг. Появились новые цветы в роскошных нарядах, но что толку? С годами сердце всё больше и больше начинает тосковать о весенней свежести, об оживляющем аромате юности, а не искать же их у осенних георгин и шток-роз! И мотылёк полетел к кудрявой мяте.
— На ней нет никаких особых цветов, но она вся один сплошной благоухающий цвет, её я и возьму!
И он посватался.
Но мята не шелохнула листочком и, наконец, сказала:
— Дружба и — больше ничего! Мы оба стары; друзьями мы ещё можем быть, но пожениться?.. Нет, что за дурачество на старости лет!
Так мотылёк и остался ни с чем. Он уж чересчур
